Свора

Удар кинжала! Кто бы согласился, Кряхтя, под ношей жизненной плестись, Когда бы неизвестность после смерти, Боязнь страны, откуда ни одни Не возвращался, не склоняя воли Мириться лучше со знакомым злом, Чем бегством к незнакомому стремиться! "Гамлет".

       – Вообще-то, это моя история. Если кто-нибудь забыл, – Гудвин дерзко ухмыльнулся, зажимая между пальцами очередную сигарету. Дневная норма давно перевыполнена и пренебрежительно отброшена за ненадобностью. Политики имеют право гробить и себя, и других. – Какие подробности моей личной жизни тебя интересуют? Сколько раз я выиграл в покер? Сколько налогов не уплатил? С кем сплю? С женщинами. Или с мужчинами…        – Хватит, Себастьян, – рявкнул мирно покоившийся на стульях Клиффорд, сложив на тучном брюхе ладони со вздувшимися венами. Прикрыв глаза, он словно погружался в полудрему, но в моменты особого раздражения резко мотал головой и хмурился. – Мы сидим тут уже третий час и обсуждаем программу кандидата. И твою биографию. Чтобы распространять в СМИ нужную информацию.        – Я бы предпочел настоящего репортера, – вальяжно развалившись в кресле, Гудвин потянулся к пачке, но к своему огорчению обнаружил, что та пуста. Черт. – А не доморощенного клоуна с записной книжечкой. Это лучшее, на что вы способны?        – Ты ведешь себя так вызывающе, будто уже являешься мэром. Уверяю, это не так. И твоя победа, если она вообще возможна, будет считаться великим чудом, – наклонив голову, Грэм презрительно сжал пухлые губы. – Твой оппонент на дебатах собаку съел. Хороший каламбур, правда? Не вздумай использовать его в своей книге, сынок, – потянувшись к сигаре, мужчина попутно ткнул мясистым пальцем в чужой блокнот. – Вычеркни. Я не хочу создавать образ Вселенского борца за справедливость. Дешевый трюк. На них не купишь избирателей.        Господин Никто, тщательно прорабатывавший дизайн будущего слуги народа, послушно достал ручку и зачеркнул ненужный нюанс чужой жизни. Его блистательный слог позволял не только строчить инвективы в стол, но и давать пищу для забродивших умов всей журналисткой псевдо–элиты. Одним росчерком пера он уничтожал наигранность, не позволяя той перерасти в повседневность. Срывал окаменевшие маски, державшиеся на потрескавшемся клею. И высмеивал ретроградность как нечто непозволительное. Пока обрюзгшие партийные бонзы превращали бюллетени в личные активы, он мог с легкостью превратить их в токсичные системные элементы. Обнаружить пороки и приукрасить таким образом, что работодатели получат компромат на месте. Ведь у каждого имеется слабое место. Главное – вовремя найти и подчеркнуть.        Дальше все будет зависеть от публики.        – Я не боюсь прихлебателей Мастерса, – заказав по телефону дополнительную пачку личных наркотиков, валютчик нервно ерзал на сидении. Ему не нравилось ежедневно встречаться с этим свиноподобным пиар-менеджером и репетировать монологи, доводя произношение до совершенства. – Они уже похоронили свою репутацию. Вопрос времени – когда их сметут.        – Твои самодовольство и самоуверенность этому не поспособствуют. Слушал бы ты меня внимательно, то понял бы, что кандидат от Мастерса публично открестился от своего патрона и идет как самовыдвиженец. Что повышает его шансы, поскольку он якобы играет в новое лицо. А вот ты – проект антиправительственной организации, еще и при поддержке человека, потерявшего нашего Президента в разгар кризиса. И как думаешь, сильно тебе поможет образ аполитичного контрабандиста-банкрота?        – Это не образ, – дожидаясь, пока бармен разложит на столе ассортимент разных сигаретных пачек, Себастьян терпеливо стучал носком туфли по полу. Без особых колебаний он отдал предпочтение излюбленной марке Ричмонд и отослал прислугу. – Слушайте, вы тут разберетесь без меня, да? Я хочу подышать свежим воздухом. – не дожидаясь разрешения, он поднялся и проследовал к выходу из помещения. Криков и возмущений вдогонку не последовало. Все устали мариноваться в четырех стенах, при этом не находя общий язык. – Славу Богу, передача "один день из жизни мэра" закончилась.        Спустившись на главный этаж, Гудвин по дороге прикурил сигарету и отправился в бар на нижнем ярусе. Сопровождаемый едким сизым дымом, он представлял весьма мрачное зрелище: темный вестник в окружении мглы, готовый поглотить любого на своем пути. Облаченный в темную обтягивающую рубашку и такого же цвета штаны с туфлями, мужчина не изменял своим вкусовым привычкам. Только со временем их становилось все тяжелее отличать от отчаяния. Он двигался нарочито медленно, но эта походка больше походила на усталость, вяло влачившую ноги. А вот нездоровый блеск в глазах все тяжелее было выдавать за политический энтузиазм и желание все менять по первому требованию избирателей. Оказавшись в единственном месте, что еще приносило радость, неудавшийся политик сел за барный стул и заказал стакан виски, раскачивающийся на барной стойки из-за классической изогнутой формы.        – Плохой день, Гудвин? – низкий голос прозвучал откуда-то извне, вынуждая тут же обернуться и внимательно вглядеться в плохо освещенные пространства. Себастьян едва уловил движение за соседним стулом. Стоило отдать должное местному палачу – свое дело он знал.        – Тебе когда-нибудь приходилось три часа репетировать речь о вреде застройщиков пляжей и недобросовестных коммунальщиках в компании одного жирного кретина и откровенного дурачка-писателя? – услышав отчетливый, но слегка приглушенный смешок, валютчик рассвирепел. – Тебе весело? А мне нихера не весело было слушать весь этот бред про тачки и социальную ответственность граждан. И ведь каждый из них верит в свою полезность.        – Зато тебе не скучно. Но выглядишь ты потрепанным. Не пробовал спать по ночам?        – Не делай вид, что заботишься обо мне. Мы же не друзья, – допив скудные остатки целительного эликсира, Гудвин затребовал еще. Пьянствовать в одиночку – удел все тех же политических неудачников. Но он по крайней мере не один.        – Пойдем со мной, – не собираясь повторять дважды, Данбар достал из кармана пару помятых долларовых купюр и швырнул на стойку. – В счет фонда будущего мэра. – с характерной для себя флегматичностью эдемовец прошествовал к выходу, ни разу не обернувшись и не остановившись, чтобы подождать соратника.        Гудвину ничего не оставалось, кроме слепого подчинения. Догнав верного пса Эдема на середине парковки, он неуверенно последовал за ним в соседнее помещение, едва выделяющееся темной полоской в сумрачном, неосвещенном фонарями квартале. Не нужно было обладать членской картой, чтобы знать, куда они идут. Арсенал. Место с неприглядным прошлым и сомнительным настоящим. Заброшенный склад почти в самом центре Города, приватизированный сворой под собственные нужды. Впрочем, с документами у них все в порядке. Иначе сложно было бы объяснить полицейским из соседнего участка, почему у них под носом хранят контейнеры с оружием и ящики с наркотиками. Себастьяну еще не доводилось посещать это священное место, хотя никаких запретов относительно свободного передвижения в клубе не существовало.        Пока что.        – Если ты хочешь прикончить меня и спрятать тело здесь, то мог бы не оплачивать выпивку, – полушутливо-полусерьезно съязвил Гудвин, настороженно оглядываясь. – Неужели я так сильно достал всех вокруг?        Игнорируя любые попытки навязать разговор, Илай резко повернул влево и открыл неприметную железную дверь. Оттуда доносились заглушаемые стенами крики. Это встревожило больше, чем общий антураж. Отступив на шаг, Себастьян сглотнул. Ему прочили блестящую карьеру, отнюдь не подразумевающую пытки. Тем не менее, на Илая эти звуки не произвели особого впечатления: по-прежнему никак не реагируя на замешательство попутчика, Данбар зашел внутрь и принялся спускаться вниз по крутой лестницей, все больше и больше погружаясь в нескончаемый гомон мужских голосов. Замерев на середине, он отметил про себя, что валютчик следует за ним на небольшом расстоянии. Все еще беспокоится за свою мэрскую шкуру.        – Добро пожаловать на псарню, – подождав, пока Себастьян спустится вниз и станет рядом, солдат махнул рукой в приветственном жесте. – Мы тут снимаем напряжение.        Посреди прямоугольной комнаты расположился октагон для профессиональных боев. С высокой железной сеткой, не допускающей неограниченности в пространстве и огромной железной балкой, прикрепленной к потолку и оснащенной фонарями для скудного освещения. Своеобразный ринг уже окружили около десятка эдемовцев и парочка звероловов, приведенных Волкером во имя укрепления союза кланов. Дабы не сеять смуту в стенах самого клуба, они решили устроить дружеский матч лагерей. Конечно, без строгих правил ведения боя. Ни к чему церемониться.        – Разве насилие не под запретом? Или не видит слепой палач – рассветна зеленая твердь. *        – Запрещено нарушать закон в стенах клуба. Но мы сейчас не там, – сняв армейскую куртку и швырнув ее на потрепанную скамейку, Илай размял спину. – Я пообещал им уложить напыщенного волкеровского приспешника на лопатки в третьем раунде. Не отказывай себе в удовольствии поставить на меня.        Не до конца понимая сути происходящего, контрабандист с удивлением наблюдал за действиями вечно спокойного Данбара: тот резво прыгнул в центр арены, вызывая у публики неподдельное восхищение. Избавившись от футболки, он приготовился тут же дать бой любому оппоненту. В другой стороне ринга показался лидер звероловов со своей фирменной раздражающей серьезностью и аккуратными рыжими усами с остросшими кончиками. Не следовало ожидать от главы личной охраны второго человека в государстве ничего иного, кроме правильно сложенного тела, усеянного многочисленными шрамами. Не желая красоваться, Артур просто кивнул сопернику и наклонил голову в знак готовности начать долгожданный поединок.        – На кого ставишь? На амстаффа или зверолова? – с трудом отбиваясь от протянутых рук, зажавших купюры, букмекер обратился к пробившемуся сквозь толпу Гудвину. – Ну, решай быстрее!        – Как ты назвал Илая?        – Боже, ты как будто в первый раз здесь. Амстафф. Порода собак. У нас все асы носят так называемый титул. Вэнс, например, зарезервировал за собой борзую. Салливан – овчарку….        – А меня вы как называете?        – А ты один из асов? – удивленно вскинув брови, букмекер выхватил еще пару купюр и принялся выкрикивать коэффициенты ставок. – Тогда отойди. Не мешайся под ногами.        Добравшись до металлической ограды, Себастьян завороженно следил за тем, как оба бойца наносили друг другу почти смертельные удары. Уворачиваясь, Данбар сразу же бросался на врага и пытался повалить на пол. Тот, в свою очередь, оказался хорошим прыгуном: избегая захватов, он мгновенно оказывался на краю октагона и переводил дыхание. Они были равны по силе. Но приемы использовали разные. Пока неповоротливый Илай разворачивался, ему уже наносили серию ударов по ребрам. Однако он ставил надежные блоки и, дожидаясь удобного момента, бил в голову или целился в солнечное сплетение. В конце концов Ригби не выдержал дикого напора и свалился на одно колено. Амстафф воспользовался шансом и, обхватив чужую шею руками, со всей силы приложил оппонента лбом об пол. Тот издал хриплый стон, выплюнул сгусток крови и принялся колотить кулаком по железке, признавая поражение. Вмиг сборище наблюдателей взорвалось пронзительными воплями восторженности.        Шокирующе. Свежо. Ново. Смело. Непонятно. Мало кто мог догадаться, что такой насквозь пропитанный моралью и законом консерватор, как Илай Данбар, ночью сбрасывает все оковы и пускает в ход кулаки. Все эти люди, заполнившие маленькую комнатку, поддались древнему собачьему инстинкту: окружить двоих бешеных конкурентов и созерцать кровавое побоище. Их затуманенные, затянутые кровавой пеленой глаза выражали жадное нетерпение. Никакой жалости. Никакой пощады. И самое забавное – они поклонялись победителю. Опасливо опускали взгляды и взирали восхищенно. Вот тот стимул, которого так не хватало самому Гудвину. Ему необходимо уважение. Никто не воспринимает его всерьез, относится как к случайному недоразумению, по насмешке судьбы одаренному возможностью представлять Свору. Но он не один из них. И если проиграет – никто не удивится, все пожмут плечами, покачают головой и заявят, что ожидали подобного.        – Не хочешь попробовать? – промокнув вспотевшее лицо, Илай подошел поближе. На устах гуляла едва заметная улыбка. Впервые он чувствовал себя расслабленно. – Тебе соперников будет несложно подобрать.        – Нет, спасибо, мне нужно готовиться к завтрашнему интервью, – пожав крепкую, но дрожащую руку палача, Себастьян поспешил на свежий воздух. Зрелище настоящих собачьих боев вдохновляло. – Черт возьми! – избавившись от окурка, он затоптал его носком туфли.        – Мне казалось, ты большой любитель шоу, Гудвин, – попутно надевая куртку, Илай спрятал значительную часть выигрыша в карман. Отказавшись от сигареты, он снова размял ноющую шею. Скоро на коже проявятся синяки, но это определенно того стоило. – Я бросил курить больше десяти лет назад. Искушению не поддаюсь с тех пор.        – Где научился так драться? – поначалу не расслышав вопроса, Данбар поднял глаза, поражая собеседника чернотой расширившегося зрачка. – Видно, что профессионал. Я думал, только стрелять хорошо умеешь.        – Я воевал на двух войнах. Добровольцем, – потянувшись к висевшему на шее кресту, Илай скривился. Не от боли. От воспоминаний. Хотя они причиняли больше страданий. – Я закончил военную академию в Республике, закончил с отличием. После этого пошел на фронт во время войны в Персидском заливе. – уловив легкое недоумение в глазах собеседника, Илай фыркнул. – Тогда советы решили объединиться с ООН. Впервые. А Республика в стороне остаться не могла. Наш прошлый Президент любил войны. Вот только не снабдил нас необходимой техникой. Приходилось пользоваться польской. В итоге я попал в плен к иракским солдатам. Они бросили нас в выгребную яму, дабы получить солидный выкуп или обменять своих же. Но не подумали, что президенту Резерфорду плевать на своих граждан. – стиснув челюсти, Илай сжал кулаки. – Политика. В общем, там было около шести солдат разных национальностей. Я нашел общий язык с одним из них. Украинцем. – эдемовец оперся на заплеванную серую стену. – Мы хорошо понимали друг друга – я неплохо знал русский, он тоже. Мы прошли через это вместе. В конце концов, международная коалиция победила. Нас освободили американцы и вернули домой. А уже спустя четыре года я воевал на Востоке и вырезал наших сограждан. Я пытал людей. – для Гудвина это признание не стало откровением, но ледяной тон, каким оно было произнесено, холодило душу не меньше самой исповеди. – Я командовал целым взводом. Это повышение по службе оставило меня равнодушным. Я хотел убивать. Я скучал по этому. Восток предоставлял массу возможностей…        – Война на Востоке разве не после Революции началась? – спросил контрабандист, чтобы как-то скрасить гнетущее впечатление от услышанного.        – Нет. Мало кто об этом знает, но сначала там был локальный конфликт. Просто кучка идиотов собралась в одном помещении и решила, что они теперь правительство. – не без иронии, обычно несвойственной данному персонажу, сообщил военный. – Они хотели отделиться или что-то в этом роде. Не знаю точно. Мне просто дали приказ, а я выполнял. Но потом кое-что случилось. Я снова встретил того украинца. Советский Союз послал несколько своих добровольческих легионов, чтобы не допустить распад. Или хотел его ускорить. Не знаю. – тряхнув головой, словно старый забывчивый пес, Илай едва ли обращал внимание на присутствие валютчика. – Я должен был убить его. Приказ есть приказ. Но я его не исполнил. Отпустил старого друга. – последнюю фразу Илай прожевал и выплюнул, настолько сильную ненависть она вызывала. – А тот вернулся к своим и просто сдал местоположение нашего командного пункта. Через несколько часов нас атаковали и разнесли из артиллерии половину роты. Естественно, о моем поступке знали все. Мое сердоболие отметили. Еще бы. Сержант Данбар, палач и киллер, отпустил гребаного военнопленного-наводчика. – усмехнувшись подобной иронии, солдат достал из кобуры гравированный пистолет с личными инициалами. – Меня арестовали и отправили под Трибунал. Посадили в изолятор на неделю, но не пытали. Не видели смысла. Просто привели мою семью на седьмой день и убили. – Гудвин замер с сигаретой в зубах, не рискуя поворачиваться к рассказчику. – Жену, родителей, детей. Их казнили за мое преступление. Меня же просто объявили предателем Родины и приговорили к пожизненному. Но выводить во двор не торопились. Ограничились колонией с отдельной камерой. Думали, я там с ума сойду. Или с собой покончу. Или сокамерники меня убьют. Не получилось. – критически осмотрев оружие, Илай спрятал его обратно. – Я сам всех убил. Всех, кто подходил ко мне в столовой или общем душе. Один раз даже сломал нос охраннику, после чего провел две недели в одиночке. Где-то недалеко от тюрьмы явно находилась лесопилка. Она дребезжала и дребезжала. Не переставая. – Себастьян заметил, как солдатские руки пробила мелкая дрожь. – Пять лет я так жил и пытался не свихнуться. Пять долгих лет слушал долбанную лесопилку. Провел половину срока в карцере. Отвратное чувство.        – Представляю, – прошептал валютчик, соблюдая осторожность. – И что потом?        – "Потом"? Революция белых. Меня реабилитировали по какому-то дурацкому законопроекту "амнистия военнослужащим" или что-то в этом роде. Маунтан сам служил и понимал, как устроена система. Однако пользы от той программы никакой. Мне даже дали денег, чтобы я хорошо устроился. Но я пропил их в баре. Оказался на самом краю. А умирать по-прежнему не хотел. Не доставил бы им такого удовольствия. Однако работа мне была нужна. И я предложил свои услуги тем, кто мог их оценить. Стал наемным убийцей. Принимал заказы на разных людей. Политиков, генералов, иногда каких-то биржевых спекулянтов или банкиров. Иногда предателей или отставников. Таких же, как я. – уставившись в одну точку, Илай не шевелился больше минуты. – В свободное от основной работы время я подрабатывал на стройке. Таскал тяжести и конструировал какие-то объекты. Со мной никто не разговаривал. И я ни с кем не разговаривал. И уж точно не заводил друзей. И все шло хорошо. Деньги я тратил на выпивку в барах или на наркотики. Пока не поступил новый заказ. Изменивший мою жизнь. Мне заказали Маркуса. – выронив истлевший окурок, Гудвин полностью развернулся, раскрыв рот от шока. – Не знаю, кому он там помешал, но меня это не интересовало. Платили за него хорошо. Но я промахнулся. Не в первый раз, однако цель я спугнул. Он прятался от меня, но его местоположение стало известно. Мне дали второй шанс. Заказчики очень сильно хотели от него избавиться. Тогда я решил исправить свой промах. Но я не учел осведомленность своих врагов. Эти ублюдки подготовили ловушку для меня. Марк стал наживкой. А они планировали облаву с самого начала.        У них получилось.        – Тебя что, поймали? – подавив смешок, Себастьян прокашлялся.        – Тогда Долан, еще работавший шефом полиции, умел выслеживать жертв не хуже меня. Признаться, я не ожидал подвоха. Но меня в итоге привели к Виктории. Я посчитал их придурками, потому что готов был встретить кого угодно, кроме бабы в шубе. Да еще и предлагавшей мне работать на нее. Это было нелепо. Но она умеет убеждать. Ты и сам это знаешь. – вздохнув с каким-то странным облегчением, Илай отошел от стены и размялся. – Спасибо за компанию, Гудвин. Доброй ночи.        – Да, знаю, – долго глядя вслед уходящему одиночке, вернувшемуся в помещение, но повернувшему в другую сторону, контрабандист думал о своем. Ему еще предстояло доучить пару общеизвестных фраз для завтрашнего интервью. Поэтому не было смысла задерживаться.       На следующий день его снова посетил портной и предложил несколько костюмов на выбор. Гудвин предпочел неброский серый пиджак и темный галстук. Избирателям может не понравиться излишняя вычурность в условиях кризиса и протестов против олигархической системы. Следовало учесть предпочтения сторонников, прежде чем выходить в эфир и кичиться знаниями экономических и политических терминов. Но он, к счастью, их не знал. И компенсировать этот факт дороговизной ткани точно не собирался. Политтехнологи не одобрят. Вновь отрепетировав речь, контрабандист с присущей ему легкостью готовился перенять инициативу в беседе на камеры. Он-то умеет болтать. Иначе в этом славном Городе не добиться успехов. Чего стоили одни только размышления о бренности структурного бытия под лунным небом на яхте одного из воротил сигаретного бизнеса, разливающего сорокалетнее вино чаще, чем того требовало гостеприимство.        – Почувствуешь себя загнанным в угол – начинай нести какой-то бред о своей жизни, – перелистывая сценарий возможной беседы, Клиффорд недовольно морщился, кусал губы и протирал потеющее от жары лицо. – Нам повезло – Эмис работает с Вэнсом и согласилась провести прямой эфир у нас. Еще отправила список вопросов, но не надо рассчитывать на то, что хоть один из них прозвучит в эфире. Говорить ты умеешь, а вот затыкаться вовремя – нет. Не поскользнись на этой слабости.        – Как прикажешь, шеф, но скажи, пожалуйста, как давно ты стал имиджмейкером? Тебе хотя бы доплачивают за работу?        – За свою карьеру я повстречал много преуспевающих политиков. Молодых, бойких и перспективных. Мало кто из них дошел до твоей ступени. Можешь благодарить за это Викторию, не меня. Я просто слежу за тем, чтобы ты перешагнул на следующую, а не стал моим очередным провалом.        – Звучит очень обнадеживающе, – Грэм негодующе прищурился, но не стал отвечать. Вместо этого он опустил свое грузное тело в кресло – короткие ноги не держали его дольше получаса – и принялся усиленно просматривать бумаги. До тех пор, пока все нужное оборудование не было установлено, а помощник оператора не попросил всех войти в комнату для съемок. – Безумно рад Вас видеть, мисс Эмис! – подойдя к одной из известнейших журналисток Республики, Гудвин обворожительно улыбнулся. – Не могу не признать, что Вы прекрасно выглядите.        – Спасибо, мистер Гудвин, – Сандра вежливо улыбнулась, сохраняя профессионализм в типичной ситуации. – Прошу, присаживайтесь. Это не займет много времени. Хотя мы и надеемся на большое количество онлайн зрителей.        Подождав, пока ему приладят микрофон и в очередной раз перепроверят аппаратуру во избежание казусов, Гудвин подбирал удобную позу. Решил остановиться на более расслабленной: несильно вытянутые вперед ноги и скрещенные на животе руки. Если бы ему дали сигарету, то все можно было бы обыграть гораздо эффектнее. Однако не стоит пропагандировать нездоровый образ жизни в тоталитарном государстве. Есть вероятность, что никто подобной эксцентричности не оценит. И рейтинги пойдут на дно пропасти, состоящей из волкеровского безумия и индифферентности Маргулис. Лишний раз вспомнив о Королеве, валютчик почувствовал неприятное послевкусие на языке. Проглотив горький комок, он улыбнулся и удобнее расположился на стуле.        Комнату для интервью выбрали наименее вычурную, приспособленную для гостей, а не постоянных жильцов. Некоторые из них отличались дизайнерским подходом. К счастью, гостей в клубе жалуют меньше, чем постоянных членов с бурными идеями, нужными номерами в телефонной книге и щедрыми взносами. Поначалу беседа шла размеренно, неторопливо. Вопросы оказались предсказуемыми. Они не пересекали четко установленных границ и скорее казались приятным дополнением к душевной беседе двух старых друзей. На протяжении всего монолога Себастьян совершил пару мелких ошибок: перепутал названия ведомств и привел пару заумных цитат из книг. Исправлять что-то было уже поздно, но это не избавляло от сверлящего взгляд с той стороны комнаты и последующих красноречивых жестов Грэма.        – Мистер Гудвин, а Вас не пугает Ваш оппонент? – осекшись, Себастьян неожиданно для себя приосанился и оскалился в усмешке. Хорошо. Уверенность никому никогда не мешала. – Его прочат в безоговорочные победители предстоящей мэрской гонки. Он считается опытным политиком.        – У нас половина Парламента состоит из опытных политиков, но полезных законов там пока никто не принял, – широко улыбнувшись, Эмис подбадривающе закивала. – Я не думаю, что можно соизмерять опыт с желанием наконец-то изменить хоть что-то в нашем Городе. Могу с уверенностью говорить только за себя, но вот Дуайт Мастерс не продемонстрировал такого стремления за все пятнадцать лет своей карьеры. И почему Вы верите, что его люди смогут?        – Разве господин Бэйли – человек Мастерса? Он идет как самовыдвиженец.        – Да бросьте, все мы понимаем, с какой стороны гниет эта рыба. Насколько я знаю, Пирс Бэйли больше десяти лет работал в полиции и выполнял поручения Гровера. Они оба были замешаны в десятках коррупционных скандалов и сомнительных схемах с оборонной промышленностью. Но все как будто об этом забыли. Да-да! Вместо этого мы чествуем нового мэра, радуемся и надеемся, что он будет исполнять обязанности лучше, чем делал это на посту полицейского. Вам не кажется это абсурдным? – запал иссяк после такого речитатива. Выдохнув, Гудвин откинулся на спинку стула. Сейчас бы скурить еще одну пачку. – Поэтому, на мой взгляд, лучше дать шанс валютчикам и контрабандистам, чем тем, кто их регулярно грабит.        – К слову о нелегальной деятельности, – Сандра не переставала улыбаться во время попыток сбить с кого-то спесь на интервью. Особенно, когда за ней наблюдали около пятидесяти тысяч зрителей. – Месяц назад на нашем канале транслировался сюжет, который рассказывал о двоих неизвестных, ворвавшихся на приватную территорию одного из видных политиков на автомобиле и уничтоживших несколько частных объектов. На видеоматериалах один из этих мужчин подозрительно похож на Вас. Как Вы прокомментируете данное обвинение?        – Это обвинение? – заметив, как Клиффорд нервно прикусил губу, Гудвин вздернул острый подбородок и прищурился. – Лучше спросите, что это были за частные объекты и кто у нас в Городе распоряжается таким количеством земли? Господин Мастерс давно не брезгует ни собственной репутацией, ни нарушением закона. Это его собственность, предназначенная для выращивания конопли. Вы задавались вопросом, почему у нас в Столице такая большая проблема с наркотиками? Потому что их выращиванием и распространением занимается наш достопочтенный Премьер-министр. И Вы еще от него что-то требуете?        – Голословные заявление, – подытожила Сандра, поправив кучерявую прядь волос с присущим ей хладнокровием. Прогнозируемо, что кандидат от Волкера будет всеми способами дискредитировать нынешнее правительство, но следовало быть немного осторожнее. – Перейдем к другой теме. Вы недавно говорили…        – Знаете, я ведь сам употреблял наркотики в больших количествах, поэтому не могу винить в этом Мастерса, – прервав журналистку на полуслове, Себастьян избрал для себя другой путь. В это время на заднем плане послышался отчаянный стон Клиффорда, у которого все шло по четко отработанной стратегии. До сего момента. – Это к слову о вторых шансах. Я бы лучше дал его излечившемуся наркоману, чем заядлому коррупционеру и убийце.        – Вы раньше не упоминали, что употребляли наркотики.        – Разумеется, я ведь лечился. Не хотел давать своим избирателям ложные надежды. Думаю, им уже хватит выслушивать подобную ложь от моих оппонентов. Но факт им и останется – я давно чист. В группу поддержки не ходил, но помощь получал. Это уже в прошлом. И я готов биться не только за мэрские преференции, но и за очистку Города. При мне ни один наркоторговец, распространитель или Премьер-министр не будет превращать улицы в наркопритоны и травить наших граждан. Позднее, когда я выиграю выборы и плотно укоренюсь на своем месте, то подам соответствующий законопроект о возбуждении уголовных дел против все частных предпринимателей, так или иначе связанных с производством этой дряни. И уверяю, сидеть они будут очень долго. Никто не заслуживает таких мучений, которые испытал я во время всех своих приходов.        – Ты – сумасшедший, тупой кретин! – горланил внезапно ставший резвым Грэм, едва успевая поворачиваться следом за переодевающимся валютчиком. – И как теперь ты предлагаешь вести твою кампанию? Какой слоган предпочитаешь: "выбирайте мэра-наркомана" или "хроники современного Пабло Эскобара"? Ты своей никчемной башкой совсем не думаешь? Как мне теперь это преподносить публике?!        – Да никак. Я произвел нужное впечатление, – избавившись от мешавшего галстука, Себастьян почувствовал, как затягивающая шею петля ослабилась. – Ты же опытный менеджер, подставил саму Королеву, и не можешь использовать эту возможность на благо всем нам?        – Недоразвитый морфинист. Будешь сам объяснять Виктории, что за схемы ты здесь проворачиваешь без моего согласия! И на многотысячную аудиторию!        Не вслушиваясь в сыпавшиеся оскорбления, Гудвин быстро закончил переодевания и поспешил на улицу. Репортеры уехали клепать новый сюжет ради своих коллег, дабы те смогли посмаковать пикантные моменты. Пропагандисты уже через пару часов откопают всех дальних родственников кандидата, которые подтвердят, что он кололся с ранних лет и подсадил на иглу всех двоюродных братьев возраста до пяти лет. В комментариях появятся куча троллей, выполняющих заказ правительства, и с огромным удовольствием подхватят волну ненависти, грязи и других испражнений. Все ради честности и прозрачности средств массовой информации!        Направившись в главный коридор, где его, судя по полученному ранее сообщению, ожидал старый друг, Себастьян никак не мог выкинуть из головы последние фразы своего навязанного куратора. Если о произошедшем узнает Виктория – а она узнает, так как от компьютера не избавилась – то какой будет ее реакция? Положительной и позитивной, сведенной к юмору и приятному времяпрепровождению? Или наоборот – резко отрицательной, негативной или хуже – равнодушной? Под воздействием интриг Волкера она способна на любые нелепые суждения. Впрочем, мысли об этом мгновенно ушли на второй план, когда мужчина встретился глазами с поджидавшим его гостем. Мэтт Раф не сильно изменился с их последней встрече возле офиса неудавшегося лоббиста – однако серьезное повышение по службе явно пошло на пользу его ранее нездоровому цвету лица.        – Мэттью! – радостно поприветствовав друга, Гудвин заключил его в объятия, но не стал усердствовать. Еще сочтут тайным информатором государственных ведомств. – Скажи, что директор службы безопасности делает в нашей скромной обители порока? Не говори, что ты здесь ради меня. Я недостоин.        – Я еще не получил официальных документов о повышении, так что формально ты все еще беседуешь с рядовым агентом, – подмигнув, Раф положил одну руку на плечо вечно невезучего товарища, внезапно набравшего популярность среди обычной публики. – Тут недалеко есть одно кафе. Не составишь мне компанию? Нужно поговорить.        – Ну конечно, тебя же не должны тут видеть. Иначе возникнет конфликт интересов, правда? – насмешливо подметил Гудвин, однако немного осекся при виде морщинок неудовольствия в уголках глаз агента. – Дай мне минуту. Я предупрежу своих.        Оповестив о желании временно покинуть убежище страждущих, валютчик не собирался вдаваться в подробности. Он даже не стал проводить ключ-карту, поскольку вся эта система безопасности казалась смехотворной. Впервые он покинул стены клуба без сопровождения эдемовских сторожевых, не подпускающих ценного кандидата к залитым солнечным светом улицам. Вдохнув воздух желанной свободы, к счастью для этого района, не пропитанный народным гневом, Гудвин заметно повеселел. В скором времени телефон начнет разрываться от звонков и сообщений неприятного содержания, поэтому лучше провести его с пользой для собственного организма. Оба приятеля дошли до неприметного здания на углу квартала и сели внутри, подальше от панорамного стекла и барной стойки. Их могли узнать. Хотя тут, похоже, местных больше заботил постоянно скачущий курс валюты и очередная порция грязных слухов о соседях.        Мало нужно для счастья.        – Смотрю, перемены пошли тебе на пользу. Кто бы мог подумать, что оставляя тебя на растерзание диким собакам, я делаю всему миру одолжение, – получив невкусный кофе и подгоревший сэндвич, Раф отставил их как можно дальше, после чего сцепил пальцы рук. – Мы теперь не сможем видеться часто.        – Мы итак нечасто виделись, – пожав плечами, валютчик распробовал яичницу, но не стал жаловаться на привкус резины.        – Ты не понимаешь, Себастьян. Мы теперь из разных лагерей. Наши работодатели не ладят, – извиняющее движение плеч выдавало раздражение обстоятельствами. Мэтт не хотел быть чьей-то марионеткой, но в Столице иначе нельзя. Особенно, когда над головой маячит полномасштабная война местных кланов. – Ты легализовал себя. Ты постепенно становишься добропорядочным гражданином, но пойми – им плевать.        – Ты думаешь, я не знаю, на что иду? И только ради этого ты позвал меня сюда? Не стоило тратить рабочее время. Мог бы в Твиттере написать.        – Я позвал тебя сюда, чтобы предупредить Викторию. Не дергайся! – ударив кулаком по столу, впрочем, не так громко, как на допросах, Раф призвал к порядку. – В вашем клубе могут быть установлены жучки. А здесь никто нам не помешает. Скажи своему боссу, что Гровер открыл сезон охоты. Мастерс приказал всем ведомствам работать в ускоренном режиме, чтобы подготовить почву для серии арестов и конфискаций имущества. Ваша организация под прицелом. А я через пару часов должен идти на встречу с Гровером, где он потребует от меня установить за вами слежку и усилить патрулирование этого района.        – Ты разве имеешь право разглашать такую информацию?        – Отнесись к этому серьезно. Мы в большой опасности. Вы сильно разозлили всех в администрации Мастерса. Еще немного и они начнут отстреливать вас на улицах. А я не смогу помочь, – поднявшись, Раф достал деньги из портмоне и положил на стол, не переставая оглядываться. – Не недооценивай своих противников. С Мастерсом вы еще сможете договориться, но вот Гровер – он Дьявол во плоти. Точка.        Ощущая неприятный осадок после недолгой, но насыщенной беседы, Гудвин быстро вернулся обратно в клуб. Ему нужно было предупредить Викторию о катастрофе под именем Министра внутренней безопасности. Вновь проигнорировав ресепшн, чтобы сохранить время, контрабандист отправился на поиски кого-нибудь из старших. Как их называли? Асы? В мифологии – группа локальных божков, не так ли? Скромность точно не была сильной стороной пресловутой общины. Внутренне возмущаясь из-за невозможности обнаружить никого, кроме обленившихся игроков в покер и пьяных курильщиков кальяна в крупных и маленьких комнатах, Себастьян терял терпение. Наконец, в зале для совещаний он застал группу эдемовцев с Томасом во главе. Они с жаром обсуждали новый проект и одновременно стихли при появлении незваного гостя.        – Себастьян, рад видеть тебя, – поднявшись, Ридус пожал руку вошедшему. Он устал – его выдавали темные круги под глазами и нервные движения. – Час назад посмотрел твое интервью. Должен признать, мне понравилось.        – Клиффорд придерживается иного мнения.        – Он немного консервативен в определенных вопросах. Но я – сторонник честности в эфирах. Даже частичной, – опершись ладонью на стол, Том изучал навязанного им кандидата, неожиданно проявившего себя. – У меня кое-что для тебя есть. Данбар не так давно передал тебе оружие. Мы нанесли на него специальную гравировку. Хотим поблагодарить за верную службу. – достав из нижнего ящика пистолет, некогда подаренный Илаем, мужчина передал его валютчику. – Не потеряй.        – Пули тоже с именной гравировкой? – не сдерживая широкой улыбки, Гудвин начал осматривать причудливую собачью голову, изображенную на черной рукоятки. "Весь мир у твоих ног" – цитата, выгравированная на ствольной коробке, напоминала о том, кто они на самом деле такие.        – Совсем за идиотов нас держишься? – рявкнул Боунс, как обычно забившийся в угол и перекидывающий набалдашник трости из руки в руку, словно мячик. – Хочешь всю организацию развалить своими увеселительными прогулками с Доланом, по живым мишеням пострелять, да еще и наследить?        – Хочу напомнить, что персональное разрешение руководства мы получили, правда, Томас? – вытащив патроны из магазина, валютчик критически осмотрел их со всех сторон, словно баллистический эксперт, и вернул на прежнее место. После излишне затянутой демонстрации он поднял глаза на сердитого калеку и ухмыльнулся.        – Думаю, церемонию посвящения мы оставим на потом, – примирительно выставив руку перед собой, Ридус таким образом отгородился от ненужного конфликта. – Я не собирался передавать тебе оружие до обнародования рейтинга кандидатов после интервью, но оно показалось мне сносным. Но какова была причина твоего прихода? Изначальная?        – Я встретился со старым другом, который передал мне важную информацию. Могу я повидаться с Викторией и посоветоваться с ней на этот счет? Если позволишь.        Он умел находить нужные рычаги давления и использовать против собеседников. В случае второго признанного лидера Эдема было достаточно просто напомнить, что с его мнением считаются и ставят в известность его самого перед тем, как совершить нечто непростительно глупое. Облизнувшись, Гудвин сделал пару шагов назад, дабы чуть-чуть пригнуть голову в знак красноречивого повиновения. Оценив этот жест не без свойственной Ридусу иронии, он кивнул и повернулся обратно к столу.        – Напыщенный индюк, – вложив все презрение в свою инсинуацию, Лоуренс не стал реагировать на недоумевающие взгляды вокруг, лишь оперся подбородком обратно на трость и прикрыл глаза.        Гудвин тем временем направился в сторону центрального кабинета – своеобразному тронному залу – который исторгал непреложные законы. Тот находился практически возле лестницы, ведущей на нижний этаж, поэтому мужчине пришлось вернуться назад и преодолеть немалое расстояние. Проектировщики явно постарались удлинить залы и коридоры, чтобы компенсировать сравнительную узкость пространства. По дороге Себастьян неустанно размышлял над тем, что именно скажет работодательнице. Как поведет разговор и как ловко уведет его в приятное для них обоих русло. Мысленно упиваясь предстоящей беседой, контрабандист не заметил впереди себя человека со стопкой книг в руках. Несмотря на непереносимую августовскую жару, тот все равно носил элегантный темный пиджак, впрочем, без дополнительных атрибутов в виде галстука и жилетки с золотой цепочкой.        – Мистер Гудвин, рад видеть Вас в хорошем настроении, – остановившись посреди коридора, Гастин принял благодушный вид, отчего его заостренные усы заблестели в свете ламп. – Смотрел Ваше интервью. Остался в полном восторге!        – Вы не первый человек, который говорит мне эту фразу. Так что спасибо. Все же мои таланты переговорщика где-то пригодились, – нервно переминаясь с ноги на ногу, Себастьян поглядывал на заветный вход в божественную обитель. Ему не хотелось тратить время на разговоры с пародией на дворецкого, но хамство старшим вряд ли добавит престижа.        – Не недооценивайте себя. Еще пару репетиций с Клиффордом и Вы спокойно дадите фору любому опытному политику. Молодость и энергия всегда привлекают больше, чем заученные фразы. Я знаю, это довольно прогрессивный взгляд на вещи, но мои сыновья со мной согласятся.        – Не знал, что у Вас есть дети, – на секунду перестав сверлить глазами кабинетную дверь, Гудвин позволил себе разглядеть низкого полноватого мужчину перед собой. За комичными усиками и смеющимся взглядом скрывалась чувственная натура. – Не встречал их, они тоже здесь живут?        – Нет-нет, я работаю здесь, чтобы оплачивать их обучение. Позже я постараюсь дать им возможность учиться заграницей. Это их мечта. Но пока они стоят на площади и восхищаются Вашими речами со сцены, – грустно улыбнувшись, Хиггенс уставился в пол, а затем, спохватившись, понял, что задерживает эдемовца. – Прошу прощения. Я немного увлекся. Мисс Маргулис у себя, я только что с ней разговаривал.        – Спасибо, – остановившись около закрытых дверей, Себастьян обернулся и спросил: – Ваши сыновья верят в принципы, которые отстаивают протестующие?        – Безусловно, они находят отклик в их молодых душах. Они идеализируют мир из-за возраста. Вы сами понимаете. Но отказываются признавать это и заявляют, что вряд ли такие как я смогут разрушить систему. Я их не расстраиваю. Они в своем праве.        – А Вы не верите в возможность изменить что-либо?        – Господин Гудвин, мой старший сын погиб на войне за Восток больше шести лет назад. Он тоже верил в изменения. Хотел помочь Родине. Быть полезным. Однако реальность поразила его гораздо быстрее, чем братьев. И, боюсь, урок был болезненным скорее для меня. Мне ведь пришлось хоронить его останки, которые семье любезно вернули в дешевом деревянном гробу. После этого я уже ни во что не верю.        Внезапно распахнувшиеся двери вынудили двоих собеседников отпрянуть. Гастин, с почтением относившийся к хозяйке общины, поклонился ей и снова поблагодарил за книги, после чего скрылся на лестничной площадке. Себастьян остался неподвижно стоять перед кабинетом, не в силах открыть рот и поприветствовать женщину. Та, в свою очередь, изучала непрошеного гостя немного удивленным взглядом, но все же нарушила неловкое молчание и жестом пригласила кандидата войти. Он предпочел молча прошествовать внутрь и усесться как можно дальше от главного кресла. Увы, планы пришлось изменить, стоило недовольному собачьему рычанию огласить всю комнату. Вздрогнув, валютчик пересел поближе и нервно застучал пальцами по столу.        – Ты знала, что у Гастина сыновья на улице протестуют вместе с толпой?        – Разумеется, – по-прежнему изумленная Перри не догадывалась о цели визита этого человека. Учитывая тот факт, что озвучивать ее он, похоже, не спешил, ей лишь оставалось поддерживать беседу в одиночку: – У тебя что-то случилось? – следовало уточнить, в какой именно день они решили перешагнуть барьер вежливости и обращаться друг к другу на "ты".        – В моих руках жизни детей…        – Ты преувеличиваешь. Во-первых, они в наших руках. Во-вторых, уже довольно поздно для инсайта, тебе не кажется? – опустившись в кресло, Виктория достала из пачки сигарету и прикурила. – С какой стати ты озаботился комфортом избирателей или их отпрысков? **        – Я и не догадывался, какая ты циничная, – фыркнул Гудвин, откидываясь на стуле с каким-то странным выражением на лице. То ли сосредоточенным, то ли насмешливым. – А ведь твои дети могли оказаться по ту сторону баррикад. Или ты сама.        – У меня нет детей, – отрезала Маргулис, возможно, более жестко, чем планировала. – И бессмысленно рассуждать о том, чего никогда не произойдет. А теперь ответь на мой вопрос – ты пьян или обдолбан?        – Я чист уже несколько недель. Говорил об этом в недавнем интервью. И, кстати, я за день получил уже уйму комплиментов по поводу своего успеха, но ты мне ничего так и не сказала. Хотя это в твоих интересах.        – Ты мне хамишь. Эта первая причина, по которой ты можешь получить только удар по ребрам, если я вызову охрану, – предупредила раздраженная Королева. – А вторая причина заключается в том, что я не смотрела твое интервью. Была занята.        – Чем же? Очередным планированием уик-энда в компании несравненного Волкера? – язвительно протянул контрабандист, с вызовом глядя на вдову. В ожидании новой перепалки он начал осматривать чучело ворона с открытым клювом и маленький стеклянный глобус.        – Ты переходишь грань дозволенного, – расслабившись под действием никотина, Маргулис уже не ощущала того первоначального раздражения. Странно. Но впервые за неделю плодотворной работы в этот кабинет вошел человек, не лебезящий перед начальством, не расточающий пустых комплиментов и не требующий невозможного. Как иногда приятно осознавать, что беспринципные наглецы тоже бывают полезны. – Грэм уже позвонил и пожаловался на тебя. Говорит, ты его не слушаешь.        – Что поделать, таков уж я, – пожав плечами, кандидат достал собственные сигареты и присоединился к невесомому пиршеству. – Но стоит отдать ему должное – уж свое дело он знает. Все его советы я принимаю во внимание. А интервью я настоятельно рекомендую посмотреть. Получишь массу удовольствия.        – Мне хватает твоего присутствия в своем кабинете. Не уверена, что хочу посвящать все свободное время еще и выслушиванию твоих сентенций.        – Очень зря. Иногда бывает полезно прислушаться к другим, – они оба замолчали на какой-то промежуток времени. Комната постепенно наполнялась дымом. Пришлось подняться и открыть окно на проветривание. – Я пересекся со своим другом Мэттом Рафом. Вы знакомы?        – Где ты его нашел? – резко подняв потемневшие зеленые глаза, Виктория не стала скрывать напряжения.        – Это он меня нашел. Мы вместе отобедали в местном кафе, где он посетовал на свою тяжелую судьбу. И еще велел предупредить тебя, что Гровер открывает на нас охоту. Усиливает патрули, ужесточает контроль и все такое прочее. Вы, ребята, здорово его разозлили.        – Старые счеты, – остановившись перед окном, Перри задумчиво глядела в пустоту. Покрывшаяся зеленью улица не могла обмануть зоркий глаз: весь смрад по-прежнему торжествовал в квартале. – Много лет назад мы поспособствовали его отставке. С тех пор он лелеет надежду уничтожить Эдем и меня заодно. Его возвращение в игру нам сильно повредило, но мы не позволим ему взять реванш. К счастью для нас, на своих ошибках он не учится.        – Да, я помню эту легенду. Тогда весь Город на ушах стоял. Вы с Волкером доказали его причастность к коррупционным скандалам в оборонной промышленности. В чем же там было дело? – задумавшись, валютчик почесал бровь, не выпуская сигарет из пальцев. – Кажется, после распада Союза он приватизировал завод, закупил военные запчасти где-то заграницей и продал своему же заводу втридорога. При этом страдала наша армия, потому что качество запчастей оставляло желать лучшего.        – А Клиффорд хорошо тебя натаскал, – не оборачиваясь, Виктория улыбнулась. – Так все и было. В принципе, нас это не касалось. Мы тогда с Арманом только начинали… сотрудничать. У каждого были свои цели, ценности и видения ситуации. Однако сам Гровер нас в покое не оставлял. Бегал за нами, предлагал развивать схемы дальше и обещал колоссальные суммы денег. Впоследствии он становился настойчивее. И уже не просил, а требовал. И даже дошел до того, что начал угрожать. Нас это раздражало. Мешало налаживать контакты с более адекватными партнерами. – наклонив голову, вдова вдохнула приятный летний аромат. – Мы впервые объединились и приложили все усилия, чтобы спекуляции агента безопасности всплыли наружу.        – И что, Волкер не потребовал ничего взамен? Ох уже эти городские легенды.        – Ему самому было выгодно избавиться от Гровера. Тот ему мешал больше, чем всем остальным. Тогда его влияние на Маунтана неустанно росло и крепло. Сам Бог велел нашептать на ухо правильные слова. – вспомнив об удачном исходе заговора против зарвавшегося ублюдка, Виктория даже сейчас ощутила эйфорию. Они праздновали победу, не вылезая из постели около трех дней. – Признаться, изначально я вообще не рассчитывала на помощь Армана. Когда я встретила его впервые, то подумала, что он скорее бюрократ, а не воин. Я ошиблась.        – Значит, слухи оказались правдивыми, – спустя какое-то время изрек Себастьян, не выдавая ни единым жестом своего глубокого разочарования. – Это нечто большее, чем Стокгольмский синдром. Или его извращенная форма.        – Не зарывайся, Гудвин. С ним у меня история, насчитывающая пятнадцать лет, а ты всего лишь…        – История, насчитывающая пятнадцать лет боли, унижения и страдания! – ударив по столу кулаком, контрабандист вскочил с места, роняя стул и вынуждая взбешенного пса мгновенно подскочить на лапы. – Как ты этого не понимаешь?! Как можно быть настолько слепой?!        Пока кандидат разорялся, поддаваясь праведному гневу, экран телефона Королевы, поставленный на беззвучный режим, загорелся. Сообщение от брата гласило, что ей срочно необходимо включить первый новостной канал и убедиться воочию, что они вступили на тропу войны. Не теряя времени даром, Виктория схватила пульт, дабы исполнить просьбу. Шокированный Гудвин не сразу понял, что его не слушают. Им, в сущности, в очередной раз пренебрегли. Обернувшись к экрану, вделанному в стену над камином, он сосредоточился на репортаже с места военных действий. Фанатики во главе с печально известным Рокуэллом, обвиняющимся в подрыве ипподрома, за сутки разрушили часть Стены на Востоке и захватили населенный пункт. Картинки с места побоища сменялись быстрее, чем бегущая строка с индексами.        – Твою мать, – не до конца осознавая суть происходящего, Себастьян засмотрелся на кадры, изображающие экстравагантного священнослужителя в темных очках. Грех действительно может быть искусством. – Невероятный человек… – хаос в голове не давал нормально сформулировать мысль. Тем не менее, из колеи его выбил громкий звонок на телефоне. Краем глаза он заметил фотографию Волкера, мелькнувшую на экране прежде, чем Королева схватила устройство. – Не смей! Ты не понимаешь?! Ты же его заложница! Возьмешь трубку сейчас и никогда не выберешься из этого круга! – не колеблясь ни секунды, она провела пальцем по зеленой кнопке. – Твоя ошибка. – приложив трубку к уху, Виктория потушила сигарету и отвернулась к окну.        Гудвин не стал дожидаться окончания беседы. Столкнув со стола мерзкое чучело, он стремительно выбежал из кабинета и, полностью игнорируя окружающих, ворвался в центральный зал на нижнем ярусе. Там, окруженные наркотическими парами и спонтанными иллюзиями, навеянными вредными веществами, валялись мужчины и женщины. Постанывая, они едва доползали до раскиданных по полу подушек, чтобы окончательно расслабиться. По венам курсировала отрава, вынуждая мычать, орать и драться с невидимыми врагами. Другие же просто отключались в углу с глупой улыбкой на устах. Оказавшись внутри, Себастьян скривился от отвращения. Трудно было поверить, что еще месяц назад он находился среди них, блаженствуя в утопиях и прочих картонных местах.        – Господин Гудвин, не ожидал увидеть Вас здесь в столь поздний час, – от удивления темные брови, выделяющиеся на лишенном волос лице, поползли вверх. Как бы там ни было, Курц моментально совладал с собой и прищурился. – Видел Ваше интервью и должен сказать…        – Мне нет до этого никакого дела, – грубо оборвал валютчик, перешагивая через два лежавших в обнимку тела, дабы подойти ближе. – Я пришел сюда ради наслаждения.        – Вы не посещали меня месяц и уверяли, что очистились. Хотите продолжить курс? – пропустив мимо ушей откровенную неучтивость собеседника, эдемовец вгляделся в его черты и понял, что произошло нечто серьезное. – Что же. Я попрошу принести, но помните, что после длительного перерыва злоупотреблять нельзя.        Не став дожидаться последующих напутствий, мужчина дождался поставки, а затем, не попрощавшись и не поблагодарив, кинулся прочь из провонявшего зала. Нижний ярус предназначался для членов, потерявших все на войне с преступным режимом и утративших всякий смысл жизни. Но их кошельки были туго набиты и они спокойно могли позволить себе тратить средства на постоянные взносы и беззаботный сон на краю пропасти. Курц был приставлен к ним заботливым надсмотрщиком, следящим за дисциплиной и снабжающим необходимыми веществами.        Несчастный, униженный и оскорбленный Себастьян, только что принятый в ряды локальных божков и признанный ими как равный, был низвергнут на самое дно без возможности реабилитироваться. Гудвин тайно восхищался любыми проявлениями эксцентричности, однако пассивно наблюдать за ускользающим счастьем – выше его сил и возможностей. Поэтому он едва не выломал центральные массивные двери, надеясь поскорее выбраться на воздух и избавиться от сдавливающей шею бесплотной удавки. Едва не споткнувшись на ступеньках, он резко замер и облокотился на каменную стену главного здания. В руке все еще таился заветный пакет с белым порошком. Он мог бы выйти на середину проезжей части, подождать окончания комендантского часа и броситься под колеса первому ночному патрулю. Но не рискнул.        Что-то все же вынудило его достать сигарету и закурить.        – Все в порядке, Гудвин? – его уже тошнило от упоминания собственной фамилии. – Тебе нужна помощь? – придерживая одной рукой черный отполированный едва ли не до блеска мотоцикл, во второй руке Томас держал специальный шлем. Он уже был готов водрузить его на голову, но вылетевший на улицу мужчина привлек внимание. – У тебя все хорошо? – валютчик игнорировал вопросы, глядя сквозь второго лидера. В его взгляде читалась некоторая обреченность. Ридус все понял сразу. Он уже видел такие взгляды, направленные в сторону его сестры. Но она обладала выдержкой и не давала им призрачных надежд. Те сами кормили себя иллюзиями. – Мой тебе совет: забудь об этом. Не занимайся самобичеванием. Ты просто сожрешь сам себя. И лучше от этого никому не станет. Илай, присмотри за ним. – с этими словами Томас запрыгнул на мотоцикл и поспешно скрылся за первым поворотом.        – Скажи на милость, друг, – сделав упор на последнее слово, Себастьян повернулся и взглянул в безжизненные глаза убийцы. Он только сейчас, будучи на грани нервного срыва, осознал этот факт. – Как вы терпите Волкера на своей территории? Никому из вас в голову не приходило, что он – обычный паразит, который сжирает ее разум? Он же ненормальный! Ты никогда не думал о том, чтобы… убить его?        – Послушай меня внимательно. У нас тут не принято болтать лишнего и идти наперекор асам, – в мгновение ока Данбар превратился из равнодушно свидетеля чужого безумия в безудержного цепного пса, ревностно охраняющего собственных хозяев. – Я ничего против тебя не имею, но если узнаю, что ты замешан в каком-то заговоре или где-то раскрываешь рот, то лично разломаю тебе череп об бордюр. – не дожидаясь ответа, палач вырвал из рук замешкавшегося кандидата пакет с сомнительной отравой, при этом тыкая ему в грудь полной бутылкой виски. – Пойдем обратно. Подберем тебе собачье прозвище по вкусу.