Свора

Если взорвется черное солнце – все в этой жизни перевернется. Привычный мир никогда не вернется. Он не вернется. В колокол бьет, объявляя тревогу, печальный призрак нашей свободы. Но не услышат и не помогут, Мертвые Боги.

Би – 2.

      Война все-таки произошла. Гражданская или мировая – никто так и не понял. Одно стало ясно – все устоявшиеся общественные парадигмы отныне погребены под обломками некогда мощных фортификационных строений. Когда ты сознательно возводишь стены, дамбы, и отгораживаешь себя от медленно сгорающего мира, ты ничем не лучше тех, кто подносит спички к слабому огню и наслаждаются невиданным шоу. Потому что ты прятался и отмалчивался, выглядывая из щели в попытке вдохнуть отравленный трусостью воздух. Ты утверждаешь, что тобой руководит лишь примитивный инстинкт самосохранения, свойственный человечеству. Жалкие оправдания. Ведь ценность твоей шкуры определяется тем самым обществом, от которого ты закрылся. Не тобой. А ими. Если кто-то скажет иначе – тот и выиграет тендер на строительство нового забора. Еще он может постелить твою шкуру у входной двери своей безопасной крепости. Может быть, он даже великодушно раскроет свои двери перед обманутым братством, отказавшимся от свободы ради одной лишь иллюзии защищенности.       Предали ли они какие-то идеалы, вознесенные на пьедестал человеческого Разума? Возможно. Нужны ли были эти идеалы в принципе? Вероятно. Не стоит недооценивать привлекательность универсальных общечеловеческих принципов. Эта масштабная по своему влиянию ложь может затмить любое эффектное промывание мозгов среднего класса вместе с трогательными речами о национальных идеях. Раз среднестатистическому гражданину хочется слушать высокопарную бредятину очередного инфантильного политикана в порядком изношенном костюмчике – разве может кто-то отчуждать это священное право идти на заклание? Раньше жертв хотя бы отдавали на растерзание демонических сущностей, взамен дарующих яркое солнце над головой и урожай на склад. Сейчас мы возвеличиваем лживых богов, почему-то отполированных до блеска монет. Золотых, разумеется. Самым забавным является тот факт, что мы еще и продаем молитвы этим псевдо-спиритам за вышеупомянутые монеты.       Мы превращаем свои природные, неотчуждаемые права в обыкновенный товар для бартера. По самой выгодной цене, с учетом инфляции и бушующего в мире коронавируса, мы продадим весь набор патриотических душ. Оптом, иначе смысла покупать экономический диплом не было. Это тоже своеобразное вложение, позволяющее обманывать государство совершенно бесплатно, за исключением небольшой пошлины в общий карман таких же необразованных кретинов, только с корочками. Еще по специальной скидке мы присовокупим к кучке славных патриотов, стоящих за правое дело, парочку обскурантов. Они на самом деле даже даром никому не нужны, кроме любителей всяческих извращений над прогрессом и видимости разнополярного общественного мнения. Забирайте всех, освобождайте затхлые погреба! Негоже передерживать сорта алкоголя и бомбы замедленного действия.       Так давайте! Чего вы ждете? Спешите в дивный новый мир на горе Сион! Мы накормим лучшими пустыми обещаниями и угостим толикой вдохновляющей поэтичности на грани фатализма. Ведь клиент всегда прав. А гражданин – всегда мертв. Либо духовно, либо физически. Если ваша душа, не попавшая в сети искусных ловцов и не проданная на том же рынке по дешевке (нынче жизни ценятся куда меньше зарядки от телефона), то у вас есть уникальная возможность получить еще и развлечения! Эдакую Хэллоуинскую церемонию без переодеваний. Ибо маски уже настолько въелись в подкожный жир, что отдираются только с завещанием или с приходом новой власти. В нашем неподражаемом театре запуганного зрителя вы найдете занятный репертуар. На сцену выбегает целая скандирующая толпа, сокрушающаяся по поводу военных действий на ближних рубежах. Они экстравагантно падают ниц перед огромным троном и наперебой читают псалмы о любви к ближнему, попутно следя за курсом доллара. В это же время над ними посмеиваются царедворцы, фотографируясь на фоне протестов, пока из казны выносят ценные бумаги. Бывает, в толпе мелькнет чье-то преисполненное праведного гнева лицо и тут же пробьется к трибуне в попытке ораторствовать о высоких материях и системе ценностей. Скукотища. В предсказуемом финале его стащат вниз, изобьют ногами, а потом отправят посредником к вышестоящим. Всем тем, кто озорно поглядывает на собрание и фотографирует. Дабы сократить рассказ раза в три, а то и в четыре, немного ускорим процесс трансформации изолированной жертвы людского гнева. В конце он становится одним из башенных болванчиков и помогает выносить мешки наличных из государственного сейфа.       Занавес.       Если вы не фанатеете от остросоциальщины, то в наших силах предложить нечто экзотическое. На любителя. Представьте раненного солдата, лишенного ноги и адекватного заработка, на поле боя в окружении разворочанных снарядами мертвяков. Такое визуализировать легче, так как не требуется включать воображение на полную – мы же видим такие сцены каждый день. Проще их игнорировать, конечно, но свой отпечаток они оставляют. В общем, несчастный герой ползет в сторону прекрасного картонного заката – на реквизиты не всегда хватает денег. Для этого ведь и существует чертово воображение! Дополнительным налогом оно не облагается. Пока что. Но все бывает в первый раз. Понимая, что выхода нет, брошенный на произвол судьбы гражданин безымянной страны, поминающий ее чаще, чем мать родную, торжественно снимает каску, при этом чертя на песке какие-то замысловатые каббалистические узоры, и откидывает в сторону. С оружием он так не поступает, хотя скорее его можно назвать символом войны, чем тот зеленый кусок треснувшей пластмассы. Как бы там ни было, солдат достает боевой нож, чье лезвие блестит, отражает свет софитов и прочее искусственное освещение, после чего вонзает в плоть павшего собрата и отрезает кусок. Дальше идет бесчисленное множество внутренних монологов, оголяющих все человеческое нутро. В промежутках герой чавкает, усиленно пережевывая сырую пищу. В итоге он погибает до приезда группы репортеров, которые хотели заполучить увлекательный сюжет о военных действиях в условиях размытого политического курса страны. Репортерам приходится импровизировать: они поднимают бедолагу, кое-как усаживают на песок, водружают на голову каску, а на остекленевшие глаза – непроницаемые солнцезащитные очки, и рисуют вымученную улыбку. Еще у него берут интервью, просто голос накладывают сверху. Желательно спокойный и приглушенный – для полного погружения! На фоне также звучат солдатские мелодии и странные религиозные мотивы. Впоследствии мелькают кадры погибших на войне ребят, совсем молодых и чересчур радостных. Один из них поражает зрителей глубиной своего трагичного взгляда, едва подходящего для мальчишки. Еще на его запястье красуются четки с деревянным крестом. Юнец почему-то выставил эту руку вперед, словно желая запечатлеть момент. К слову, личность этого симпатичного мальчика остается неизвестной – не пытайтесь допрашивать персонал.       Если вас не впечатляет военная хроника, что необычно, ибо это наша реальность, то мы пойдем навстречу ценителям прекрасного и подберем что-то концептуально новое. Например, эротика и наркотики – две пользующиеся спросом вещи – совмещены в ярком спектакле под названием "Умри – потом будет поздно". Название поэтичное, но нам лично кажется, что автор очень сильно увлекся неоновой эстетикой. Скорее это сюрреалистичный постмодернизм. Зрители могут устать от непрекращающейся какофонии звуков, перемешанных с ружейными выстрелами, взрывами, криками разбушевавшейся толпы (видимо, вдохновлялись первым шествием) и затянутым воем то ли собак, то ли волков. Мелодия, достойная любой престижной американской премии, никак не отрывается от парочки влюбленных, совокупляющих при любой удобной возможности. Шоу, безусловно, прошло все оценочные комиссии и получило соответствующий рейтинг, но сами мы напоминаем, что эротика и наркотики написаны большими буквами на постере не просто так. Между влюбленными (определение дано самим режиссером-постановщиком, а зрителю такие парочки попросту кажутся невменяемыми эротоманами) иногда происходят забавные диалоги, как ни странно, социального характера. Они рассуждают о бессмысленности существования, так сильно всех угнетающего, и о беспорядках на улицах, рискующих перерасти в Революцию. Слово это звучит чаще, чем предложения интимного характера. Еще в их уютное семейное гнездышко периодически врываются люди в камуфляжах, устраивают обыски и приставляют дуло винтовок к оголенным частям тела, попутно задавая вопросы о какой-то таинственной организации. Если в нашем зрителе уже давно зреет тайная, невысказанная тяга к крамоле, то она не дозреет – ибо в конце влюбленные сжигают агитационные письма из секретной посылки и занимаются тем же любимым делом уже под аккомпанементы птичьего пения и шелеста травки. Мы ни черта здесь не поняли, но критики почему-то в восторге. Считают режиссерскую задумку гениальной, потому как все действия сбалансированы по какому-то там аналогу золотого сечения.       Впрочем, вкусы у каждого разные.       В случае зреющего и вызревающего крамольного зернышка в прогнившей душонки искушенных зрителей мы изредка, пока Большой Брат не видит, даем постановку об отставном генерале, чьи плечи отягчают многочисленные медальки за храбрость и прочую военщину. Не спешите бежать прочь из зала! С предыдущим сюжетом о влажных мечтах каннибала данная зарисовка ничего общего не имеет. Кроме, пожалуй, преобладающего всюду цвета хаки. Начинает рябить в глазах уже на двадцатой минуте, но того стоит! Если бы нас попросили дать название происходящему, то мы бы точно одолжили его у парочки знойных любовников. "Умри – потом будет поздно". Так как отставник всего лишь бродит по выжженной земле и напевает себе под нос бессвязный текст из знаменитого мюзикла. Сердце красавицы? Или та самая сцена грустного шута Риголетто? Не нам судить. В конце концов, генерал подходит к аутентичной каменной стене бастиона, явно украденной из постановок Мела Гибсона, и воодушевленно глядит на усеянные головами пики. До тех пор, пока его лицо не искажает маска ужаса. Он внезапно осознает, что натворил. Ибо все эти неизвестные нам персонажи с выкатившимися наружу глазами и посиневшими языками – преданные им друзья из антиправительственной организации. Он сдал их местоположение ради новой блестящей медали. Что мы вам говорили о новых божках? Так или иначе, весь этот ужас с неизбежным катарсисом набрасываются на несчастного генерала, в результате чего он начинает истошно орать и пятиться обратно в дом. Там принимает пару рюмочек водки, чистит мундир с вожделенными наградами, и наконец избавляет зрителей от своего присутствия при помощи тех же старых средств – веревки и грубой табуретки. Почему-то на полке у него стоит портрет ныне покойного царя Николая Второго.       Вам понравилось? Не лгите ни нам, ни себе. Мы знаем, что понравилось. Билеты раскуплены за считанные часы. Все залы, без преувеличения, заполнены. Некоторым не хватает мест, но мы-то заботимся о своих покупателях. Приносим дополнительные стульчики и даже позволяем сидеть на полу. Искусство должно господствовать в массах! Кто знает, какого генерала или солдата оно может спровадить на тот свет. Тут должна заиграть короткая, но веселая мелодия и последовать легкий смешок. Наверное, прожженный созерцатель прекрасного уже давно догадался, что все эти экспозиции связаны неразрывным сюжетом. Они даже идут в хронологическим порядке. Не скромничайте, у вас тоже возникла такая мысль. Мы же давали легчайшие намеки! Но карты уже раскрыты, верно? И вы сидите в легком недоумении, борясь с противоречивыми эмоциями. Вас обманули, когда вместо привычного ритма жизни выдуманных героев вымышленной страны на страницах трагикомичной антиутопии начали продавать билеты на дешевые постановки? Или все это – часть единого произведения, не выходящая за рамки сюжета больше, чем позволяется? Неважно. Суть не в этом. Да и какая разница?       Вы уже заплатили.       За книгу. За интернет. За представления! Вы – зритель поневоле. Или ценитель. Два этих понятия не несут в себе никакой смысловой нагрузки. Важно другое. Вы оплатили билет на кассе, пришли в набитый битком зал, едва нашли свое место, и погрузились в выдуманный мир обкуренных и обдолбанных режиссеров-художников. Так ведь? Но с чего вы взяли, что мир – выдуманный, что вы – не принимающий ни в чем участие наблюдатель, расплатившийся наличными или картой? Уверенности быть не может. Позвольте раскрыть Вам страшный секрет. Вы далеко не зритель. И уж точно не клиент. Вы – прямой участник. Просто отгородившийся от всего действия стеной. Вы же не думали, что бравада об оградах в самом начале – лишь бессмысленная попытка сделать из этого куска текста философское эссе? Нет. Это простое напоминание о том, что иногда следует отрывать глаза от сцены и оглядываться вокруг. Рядом с вами тоже может сидеть лишенный ноги солдат или уставший от жизни генерал. Быть может, сосед справа от вас переписывается с кем-то не просто так? Он может отправлять зашифрованные сообщения в подпольную организацию, готовящую теракт или освободительный марш. Он может назначать очередную встречу второй половинке, которая ждет его в квартире, битком набитой героином и оружием для террористов на дальних рубежах. Но вас же это не касается. Вы всего лишь поете гимны по выходным. Вас не интересует жизнь за пределами сцены, оплаченной входным билетом. Вы любите шоу ровно до тех пор, пока оно не превратилось в реальность и не сожрало вас живьем. Вам так нравится играть роль присяжного, что вы забываете об остальных действующих лицах трагедии: палачах, судьях и подсудимых. Для вас это простые механизмы, банальные пустышки на смазанных винтиках. И не более. Но вдруг, рано или поздно, придется поменяться ролями? Придется оторвать глаза от центрального экрана, перестать тянуть гимны дребезжащим от натуги голосом и наконец-то дать стене рухнуть. Чтобы вдохнуть отравленный воздух призрачной свободы. Попробуйте. Вас станет легче. Это бесплатно. В отличие от билета на спектакль, поставленный дилетантами в точно таких же масках. Им нравится выплескивать свою несостоятельность на сцену.       А вам?       Вы спросите, что означает эта эскапада? Ничего. Вы все равно не поймете. И они не понимали. Потому что до главного события их жизней по-прежнему оставалось две с половиной недели. А пока можно поглумиться над благородным стариком, оказавшимся на скамье подсудимых из-за низкого рейтинга политических оппонентов. Нужно было дискредитировать предыдущий режим до уровня токсичного недоразумения. Пятно позора на чистейшей биографии государства. Разве твари, символизирующие Маунтановский период, имеют право диктовать свои условия, да еще свободно разгуливать по улицам? Бесспорно, все честные граждане теперь живут в маунтанизме и просвещении, но это отнюдь не означает, что приспешники самоустранившегося Президента в размеренном темпе будут руководить державой. Особенно те, кто выносил смертный приговор чаще, чем заказывал в ресторане чашку кофе. Сколько невинных коррупционеров и повстанцев были несправедливо осуждены и приговорены к страшнейшему наказанию? Как много душ наш славный Верховный Трибунал поглотил за все время председательства Новака?       Такие кричащие заголовки встречались на первых полосах всех статей.       Сам подсудимый, непозволительно долго занимавший кресло главного судьи, почти не проявил заинтересованности в слушании. Речи обвинительной стороны и собственного адвоката слились в единую симфонию телевизионного шума. На все вопросы нового судьи, точнее его временного заместителя, Фабиан отвечал пространно, но уверенно. Держался он прямо, с достоинством, что подобало уважаемой должности. Заседание почему-то растянули на несколько суток, несмотря на очевидный исход дела. Неужели кто-то действительно рассчитывал на положительную развязку всего предприятия? Даже адвокат подсудимого выбивал максимально выгодную сделку без того лютого американского энтузиазма. Сам процесс был размеренным, плавным, неторопливым. Не могли же они лишить журналистов кормежки в виде лихих сюжетов для передовиц? Все должны быть при деле. Иначе система, аккуратно выстраиваемая общими усилиями Маунтана и Новака, не продержится больше пары часов.       Хотя под руководством Мастерса перспективы у нее уже не самые радужные.       – На основе предоставленных свидетельств коллегия судей Верховного Трибунала выносит Вам, господин Фабиан Андрос Новак, смертный приговор. Он должен быть приведен в исполнение в течение месяца, начиная от сего дня. Приговор не может быть обжалован ввиду серьезности обвинений. До совершения казни Вы имеет право на встречу с родственниками и священником. Подсудимый, Вам ясен приговор?       Щелчки сотен фотокамер. Крики о судебном произволе. Радостные возгласы. Хруст костяшек на пальцах дрожавшего адвоката, сжавшего очки. Призывы к порядку. Стук молотка о деревянную поверхность. Какой до странности знакомый и в тоже время чужой звук. Втянув воздух полной грудью, Новак сдержанно кивнул и прикрыл уставшие глаза. Можно было бы сказать, что лучик надежды погас, если бы он вообще когда-то проникал в это помещение. Фабиан сам виноват во всем случившимся. Он так жаждал узнать, какие ощущения испытывали жертвы его приговоров. Когда слышали такой же монотонный, немного гнусавый голос, озвучивающий волю лишенного милосердия государства. Что же, любые желания исполняются. Над ним жестоко посмеялись. С чувством юмора у поганой страны все было хорошо.       – Последние слова, Ваша честь?       По какой-то причине уважительное обращение показалось издевательством. Он лишился ранга, когда добровольно согласился обвязать вокруг своих плеч хрупкие марионеточные нитки, дабы за них дергали все желающие. Неугодный системе диссидент подпольно штампует памфлеты с карикатурами? За решетку! Очередной глуповатый юнец заявляет о желании создать партию с прогрессивными взглядами? В петлю! Бывший соратник заигрался в кулуарах и начал получать больше внимания? В клинику для душевнобольных! Можно менять приговоры местами, но цель все равно одна – устранение. К несчастью, Новаку выпала карта сомнительной масти. Петля. Он бы предпочел нечто более изящное, но детали можно оговорить с руководством. Иногда таким шли навстречу.       – Мне нечего сказать, Ваша честь, – с трудом поднявшись на внезапно ставшие ватными ноги, Фабиан не сразу почувствовал, как по лысому черепу скатились капельки пота. – Кроме, пожалуй того, что все это иронично. Все происходящее. На протяжении пятнадцати лет я сидел на Вашем месте, находился по ту сторону барьера. Я выносил смертные приговоры столько раз, что сбился со счета. В Вашей статистике таких цифр не существует. Со временем все эти имена превратились в цифры, набор бессмысленных букв с порядковым номером. Боюсь, не все приговоры были по-настоящему справедливыми. Но какая теперь разница? – грустно улыбнувшись, Новак выпрямил спину и закивал скорее самому себе, чем присутствующим. – Возможно, мне пора на покой. Еще бы мне хотелось передать сообщение моему старому другу Кассиусу Маунтану, для вас больше известного как Всеотец. Не знаю, жив он или уже давно гостит у Люцифера. В любом случае, я скоро к нему присоединюсь. Или же займу вакантное место. – рассмеявшись, Фабиан наконец сделал эффектный поклон с приложенной к сердцу ладонью, после чего сел на место. – Спасибо всем.

Та Сторона/Эта сторона. Граница.

      Они не догадывались. Не подозревали. В их тихое, размеренное течение жизни ворвалась война под неизвестными флагами. Стена, защищавшая скудные Восточные деревеньки, разбросанные по живописной местности, рухнула в мгновение ока. Если хрупкое проволочное сооружение так можно было окрестить. Несчастные граждане, ставшие безродными и брошенными на произвол судьбы, ежегодно платили в государственную казну бешеные деньги, чтобы поддерживать всю эту до абсурдности смешную конструкцию. Кого теперь винить в том, что в заборе образовалась дыра размером с влетевший в него танк, протаранивший несколько картонных укреплений? Того, чей логотип красуется на всех военных объектах. Более того, прославленные войска Республики куда-то исчезли за пару дней до трагедии национального масштаба. Они просто собрали оружие и выехали за пределы охраняемого периметра, не оставив ничего. Им был отдан четкий приказ. Они его выполнили.       Кто бы мог подумать, что Господь препятствовал совершению неизбежного больше пятнадцати лет. А совершенно незнакомые люди помогли довершить начатое за пару недель. Понадобилось всего пару фургонов с боеприпасами и дополнительные истребители, любезно доставленные по секретным маршрутам из соседних стран. В их импровизированную штаб-квартиру, спрятанную в искореженном фургоне на свалке, отослали посыльного с картами и схематичными рисунками всей республиканской пограничной военной техники (РПВТ, если сокращенно). Подобных даров никто не ожидал, в особенности привыкшие рассчитывать лишь на себя террористы. Не доверять источникам причин не было – на обратных сторонах карт красовались едва заметные штампы в виде собачьих голов. Друзья с Той Стороны оказались гостеприимнее местных жителей, которые начали оказывать сопротивление.       Никчемный городишко, расположившийся на перепутье контрабанды оружия и прочих военных припасов, оказался лучше подготовленным к вторжению неприятеля, чем целая рота солдат. Без вспомогательных навыков саперов и снайперов взять первый населенный пункт представилось бы несколько сложной миссией. Сброшенные в отдаленных местах бомбы наряду с точным артиллерийским обстрелом продемонстрировали всю серьезность намерений захватчиков. Бой, первый в чреде нескончаемого кровавого мора, обещал подарить незабываемые эмоции. Благо, среди нападающих числились опытные военные: отставные командиры, летчики, стрелки, даже тактики. Все, кому повезло избежать массового Маунтановского террора и перебраться на Иную Сторону прежде, чем границы закрыли убогой колючей проволокой. Дезертиры превращались в мародеров-одиночек, организовывающих мини-клановые группировки из таких же, как они. До тех пор, пока их не зачистила более могущественная группа вояк под предводительством Лукаса Крэйвена, более известного как Гуру.       Он моментально стал единогласно признанным лидером хунты, начавшей пафосно именоваться Протекторами. Кого и каким образом защищали эти диверсанты – неизвестно. Кроме разбоев и грабежей они ничем не занимались, пока наконец-то не подняли вооруженный мятеж на какой-то военной базе, примыкающей к городу, и не обосновались там как полноправные хозяева всей Северо-восточной зоны. Юго-западную часть, на деле являвшейся недобитыми остаткам после многочисленных набегов Протекторов, взяла под свой контроль религиозная община. В скором времени она разрослась до размеров культа, возглавляемого истинным священнослужителем с туманным прошлым. Столкновения двух миров, теократического и милитократического, имели разрушительные последствия для бывшего округа Республики и являлись выгодными почти для всех заинтересованных в конфликте сторон. Пока они не заключили союз и не напали на тех, кто так усиленно стравливал их на протяжении четверти века.       Теперь символ одних, облаченный в черную сутану, шел под голубыми знаменами других. Отец Джо неспешно продвигался вперед, тщательно продумывая каждый свой шаг. Возвышаясь над нечестивым, вооруженным сбродом в зеленых камуфляжах, он представлял собой воплощение Бога, окружённого таинственным ореолом. Вся его поза буквально искрилась достоинством. Неземным и ирреальным. Грация в обычных движениях приковывала к себе взгляды насмерть перепуганных жителей, выглядывающих из окон. Остановившись на пару секунд перед человеческими останками, разнесенными гранатой, Рокуэлл опустил голову вниз. Где-то сверху над ним раздался мощный взрыв – обшивку вражеского самолета все же пробили крупные пули – в результате чего один из последних истребителей, пилотируемый оставшимися на базах солдатами, накренился влево и, снеся крылом черепичные крыши домов, рухнул прямо посреди квартала. Пострадало множество невинных.       Как и тогда.       Стряхнув маленькие камушки с воротника, проповедник никак не отреагировал на случившееся, просто продолжил шествие. За ним, на некотором расстоянии, следовали вооруженные солдаты с нашивками на плечах в виде английском буквы Р, и двое полуголых сектанта, на чьих телах не оставалось свободного от татуировок места. Таким необычным строем они углублялись в город, истекающий кровью. Полуразрушенные дома, не достигающие трех этажей, обратились в руины и погребли под завалами сотни жильцов. Машины взрывались на каждом шагу, отбрасывая всех близко стоящих волной. Все вокруг горело, искрилось, дымилось и разрывалось на куски. Крики бегущих в неизвестном направлении женщин смешивались с воем сирен. Местная полиция сразу же забаррикадировалась в участке и принялась отстреливаться из дробовиков. Будто это может повлиять на ход дела.       Джозеф наблюдал за всем мерно текущим хаосом со стороны. Он не боялся рикошета, не боялся целенаправленного обстрела или тупого лезвия ножа от безмозглого ополченца. Как иронично. Ведь раньше их называли ополчением и грозились уничтожить. И где же хваленая армия Страны, что пожирала доверчивых граждан, подкупленных обещаниями мифической безопасности или свободы. Ни того, ни другого не существует. Прижимая к себе раскрытую Библию, Джозеф точно выставлял ее напоказ, как древнейший экспонат. Периодически он замирал на местах большого скопления изуродованных тел и произносил молитвы, вознося руки с Писанием к почерневшим от дыма небесам. Он мог бы стать одним из них. Обыкновенной жертвой режима, войны или же Божьего гнева. Но не стал. Вместо этого ему позволили носить бронежилет и Библию в качестве залога собственной жизни.       Разве не потрясающее явление высшей любви?       – Мы – национально освободительное движение Протекторы! Мы пришли помочь вам! – голос, усиленный мегафоном, разносился по опустевшим, выжженным кварталам. – Сопротивление – бесполезно! Мы пришли помочь вам! Не оказывайте сопротивления! Мы – национально…       Громадный танк, едва втиснувшийся в узкие квартальные улочки, искорежил гусеницами много незащищенных покрытий, в том числе людских костей. Затормозив на некоем подобии площади с уничтоженными скамейками, танк около минут не подавал признаков жизни. Пока пушечная установка не начала медленно поворачиваться в сторону полицейского участка. Еще пара секунд на раздумья и раздавшийся звук, напоминающий ударный вой барабана, повлек за собой взрыв. Центральную часть здания вместе с комичными деревянными баррикадами разнесло в щепки, а остававшиеся внутри полицейские украсили своими ошметками стены. Резня продолжалась и не обещала заканчиваться в ближайшее время.       Фанатики, сплотившиеся вокруг Рокуэлла, согласились пожертвовать собой во имя священного крестового похода против нечестивцев. Нацепив на оголенные тела пояс смертников, они тут же кидались в гущу противников или в места скопления народа. Их вопли еще долго звенели в ушах уцелевших жертв, лишившихся конечностей. Вот она, неприглядная сторона гражданской войны. Можно скрывать эти жуткие картины годами, но телевизионщики подоспели вовремя. Прежде, чем расчистить себе дорогу к мэрии, Протекторы захватили местные студии новостей, заставляя выходить в прямой эфир и вещать на весь цивилизованный мир. Месседж такой: "они пришли во имя мира, во имя справедливости и процветания! Тоталитарный режим Кассиуса Маунтана и его прихлебателей должен быть стерт с лица планеты, как недоразумение.       Республика освободится из-под гнета системы"!       – И мы обратим их в нашу веру. Правда, командир Маунтан? – вспомнив предвыборный слоган будущего диктатора Республики, Джозеф не мог не позволить себе улыбнуться. Столько лет уже прошло, а он все живет прошлым. Просто ничего другого у него не осталось. – Что это за здание?       – По нашим данным, здесь расположена синагога, сэр, – подошедший солдат изучал карту. Ему в голову не пришло, насколько неуважительно он обращался к служителю Господа и к старшему по званию. Впрочем, не имеет значения.       – Я хочу туда войти, – это не вопрос. Утверждение, после которого предводитель секты медленно направился к священному месту. Заблаговременно передав испачканную кровью Библию своим приближенным, мужчина потянул на себя деревянную дверь, не обращая внимания на протесты конвоя.       Неприметное каменное квадратичное строение больше походило на амбар, чем на пристанище одной из древнейших религий мира. Только полустертая железная Звезда Давида на фронтоне свидетельствовала о конфессии. Внутренняя планировка отличалась скромностью. Помещение, сравнительно небольшое по объемам, имело стандартную прямоугольную форму. Уставленная многочисленными деревянными скамьями, она буквально располагала к особому настроению. К воссоединению с божественным. К прикосновению к имманентным сферам. В самом центре, как и полагалось, находился помост для чтения Торы. Сегодня он пустовал. Все казалось каким-то безжизненным, лишенным привычного течения. Лишь вечно горящие лампы, пришедшие на замену непрактичным подсвечникам, освещали окутанное мраком пространство.       – Сэр, сюда могли заложить бомбу. Или же тут скрываются вооруженные граждане. Моя задача – защищать Вас. Поэтому я прошу…       – И кто защита, кроме Бога нашего? – насмешливо поинтересовался священник, попутно глядя в глаза смутившемуся бойцу. Тот не находил себе места под чужим пронзительным взглядом.       – Псалтирь, семнадцатый псалом, стих тридцать второй, я прав? – вышедший из-за угла человек в традиционных темных одеяниях приветственно улыбнулся. В представлениях Джозефа таким и должен быть среднестатистический служащий иудаизма: седина вплелась в густую бородку и бакенбарды, откуда хаотично выбивались светлые пряди. Оставшиеся темными брови почему-то по форме напоминали изогнутую дугу, что придавало мясистому лицу раввина до странности гармоничное добродушие. На голове покоилась измятая черная шляпа. Он мало походил на тех подчеркнуто неприступных представителей еврейских общин, когда-то посещавших Рокуэлла с целью договориться переправить оставшихся на неподконтрольных территориях евреев домой. – Память подводит с годами, но кое-что еще сохранилось. Не думал, что Вы используете именно этот стих.       – Как Вас зовут? – предусмотрительно опустив руку на выставленное дуло автомата, Пророк Джо осторожно шагнул вперед. Тогда он заметил, что на тронутом любезной улыбкой лице раввина виднеются старческие пигментные пятна – значит, ошибка произошла из-за плохого освещения. – Кто Вы?       – Рабби Иисак. Полагаю, на второй вопрос ответ Вы знаете, Отец Рокуэлл, – искреннее удивление собеседника не ускользнуло от внимательного еврея. – Я вижу Ваше лицо чаще, чем некоторых своих прихожан. По телевизору, разумеется. Вы почти так же знамениты, как Пророк Моисей.       – Приятно слышать. Вы здесь один?       – Конечно. Я ожидал посетителей сегодня, но обстоятельства сложились иначе. Кстати, впервые отдыхаю от своих обязанностей. Непривычно.       – Вы можете меня исповедовать, рабби Иисак? Это не затруднительная просьба? Я очень давно не каялся в своих грехах.       – О. Мы исповедаемся во грехах во время общей молитвы. Приватные беседы отводятся совсем для другого, – извиняющимся тоном сообщил Иисак. – Но если Вы хотите поговорить – пройдемте в мой кабинет. Я с удовольствием выслушаю Вас, пока есть такая возможность.       Заинтересовавшись в процессе исповеди, Джозеф проигнорировал все попытки присутствующих отговорить его от такой глупой затеи. Таким образом он последовал за таинственным раввином, проведшим гостя в отдельную комнатку со скромным убранством. Стол, заваленный писаниями и древними книгами, идеально вписывался в общий аскетический антураж. Однако все же была вещь, полностью выбивающаяся из задумки дизайнера. Репродукция картины Гойи “Сатурн, что пожирает собственное дитя”. Золотистая рама с вензелями окончательно разрушила весь образ скромной благовоспитанности. Особенно она сгорала под безумным взглядом сошедшего с ума бога, доедающего остатки родного сына. Задержавшись у картины непозволительно долго, Отец Джо, казалось, забыл, как дышать.       – Почему она здесь?       – О. Это подарок благодарных прихожан. Я не оценил юмор, но все равно повесил. Согласен, от нее исходит мрачная энергетика, но это всего лишь копия. Она вызывает у Вас какие-то чувства?       – Навевает воспоминание о прошлом, – в помещение вошел полуголый сектант, отошедший как можно дальше от говоривших. Впрочем, гостеприимный еврей не подал виду. – Я был солдатом, как и те ребята, что пришли в Ваш город. Тогда Республика воевала со всеми. Можно назвать это своеобразным хобби. Как Вы думаете, в чем заключается мой самый большой грех?       – Не представляю. Но если речь идет о войне, то, полагаю, убийство?       – Ошибаетесь. В равнодушии, – рука машинально потянулась в карман, извлекая пачку сигарет и зажигалку. Он зачем-то положил их туда, словно надеявшись, что придется расслабить нервы. – Меня не терзают ни совесть, ни чувство вины. И мне хорошо. – честно признался священник, с удовольствием растягивая гласные и откидывая голову назад, погружаясь в никотиновый дым. – Да, мне плевать. Я не просыпаюсь ночами в холодном поту из-за того, что они пришли ко мне. Их плачущие, окровавленные лики не являются в ночных кошмарах. Их душераздирающий крик, слившийся в единую симфонию, не терзает моего слуха во время молитв. Вид их растерзанных тел, изрешеченных пулями и снарядами, не беспокоит моих глаз прекрасными вечерами. Ибо я плевать хотел на мертвецов. И даже Он не властен над моим разумом. Спустя столько лет.       – Он – это кто?       – Скажите, рабби, Вы веруете в Творца? – подперев локоть второй рукой, проповедник наблюдал за принявшим задумчивую позу евреем. Их окутывал непроницаемый дым.       – Безусловно. Иначе какой во всем этом смысл? – спустя несколько секунд ответил Иисак, чем вызвал неподдельный смешок на устах гостя. – А Вы – нет?       – Нет.       – О. То есть, Вы хотите сказать, что являетесь представителем Господа на земле, но не веруете в Него?       – Сам Господь не сказал бы лучше.       – А можно узнать причину Вашего неверия?       – Я совершил множество ужасных поступков. В молодости я убивал, насиловал и воровал. За это меня уже должны были невзлюбить на небесах. Но, вместо заслуженного наказания, я получил шанс создать общину преданных последователей. Которые убивали, насиловали и воровали за меня. Под моим руководством и по моему приказу. Я покусился на жизнь вашего Президента и заставил его сбежать. Я сравнял ваш город с землей за считанные часы. И я буду продвигаться к Столице, чтобы искоренить всю маунтановскую ересь. Меня ничто не остановит. И никто. – Отец Джо сделал еще одну затяжку, беря перерыв. – К тому же, если бы Творец действительно следил за нами, то он бы не позволил мне совершить все это. Неважно, как вы называете его – Творец, Яхве или Тетраграмматон – они все бессильны против меня. И я достигну своей цели. А Творец… что же, он может допускать все это и не вмешиваться. – повернувшись лицом к картине, Джозеф задумчиво наклонил голову вбок. – Будь он здесь, то давно бы пожрал меня, как Кронос.       – Да простит Он меня, – с этими словами раввин стремительно рванул в сторону открытого ящика стола и схватился за пистолет.       Раздавшийся выстрел затих на фоне побочного уличного шума. Но в комнате на секунду повисла гробовая тишина. Отчетливый кровавый след протянулся по всей стене, запачкав картину вместе с затылком по-прежнему разглядывающего репродукцию проповедника. Он даже не обернулся. Мелькнувшая на периферии зрения сталь мгновенно растворилась в черной материи костюма рухнувшего на пол еврея. Из расколовшегося черепа постепенно вытекали остатки жидкостей. У него не было шансов против молниеносной реакции спрятавшегося фанатика, державшего под рукой оружие уже двадцать минут. Влетевший в кабинет солдат, оставшийся за дверью, окинул испачканное помещение шокированным взглядом.       – Откуда у него мог взяться пистолет?! – рявкнул телохранитель, опустившись подле убитого на одну ногу.       – Мы ворвались в один из криминальных городов к Востоку от Столицы. В основном здесь люди промышляют торговлей оружием или наркотиками. Неудивительно, что и у простого раввина тут кое-что припрятано, – ответил другой, доселе молчавший конвоир. Он поднял с пола пистолет и вынул магазин. – Полностью заряжен. Похоже, намерения у него были серьезные.       – Похороните его во дворе, – тоном, не допускающим возражений, Джозеф обратился к отряду, при этом не поворачиваясь лицом к вошедшим. Постояв перед картиной еще несколько минут, он сложил уже истлевший окурок обратно в пачку и тяжело вздохнул. Медленно развернувшись, он стал на колени и прикрыл остекленевшие глаза покойника. – Я же говорил Вам, рабби, Творца не существует, иначе Вы бы остались в живых. – зажав в руке крест, висящий на запястье, Рокуэлл прижал его к груди убитого. Там, где сердце больше не билось. – Благословен Ты, Господь, Царь Вселенной, судья истинно справедливый. – отчеканив благословение, священник убрал ладонь и резко поднялся на ноги, кивком позволил оттащить тело. – И снимите картину. Она теперь моя. – уловив намек на непонимание и осуждение – неужели его осуждали протекторы-мародеры? – Отец усмехнулся. – Господь не наказывает за красоту.       Один из сектантов осторожно подошел к репродукции, чтобы снять ту с гвоздей. Попутно передав бережно хранившуюся Библию обратно, он поспешил на выход из синагоги, на поиски сносного хранилища для ценной находки. Самопровозглашенный Мессия последовал за ним, повернув у выхода в противоположную сторону. Его миссия еще не завершилась. Несмотря на то, что солнце плавно опускалось за верхушки одиноких деревьев, в городе продолжались ожесточенные бои за кварталы. Местное сопротивление подтягивало отчаявшихся героев, оснащенных ружьями и дробовиками времен освоения Дикого Запада. Тем не менее, самодельных гранат и коктейлей Молотова у них тоже было предостаточно. Глядя на распластанные в причудливых позах трупы, Рокуэлл смиренно проходил мимо, на сей раз не задерживаясь у братских могил.       – Святой Отец, не двигайтесь! – окрик фанатика, обычно соблюдающего обет молчания, вынудил Джозефа резко выйти из оцепенения и замереть. В пяти метрах от него стоял высокий мужчина, направлявший дуло ружья на фигуру священнослужителя. – Бросай оружие!       Второй раз за всю жизнь, когда Смерть дышала ему в лицо. Удивительное чувство. Он вернулся на двадцать лет назад, в бескрайнюю пустыню Афганистана. Руины деревушки на одном краю и неумолимо палящее солнце – на другом. Мечта любого отшельника. От Джозефа не ускользнул тот факт, что руки предполагаемого убийцы дрожат, а потемневшие глаза прикованы к распятию на четках. Сколько там бусинок? По-прежнему пятьдесят? Не совершая резких движений, Отец Джо вытянул обе руки вперед, в направлении грешника, и начал идти в его сторону. Он понимал: инфернального вида священник в темной сутане, окрашенной кровью, вызовет замешательство у любого впечатлительного смертного.       – И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, – прорычал пастырь, неспешно приближаясь к врагу. Болтающийся на бусинках крест угрожал сорваться от ярых жестикуляций. – И узнают, что я – Господь, когда совершу над ними Мое мщение! *       Один точный выстрел пробил застывшему в ужасе мужчине череп. Выронив оружие, он упал на спину и покатился с отлогого холма. Снявший его снайпер, контролирующий периметр с крыши неприметного здания, сразу же скрылся из виду. Остальные сопровождающие подбежали к Отцу и принялись благоговейно ощупывать его. Хваленые Протекторы поддались общему фанатизму и простирали руки, в надежде прикоснуться к краю сутаны бессмертного бога. Они не заметили, как по его ладони стекали красные капли – в жилах божества не течет кровь. Но Джозеф чувствовал легкое покалывание в том месте, куда вонзились острые углы креста. Боль можно вытерпеть.       Но бессмертие останется.       Дойдя до конца деревушки-города, проповедник внезапно осознал, что прошел Великий Путь. Крестный Путь. Теперь он стоял на возвышенности, на Новой Голгофе. Слабое дуновение ветра растрепало темно-каштановые волосы, щекотавшие бледную кожу. Сегодня он примерил много различных масок. Он побывал судьей, присяжным, палачом и жертвой. Вынес пару вердиктов и смертных приговоров, проводил в последний путь грешников, стал орудием Господа и, наконец, едва не воссоединился с Ним. Расставив руки в разные стороны, в уже привычном жесте, Джозеф поднял голову вверх и прикрыл утомленные солнцем глаза. Светящийся шар, обволакиваемый черным дымом, будто бы сам почернел и угрожал взорваться от напряжения. Что же, если оно действительно взорвется, то все в этой жизни перевернется. **       Привычный мир никогда не вернется.       Открывающийся вид на долину, усеянную летними цветами, приводил в трепет. Такого он давно не видел. Точно Откровение снизошло на раскаивающегося грешника. За спиной, издавая звуки рычащего мотора, до неприличной скорости разогнался танк. Пустое пространство позволило ему беспрепятственно гонять по разбитым дорогам. Он доезжал до одинокой фермы и совершал крутой разворот, чтобы безостановочно двигаться в обратном направлении. Лишь один человек мог так безалаберно распоряжаться военной техникой. Ухмыльнувшись, Рокуэлл хотел подойти ближе, но его внимание привлекла группа людей, выведенная на улицу под надежным конвоем из целого отряда Протекторов. Оттряхнув сутану, пастырь медленно сократил расстояние между невысоким холмом и местом скопления военнопленных. На их лицах были написаны различные эмоции: неповиновение, смирение, печаль, ненависть, ярость, страх и кровожадность. Славный день для мизерного городка на отшибе планеты – в нем объединились контрабандисты и самые обычные работники шахт, чтобы противостоять надвигающейся угрозе.       Как фаталистично.       – Продержались дольше всех, – положив автомат на плечо, командир подразделения указал на ряды поставленных на колени пленников, после чего достал сигарету и прикурил. – Кто-то слил им информацию о том, что войска покинут блокпосты. Не все в городе поверили, но эти точно. Их маленькая подпольная оружейная сделает честь любому арсеналу наркокартеля. Видимо, им было, что терять.       – Что с ними будет?       – Зависит от решения Гуру, – пожав плечами, опытный командующий затянулся. Пока его ребята обвязывали руки пленных веревками, он наслаждался никотином. – Меня зовут Командор. Если Вам что-либо понадобится, Святой Отец, Вы можете обратиться ко мне. Гуру иногда бывает занят своими… важными делами. – похлопав собеседника по плечу, военный широко улыбнулся.       Что это? Стандартное панибратство с вышестоящим или попытка намекнуть на переворот? Эти псы войны отказались от собственных имен в угоду общему делу, но не пожертвовали вредными честолюбивыми качествами? Интересно. Сделав шаг навстречу молчаливым головорезам, Отец окинул их пронзительным взглядом прищуренных бесцветных глаз и обратился к новой пастве: – Скажите, Вы верите в Бога?       – Да пошел ты, уебок! – гаркнул один из заключенных, попутно сплевывая кровавый сгусток под ноги священнослужителя. В наше измученное время еще находятся Голливудские герои? Очень интересно. – Не смей меня трогать!       – Значит, верите, – высвободив из-под запачканного кровью воротника крестик на цепочке, Джо очистил его от красноватого налета и, задумавшись на мгновение, дернул на себя, отрывая. – А я вот не верую. Но мне это помогло больше. – повертев крестик, он отдал его сектанту, стоящему рядом. – Заберу в качестве трофея.       В этот момент небольшой танк, взрыхляющий все больше и больше пропитанной кровью земли, резко затормозил возле шеренги коленопреклонных пленников. Оттуда, потратив несколько долгих минут, выбрался кричащий от восторга Гуру, зеленым пятном выделяющийся на желтом фоне полей. Он яростно жестикулировал, посылал сигнал неизвестным небесным богам и орал во всю глотку. Оказавшись в родной стихии – войне, его сумасшествие прогрессировало быстрее. Не обратив внимания на противников, отчаянно бившихся за жалкий населенный пункт, Генерал подбежал к священнику и бешено расхохотался.       – Ты! Я все про тебя знаю! – темно-зеленый берет наподобие Че Геваровского скатился набок и скорее превращал грозного военного преступника в комичного бродягу. – Ты и правду тот самый Эрра! Бог войны и мора! Благодаря тебе мы одержали победу! – ударив себя в грудь, Гуру воздел руки к погибшему солнцу. – Или нет… Ты – Баал, повелитель времени! Я обязан принести жертвы на твой алтарь! – извлекая из ножен продолговатый мачете, полоумный солдат поднял его над головой. – Или... я должен принести тебя в жертву? – переведя затуманенный взгляд с оружия на выпрямившегося пастыря, Гуру пожевал нижнюю губу, а затем приставил острие лезвия почти к самому горлу товарища. Никто не шелохнулся. – Твоя кровь обеспечит мне победу в Великой Войне. – лезвие прошлось по волосам подстриженной бороды и замерло на щеке. Равнодушие во взгляде Рокуэлла говорило за себя. Он не боялся смерти. – Я пошутил. Это просто шутка. Ха! – убрав мачете, воин облизнулся и хлопнул в ладоши. – Все переплетено… Бездействие закона при содействии икон… Все верно… я уважу твой культ… нас тут целый легион… – бормоча себе под нос очередные бессмысленные выдержки из неизвестных источников, Гуру наматывал один круг за другим. – Отныне ты больше не Отец Джо. Это недостойное божества прозвище. Теперь ты – Папа. Я тебя короную. Расстанься со своим земным именем. ***       – У нас уже есть Папа, и, боюсь, его зовут не Джозеф.       – Неважно! Не имеет значения! – недовольно прорычал генерал, оскалившись. Поправив берет, он подбросил мачете и поймал за рукоять. – Когда мы доберемся до Ватикана, я украду для тебя Папскую тиару. Ты будешь стоять выше всех смертных… и если ты не власть наш, город не спасет и чудодейственная мазь…       – Возвращайся обратно в танк. Скоро сюда прибудут журналисты, им не нужно тебя видеть. Твои фотографии появятся в прессе и испортят весь план по захвату Ватикана.       – Да, ты прав! – убийственно спокойный тон подействовал. Гуру спрятал оружие и, схватив друга за ладонь, сжал. – Пусть не понимаю я всех своих теорий, но… мы победили! Ты и я! – будто бы обнаружив столь очевидную истину только сейчас, генерал издал громогласный боевой клич, а потом рванул к транспортному средству. Через десять минут последовала чреда выстрелов, что оповестили об окончательном триумфе альянса.       Он немного ошибся. Журналисты добрались до этой глуши на следующий день, рано утром, до этого продержав весь мир в нервном напряжении. В Республике еще не подозревали о том, что на самом деле произошло. Телефонная связь не глушилась, но вряд ли кто-то из высокого эшелона чиновников будет выслушивать бессвязные сообщения о захвате новых территорий. У них хватало собственных проблем в виде организованных акций протеста и дышащей им в спину оппозиции. Смещать повестку дня на унылые бойни где-то на границе между Пустошью и каким-то там пунктом не стоило затраченных на пропаганду усилий. Однако мировое сообщество точно готовилось к этому событию. Иностранных корреспондентов прислали несколько американских и европейских компаний, чтобы заполучить животрепещущие фотографии вместе с интервью.       – Вас уже больше часа ожидают на холме. Нужно отдать должное, свое дело они знают. Выбрали прекрасную панораму, – сидя на заднем сидении автомобиля с затонированными окнами и без номерных знаков, Мелисса разглядывала презентабельный вид проповедника. Сутану очистили от крови, но специально не гладили, чтобы придать мрачной аутентичности. От самого Джозефа сквозило необычной уверенностью, словно он каждый день захватывал по городу. – И как Вам у нас, на территории Республики? Воздух свежее?       – Скажу, когда доберусь до Столицы, – докурив третью сигарету, Рокуэлл очистил пепел с бороды и слабо улыбнулся. В глазах плескались искорки веселья. – Не боитесь, что попадете в объективы камер и засветитесь на национальных каналах?       – Я – гражданка Канады, а у моей троюродной тетки здесь недвижимость. Такое совпадение, – пожав плечами, Кокс откинулась на спинку сидения и развела руками. – А Вы, кстати, уничтожили ее прелестный домик снарядом. Надо будет написать жалобу. – хмыкнув, пастырь затянулся, тут же прикрыв глаза. – Думаю, не следует заставлять их ждать дольше положенного. Настал момент откровения.       – Вы не одолжите мне Ваши солнцезащитные очки? – будучи в легком недоумении, Мелисса все же сняла аксессуар и передала его легенде сегодняшнего дня. – У них в коллекции очень много моих фотографий, от которых веет отчаянием. Я на них просто сижу на пеньках и позирую перед камерами на фоне разрушенных домов. Пора немного освежить само понятие греха. – лукавая улыбка не сходила с лица земного искусителя. Надев очки с широкими стеклами, он совершенно преобразился. Стал эдаким современным видением религиозного мира.       Поклонившись, Джозеф подозвал к себе преданных фанатиков и принял из их рук Писание. Оно понадобится для эффектного позирования. Направившись к заждавшимся фотографам, он легко справился со своей новой ролью Мирового Зла, борющегося за извращенную Справедливость. Только весь мир должен лицезреть не уставшего от аскетичного бремени сорокалетнего священника. Нет, люди обязаны трепетать перед новым, Совершенным Злом. Остановившись на возвышенности, Отец Джо поднял обе руки вверх, при этом глядя в небо. Деревянное распятие свисало с ладони. Глаза скрывали непроницаемые очки. А Библию обласкал луч солнечного света. Где-то на фоне снова пронесся неконтролируемый танк, хоронящий под гусеницами остатки костей и оружия.       Кадры получились невероятными.

Штаб-квартира ООН, Нью-Йорк.

      Черный день в истории Республики обещал не заканчиваться на протяжении недели. Крушение Стены и многочисленных политических амбиций шокировало мировую общественность. Бомба, теплившаяся в многочисленных редакциях, наконец была сброшена на широкую публику ровно в девять часов утра по Вашингтонскому часовому поясу. Первыми в игру вступили американские и европейские издания, играющие на чутких струнах души паникующего населения. Войны уже не избежать. Конфликт между многочисленными блоками многополярного мира достиг своего пика. У России есть атомная бомба. Новостные порталы рвали друг друга на части в погоне за сенсацией. Фейковые сообщения, вбросы, манипуляция сознанием, риторика ненависти, ярость и распаляющаяся вражда – все эти неотъемлемые составляющие современных СМИ сталкивали и стравливали общества. Ради потенциального охвата читателей, по чьим венам курсировала вся невысказанная злоба этого мира. Израиль атаковал ХАМАС.       Фатальные предположения на грани сумасбродства и сумасшествия прогрессировали. Их можно было услышать повсюду: в местных дешевых кабаках, прокуренных и провонявших самогоном, на светских раутах московского бомонда, увлеченно рассуждающего о конце света, в проповеди ирландского экзальтированного священника, в бормотании онкобольного, напичканного всеми видами наркотических обезболивающих, в задушевных беседах проплаченных телеведущих – любимцев Америки, в панегириках восторженных министров исламских государств, в мольбах о прощении, исходящих от кротких распутниц, в насмешливых комментариях престижных шлюх, в потрясающих сценариях, рождавшихся в гениальных режиссерских умах, в очередных скучных мыслях исписавшихся романистов и в розданных методичках ферм троллей. Индия призывает Пакистан к переговорам в связи с обострившейся ситуацией на границе.       Кто бы мог подумать, что уничтожение маленького заборчика повлечет за собой чреду событий, в конце концов приводящих к полномасштабным столкновениям цивилизаций. Какие бравады. Вчитываясь в трёхстраничный отчет разведки, напечатанный мелким шрифтом, мужчина редко поднимал глаза к телевизионному экрану. Нечего вслушиваться в бред на грани помешательства – особенно на каналах, одновременно пропагандирующих демократов и республиканцев. И эти псевдо-сторонники справедливости требуют у всех окружающих подчинения принципам, на кои наплевали сами. В случае отказа сотрудничать в процессе насаждения искусственных ценностей, до которых нет дела никому, кроме озабоченных докторской степенью ученых, страна может оказаться под угрозой вторжения со стороны любезных соседей. Таков расклад нового мира. Ни для кого не секрет, что само понятие диалога отошло на второй план. Осталась позиция грубой силы.       Если стране посчастливилось обзавестись оружием в мирные годы, то она продержится.       – Ты смотришь новости, Рэндал? – приняв вызов, дипломат зажал трубку между плечом и ухом, чтобы не отрываться от чтения. Изящные очки квадратной формы немного сползли с мясистого носа, однако были ловко поправлены. – Какие прогнозы?       – Ты уже спрашивал. Как и все остальные, – сняв мешающие очки, говоривший протер рукавом халата выступившие на полуседых бровях капельки пота. Невыносимая жара. Кондиционер уже не помогал. – Безумное количество звонков разрядило мой телефон. Я теперь пользуюсь своим личным номером, но ты добрался и до него.       – Я просто переживаю за нашу делегацию. Стоило мне отъехать ненадолго, как ты остался один на один с проблемами. Мне придется просить Мастерса о личной встрече. Ты справишься?       – Разумеется. Я получил отчет пару часов назад вместе с размытыми снимками. В прессе их пока нет, но это вопрос времени, – поднеся к уставшим глазам нечеткие кадры, сделанные дроном с большого расстояния, Рэндал прищурился. Темно-синие глаза не уловили ничего, кроме темных людских силуэтов на фоне пожарищ. – Они умышленно нагнетают панику. Скорее всего, это бунт местного населения, связанный с протестами в Столице. – на более четких снимках запечатлели фрагменты разрушенной Стены, отделяющей две стороны государства. – Меня лишь беспокоит тот факт, что звонки поступают в основном от членов нашей делегации и представителей нашей диаспоры в США. Из правительства пока никто не отозвался.       – Ты забыл, что Мастерс хотел тебя отозвать? Приказ и сейчас лежит на его столе, просто на тебя на хватает времени. А правительство уже давно рассеялось по Стране и не принимает решений. Все зависит от воли Дуайта. Не очень обнадеживает, правда? – не дождавшись реакции, голос в трубке прокашлялся. – Позволь мне разобраться со всем этим. Мониторь обстановку и держись подальше от прессы. Не ввязывайся в сомнительные авантюры. Не будь, как отец.       Завершив вызов, Рэндал тяжело вздохнул. С самого утра он пытался разобраться в случившемся – ни один депутат или военный не проинформировал его о грядущей катастрофе. Если допустить совершенно бредовую теорию об эффекте неожиданности, то спустя почти пятнадцать часов кто-то мог бы и озаботиться вспыхнувшими боевыми действиями. Неизвестные обстреляли и сожгли целый город. Никто не знал, на кого следовало возлагать ответственность: на боевиков, местных или же дезертировавших солдат? Полная неразбериха продолжалась ровно до тех пор, пока на одном канале внезапно не прервали скучный репортаж об угрозе глобального потепления. Под вечер такая резкая смена сюжета могла удивить кого угодно. Сделав громче, мужчина не сразу понял, что происходит. Кадры сменяли друг друга, показывая ужасы современной войны. Близкой и такой далекой. Комментарии подчеркнуто смиренным голосом давала женщина, не пропуская ни одной детали. Истерзанный осколками бомбы труп, искореженный автомобиль, взорванное здание, разлетевшийся на куски истребитель – все это часть ее увлекательной работы. Которую она выполняет с таким же равнодушием, как и любой другой пресытившийся смертный.       – Святой Отец, скажите, что Вы собираетесь делать дальше? – репортеры перебивали друг друга. На экране появлялись помехи из-за столпотворения и вечно толкающихся людей. Микрофоны у мужского лица, скрытого за причудливыми солнцезащитными очками, превышали допустимое количество.       – Я собираюсь покарать тех, кто был причастен к истреблению моих сограждан. Тех, по чьей вине Я стою перед вами, на телах невинных грешников, введенных в заблуждение. Они воздвигли на костях моих соотечественников Стену, чтобы отмывать деньги в их крови. Они заслуживают лишь справедливого воздаяния. И они его получат. Я позабочусь об этом, – замолчав на мгновение, Отец Джо поднял зажатую в руке Библию над собой. – И узнают они, что имя мое Господь! Когда мое мщение падет на них! ****       – Кто ты, черт возьми, такой? – пробормотал изумленный дипломат, вскочив на ноги и выронив ручку. Он прежде никогда не видел человека с такой мощной энергетикой, концентрирующей в себе зло и добро в одночасье.       – Господин Монтегю! – ворвавшийся в номер делегат, оттолкнувший от себя двоих охранников, едва не рухнул на ковровое покрытие, но удержался. – Они созывают заседание Совета. Выносят на голосование резолюцию о возможной гуманитарной интервенции в Республику. Через пару часов все представители должны собраться для совещания, а затем – для голосования. Говорят, у них есть необходимое число голосов.       – Они все спланировали, – закрыв глаза, Рэндал запустил ладонь в зачесанные набок волосы, не так хорошо скрывающие залысины, как раньше. – Звоните в администрацию Мастерса. Свяжите меня с ним прямо сейчас!       – Невозможно. Трубку никто не брал больше получаса, а потом секретарша сообщила, что сам господин Мастерс не велел его беспокоить. Он нам не поможет.       – Мой брат уже сел на тринадцатичасовой авиарейс. Выйти на связь он тоже не сможет, – часто моргая, Монтегю пытался мысленно расставить шахматные фигурки на деревянной доске, что в скором времени станет материалом для его гроба. – Западный фронт выступит против нас. У кого еще есть право вето, кроме троих членов Альянса?       – Главенствующей державы Восточного блока – Российской Федерации.       – Одно не лучше другого, – задумчиво постукивая по ободку очков, защитник интересов страны, медленно катящейся в пропасть, обдумывал положение. – Они не станут вмешиваться. Слишком большой риск. Мы в сфере их интересов, но не влияния. Им даже выгоднее, чтобы нас порвали на куски и вынудили определиться с дальнейшим политическим курсом. Если от Республики еще что-то останется. – следовало констатировать неминуемое дипломатическое поражение. Что же, у них не было и шанса против таких сильных интриганов. – А что насчет Китая?       – Мы неинтересны им, сэр, – смутившийся делегат замешкался. – Нам нечего им предложить, но чисто теоретически это может сработать. У них есть право вето. Но…       – Устройте мне встречу с их представителем до начала совещания. Не давайте комментариев от моего имени кому-либо. Подготовьте все для переговоров, я скоро приеду, – выпроводив гонца, Монтегю поспешил принять душ. Он продумывал последствия каждого решения, каждого слова и жеста. Все может получиться, если сыграть на опережение, при этом сохранив лицо. Выйдя из ванной комнаты, мужчина остановился возле зеркала. Многие роняли в разговоре фразу, что он похож на своего великого отца, представлявшего интересы Республики больше пятнадцати лет. Со дня Революции. – Скажи, что мне делать, папа. – прислонившись лбом к стеклянному покрытию, Рэндал с трудом нащупал в кармане белоснежного махрового халата мобильный телефон и набрал номер единственного человека, способного биться до самого конца и достойно принимать поражения. – Здравствуйте, господин Волкер.       – Полагаю, у Вас что-то срочное, раз Вы позвонили. Последнюю неделю я катаюсь по всей Европе и веду переговоры с возможными партнерами. Совершенно выбился из сил и выпал из новостей. Как у Вас дела?       – Господин Волкер, на данный момент Вы – последний человек из администрации Маунтана, не отстранённого от должности Президента, и уполномочены говорить от его имени, – напряжение, повисшее в воздухе, ощущалось острее, чем когда-либо. – Республика на грани уничтожения. Вы можете не знать об этом, но вчера утром боевики прорвали оборону Стены, разрушили ее и убили всех солдат, находившихся там. – он старался, чтобы голос не дрожал, не выдавал поглотившее его волнение. – В связи с этим ООН инициировала заседание Совета Безопасности, на котором будут выноситься резолюции относительно интервенции западных стран в нашу. – затянувшаяся пауза намекала на перебои со связью, но приглушенный голос с противоположной стороны все же отозвался и призвал продолжить: – Я нашел выход из ситуации. Он может вам не понравиться, но вариантов больше нет. Для успешных переговоров с потенциальными союзниками мне нужна Ваша помощь, как официального лица.       – Я вылечу сейчас же, но это займет большую часть суток. Боюсь, я не успею оказать помощь…       – Будет достаточно Вашего имени. Остальное я беру на себя.       Они обсудили детали и разработали стратегию на случай провала. Безусловно, после принятия резолюции государства Западного фронта не ринутся поголовно захватывать чужие территории, поэтому в запасах у них останется как минимум неделя. Такие операции тяжело проворачивать в современном мире, если речь идет не о забытых Богом регионах. Приготовившись к затяжной битве, Монтегю надел темно-синий пиджак и натянул самую любезную улыбку, на какую только был способен в условиях надвигающейся катастрофы. Фамильная черта. Огромная стеклянная высотка в центре Нью-Йорка, сплошь усеянная голубоватыми панелями, почему-то вдохновляла. Чудеса не единожды происходили в ее стенах. Может, сегодняшний день тоже войдет в историю Республики как самый длинный и вместе с тем обнадеживающий? Монтегю искренне надеялся на это, когда проходил все необходимые контроли и здоровался за руку с теми, кто откровенно собирался пренебречь международным правом и вторгнуться в его дом.       – Сэр, с Вами хотела бы лично побеседовать мисс Шантел, – идя в ногу с собственным патроном, один из делегатов улучил момент и доверительно сообщил о столь великой чести. – Просит Вас присоединиться к ней в кабинете для совещания. – значит, представительница всего Западного блока, собирающегося продвигать резолюции всеми силами, снизошла до простых смертных? Не очень изящный маневр.       – Нет. Передай через ее помощников, что у меня нет времени. Я получаю инструкции от нашего Премьер-министра. Пусть думает, что мы в гордом отчаянии и уроним достоинство, наделав кучу глупостей.       – А мы не наделаем?       – Китайская делегация уже прибыла? – получив утвердительный кивок, Рэндал поправил галстук и приосанился. – Замечательно. Незаметно проведи их в предоставленный нам кабинет. Я скоро буду.       Написав сообщение, Монтегю спрятал телефон и направился в уборную. Он не может опоздать, но точно не собирается приходить раньше назначенного времени. Никто не должен догадаться, в каком безвыходном положении оказалась Республика, если рискнула на такой шаг. Китай, как лидер Содружества Независимых Азиатских Народов, считал себя ровней остальным альянсам, блокам и союзам. В отношениях с ними приходилось балансировать, иначе Азиатские регионы вышли бы из-под контроля и начали представлять опасность. Так многим хотелось думать. Хотя мало кто вообще представлял себе систему китайских ценностей и строившуюся на них тактику, отнюдь не предполагающую такие банальные вещи, как угрозы вторжения. Все гораздо сложнее и аккуратнее. Пусть они и причисляют себя к остаткам коммунистических пережитков, с ними было гораздо легче договориться, чем с поборниками либеральной демократии. Нонсенс. Тщательно вымыв руки, дипломат еще раз взглянул на себе в зеркало и, выпрямившись, улыбнулся.       – Господин Цзеи, – медленно поклонившись до плеч, Монтегю ощутил невольное расположение к добродушно улыбающемуся из-под очков представителю Китая. На самом деле это ничего не значило в мире уставов и правил вежливости, но какое-то странное предчувствие все же сыграло свою роль. – Я приношу извинения за такую поспешность.       – Ничего страшного, – разведя руками, Цзеи дождался, пока остальные делегаты расположатся на местах для своего удобства. – Я слышал, в каком затруднительном положении оказалась ваша страна. У вас на Востоке террористы. Это плохо. Это очень плохо.       – Да. Они угрожают нашей системе. И нашей жизни. Вчера они атаковали целый город. Погибло много людей, – китайские дипломаты переглянулись. Хорошо. Они ненавидят любой вид угрозы для действующего политического режима. В особенности ту, что несет за собой разрушения. – Я узнал об этом только сегодня и совершенно сбит с толку.       – Нам очень жаль. Но мы не знаем, чем можем помочь Вам в данной ситуации.       Конечно, они знали. Просто хотели услышать подтверждение от другой стороны. В этом вся суть.       – Вам известно, что Западный блок собирается грубо подорвать основу принципа суверенитета. С целью вторжения на нашу территорию. Мы не можем допустить этого. Но нас не поддержат, а если и попытаются, то их голоса ничего не изменят, – глядя собеседнику в глаза, представитель Республики не сбивался, не понижал голос, не отворачивался. – Но Ваша страна может наложить вето на их решение и позволить нам выиграть время для урегулирования конфликта.       – Да, это возможно, – потратив несколько минут, чтобы переговорить с членами делегации, Цзеи кивнул. – Мы против вмешательства в государственный суверенитет, но открыто конфликтовать с Западным фронтом нам бы не хотелось. Особенно там, где у нас нет интереса. – поначалу всем показалось, что это четкий отказ. Однако спокойный голос с явным китайским акцентом зазвучал вновь, словно спасительная симфония: – Что вы можете предложить нам в обмен на право вето?       – В ближайшее время в Республике пройдут внеочередные выборы Президента и Парламента. С того самого мгновения, как новый Гарант займет свою должность, наша страна разморозит все совместные проекты и будет лоббировать интересы Содружества и Китая в частности на всех переговорных процессах с европейскими государствами.       – Вы официально не лишили господина Маунтана полномочий Президента. Даже, если выборы пройдут, откуда Вы знаете, кто займет его место? Насколько нам известно, господин Мастерс не проявлял особого интереса к договоренностям между нашими странами, – взяв слово, один из делегатов КНР выразил сомнение в подозрительно гладком плане второй стороны. Сам Цзеи не произнес ни слова, предпочитая наблюдать за реакцией Монтегю. – Как Вы можете утверждать, что эти планы осуществимы, если пост займет господин Мастерс?       – Утверждаю не я, – расправив плечи, Рэндал слегка поддался вперед и опустил руки на стол. – Утверждает господин Волкер, всеми признанный преемник Маунтана. Он уже набирается сил и готовится идти на президентские выборы. Я разговаривал с ним по телефону несколько раз. Он заверил меня в том, что я могу давать обещания от его имени. Пусть они еще не подтверждены легитимным статусом, но определенный вес имеют даже сейчас.       Имя, известное во всех высших политических кругах, произвело впечатление на делегацию. Они перешептывались с плохо скрываемым замешательством. Ставки росли. Предложение стоящее. И такое заманчивое. Китайцы уважали порядок и иерархию. Слово преемник имело для них почти магическое значение.       – Волкер? Тот человек, который возглавляет уличные протесты и беспорядки? Это он? – явный и вполне понятный скепсис сквозил в словах второго по значимости делегата. Китайцы еще очень не любили попытку как-либо подорвать легитимную власть, пусть и творящую разные зверства.       – А как еще ему убедить людей за себя голосовать? Или добиться проведения выборов? – пожав плечами, поинтересовался Монтегю со скучающим видом, будто речь шла о банальных вещах. – Так у нас происходит в Европе. – рассмеявшись точно подмеченной константе, Цзеи растопил лед. – Еще Наполеон пользовался этой стратегией. – улыбнувшись в ответ, Рэндал кивнул в знак смирения с печальными историческими тенденциями европейского общества.       Вот она, победа.       Последующие часы, проведенные в бесчисленных переговорах и обменах пустыми обещаниями западных, восточных, южных и прочих партнеров, усугубили жуткую головную боль и стерли все следы улыбки на лице представителя Республики. Он машинально отвечал на вопросы и инсинуации, исходящие от лживых праведников и военных структур, пришедших к власти лишь благодаря перевороту. И они смели осуждать кого-либо? Воистину, нигде не собиралось столько лицемеров, как под крышей штаб-квартиры Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. С таким усердием они бы самого Господа Бога обвинили в нарушении прав человека. Впрочем, ни одного из них не интересовали истинные первопричины или оправдания. Если ты стал мишенью всего международного сообщества, то клеймо не смоется еще долго. Его же так долго рисовали, дабы оно бросалось в глаза каждому, кто решится повторить успех предшественника.       Показательные истерики бывших западных союзников утомляли больше, чем страшные угрозы стать на защиту демократических принципов. В конце концов, простые формальности улажены и наступила активная фаза противостояния. Точнее, молчаливого наблюдения за надменностью самоуверенных оппонентов, мысленно поделивших чужое государство на части. Интересно, как Германия собирается аргументировать свою позицию? Будучи поделенной между такими же любителями демократии, как военный трофей, она с завидной невозмутимостью допустит еще одну историческую ошибку? Да. Представитель ФРГ поднял руку, соглашаясь с резолюцией. Ее благородному примеру последовали Франция и Соединенные Штаты. За остальными участниками Нью-Йоркского заговора дело не стояло. Перед началом голосования все присутствующие, увы, были приговорены к часовому выслушиванию каких-то положений, призывов и цитат из некогда знаменитых речей американских политиков.       Мы требуем соблюдения прав человека! Настаиваем на уважении к меньшинствам! Призываем обеспечить честные выборы! И напоминаем об обязательствах упразднить смертную казнь! Мы озабочены военной активностью на Востоке и состоянием политических заключенных, которых приговорили к смерти на незаконных основаниях! Мы считаем, что нынешнее правительство не может обеспечить адекватное соблюдение прав собственных граждан. Поэтому просим членов ООН принять резолюции, легализующую миротворческую операцию на территории Республики!       Момент истины. Сидя между представителями России и Катара, Рэндал старался не отвлекаться на сидящих сзади коллег, от напряжения сжимавших кулаки. Главная задача – провалить проект в зачатке и продемонстрировать Организации четкое намерение не сдаваться. По окончанию непрямых обвинений в потакании тоталитаризму, председатели дали зеленый свет голосованию. Возражений не было, а попытку заблокировать весь абсурдный процесс линчевания со стороны Республики деликатно зафиксировали для потомков. Замечательно. Пусть убеждают себя в чужом бессилии. Не отводя расширившихся зрачков от каждого голосующего, Монтегю периодически облизывал сухие губы и тянулся за стаканом с водой. Сюрпризов не было. Западная коалиция одобрила геноцид. США прозаично назвало это историческим освобождением. Россия воздержалась от голосования, но не вступилась за бывшего сателлита. Только Китай неодобрительно покачал головой и поднял руку в знак протеста. Тогда весь блистательный план посыпался.       Блицкриг не удался.       "Правильно ли мы понимаем, господин Лю Цзеи, что Китайская Народная Республика использует право вето"? Вымученно протянула оторопевшая уполномоченная Западного фронта. На что сам Цзеи отреагировал легкой улыбкой и сдержанным кивком. Китай выступает против любого вида вмешательства в суверенные дела иных государств. Крупный доминион тут же поддержали все Азиатские страны, когда-то сформировавшие Содружество. Таким образом резолюция не была принята Организацией. Покрасневшая до корней волос американка, вскочившая с места – явное тому подтверждение. Не сдерживай ее дипломатический протокол, она бы кинулась через весь зал и набросилась бы на растерянного Монтегю, почему-то готовящегося к провалу. Он не сразу пришел в себя – потянувшиеся с разных сторон руки и поздравления вывели его из оцепенения.       – Спасибо Вам, – через четыре часа усиленного рассмотрения других насущных вопросов, члены Организации были отпущены домой. Окончательно пришедший в себя Рэндал, постаревший на пару лет в собственной голове, нашел силы нагнать китайцев и выразить признательность. Не в правилах сторон выражать благодарность словами, но так было правильно.       – Желаю удачи, – протянув дипломату руку, Цзеи с удовольствием пожал ее, не переставая при этом улыбаться. – Разберитесь с террористами на Востоке. И не забывайте о договоренностях.       Они распрощались. Ненадолго, скорее всего.       – Сэр, мисс Шантел снова просит Вас о личной встрече, – не поворачиваясь к делегату, Монтегю досчитал до десяти и выдохнул. Весь груз ответственности свалился с его плеч, но осознание застопорилось еще на первой стадии.       – Пусть идет к черту, – поправив очки, мужчина полуобернулся к соратнику и одарил взглядом, говорившим красноречивее любых намерений. – Сегодня я изменил ход истории. Теперь я хочу поспать.       Не обращая внимания на слабые протесты, Рэндал направился к выходу. Он ожидал, что его все начнут преследовать и отчитывать, но этого не произошло. Перед ним расступались, смотрели в спину и перешёптывались. Он определенно достоин своего отца, ловко избегавшего ловушек со стороны неблагонадежных западных партнеров больше четверти века. Это первое испытание. И не последнее. Оказавшись на свежем воздухе, он нашел глазами республиканский флаг. Гордо развеваясь среди прочих, тот не уступал им в красоте и мощности. Чудесная картина. Особенно на фоне рассеявшегося неба, томившегося в ожидании восхода солнца. Солнца, что принесет и новый день, и новую надежду.       Инцидент с провалом важной резолюции предсказуемо замяли. Все зарубежные СМИ молчали, ограничиваясь ничего не значащими упоминаниями о прошедшем ночью заседании. По мнению авторитетных изданий, резолюцию отправили на доработку из-за сомнительного содержания. Как демократично. Проснувшись рано утром, Рэндал был рад обнаружить свежий завтрак на столе и поздравительную открытку от одного из делегатов. В ней каллиграфическим почерком была написана благодарность за то, что они не скатились на самое дно бездны. Позднее в гостиничный номер занесли красиво упакованную фигурку нефритового дракона с припиской на китайском. Только новые союзники не имели к этому никакого отношения – все исходило от сограждан и диаспор, отличавшихся чувством юмора и общей осведомленностью о политической обстановке. Вертя в руках маленькие сувениры, Монтегю искренне радовался.       Приятное дополнение к профессии.       – Мы пока не даем никаких комментариев по этому поводу. Есть дела поважнее, на наш взгляд, – одного из республиканских министров решили допросить на брифинге по поводу активизации боевиков на Востоке. Он прогнозируемо отказался вступать в перипетии. – Но если спросите мое мнение, то я считаю, что это прост сброд душевнобольных фанатиков, которым нечем заняться. Выиграв выборы Президента, Мастерс попытается увеличить количество рабочих мест в стране и, может, приучит этих дикарей к труду.       – И это лучшие кадры в правительстве Мастерса? – задавая риторический вопрос скорее самому себе, чем слонявшейся по номеру горничной, дипломат поморщился. – Ты бы заговорил иначе, если бы знал, чего мог лишиться в огне вчера ночью.       – В этом и заключается их проблема, господин Монтегю. Они не знают, – появление незнакомца на пороге небольшой гостиной заставило мужчину оторваться от экрана и встретиться взглядом с гостем. Они пересекались на паре встреч, но не говорили друг с другом предметно ни одного раза, до тех злополучных телефонных звонков. – Прошу прощения, что без стука, дверь оставили открытой, а на ресепшне я попросил позвонить Вам и предупредить о своем приходе. Полагаю, они этого не сделали?       – Не сделали, – подтвердив предположение нового знакомого, Рэндал выключил звук на экране, после чего осторожно приблизился к мужчине в черном костюме. – Господин Волкер. Наконец-то увидел Вас вблизи.       – Знаменитость здесь Вы, а не я, – протянув руку, Арман отметил про себя, что пожатие довольно крепкое и уверенное. Он знает себе цену. Особенно после вчерашнего триумфа. – Значит, отель предоставил Вам номер-люкс для проживания. Весьма любезно с их стороны. Не хотите выпить со мной в баре? Я хотел бы обсудить пару важных вопросов.       – Разумеется. Дайте мне немного времени. Я переоденусь.       Вернувшись в спальню, Монтегю достал светло-серый пиджак и постарался быстрее пригладить коричневые волосы, чтобы устранить беспорядок на голове и скрыть залысины. Этот ритуал итак отнимал много времени, а в спешке мог превратить его в клоуна гораздо быстрее. Что не очень подходило для официальных встреч с соучастниками преступления государственного масштаба.       – Вы уже слышали новость? Вашего брата арестовали в аэропорту по прибытию, – резко замерев у зеркала с расческой в руках, Монтегю затаил дыхание. Он ожидал подобного исхода – судя по тому, что родственник не брал трубку, – но настолько молниеносной реакции от братии Мастерса предвидеть не смог. – Мой адвокат займется ходатайствами об освобождении под залог и всем прочим.       – Его не казнят? – наплевав на собственный внешний вид – они не на саммите – Рэндал вышел из ванной комнаты. Он старался уловить колебание во взгляде собеседника, но тот выигрывал у всех психоанализов.       – Не думаю. Он не обладает ценными сведениями или серьезными государственными тайнами на национальном уровне. Смысла никакого. Конечно, мы перестрахуемся. Но это простая месть за Ваше пренебрежение его указами. Однако я прилетел не для того чтобы сообщать эту новость вместо СМИ, – постучав пальцами по нефритовому дракону, Кардинал усмехнулся. – Раз уж мы с Вами теперь связаны общим статусом предполагаемых государственных преступников, нужно кое-что прояснить. Вы так не думаете?

Республика, местоположение не определено.

      Они явились ровно на третий день общего хаоса и анархической вакханалии. Пока мир утопал в нескончаемой борьбе с пожарищами, вирусами и взбунтовавшимися массами, они нашли время в своем загруженном расписании, чтобы навестить старого друга. Пусть он утратил власть, как и желание вмешиваться во внутриполитические процессы Республики, это не лишает его статуса или особых привилегий сильных мира сего. Однако за членство в престижном клубе нужно платить. Долги не списываются с течением времени. Их взимают с процентами. Являются так называемые коллекторы в представительных костюмах, с серебряными кейсами наперевес и напоминанием об оказанных услугах. Впрочем, сегодняшний день ознаменовал появление на безукоризненно вежливых сборщиков податей, а их непосредственных начальников. Заранее обговорив детали, они явились в назначенный срок, в количестве трех человек, и спустились в странный лабиринт чужого пристанища.       – Мы рады застать Вас в добром здравии, господин Президент, – обменявшись рукопожатиями, гости расположились за небольшим столом, специально поставленном в маленьком помещении для одного жильца. – Постараемся не отнимать у Вас много времени. – разложив документы на шершавой поверхности стола, все три посетителя, едва уместившихся в одном ряду, улыбнулись и одновременно сцепили руки. – Вам регулярно доставляют новости из внешнего мира?       – Несомненно, – изучая скрытые в тени лица новоприбывших, Кассиус готовился отражать любой удар, грозивший его стабильному существованию в бездне.       – Вы осведомлены об уровне недовольства общества нынешним правительством?       – Да.       – Вы отдаете себе отчет в том, что уличные протесты постепенно перерастают в беспорядки? Они носят в себе массовый характер и подрывают стабильность соседствующих государств.       – Многие вещи подрывают стабильность мироустройства. Уличные собрания кучки маргиналов, недовольных очередным законопроектом, вряд ли могут подорвать основы либеральных сообществ, любящих и бесконечно уважающих своих граждан. Вы бы, безусловно, не допустили таких треволнений в ваших государствах. Я прав?       – Вы поддерживаете связь с кем-либо из Республики?       – Я ценю преданность больше, чем любые другие качества представителей рода людского. И так как мало кто оправдывает возложенные на них ожидания, то очевидно – нет. Только попавший в мои сети Курт исполняет обязанности камердинера. Иногда – виночерпия.       – Что насчет Армана Волкера? Когда в последний раз Вы с ним виделись?       – В прошлой жизни, – голос не дрогнул, а фирменная снисходительная улыбка все еще блуждала на похудевшем лице Президента. – Я верю в метемпсихоз. Реинкарнацию. Наверняка в какой-то из них мы пересекались не так давно.       – Прошло больше полугода с тех пор, как Вы покинули свой пост. И Вы не выходили на улицу все это время. Как Вы себя чувствуете?       – Превосходно, – на мгновение в глазах промелькнула искорка грусти. Или это всего лишь игра? У него свои цели.       – Вы слышали о том, что Вашего близкого друга и соратника, Фабиана Новака, арестовали, а затем приговорили к смертной казни? На данный момент он дожидается исполнения приговора.       – Я слышал о печальном положении, в котором оказался господин Новак. Не понимаю, какое это имеет отношение к нашей встрече?       – Мы беспокоимся, что он может вызвать общественный резонанс, тем самым повредив общему делу. Нам бы очень не хотелось зависеть от одного смертника, запертого в изоляторе. Вам следует вмешаться. Либо добиться его освобождения, либо устранить.       – Вы почему-то допустили мысль, будто можете решать, что для меня лучше. Или для страны, – по очереди одарив каждого человека холодным взглядом, Маунтан поддался вперед и громко опустил руки на стол. – Моей страны.       – Вы покинули ее шесть месяцев назад, испугавшись религиозных фанатиков. Теперь они смогли уничтожить ваши оборонительные сооружения и захватить город. А Вы по-прежнему здесь. – в чужом голосе не было осуждения. Сухая констатация факта. – В прошлую нашу встречу Вы сами сказали, что в этом мире нет сторон. Существуют только игроки. Вот и присоединяйтесь к игре. – щека непроизвольно дернулась. Всеотец не сводил прищуренных глаз с говорившего. – Или же выходите из нее. По-настоящему.       Они синхронно поднялись с мест и направились к предполагаемому выходу. Спустя пару минут за ними пришли провожатые и вывели наружу через запутанные лабиринты укрытия опального главы государства. Маунтан, в свою очередь, остался сидеть на скрипучем стуле, среди бумажек и газетных вырезок с новостями. На одной из них запечатлели Новака, смиренно принявшего все обвинения. Позади расположились жадные репортеры наперевес с камерами и диктофонами. С приходом к власти Мастерса общество действительно расслабилось. Контроля больше нет. Как и уважения к вышестоящим. Люди потеряли веру. А без веры они больше не знают, кого им надо бояться.       “Возможно, мне пора на покой. Еще бы мне хотелось передать сообщение моему старому другу Кассиусу Маунтану, для вас больше известного как Всеотец. Не знаю, жив он или уже давно гостит у Люцифера. В любом случае, я скоро к нему присоединюсь. Или же займу вакантное место”.       Последние слова подсудимого. Значит, он все прекрасно понимает. Прочитав кричащий заголовок в национальной газетенке, резко осмелевшей без ошейника Революции и невидимой руки с поводком, вождь поднял трубку стационарного телефона и набрал нужный номер. Гудки, приглушенные метровой бетонной стяжкой, напоминали редкие удары сердца. Раз они сильно настаивают на решении проблемы, то стоит разыгрывать партию до конца. Разрушение Стены и увеличивающийся градус протестных настроений скоро доведут страну до кризиса. А весь мир – до полномасштабной войны.       – Здравствуйте. Я бы хотел заказать у Вас трактат Томаса Мора “Утопия”. Когда я смогу получить книгу? – услышав ответ, Кассиус положил трубку и повернулся в сторону одинокого террариума, отставленного на табуретке возле постели. – Все так много говорят, правда, Дюнкерк? Они тебя пугают. Как и меня. – констатировал мужчина, включая настольную лампу и рассматривая своего верного спутника. Фиолетово-розовые вкрапления на темные волосатых лапках переливались, создавая причудливую палитру. – Наступают тяжелые времена. Нам придется переждать бурю. И побыть в роли палачей. – опустившись на матрас, Маунтан помог любимцу перелезть на тумбу. – Прискорбно.

Республика, следственный изолятор.

      – Господь слышит, когда я призываю Его, – сложив ладони на столе, мужчина склонил голову, не решаясь поднять глаза на небольшое распятие. Он застрял на краю пропасти и балансирует так уже третью неделю подряд. Никто ничего не сообщает. Никого к нему не пускают. Даже супругу с детьми. – Я прошу у Него прощения за содеянное зло. И прошу прекратить мои страдания. Я не хочу продлевать их себе, или моим близким. Заклинаю. Пусть Он услышит мой голос. *       Раздавшиеся в коридоре шаги поначалу не привлекли внимания тосковавшей жертвы системы. Продолжая усиленно молиться, он не сразу заметил, как дверь изолятора открылась со скрипом и осветила затемненное пространство. Сидя спиной ко входу, Новак почему-то не спешил поворачиваться. Он все понимал. Как и предсказывал Президент, знавший Верховного судью слишком долго, чтобы усомниться в очевидном. Тяжело вздохнув, Фабиан выпрямил плечи и принял безучастный вид. Словно выслушивал аргументы обвиняемой стороны, которые не повлияют на приговор.       Они ни на что не влияют.       – Ты же, когда молишься, войди в комнату твою, и затвори дверь твою, – повысив голос, Фабиан дождался, пока входная дверь с таким же протяжным скрипом захлопнется. После этого он взял распятие и зажал между пальцами. – Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да наступит Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. – взведенный курок дал понять, что времени не осталось. – Не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство, и сила, и слава вовеки. Аминь.       Выстрел в затылок в упор показался легким толчком. Все закончилось так быстро и неожиданно. Он успел увидеть следы собственной крови на стене, пока все не окрасилось в красный. Вскоре наступил долгожданный покой. Погрузившись в блаженный сон, Новак распластался на столе, а потом скатился на пол и выронил маленький крест с образом распятого сына Божьего.