ID работы: 6096553

Свора

Гет
NC-17
Завершён
20
автор
Размер:
614 страниц, 40 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
20 Нравится 10 Отзывы 8 В сборник Скачать

Правосудие для всех

Настройки текста

– Это сообщение для Пола Окенфолда. Как Ваши дела? Это ассистентка Хантера Томпсона – Анита Баймонт. Я просматриваю сообщения… и просто пишу Вам, чтобы сообщить о том, что Хантер получил диски. Я послушала их и осталась под впечатлением, и Хантер прослушал их… и он заинтересован. Так что… мы Вам перезвоним через пару дней. Да… все очень хорошо… мы скоро свяжемся. Спасибо. До встречи.

– Позвольте прочесть это:

– Дух Никсона останется с нами до конца наших дней. Будь Вы мной, или Биллом Клинтоном, или собой, или Куртом Кобейном, или Епископом Туту, или Китом Ричардсом, или Эми Фишер, или дочерью Бориса Ельцина, или шестнадцатилетним пьяным братом ее жениха, который носит козлиную бородку, напоминающую грозовое облако на лице. И не надо принадлежать к конкретному поколению, чтобы понимать, кем был Ричард Никсон, при этом став жертвой его отвратительных нацистских экспериментов. Он навсегда отравил нашу воду. Никсона будут помнить, как классический пример умного человека, гадящего в собственном гнезде. Но он также испортил наше гнездо. И это было преступлением, которое история оставит в его памяти в качестве бренда. Опозорив и унизив институт президентства Соединенных Штатов, спасаясь бегством из Белого Дома, словно от болезни, Ричард Никсон разбил сердце тому, что называется американской мечтой.

Nixon's Spirit. Paul Oakenfold.

      – Куда пропал президент Кассиус Маунтан?       Замечательный вопрос. Его задавали на всех национальных каналах почти круглосуточно. Сюжет об исчезнувшем главе целого государства побил всевозможные рекорды в Интернете. Политики и аналитики лишь пожимали плечами. Осмелевшие депутаты, ловко переметнувшиеся к сторонникам Мастерса, выражали сожаление по поводу самоликвидации Президента, но вместе с тем соглашались, что она, несомненно, пойдет обществу на пользу. Наступила новая эра. Пора забыть о прошлом и начать двигаться дальше. Перемены необходимы на пути к заветной цели – демократии. Разве это не прекрасно? Прожить больше двадцати лет под гнетом умалишенного диктатора, чтобы наконец-то прийти к чистейшей форме народовластия, которое нам обещали и будут обещать до тех пор, пока весь мир не сгорит в огне просроченных ожиданий.       Поэтому граждане должны успокоиться и разойтись по домам. Изменения произойдут. Ждите и верьте. Но люди отказались принимать участие в сомнительной лотерее – их больше устраивала акция протеста. Гнев и хроническая усталость слишком долго копились в массах, не имея шанса вырваться наружу ни в какой иной форме, кроме как неподконтрольных уличных протестов. Обращение двух ключевых политических фигур возымело должный эффект: сначала выступление Волкера, приправленное толикой фирменной эмоциональности, а затем бравада кандидата от народа по имени Гудвин, решившего бороться с продажной журналистикой – этот тандем продал немало билетов на первый ряд популярного шоу "Революция по понедельникам".       Представители Мастерса, включая его самого, призывали к мирному урегулированию, к диалогу и отказу от радикализма. Но отчего-то никто не слушал временное правительство. Требования акции протеста были весьма простыми – перевыборы. Президентские и парламентские. Обновленный состав правительства должен пересмотреть Послереволюционную Конституцию, чтобы вогнать ее в демократические рамки и исполнить все предвыборные обещания предшественников. Коих было не так много за всю историю существования Республики. По необъяснимым причинам все главы государства предпочитали задерживаться в креслах до последнего. Многие оправдывали подобную узурпацию острой необходимостью в моменты кризиса. Кто, если не я? Только кризис растягивался обычно на пару десятков лет. Поэтому не надо было удивляться республиканскому стремлению заполучить долгожданные честные выборы. Или хотя бы их иллюзию. Они, республиканцы, не гнушались старой доброй сказки со счастливым концом.       Хоть где-то же ему надо быть? *       А пока что можно выразить всеобщее негодование системой при помощи плакатов и лозунгов с претензией на свободолюбие. Не обошлось без банального экстремизма: неизвестные в масках крушили ближайшие магазины известных брендов, мародерствовали и кидались сомнительной зажигательной смесью, взрывающейся прямо в толпе полицейского кордона. От таких пытались избавиться сразу – отлавливали по одиночке и насильно заталкивали в специальные машины с решетками. Обычных активистов не трогали. Мастерс лично запретил силовые подавления. Вот только не учел аналогичных методов с противоположной стороны. Народ будто сорвался с цепи. Крепкой, надежной, приковывавшей к самому дну социальной ответственности. И совершенно магическим образом ее звенья посыпались на землю, освободив исхудавшую, костистую шею.       Свобода – довольно опасное оружие. Почувствовав ее вкус на кончике языка, человек перестает себя контролировать. Его уже мало волнуют принципы демократии, ее возможные ответвления и преимущества. Эти красивые ликбезы лучше оставить пустословам-политикам и менеджерам среднего звена. А рядовым гражданам оставьте возможность бороться с несправедливостью ради свободы! Если при этом кто-то пострадает, то ничего страшного. Без жертв на войне не обойтись. Однако пока пострадали лишь витрины случайных магазинов и рейтинг Мастерса прямо перед выборами. Впоследствии он опомнился и, созвав силовиков, распорядился зачистить площадь в ближайшие пару часов.       Увы, план потерпел сокрушительное фиаско.       Специальные военные подразделения немного перестарались. Не надо было им всех волочить за рубаху на виселицу. Времена беспомощного средневекового люда прошли. Отныне забавные человечки с низменными потребностями давали отпор. Нельзя нанести кому-то обиду, а потом сделать вид, что ничего не произошло. Озлобленный нищетой и духовным рабством народ вдруг подал голос. Громкий, раскатистый и внятный. Впрочем, в этом вся опасность тоталитаризма или авторитаризма – по мнению разных образованных академиков-политологов – резкий обвал той самой системы . Рано или поздно любой привыкнет к рабским оковам. Их не нужно срывать или снимать добровольно. Стоит плавно подойти к такой ювелирной работе. В инструкции прописаны точечные и аккуратные движения, потихоньку освобождающие от металлического ошейника. К несчастью, Мастерс совершил типичную ошибку новичка – прибрал к рукам всю власть, после чего, в явном порыве великодушия, пообещал то, что не в состоянии выполнить.       В результате легкая нестабильная политическая ситуация превратилась в общую акцию протеста с конкретными требованиями и своевременными ответами на неправомерные действия того же правительства, пообещавшего нововведения. Более того, настроением бунтовщиков, если их так можно было назвать, непосредственно руководил всеми любимый господин Волкер. Любое его слово, даже никак не касающееся тяжелой обстановки, подхватывалось лояльными СМИ и очень быстро доносились до чутких масс. Несколько заявлений в отношениинынешнего Президента – так его насмешливо именовали в социальных сетях – привели к колоссальному успеху у самых разных слоев населения. Даже аполитичных. В конце концов дошло до того, что всеобщий любимчик Кардинал появился на импровизированной трибуне в самом сердце городской площади кровожадного Пеймона и всем поклялся довести новую Революцию до победного конца.       – Только взгляни на них, Курт. Наивны в своем невежестве, – откинувшись на спинку порванного кресла с полинявшей обивкой, Кассиус с интересом наблюдал за хаотичными передвижениями безудержной толпы. Старый телевизор советских времен с переменным успехом транслировал тусклую картинку уличных протестов. – По нашим закрытым социологическим опросам, рейтинг господина Волкера всегда варьировался от тотальной ненависти до двадцати процентов с очень сильной натяжкой. Возможно, показатели были бы меньше, если бы не действия Мастерса и тот факт, что отрицательных чисел в социологии не бывает. – раздавшийся за спиной легкий смешок был едва различим из-за раздражающего шипения техники. – И никто никогда не мог объяснить этот феномен. Почему знаменитый Принц Республики не пользовался популярностью у простого народа? Хотя на достижение подобного эффекта затрачивались немалые ресурсы. – сжав рукой убогий деревянный подлокотник, мужчина выпрямился и слегка наклонил голову. – А теперь – взгляни на него. Любимчик публики. Великий Лидер. Сын Народа!       – И чем же объясним такой непредвиденный подъем по карьерной лестнице? – охрипший голос Симмонса, преданно охранявшего покой бежавшего Президента, почему-то успокаивал. Иногда даже погружал в сон. Издержки профессии преподавателя в университете.       – Не расстраивайте меня, господин Министр. Неужели Вы не замечали, кто сопровождает его на все мероприятия и так называемые встречи с поклонниками? – полуобернувшись, Маунтан ждал ответа, но в итоге получил лишь уставшее пожатие плечами. Можно понять. Несколько месяцев они не покидали удушливое помещение с отсыревшими стенами и полной звукоизоляцией. От внешнего безумного, безумного мира их отделяет несколько метров бетонных стен и железная, хорошо замаскированная бункерная дверь. В таком ящике когда-то застрелился Гитлер. – Ну же, ни одной догадки? Двадцать лет назад Ваши откровенные противники уверяли меня, что я точно совершу ошибку, если назначу Вас на пост министра иностранных дел. Вы настолько близоруки? – не дождавшись пояснений, Кассиус повернулся обратно к экрану и указал пальцем на женскую фигуру, неизменно появляющуюся на сцене вместе с Волкером. – Народ приветствует не его. А ее. Воистину, пути Господни неисповедимы.       – Возникли очередные сложности, господин Президент. Наши источники сообщают, что недавно был арестован Фабиан Новак. Сейчас он находится в следственном изоляторе в столице и ждет суда. Нам также известно, что Мастерс и Гровер оказали давление на Мартина Кинахан, вынудив подписать заявление об отставке, но должность пока сохранена за ним. Как и за остальными подписавшимися министрами. Более того, ООН начала беспокоиться из-за массовых уличных протестов и вынесла этот вопрос на повестку дня. Так как Министр иностранных дел в настоящее время отсутствует на посту, то некому рассматривать все их запросы.       – Про ООН я подозревал очень давно. Им нужен был повод для конфликта – они его получили. С Кинаханам ситуация вполне предсказуемая. Он занимал один из желанных постов Республики и почему-то симпатизировал Волкеру. Фактически, он его человек. Но вот арест Фабиана… И по какому обвинению?       – Не уточняется. СМИ предполагают гос. измену, но точных сведений нет. Прокурор не выдвинул обвинений или не озвучил, – придерживаясь рукой за табуретку у стены, Симмонс достал платок и обмакнул им вспотевшее лицо. В мизерной комнатушке не было жарко, хотя батарея работала на полную мощность, однако долгий спуск в подземное помещение отнимал много времени и сил. А у шестидесятилетнего старика на государственной должности их оставалось не так много. – Я знаю, вы вместе служили.       – Технически, не совсем так. Фабиан презирал любой вид кровопролития. Отказался даже брать оружие в руки по соображениям совести. Им двигали религиозные мотивы. – в словах Всеотца чувствовалось возмущение самим фактом существования таких идей. – Я знал немало человек, для которых Святой Дух был ценнее собственной жизни. Но они убивали других людей толпами, выжигали напалмом целые города. Но не Фабиан. Ему нравилось исправлять величайшие грехи и пороки человечества. Поэтому он стал военным врачом и перематывал мои раны столько раз, что в какой-то момент времени мне казалось, будто он знает мое тело лучше меня самого. Это, вкупе с прекрасным юридическим образованием, позволило ему занять должность Верховного Судьи. Только не особо это помогло. – углубившись в раздумья, Кассиус не сразу заметил, как на экране появилась Генеральная Ассамблея главной интернациональной организации. Мужчины и женщины в сдержанных костюмах сновали по залу с документами и папками в руках. Камера резко переключилась на человека средних лет с гладко выбритым лицом и легкой полуулыбкой. Аккуратными, немного вальяжными движениями он указывал то в одну сторону, то в другую. – Полагаю, успехи на международной арене оставляют желать лучшего? Как он справляется?       – Монтегю? Прикладывает всевозможные усилия, чтобы не допустить гуманитарной миссии, – уверенно заверил своего патрона Курт, не сомневаясь в преданности дипломата. – Его самый большой плюс заключается в том, что он отстаивает интересы Республики, а не конкретных групп влияния и прочих сторонних лиц. – целеустремленный вгляд политика пробивался из-под очков, буквально кричал о безукоризненно вежливой готовности разорвать оппонентов на части. – Он из аристократической семьи потомственных дипломатов. Год назад сменил на посту своего отца.       – Мастерсу невыгодно его убирать. Америка и Европа сожрут его живьем, если разберутся, что на самом деле происходит. Но ты в нем уверен? Сразу после смерти отца назначать его новым постоянным представителем Республики в ООН?       – Я общался с ним, господин Президент, и остался под впечатлением. Проблем с Организацией у него не возникнет. Но насчет Мастерса Вы ошиблись. Есть сведения, что он собирался отозвать Монтегю в ближайшее время.       – Что? Зачем…?       – Точно скажу через несколько дней. Мои люди свяжутся с Монтегю и попытаются узнать детали, – убрав платок в карман свободно висящего пиджака, Симмонс вопросительно глядел в затылок Верховному Главнокомандующему. – Мы по-прежнему не должны никуда вмешиваться?       – Нет. Пока будем наблюдать за развитием событий. Если что-то изменится, я сообщу, – Курт не задавал лишних вопросов. Никогда. Прокашлявшись, он спешно покинул комнатку, не вступая в моральную полемику. – Еще не весь пазл собран. – сменившаяся картинка на экране вернулась к протестам, охватывающим все больше округов Республики. – Нужно немного подождать.

Республика, Эдем.

      Их было пятеро. Они собрались в главном кабинете Эдема, ставшего не просто пристанищем для неудавшихся повстанцев-наркоманов, но настоящих предводителей народных восстаний. Всего пять человек. Два профессиональных юриста, один флегматичный экономист и двое правителей разрушающегося мира. Достойны кисти любого представителя венецианской школы. Жаль, что общий сюжет будет охватывать не самый приятный период жизни этих выдающихся личностей, а именно – тотальный политический и экономический коллапс. Отсутствие главы государства не осталось незамеченным большинством западных партнеров и в какой-то момент они перекрыли финансирование. Государственные облигации рекордно упали в цене, хотя до этого держались при помощи искусственных инструментов. Вся хрупкая система, когда-то справлявшаяся с любой угрозой, посыпалась на глазах.       Как карточный домик.       Простые граждане, десятилетиями не имевшие право голоса, толпами повалили на улицы и учинили беспредел. Их попытались разогнать силой: никто не устоит перед аргументацией военного с автоматом, но это лишь распалило изголодавшийся по действиям народ. На каком-то подсознательном уровне тот понимал, что у Мастерса не хватит духу применить оружие. Он способен только на красивые речи и печальные оправдания. Поэтому национальную гвардию оттеснили к Ратуше и заставили стеречь покой испуганных хозяев. Затем протестные настроения начала подогревать оппозиция, новая и старая. Многие политики попытались воспользоваться ситуацией и перетянуть внимание прессы на себя, чтобы постепенно начать ассоциироваться у всех с лидерством. Однако Волкер, умело манипулирующий неопытными массами, предотвратил любое поползновение на лавры неоспоримого короля.       Арест судьи Верховного Трибунала и близкого друга самого Кардинала окончательно уничтожил любой шанс на мирные переговоры. Вежливость была отброшена за ненадобностью, равно как сожаление и благородство. Никакой пощады ублюдкам в правительстве – они сделали выбор. И он станет последним в их паразитарной жизни. Пожираемый жаждой необъятной мести, Волкер был готов на все. Союз с представителями поганого гниющего Эдема входил в эту категорию. На войне нет места сентиментальным моральным порывам и гуманизму. Нет места нейтралитету и так называемой "позиции между". Есть лишь враги и союзники. На данном этапе. Завтра все может резко измениться. Одни станут другими, фигурки поменяются местами, мозги почувствуются на вкус. Но одно останется неизменным – личный интерес каждой стороны. Армана интересовало возмездие. Викторию – выживание. Общими усилиями они восстановят пошатнувшийся баланс сил.       – Какая срочность заставила тебя отвлечься от карьеры суперзвезды трибунного пошиба, чтобы созвать нас всех на совет? – раздраженный тон Маркуса, опустившегося в кресло по правую руку от хозяйки клуба, никак не повлиял на настроение Регента.       – Если бы меня об этом спросил Томас, то, несомненно, получил бы ответ на законных правах. В качестве полноправного советника Виктории и второго человека в клубе. Но так как вопрос мне задаешь ты…       – Туше, – миролюбиво подняв обе ладони, Маргулис призвала всех к порядку. Она устала. Весь день был потрачен на переговоры с людьми из военных ведомств. Им необходимо заручиться поддержкой нескольких генералов или полковников. – У меня много работы. Как и у всех здесь. Поэтому давайте сведем градус ненужных пререканий к минимуму и удовлетворим все просьбы и требования, если это возможно.       – Чую конструктивную беседу. Вот так нужно вести дела, – подмигнув недовольному Салливану, политик весело улыбнулся. Однако в привычном холодном взгляде не плясали искорки веселья. Скорее билась лавина гнева и отчаяния. – На самом деле причина встречи банальная. Мне нужна крупная сумма денег для подкупа Столичных судей. И, возможно, Генерального Прокурора. Пока назвать точные цифры не могу, но стартуем от шести нулей.       Сет, заведующий казной организации, на секунду оторвался от яркого экрана и прищурился. Ему не понравилась идея выпотрошить казну – единственную гарантию стабильности и безопасности всех членов клуба, – на сомнительное мероприятие. Впрочем, решать все равно не ему.       – Что случилось с твоими накоплениями? – стараясь скрыть очевидное недовольство, Виктория отвернулась и начала рыться в ящиках стола, в надежде найти сигареты.       – Официальная часть заморожена по просьбе добрых людей. Но там я много денег не держал – это было бы глупо и суммы бы не хватило в любом случае. Неофициальные активы же в порядке, но это на черный день. Если придется срочно выезжать из страны, начинать новую жизнь и все такое прочее. И еще я безработный, если ты забыла.       – То есть, моими деньгами ты пожертвовать готов, а свои держишь под надежной защитой?       – Спешу сообщить, что мои активы подразумевают дальнейшее безопасное существование для нескольких человек. На случай, если ты захочешь взять кого-нибудь из своей коллекции, заранее меня предупреди – я устрою кастинг. И ты не пройдешь, – с этими словами он указал на Марка, увлеченно разглядывающего жидкость на дне стакана. – Тома возьмем с собой. И того молчуна в белом костюме. Напомни его имя?       – Почему именно взятка? Они не собираются выпускать его под залог? – вмешался Воннегут, не желавший работать в напряженной атмосфере.       – Сет, ты прожил большую часть жизни в великой Америке, оплоте демократии и верховенства права. На наших просторах система, к сожалению, работает не так. Но плюс все-таки есть: мы тут узнаем приговор заранее. Еще до ареста. Или даже до совершения преступления. – отсалютовав бокалом, Мануэль залпом осушил его содержимое. – К тому же, Новаку вменяют гос. измену. А по-другому мы это зовем пожизненным заключением без права нахождения в тюрьме. Смерть, если проще.       – Какого числа состоится судебное заседание?       – Завтра – это какое число? – насладившись шоком на вытянувшихся лицах собеседников, Арман ухмыльнулся и пожал плечами. – Да, у изменников Родины особые привилегии. Помню, как мой отец когда-то пытался добиться мизерного возмещения ущерба – проиграл спустя два года тяжб. Но вот по части уголовного процесса у меня к судебной системе претензий нет.       – Как ты собираешься успеть собрать нужную информацию за сутки и почему не пришел раньше?       – Потому что местонахождение подсудимого было неизвестно до определенного момента. Еще меня не допускали к нему, а завтрашнее судебное заседание будет закрытым. Я едва успел оформить Кена как адвоката и добиться встречи с Новаком, – сидящий с левого края Зингер нервно закивал. – Через пару часов я поеду в изолятор, где содержат Фабиана и попытаюсь прощупать почву. А вы должны собрать деньги и публично объявить о готовности вытащить подсудимого.       – Публично объявить о готовности дать взятку? Только тебе могла прийти в голову такая ересь, – выплюнул Маркус, скривившись от абсурдности всей затеи. Видимо, где-то в глубине адвокатской души он жаждал верить в непорочность системы. Но будучи осужденным ею же на смерть, не хотел озвучивать мысли в слух.       – Во-первых, они итак возьмут деньги, невзирая на публичность. Вы не представляете, насколько сильна паника в их рядах. С одной стороны – безумный Мастерс, желающих сохранить за собой власть, но боящийся идти против народа. А с другой – озверевшая масса, готовая убить любого, на ком стоит клеймо гонителя. Во-вторых, проявив участие к судьбе знаменитого судьи, вы превратите его в жертву кровавого пост-маунтановского режима. Какими мы все, по сути, и являемся. Это превратит Новака в героя, в символ Революции. А когда насмерть перепуганные палачи увидят за окнами судебного учреждения разъяренную публику, они сами выпустят всех заключенных. И присоединятся к протестам.       – Когда узнаешь точную сумму, позвонишь Сету и согласуешь детали, – после долгих раздумий Королева приняла решение в пользу любовника. Можно по-разному относиться к персоне этого самодовольного ублюдка, но стоило отдать должное его аналитическим способностям и дальновидному политическому чутью. Он умел просчитывать все на несколько ходов вперед. – Это все?       – Если бы. Со мной недавно связался наш постоянный представитель в ООН и предложил встречу на нейтральной территории. По его словам, Мастерс хочет снять его с должности, чего мы допустить не можем, – мужчина принялся крутить собственное кольцо в виде головы ворона – свидетельство особого напряжения. – Я не успел пообщаться с ним лично, он работает всего год, но если мы потеряем связи с международным лобби и исчезнем с мировой арены… это все равно что признать поражение. Тогда у Соединенных Штатов и Европейского Союза развяжутся руки. Что уж говорить о России со своим Восточным блоком. Они превратят Республику в новую тренировочную базу. Начнется гонка вооружений и любимая игра: кто быстрее вторгнется сюда со своей долбанной гуманитарной миссией. В таком случае Новак станет наименьшей из наших бед.       – Что ты предлагаешь?       – Активизировать народные массы. Внушить им, что мы в огромной опасности. По сути, оно так, но люди плохо ориентируются в большой политике. Особенно неосязаемой заокеанской. А если мы внедрим слоганы о неспособности Мастерса эффективно управлять государством... или даже не так. Если мы внедрим в головы протестующих факт предательства Мастерса, его желание нас продать любому, кто даст больше, то он не просидит в президентском кресле и пары месяцев. – загоревшись очередной гениальной идеей, Волкер привстал и поддался вперед, гипнотизируя союзницу своими расширенными зрачками. – В случае успеха у Мастерса не останется никаких альтернатив, кроме объявления досрочных выборов. Тогда мы вступим в игру и продавим такой расклад: пусть Дуайт остается премьер-министром или президентом, а мы требуем внеочередные парламентские выборы. Запускаем туда Гудвина, который сформирует свою партию. Твой клуб формирует свою. А я начну перекупать нынешних депутатов и вербовать старых друзей. Вместе мы заходим в парламент, формируем коалицию, снимаем всех министров, включая Мастерса и официально объявляем о новых выборах. Я выиграю их без особого труда, но даже если нет, то это не будет играть никакого значения, потому что…       – Парламент не позволит Мастерсу развернуться. Мы будем блокировать каждое его решение, постепенно наращивая влияние и собирая одну треть голосов для процедуры импичмента. И он остается под нашим полным контролем.       – Разве это не прекрасно? – напрочь игнорируя окружающих, Кардинал вскочил с кресла, дабы поприветствовать будущих безоговорочных правителей страны. – Разве это не то, чего ты хотела так давно? Влияния? Власти?       – Твою же мать, – пробормотал Салливан, находящийся под впечатлением от услышанного. Хотя и подсознательно сомневаясь в радужных перспективах такого сотрудничества. – Виктория, ты вообще слышишь этот бред сумасшедшего? Неужели ты действительно рассчитываешь на него? На человека, который устроил кровавый террор и перебил десятки наших людей?! А теперь этот ублюдок любезно предлагает ввести их братию в парламент как партию?       – Мы уже много раз это проходили, Марк. Я не имею никакого отношения к тем побоищам. Ибо в ту судьбоносную ночь находился в квартире твоей работодательницы. Нужны подробности или ты сам догадаешь, о чем речь? И, к слову, я здесь живу как полноправный член общины. Еще и с определенными привилегиями.       – Довольно, – холодным тоном предупредила Перри, выдернутая из пучины сладких обещаний. – Как мы можем помочь сейчас?       – Собрать деньги для выкупа и следовать моим дальнейшим инструкциям. Разумеется, я сообщу результаты каждой встречи, проведенной с группами влияния. Пока что идут торги. Они желают точно просчитать, с кем им будет выгодно плыть в одной политической лодке. Знаете этот тип людей, которые всегда ищут выгоды? Вечно мечущаяся из угла в угол грязь. Ни совести, ни чести. – по-видимому, свежая рана давала о себе знать, раз прожженный политический циник Волкер перешел на оскорбления. – Как бы там ни было, меня радует, что СБР лояльны к нам. У них там тоже идет ожесточенная внутренняя борьба за влияние. И побеждает наш кандидат – Мэтт Раф. Он, кстати, друг детства вашего Гудвина. Ирония, не находишь? – оскалившись, Арман ненадолго погрузился в молчание. Был слышен только звук печатания текста на клавиатуре и легкий кашель вечно больного Зингера. – Что с армией?       – Как обычно – хотят денег и гарантий.       – А кто не хочет? – фыркнул Волкер, на сей раз вертя в руках телефон. Несмотря на внешний лоск, он тоже утомился вечной погоней за результатом, часто не оправдывающим ожидание. – Ладно. Я буду держать тебя в курсе. Только, пожалуйста, на этот раз возьми трубку.       – Будешь вспоминать о том случае до конца дней своих? – на секунду расслабившись, Виктория получила еще один несправедливый удар. – Я уже объяснила, почему не могла ответить. Очень деликатно отвергала предложение Мастерса похоронить тебя заживо и распить бутылку вина на твоей свежей могиле.       – Или же пила с ним это вино на брудершафт? – Регент не мог признать, что нуждался в ней в тот момент. Ему было проще причинить боль, равнозначную испытанной. Так они существовали уже больше четверти века.       – Пошел вон отсюда.       Демонстративно хмыкнув, Арман проследовал к выходу, не попрощавшись. Несчастный юрист, еще не привыкший к бурным сценам двоих вечно соперничающих любовников, вежливо кивнул на прощание и побежал за начальником. Будучи астматиком, он останавливался через каждый метр и задыхался. Но это никого не разжалобило. Маркус, в свою очередь, посидел минут пять, а затем молча удалился. Он изначально не понимал, почему позвали именно его, если некогда желанный пост второго лидера был передан родственнику Виктории. Возможно, внутри все еще гнездилась справедливая обида, но гордость не позволяла озвучить ее. В конце концов, он ведь должны подчиняться любому решению вышестоящих. А пить с ними и беседовать по душам уже не входит в круг обязанностей. Поэтому он откланялся без предупреждения. Остался лишь Сет, погруженный в ирреальный мир реальных цифр. Он часто оставался в главном кабинете, чтобы усовершенствовать очередной бюджетный проект или разобраться в отсчетах. Никто против не был.       – Ты считаешь, ему можно верить? – продолжительная гнетущая тишина нарушилась вопросом, явно неожиданным: и для того, кто должен был ответить, и для того, кто его задал. Не отрываясь от портрета покойного супруга, Маргулис бессознательно сжала кулаки.       – Кому? – мгновенно осознав ошибку, финансист тряхнул головой и спешно добавил: – Волкеру? Конечно, нет. Но особого выбора у нас нет. Это сродни банкротству фирмы. Единственный выход – слияние с другой кампанией. При этом теряешь автономию, но хотя бы место сохраняешь. А к чему вопрос? Есть причины сомневаться в нем?       – Всегда есть причины сомневаться в ком-то, – уйдя от прямого ответа, вдова наконец-то достала сигарету и вышла на балкон, навстречу теплому весеннему ветру. Скоро и эта пора закончится. Наступит знойное лето, вынуждающее прятаться под спасительным кондиционером с холодным напитком и солнцезащитными очками. Забавно, но одно такое лето когда-то перевернуло все.

Республика, несколько лет назад.

      Через несколько дней с дяди Райджела, единственного родственника, которому была интересна судьба молодой вдовы, снимут неприкосновенность, заведут уголовное дело и публично унизят. В лучшем случае. В худшем – вытащат наружу все грязные политические секреты и уничтожат карьеру, при этом обеспечив комфортное пребывание в исправительном учреждении. Раньше в Республике не злоупотребляли радикальными мерами пресечения – могли вполне ограничиться полным изъятием всевозможных денежных средств, но жизнь оставляли в качестве подарка. Как молоды мы были. В самом начале правления Кассиус не был подвержен истеричным припадкам паранойи, вынуждающим зачищать ряды партии по четным дням. Но Волкер, увы, не менялся с годами. Лишь становился более невыносимым, менее контролируемым и совершенно диким.       Увлекшись игрой в сладострастного кавалера, он часто забывал поинтересоваться мнением тех, кому не посчастливилось стать объектом воздыхания. Привыкнув получать все, что захочется из-за высокого статуса, самопровозглашенный Кардинал почему-то решил, что Виктория Маргулис – легкая цель. Очередная прелестница с душещипательной биографией, глупыми надеждами на светлое будущее и претензией на интеллект, полученный исключительно благодаря обучению в престижных университетах за счет родительского кошелька. В его вкусе. Еще не догадываясь, насколько ошибочны его суждения, Арман с удовольствием обхаживал бывшую жену опального дипломата.       За этим таилось нечто экстравагантное.       Тем не менее, получая один отказ за другим, Волкер не подозревал, в какую бездну летит. Ведь со временем это превратилось в наваждение, в навязчивую идею, в гипоманию. Ему постоянно не хватало ее, словно спасительных частиц воздуха. Ее запах въелся под кожу, отравляя кровь и вызывая брожение по венам. Находясь рядом с ней, ведя невинную беседу об искусстве, в коем он тогда ни черта не смыслил, мужчина буквально готов был взывать от рвущегося наружу зверя. Температура тела поднималась, кожа трескалась, высвобождая ядовитые пары похоти. Разум не слушался, игнорируя рациональность и выдержку. Лишившись здорового сна, Арман мог часами прогуливаться по одинокой ночной мостовой, освещенной тусклым светом фонарных столбов. Невыносимая жара добивала его.       Господи, он ведь мог заполучить кого угодно. Мужчину или женщину. Но какой смысл в нескончаемых интрижках, если они не принесут желанного успокоения? Мануэль бы отдал все, чтобы успокоить настойчивый голос, перемежающийся с отвратительным хохотом. Попытки снять напряжение в домашних условиях лишь усугубляли ситуацию. С этого момента он стал напористым и навязчивым. Однажды, после одной из длительных платонических прогулок, окончательно добивающих израненный мозг, он предложил наконец-то подняться к нему. И получил предсказуемое оправдание с красивым описанием, по какой причине это невозможно. Трудно представить ярость, пробудившуюся в недрах сознания. Его сдержало наличие прохожих вокруг, иначе их отношения прервались бы на ранней стадии. Но было больно. И, повинуясь привычке, впоследствии доведенной до автоматизма, он решил причинить боль ей. Впервые упомянул имя покойного супруга, за что был награжден звонкой пощечиной и требованием никогда больше не появляться в поле ее зрения.       Он спас Викторию и всю ее бесполезную свору от расстрельной статьи – и вот благодарность этих тварей? Он предотвратил несколько покушений на поганую суку, перешедшую дорогу всем, кому только можно было. Отчаянно лоббировал ее интересы, дабы избежать кровопролития. И все это сопровождалось унижением перед нижестоящими, откровенно удивленными возможностью приобрести новый рычаг давления на любимчика Президента. А он просто сходил с ума от любви или некого подобия этого чувства. Окончательно утратив контроль, Мануэль ринулся к машине, ворвался в салон и выжал акселератор до предела. По всему дремавшему Городу за ним гонялась полиция и чья-то личная охрана, побледневшая при виде печати президентской администрации, которая красовалась на соответствующих документах.       Ночное бдение сломало какой-то важный сдерживающий механизм в воспаленном мозгу. Пора преподать зарвавшейся сумасбродке урок вежливости. Он слишком долго вел себя пристойно и испытывал плохо скрываемое благоговение к ее персоне. Нужно показать себя с неприглядной стороны. Ему не составило огромного труда добиться снятия депутатской неприкосновенности с господина Флоррика, ее ближайшего родича, а затем принять того у себя в кабинете и попросить передать благодарность дражайшей племяннице за непосредственность и прямоту. Без нее он бы никогда не избавился от восторженности этого мира. Депутат в бешенстве покинул кабинет, оставляя интригана в полном блаженстве. Но посеять семя раздора в семье – чересчур просто. Следует подорвать основу ее набирающей влияние антиправительственной организации, уже успевшей навести шумиху в стране. Никто не был против легкого наказания для повстанцев. Они повадились ввозить контрабанду в Столицу и разные округи государства, поэтому Волкер взял и одним телефонным звонком перекрыл им все доступы к границам.       К счастью, реакция не заставила себя долго ждать. Наслаждаясь шикарным видом из окна своего просторного кабинета, Волкер небрежно потягивал подарочный ром, когда ему сообщили о том, что непрошеная гостья жаждет получить аудиенцию. Хищно облизнувшись, Советник попросил впустить посетительницу. Она, стремглав промчавшись мимо побочных помещений и огромного стола секретарши, не стала задерживаться на пороге комнаты, дабы получить приглашение. Ее эффектное бежевое пальто распахнулось от быстрой ходьбы, из-под которого виднелось легкое темное платье. Всю невыносимо впечатляющую картину дополняли стильные солнцезащитные очки.       – Ублюдок! – дрожавший от гнева голос, эхом разнесшийся по всему помещению, вызвал более широкую улыбку на устах хитрого Регента. Он упивался чужими эмоциями. Ее эмоциями. – И что ты себе позволяешь?!       – Здравствуй, Виктория. Несказанно рад видеть тебя у себя в гостях, – Армандо салютовал гостье голубоватым стаканом причудливой формы. – Что привело тебя в мою скромную обитель? Будь добра, закрой за собой дверь.       – Ты решил поиграть со мной в одну из своих игр? Делаешь вид, что ничего не произошло? – она проигнорировала любезные просьбы хозяина избежать скандала, предпочитая устроить сцену. Впрочем, секретарша привыкла к подобного рода эмоционально неустойчивым посетителям и сама потрудилась закрыть дверь, таким образом отрезав пути к отступлению. – Ждешь, что я опущусь на колени? Знаешь что? Да пошел ты к черту.       – Забавно. Твой дядя сказал так же, когда выбегал отсюда. У меня даже не возникло сомнений в том, что вы родственники.       Хлопок от очередной пощечины еще долго звенел в ушах опешившего Кардинала, не сумевшего предвидеть такой маневр. Отшатнувшись, он ощутил резкую боль в области покрасневшей щеки – короткие ногти Маргулис все же сумели расцарапать кожу и оставить после себя неглубокую кровоточащую царапину. Коснувшись израненного участка, Волкер обнаружил вязкую красную жидкость на пальцах. Любой здоровый человек отреагировал бы иначе, но Регент не относился к этому типу людей. Совсем наоборот. Поднеся окровавленную ладонь к губам, он прошелся по ней языком, чувствуя характерный привкус.       – Я не помню, когда в последний раз видел свою кровь, – улыбнувшись какому-то воспоминанию из далекого прошлого, Мануэль тут же воспользовался шансом и схватил растерянную женщину за локоть, насильно разворачивая к себе спиной. – Прошу без резких движений. Расслабься.       Он озверел. Больше никакого самоконтроля. Никаких оправданий и ожиданий. Не церемонясь, Волкер запустил испачканную руку под легкое платье. Виктория дернулась, но не предприняла заведомо безуспешных попыток вырваться. Силы покинули ее. Вся эта ситуация вокруг скандала с одним из самых влиятельных людей Республики принесла сплошные беспочвенные обвинения и несправедливые требования от близких. Исправь свою ошибку! Пойди и извинись! Сделай что-нибудь! В какой-то момент захотелось почувствовать себя по-настоящему слабой. Уязвимой. Это ведь обычная человеческая потребность, не так ли? И в данный момент только ненавистный до глубины души подонок дарил ей желанное: исследуя неподатливое тело, он легко добирался до правильных точек и сосредотачивал на них все внимание. Проклятый забавник кайфовал. И она тоже… Прошло не меньше минуты, прежде чем умелые пальцы коснулись ткани нижнего белья и будто бы невзначай подцепили самый край.       – Ваше Величество не устало от этого притворства? – уткнувшись лицом в мягкие темные волосы, источающие приятный аромат лавандового шампуня, Кардинал перешел на опасный шепот, что пробирал до дрожи политических оппонентов и невинных жертв. – Сколько лет ты продолжаешь упорно отрицать очевидное? Не признаешься самой себе в тайных желаниях? Но сегодня… – он наконец-то стянул мешавшую кружевную ткань и вновь коснулся недосягаемого места, ставшего влажным от мучительного ожидания. – Сегодня я все исправлю.       Внезапно Маргулис попыталась вырваться – не от боязни быть униженной или проигравшей, нет, это уже свершившийся факт. Скорее по привычке. Всю жизнь она мастерски лавировала между беспросветной пропастью и новыми начинаниями, при этом умудряясь поддерживать жизнь в своей сравнительно молодой организации. А взамен она не получала никакой благодарности. Только негодование. Возможно, Волкер действительно прав – она должна перестать бороться с природой своих желаний, перестать противиться неизбежному. В конце концов, их так давно друг к другу тянуло. Незримая связь выстраивалась уже тогда. Но сдаться без боя, обеспечив монстру легкую победу? Ни за что. Плавно выгнувшись, Королева практически облокотилась на мужчину, вызывая у того недовольное утробное рычание. Положив голову ему на плечо, она заглянула в ледяные осколки вместо глазниц, растопленные пламенем неконтролируемой похоти.       – Да, так лучше, – умышленно причинив непокорной жертве боль, граничащую с удовольствием, Волкер прикусил ее за мочку уха. – Скажи, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя. Скажи, и я сделаю все, о чем ты попросишь.       Сквозь затуманенный вожделением рассудок он не сразу расслышал тихий смешок, от которого все тело свела нестерпимая судорога. Замерев на долю секунды, ошарашенный Мануэль не смог проанализировать обстановку, отчего резко заморгал. Он походил на алкоголика, оказавшегося под холодным душем. Вволю насмеявшись, Перри сжала одной рукой лацкан темного пиджака, тем самым повернувшись к его обладателю лицом, а свободной рукой избавилась от очков. Она могла четче видеть смесь замешательства, шока и легкого отчаяния. Ее губы тут же растянулись в победной улыбке. Она будет преследовать их до конца жизни, напоминая о первом поражении великого политика.       – Так же сильно, как и я? – дословно повторив его фразу, Перри едва не вскрикнула, когда Арман сжал ее запястья. – Вы проиграли, Кардинал.       На следующий день он, сияющий безудержной радостью, явился к Президенту и лично попросил его остановить уголовное производство против Райджела Флоррика. Он ведь доказал лояльность и преданность партии за много лет. Какой смысл устраивать охоту на неправильных ведьм? Лицо Маунтана оставалось задумчивым вплоть до того момента, пока его преемник не вышел прочь из кабинета.

Республика, наши дни.

      Выпустив в воздух струю сизого дыма, Виктория некоторое время понаблюдала за тем, как та растворяется на фоне темного Города, усеянного желтоватыми полосками света. Одинокая улица, тянущаяся вдоль полуразрушенных домов, навевала тоску. Раньше по периметру тротуара росли деревья, чья ярко-зеленая листва шелестела летними вечерами, а глубокими осенними – устилала весь пыльный асфальт. Облокотившись на кованые перила, женщина задумалась. Ностальгия так невовремя стучалась в ее изможденный разум. Приходилось отключаться от внешнего мира, не реагировать на людей вокруг, иногда впадать в уныние. Докурив, она вышвырнула окурок вниз и, задержавшись на мгновение, вернулась обратно в кабинет, где ее ждал очередной посетитель с очередными проблемами. Иначе быть не могло, потому что господин Курц редко появлялся в главном помещении клуба без особой нужды. Он уже готов был озвучить цель своего прихода, встретив недоумевающие взгляды, однако ворвавшийся в комнату Вэнс чуть не сбил его с ног.       – Я закончил! Взгляни на это, Виктория, я закончил! – почти рухнув на ковер, Винсент все же смог удержаться на подкашивающихся ногах и добраться до громадного стола. Швырнув на середину стопку бумаг, он обмяк в кресле. – Моя лучшая статья! Я писал ее несколько суток! Я спал всего два часа. Два часа, чтобы написать статью о произволе Мастерса! Если бы моя редакция все еще была… нет, нет, нет, мы справимся без нее! Я отправлю ее всем знакомым и… это будет сенсация. Да, обещаю! Как и та статья про коррупцию, которую мы с тобой изобличили… помнишь? Будто вчера едва не сели в ту машину…       – Винни, с тобой все в порядке? – настороженно разглядывая осунувшееся лицо старого друга, Маргулис параллельно нажимала на тревожную кнопку, скрытую от глаз посторонних. Конечно, ей сообщали, что Вэнс практически не выходит из номера, постоянно бормочет себе что-то под нос и почти никогда не ложится спать, но она сбрасывала все это на особенности журналистов-профессионалов. Про нездоровый цвет лица и трясущиеся руки ей почему-то не доложили. – Ты должен успокоиться. Хочешь воды?       – Какая, к черту, вода, Виктория? На твоих глаз совершается революция мира журналистики! Ты не понимаешь? Не догадываешься? – проведя дрожавшим пальцем по выступающему на щеке белому шраму, Винсент рассмеялся. – Мы заставим их поплатиться за все. Они будут страдать. Я тебе обещаю. Я не защитил тебя тогда, пятнадцать лет назад, но теперь все изменится. Эта статья – вершина моей карьеры!       – Мы обязательно напечатаем ее, но сначала я хочу, чтобы ты показался врачу, – она заметила темную фигуру, медленно приближающуюся к нервно дрожащему репортеру. Только сейчас Перри поняла – он употребил весь годовой запас наркотиков за четыре дня беспробудного писательского запоя и изоляции. Когда эйфория закончилась, наступил момент ломки. – Я беспокоюсь о тебе.       Ни о чем не подозревая, Вэнс откинулся на кресле, положив обе руки на стол. Он рассматривал сморщенную кожу, приобретшую землистый оттенок. Реальность переплелась с вымыслом. Ему казалось, что где-то за стеной репетировал оркестр, беспощадно насилуя инструменты. Поэтому, когда пара сильных рук обхватила его сзади и протащила по ковру, никакого сопротивления не было оказано. Ибо правды не существует. Остались лишь галлюцинации в виде шепотов на ухо и бурных оваций невидимых зрителей.       – Пусть пройдет курс принудительной реабилитации. Выкачайте из него эту дрянь, – охранники в штатском, оторванные от партии в покер, кивнули и потащили уязвимое тело вниз по лестнице. – Сет, позаботься о том, чтобы его донесли в сохранности. – финансист, несмотря на удивление, поднялся из-за стола и последовал за конвоем. Виктория облегченно выдохнула, когда народу в помещении поубавилось. Но она по-прежнему была не одна. – Чем я могу помочь Вам, господин Курц?       – Знаете, мисс Маргулис, статья действительно занимательная, – незаметно для всех, эдемовец подобрал рассыпавшиеся листы бумаги и сложил их в единый текст, при этом расположившись в просторном кожаном кресле возле камина. – Здесь даже упомянуты цитаты из предсмертной записки нашего неудавшегося мэра. – поймав на себе порицающий взгляд Королевы, мужчина усмехнулся и достал из кармана курительную трубку. – Предрекая Ваш вопрос: разумеется, я ее читал. Письмо как-то просочилось в прессу, а потом его выложили в наш групповой чат.       – Вы ко всему относитесь с иронией?       – Скорее с неизбежным фатализмом. Без жертв в войне обойтись нельзя. А этому парню повезло больше, чем нам всем, – философски изрек Курц, пыхтя трубкой с особым наслаждением. – Я бы многое отдал за столь невероятно смелый порыв. Покончить с собой? Достойно восхищения. У меня лично кишка тонка для таких манипуляций с собственным телом.       – Значит, хваленый революционер боится смерти? Или боли?       – Поверьте мне, мисс, гораздо проще устраивать государственный переворот, чем терпеть боль. Любую, – скривившись от неприятных воспоминаний, гость смахнул с коричневого пиджака пару несуществующих пылинок и запустил пальцы в темную поросль на подбородке. – Мне довелось стать свидетелем пыток. Однажды я сам почти оказался на месте жертвы. Мне угрожали сломать ребра, если я не признаюсь, где скрывается Маунтан. Благо, до этого не дошло. Меня вытащили раньше, чем кто-то успел обнажить весь чудесный арсенал пыточных принадлежностей.       – Занятно, – используя край стола в качестве опоры, Виктория облокотилась на него, не теряя из виду глаза собеседника, постепенно растворяющиеся в дымке. – Вы больше полугода держали в секрете местоположение главного государственного преступника. Затем он стал Президентом и, в сущности, превратился в того диктатора, которого все так отчаянно пытались свергнуть. И Вы прекрасно это знали. Поэтому отказались от предлагаемых должностей и уехали заграницу, где мы с Вами и познакомились. – осторожно коснувшись головы вороньего чучела, Перри не стала задерживать на ней свое внимание. Не так часто выпадает шанс пооткровенничать с легендами нынешнего мира. – Скажите, стоило ли оно того? Пройти такой тернистый путь во имя всеобщего блага, чтобы в итоге все вернулось к исходному. Вы снова в оппозиции, снова защищаете идеалы чужих людей и надеетесь на лучшее. Какой в этом смысл?       – Будучи профессором одного из университетов Великобритании, я был приглашен на интервью с местным журналистом из ничем непримечательной газетки. Я искренне верил, что темой для беседы станет моя статья о перспективах Европейского Союза на международной сцене и другой весьма увлекательной чуши. Но нет. Явившийся ко мне мальчишка с диктофоном и блокнотиком задал первый и последний вопрос, который поставил меня в тупик. Звучал он так: чувствую ли я свою вину за то, что люди живут в такой стране. Оказалось, его родители сбежали из Республики за пару недель до классовых чисток. Бывают же такие совпадения.       – И что Вы ответили? – погрузившись в себя, Курц не сразу сориентировался. – На вопрос. Как Вы на него ответили?       – Я разозлился и практически вышвырнул его из кабинета. Но потом до меня дошла простейшая истина. Что бы ты не делал, как бы не старался, люди все равно будут видеть это по-своему. Нет общего рецепта. Люди все равно бродят по темному кругу мироздания, надеясь найти какой-то смысл. И отказываются признавать очевидное – смысла нет. Если это так, то почему не пытаться повторить свой успех? Может, результат будет другим?       – Но Вы же сами сказали, что это замкнутый круг. Из него не вырваться.       – Верно. Но так хочется верить в обратное. Иначе зачем вообще вставать по утрам? – приподняв густые темные брови, эдемовец улыбнулся. Посидев несколько минут в тишине, он все же решил покинуть компанию вдовы и отправиться на поиски новых истин. – Кстати. Я приходил не просто так. До меня дошли слухи, что в скором времени Республику всколыхнут новые события, более серьезные, чем борьба за власть. – остановившись в дверях, мужчина задумчиво качал головой. – Полагаю, речь идет о Восточных неподконтрольных территориях. Увы, точными данными я не располагаю, но настоятельно рекомендую связаться с мисс Кокс.       – Я предчувствовала нечто подобное и связалась с Мелиссой пару дней назад. В скором времени она должна вернуться.       – Не перестаю восхищаться Вашим трудолюбием и умением оперативно реагировать на разные ситуации.       – У меня был хороший учитель, профессор Курц.       – Уверяю, Вы оправдали все возложенные на Вас ожидания, мисс Маргулис, – женщина крайне редко упоминала титул своего главного наставника. Где бы она была, если бы он тогда отказался присоединиться к оппозиционной организации?       Мир бы потерял достойного представителя человечества.

Республика, Столичная прокуратура.

      Волкер редко поддавался приливам неконтролируемой ярости, стараясь держать себя в руках – должность пресс-секретаря обязывала. Однако, простояв в пробке больше полутора часов, дабы добраться до Столичного Суда через плотное полицейское оцепление, он в итоге просидел под нужным кабинетом около двух часов. Глаз задергался уже на третьей любезной фразе секретаря немного потерпеть, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Кофе из ближайшей кофейни никак не помогало скрасить вечер томного ожидания. Никто еще не осмеливался так унижать его. Тут чувствовалась мстительная рука поганого Дуайта, совершенно случайно заполучившего влияние на запуганные массы. Ничего страшного. Скоро их нелепая эпоха подойдет к концу. Регент умел терпеть, попутно вынашивая долгоиграющие планы мести. Пожалуй, величайшим достижением в его огромном послужном списке должна значиться связь с неприступной хозяйкой Эдема.       Неоспоримое доказательство титанического упорства и мефистофельской манипулятивности. В лучших традициях будущего Президента Республики. Рано или поздно он перестанет именовать себя Регентом. А когда этот день придет, ублюдки заскулят о пощаде, хватаясь за окровавленную черепную коробку с раздробленной костью. Очереди не будет. Как и часовых ожиданий. Ибо все получат по заслугам. Воображая себя карающей дланью, мужчина вполне спокойно воспринял очередную просьбу подождать. Судья очень сильно занят, а прокуроры отсутствуют ввиду очень большого количества уголовных производств в отношении участников незаконных протестов. Не желая выслушивать оправдания низших чинов, Волкер закинул ногу на ногу и отвернулся к окну, предварительно вставив наушник обратно в ухо.       Ему необходимо добиться встречи с подсудимым. На текущее положение коалиции Кардинала и Королевы данный маневр никак не повлияет, но одно с другим не соприкасалось. Нужно было просто морально поддержать наставника, который ни разу не отказал в поддержке ему самому. Как бы там ни было, около девяти часов вечера разрешение было подписано освободившимся судьей и торжественно передано в руки заждавшемуся политику. Тот ограничился фырканьем и поспешил убраться подальше от бюрократических учреждений. К счастью или к сожалению, но следственный изолятор находился недалеко от здания суда. Можно было пройтись пешком, не попадаясь на глаза социально активным гражданам. Теплый летний воздух, наэлектризованный людской ненавистью, как раз располагал к быстрой ходьбе. Телохранители едва поспевали за ним.       – Боже мой, Арман, где тебя носило? – облачившись в свой самый претенциозный костюм, Кен демонстративно припустил рукав, чтобы высвободить наручные часы для опоздавшего. – Что ты там делал? Принимал участие в протестах?       – Заткнись, придурок, – рявкнул доведенный до предела Мануэль, дерзко швырнувший бумажку с судейской печатью на стенд охранников и поднявший руки для предстоящего обыска. Немного возмущенные такой бесстыдной наглостью, стражники порядка тщательно прощупали каждую складку на помявшейся одежде Советника. – Получаете удовольствие, когда лапаете мужчин? – окончательно смутившись и покраснев, верзилы отступили назад и долго не могли сообразить, что делать дальше. – Вы наконец отведете меня к заключенному Новаку?       Через несколько минут он оказался в небольшом помещении с полупрозрачным зеркалом почти во всю ширину стены. И без того немногочисленная мебель была надежно прибита к бетонному полу. Видимо, будущим смертникам отказывали в такой малости, как иллюзия свободы. Волкер с трудом представлял, какому психологическому давлению они подвергались, пока ждали казни или оправдательного тюремного срока. Хотя с какой стати ему проникаться психологией жертв его же собственного режима? Мотнув головой, чтобы избавиться от излишних мук совести, он стал нетерпеливо стучать пальцами по металлическому столу. Внезапно массивная дверь отворилась и в комнату ввели знаменитого верховного судью.       Точнее – его призрак.       – Как Вы себя чувствуете, Фабиан? – проникнувшись увиденным, Арман едва не взял его за руку. Вовремя одумавшись, он пристально вгляделся в осунувшееся старческое лицо, уже отмеченное кровавой могильной печатью. Безжизненный, лишенный привычного достоинства взгляд, почти не отрывался от гладкой, наполированной поверхности стола. – Вы меня слышите, Фабиан?       – Разумеется, Арман, – с трудом выговаривая каждую букву, Новак протер уставшие глаза, почти полностью слившиеся с темно-фиолетовыми кругами, ярко выступающими на бледной коже. – Что ты здесь делаешь?       – Пришел помочь Вам. Не переживайте, мой адвокат позаботится обо всем на суде. А я, в свою очередь, позабочусь о судьях. Мы уже собираем деньги для Вашего освобождения.       – Зачем? – такой, казалось бы, примитивный вопрос поставил Регента в тупик. Он раскрыл рот в надежде подыскать подходящие эпитеты, но мозг отказался содействовать. Впрочем, старик не собирался ждать вечно – у него не было столько времени. – Я не так давно пришел к мысли о том, что все происходящее – не случайность. Что, если это наказание за мои грехи? Ты даже не представляешь, как их много.       – Догадываюсь, – ледяным тоном заявил Волкер, закусив нижнюю губу от клокотавшего внутри гнева. Он полдня мотался по Городу с высунутым языком, чтобы в итоге послушать выдержки из книги "Страдания юного Вертера"? – Вы – судья Верховного Трибунала. За пятнадцать лет своей стабильной карьеры наверняка совершили множество непростительных поступков. Как и мы все. Однако у Вас не было иного выбора. Как и у нас всех. Поэтому я настаиваю, чтобы Вы взяли себя в руки и…       – Выбор есть всегда, мой юный друг, – внезапно подняв тяжелую голову, Фабиан взглянул в глаза собеседника, явно пытаясь найти там отклик на свои душевные терзания. – Когда-нибудь и тебе представится возможность побывать на моем месте. Тогда ты поймешь, о чем я говорю. А пока что мне хочется побыть одному. Мы уже все обсудили с твоим адвокатом и разработали линию защиты.       – Что?! Какую, к черту, линию? Вы что, не понимаете, что это дело полностью сфабриковано? Не догадываетесь, что Вас подставили? Мастерс хотел пошатнуть мои позиции в правительстве и не нашел способа лучше, чем атаковать Вас.       – Это ты не понимаешь. С твоей точки зрения, политической, дело, несомненно, сфабриковано. Но с моей, юридической, оно наконец-то всплыло наружу, – невероятно. Даже находясь на той самой грани жизни и смерти, Фабиан оставался смиренным грешником, кающимся и молящимся о прощении. – Ты же знаешь, каким судом судите, таким будете судимы вы. **       – Сумасшедший, – пробормотал раздосадованный Мануэль, осознающий неминуемость падения. – Ты знаешь, где скрывается Кассиус? Вы связывались с ним после исчезновения? Как он допустил все это?       – Власть совсем свела тебя с ума, мой мальчик. Увы, не знаю, не связывался и не подозреваю. А даже если бы знал, то подумал бы, прежде чем говорить, – поднеся палец к правому уху, Новак дважды осторожно постучал по мочке. Их прослушивают. Ну конечно. – Но мы с ним вряд ли снова увидимся. Разве что в Аду. С большим удовольствием приберегу для него место в адском котле. – вымученно улыбнувшись, Фабиан прищурился, изучая отрешенное лицо своего неудавшегося спасителя. – Если это все, то мне нужно идти. Хочу выспаться перед завтрашним заседанием. – с трудом поднявшись со стула, судья положил тяжелую, но трясущуюся ладонь на плечо Армана. – Не переживай. Грех все равно приходит в этот мир. Но горе тому, через кого он приходит.       Регент не помнил, как вышел из пресловутый камеры и дошел по длинному коридору обратно к центральному входу. Его подкашивающиеся ноги неумолимо требовали падения всего тела, но рассудок, хоть и затуманенный, не позволял этому произойти. Значит, вот оно, первое ощутимое поражение. Как можно спасти того, кто не хочет быть спасенным? Как выиграть в игре, у которой постоянно меняются правила? Упершись спиной в стену , мужчина схватился за голову. Яростный стук в висках кипятил кровь. Зарычав от бессилия, он не сразу понял, что чьи-то руки поддерживали его все это время.       – Арман, пожалуйста, приди в себя! Посмотри на меня! – голос Зингера затерялся на фоне чужих криков, буквально дробящих сознание. – Вызовите скорую! Кто-нибудь! Господи. Почему так больно?       – О, не надо плакать, Волкер. Это всего лишь преступник государственного масштаба. Ты раньше таких на завтрак сжирал, – откровенная насмешка вырвала Советника из бредового астрала. Он мгновенно выпрямился во весь рост, вызывающе вздернув подбородок. – Да, так гораздо лучше. Поверь, оно того не стоит. Но вот когда дело дойдет до тебя, тогда следует занервничать.       – Это прямая угроза, господин Генеральный Прокурор? – иногда Кен вспоминал, что его наняли с определенной целью – дробить кости противникам с особой юридической жестокостью. Двое личных телохранителя Волкера сделали шаг вперед, предусмотрительно держа руки в карманах. Им ничего не стоило перестрелять всех присутствующих, включая случайных свидетелей, но без прямого приказа начальника вынужденное бездействие сдерживало их.       – Ну что ты. Я и в мыслях этого не держу. Позволь напомнить, что из нас двоих эта должность все же досталась мне. А ты прозябаешь на задворках чужого величия. Вот оно, торжество истинной справедливости, – ослепительная белоснежная улыбка больше напоминала оскал. – Правда? – пронзительные голубые глаза лукаво прищуривались, избегая прямого зрительного контакта. – В любом случае, рад был повидаться. Мы еще увидимся. Завтра на заседании. Желаю удачи.       Положив руку на сердце, Хьюго Санденс, слегка наклонил голову вниз. Своеобразный поклон не был оценен по достоинству. Однако мужчина не особо расстроился – плотоядная усмешка почти не сходила с пухлых розовых губ. Надменность его позы несказанно раздражала. Он всегда был таким непредсказуемым ублюдком. Идеальная кандидатура на пост Прокурора. Иронично, что у главного защитника государственных интересов фамилия совпадала с фамилией знаменитого разбойника с большой дороги, грабящего поезда. Подходящее описание для изворотливого голубоглазого блондина с волевым подбородком и очаровательными ямочками. Но за всей этой маской пряталась безжалостная натура инквизитора, управляющего людскими душами. Обожая игры с жертвами, он неустанно дергал за тонкие ниточки, постоянно угрожая их перерезать. ***       – К слову, как себя чувствует Виктория? – задержавшись на мгновение перед стендом охраны, Санденс показательно поправил синий галстук. – Передавай ей большой "привет" от меня. На тот случай, если с тобой что-нибудь случится, ты же снабдишь ее моим номером? – рассмеявшись, Хьюго снова поклонился, после чего исчез за ближайшей дверью в сопровождении нескольких помощников, нагруженными огромными папками с делами.       – Кен, будь хорошим юристом и напомни мне, когда придет время, вытащить наружу компромат на этого уебка, чтобы запрятать его в такую далекую дыру, откуда не выберется ни одна грязная душонка, – умышленно подавляя плескавшуюся в расширенных зрачках ярость (уже в который раз за сегодня), Мануэль перешел на высокопарные речи. Недооцененный трагик бушевал. – Не будем убивать его.       Ведь у нас новая демократия.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.