Оленёнок Нара

      Я потерянный человек.       И не в том смысле, о котором мог бы подумать среднестатистический человек из Череповца. Я была потеряна на самом деле. Заперта в другом мире, в чужом теле. Жила абсолютно не своей жизнью. Ходила в школу, хоть в России уже посещала её с позиции учителя. Подружилась с малолетками, общалась с ними почти на равных. Училась, но не тому, к чему привыкла дома. Я дралась, я сражалась. Каждый день — тренировки, каждая ночь — раздумья.       О чём я думала? Кратко говоря — о многом. Во-первых, меня всё так же мучил вопрос: действительно ли весь этот мир реален или же я сошла с ума? А может это всего лишь сон, и я лежу в коме в больнице? Но если это правда, если всё вокруг настоящее, то что мне стоит делать? С чего начать? Спасать, убивать, воевать... Это не то, чего я ожидала от жизни. Мне бы хотелось прожить ещё лет тридцать-сорок в своём тихом, туманном городе. Съездить один раз в Японию, увидеть семью сестры. Может даже посетить их уже будучи старушкой, когда у племяшки будут малыши от какого-то темноволосого бизнесмена. Простить сестру за то, что она оставила в своё время меня с больным отцом. Поговорить с ней по душам. Выпить. А потом уехать обратно домой и больше никогда не уезжать из родного края. Умереть старой в окружении котов. Во сне. Чтобы не было больно. Тихо. Мирно.       Но вот я попала сюда. Мне семь лет и я ниндзя. Это всё и не пахло спокойствием. Особенно фраза Деми о том, что я должна спасти этот чёртов мир, иначе умру и не вернусь обратно.       Интересно, как там мои коты? Как Сеня? Как Камю? Как племяшка? Присылает ли она мне письма?.. Почему я так далеко от тех, кого люблю.       Я лежала на кровати в тёмноте и разглядывала свою несуразно маленькую ладонь. Хотя какая ладонь? Это была ладошечка — по другому и язык не поворачивался её назвать. Я стала не просто маленькой по возрасту, но и по строению тела. Помниться, что в мои семь лет я была выше своих сверстников на полголовы, а то и больше. А тут — пёрышко размером с молекулу.       — Ужасно, — грустно произнесла я, резко стукнув рукой о матрас.       — И не говори, — тихо подытожил знакомый голос.       Я тяжело вздохнула и схватилась пальцами за переносицу, прикрыв глаза. Я давно ждала своего призрачного друга. Уже почти как месяц. И на душе у меня были смешанные чувства от пребывания в комнате незваного гостя.       — Почему ты не появлялся? — тихо спросила я.       Деми молчал, что слегка раздражало. Лишь ветер за окном грустно подвывал в такт тишине, повисшей в комнате.       — Я запуталась, Деми, — продолжила я, но полуБог все так же сидел и молчал. — Ты же здесь?              Я приподнялась вверх и увидела воображаемого гостя на стуле возле окна. Мягкий лунный свет слегка освещал лицо мрачного и немного грустного мужчины. У него были седые короткие волосы и крупный кривой нос, который он сломал ещё в юности. Откуда я знала это? Всё просто — на этот раз Деми надел на себя образ моего отца. Сердце на мгновение замерло, когда я увидела знакомый силуэт. Я сжала в кулаках простынь и нахмурила брови.       — Ты не имел права заявляться ко мне в таком виде, — медленно сказала я сквозь боль.       — Я имею право прийти к тебе в любом обличье, — спокойно ответил мужчина, достав из кармана знакомый мне с детства портсигар. — Знаешь, это странно, что, когда я прихожу к тебе в образах чужих мне существ, их повадки будто продолжают жить с телом. Например, сейчас я просто невыносимо хочу...       — Закурить, — я резко договорила предложение Деми, глядя на белую самокрутку, которую он достал из серебряного коробка.       — Да, именно так, — грустно произнёс он, крутя в пальцах сигарету. — Но я не смогу её закурить. Физически не получится. Внутри меня нет легких, нет сердца, нет органов. Я лишь иллюзия, Олеся.       — Что ты этим хочешь сказать?       Он усмехнулся и перевёл взгляд с улицы на меня. Признаюсь, было страшно смотреть на него. Даже зная, что это не мой отец — видеть покойного родственника, с которым прожил всю жизнь, а потом лично выбирал под его рост гроб, крайне мучительно.       — А то, что ты живая, в отличие от меня.       Эти слова прозвучали двояко. Я еле заметно сморщила губы, чтобы не заплакать, и подвинулась ближе к краю кровати, свесив ноги вниз.       — Почему именно отец? — тихо произнесла я, отведя взгляд на пол.       — Ты веришь в перерождения душ, Леся?       — Не называй меня так, — резко оборвала я старика.       — Но ведь так называл...       — Лишь отец называл меня так. Ты не он, Деми, — ответила я, строго взглянув в такие родные прозрачно-голубые глаза. — Я не знаю, что за порогом жизни. Поэтому и говорить об этом не буду.       Деми был недоволен подобным ответом. Он пренебрежительно фыркнул и схватился сильнее крупными пальцами за резные ручки стула.       — Не надо только говорить мне, что ты не думала об этом, — в его голосе звучали злобные нотки. — Все когда-либо задумывались на тему того, что будет после смерти.       Я закатила глаза и скривила губы к носу. Эти философские разговоры о жизни и смерти не были мне по душе. Меня раздражало всё, что касалось этих тем.       — Ты замкнулась, когда он умер, — внезапно произнёс мужчина, указав на меня сигаретой, что он зажал между указательным и средним пальцами.       Мне хотелось бы возразить ему. Накричать, вскинув руки вверх, дать пощёчину, топнуть ногой, прогнать. Но не хватало сил даже на то, чтобы огрызнуться. В душе я знала, что этот чёртов придурок прав. Я — замкнулась. Я спряталась ото всех в своей раковине. Всё началось в тот день, когда ему поставили диагноз — болезнь Альцгеймера. Сначала он сбегал из дома по ночам, бросался под машины. Потом он перестал узнавать меня, то и дело путая всех вокруг с друзьями из прошлого, с войны. Его жизнь угасала прямо у меня на руках, и я была бессильна. Не могла спасти своего старика-отца. Того, кого все считали эталоном мужественности, кого я ни разу не могла обыграть в шахматы, кто был примером для нас с сестрой, хоть мы это никогда и не признавали.       Он умер, оставив после себя лишь огромную дыру в моём прогнившем от пережитых эмоций сердце. Я умерла в тот день, когда он полностью лишился рассудка. И всегда вспоминала ту единственную секунду из прошлого, когда он на мгновение пришёл в себя и попросил у меня прощения за всё, в чём был не прав. Я тогда стояла с вазой, в которую ставила красные розы, что мне подарил коллега-физрук с работы. Я помню этот момент настолько чётко, что могла бы с точностью сказать, в какой одежде я была и каким парфюмом от меня пахло. Серое платье в горошек. Духи с цветочно-медовой отдушкой.       Прошло двенадцать лет. А я помню. Всегда буду помнить.       Я тогда удивленно взглянула на старика с взъерошенными волосами, которые уже как неделю были грязные. Он тяжело вздохнул и отвернулся к стене, и больше никогда не говорил со мной. Это был наш последний разговор. Больше он ничего не говорил. Только молчал.       — Зачем ты здесь? — медленно произнесла я, подавляя подступивший ком в горле.       Деми не отвечал. Он сложил руки на столе и посмотрел на мои записи. В них я выписывала на русском всё, что вспоминала о предстоящих войнах в этом мире. Он бегло просмотрел мои записи и, постучав пару раз пальцами о дерево, усмехнулся.       — Ты кое-кого забыла, — в его голосе звучала насмешка, которую он и не скрывал.       — Кого? — поспешно переспросила я. — Хотя стоп. Не переводи тему.       — Удивлён, что ты его не вспомнила, — тихо усмехнулся он, перевернув страницу.       Не заметив с обратной стороны других записей, он лишь хмыкнул, пожав плечами. Я решила не переспрашивать его. Этот идиот не собирался мне ничего рассказывать.       — Я не идиот. А вот ты глуповата, — едко подметил старик, прислонившись к спинке стула. — Какой неудобный, — недовольно посетовал Деми, ёрзая на месте.       Я молча смотрела на своего старика и в голове проносились картинки из прошлого. Как он меня ругал, как хвалил, как научил рыбачить, как я завидовала сестре, что ту он устроил в танцевальный кружок. Эмоции нахлынули на меня, но я умело подавляла в себе любые признаки боли и печали. Громко сглотнула и со всей силы ударила кулаком о кровать.       Она резко подожглась. Я вскрикнула, отпрыгнув от матраса, в котором остался горелый след от удара.       — Что за чёрт?! — завопила я, прислонившись к стене.       Деми довольно улыбался глядя на меня. Я посмотрела на руку. Она вся покраснела. На костяшках были следы от ожогов, которые буквально на моих глазах заживали за считанные секунды.       — Завтра, девять утра, главный вход в больницу, — спокойно произнёс мужчина, встав с кресла.       — Что? — переспросила я.       Старик хлопнул глазами и нежно схватил меня за плечо.       — Он умер, Олеся, но ты до сих пор жива. И ты должна помочь этому миру избежать Четвёртой Мировой. Это твоя миссия.       Услышав эти слова, я вновь разозлилась. Миссия, смерть, жива! Что за бред!       — Бесишь! — завопила я, сжав кулаки ещё сильнее.       Деми усмехнулся. Я со всей силы замахнулась рукой в лицо полуБога, забыв, в образе кого он явился ко мне. Но внезапно мою руку схватила тётя, которая странным образом оказалась на месте дурака с небес. Она испуганно смотрела на меня, в панике. Шикаку стоял позади неё. Он был расстроен. Взглянув на свою ладонь, я громко ахнула. Она была в огне. Но не в сильном, он был лишь на поверхности. Маленькие язычки пламени утихали по мере нарастания моего испуга.       — Что происходит? — спросила я, не сводя глаз с руки.       Тётя молчала. Явно думала, что со мной: опять ли Кокоро сошла с ума? Я осторожно отвела руку к себе, когда Харета отпустила моё запястье. На удивление, раны от ожогов вновь зарастали с бешеной скоростью. Видимо, это какая-то особенность Кокоро, о которой я до этого момента не знала.       — Что случилось? — наконец, решилась спросить Харета.       Я прикусила губу и свела брови вверх.       — Мне приснился кошмар, — грустно добавила я, стараясь дышать неровно, будто сильно перепугалась.       Харета была опечалена. Но в отличие от Шикаку, который недоверчиво что-то забормотал за спиной матери, она купилась на мои слова. Нежно прижала меня к себе, положила руку на голову и начала успокаивать, приговаривая всякие банальные вещи.       — Всё хорошо, я рядом, — ласково говорила женщина.       Я крепко обняла её и уткнула нос в предплечье тёти.       Шикаку вышел из комнаты, громко шаркая ногами о паркет. Харета нежно водила по моим волосам рукой. А я стояла и думала, как бы утром улизнуть от семьи в больницу. Мне надо узнать, что имел в виду этот дурак. И я это выясню.