Давай напишем эту историю вместе?

В те самые моменты, когда балансируешь на грани жизни и смерти, все происходит невероятно быстро. Был человек — и нет человека. Иногда еще борешься со смертью, ну, если повезет, но то самое мгновение, тот миг, когда ты находишься на самом пике опасности, проносится так быстро и незаметно, как даже представить невозможно. Невозможно даже осознать, что ты умер. Ты просто… Выпал из реальности. Только уже не на час-другой, а навсегда. Навсегда… Пожалуй, самое в жизни пугающее слово — навсегда. Так обидно на самом деле осознавать, что какая-то маленькая железная штучка, именуемая пулей, может лишить тебя чего-то очень-очень важного, того, что дается всего однажды. Жизнь такая удивительно хрупкая. Когда раздался этот пронзающий душу звук, Тэхен сперва даже не понял, что произошло. Осознание пришло только тогда, когда по чуть присыпанной первым снегом земле стало расползаться кровавое пятно. От душераздирающего крика, наполненного болью, пожалуй, самой сильной, какую только можно почувствовать в жизни, сердце словно останавливается:  — Чонгук! Тэхен упал на колени перед распластавшимся на земле телом парня. Секунда — и все. Все может закончиться за секунду. Это очень страшно.  — Чонгук, — Ким, руками хватаясь за еще теплые щеки парня, стараясь привести его в чувства, в отчаянии ударяя кулаками по асфальту так, что на пальцах появляются маленькие царапины, смотрел на кровь, медленно растекающуюся по земле. — Пожалуйста, вызовите скорую! Секретарь Ли Юми стояла рядом, застывшая на месте от страшной картины, однако девушка, сообразив, что Чонгуку еще, кажется, можно помочь, схватилась за свою сумочку и стала искать в нем телефон.  — Здравствуйте! Нужно срочно вызвать… До Тэхена уже не доносились звуки окружающего мира. Для него не существовало ничего, кроме Чона, потерявшего сознание и лежавшего на земле, сейчас, возможно, уже мертвого. Нет, он жив! Тэхен чувствовал вину. Она, до этого жившая в самом укромном уголочке его большого сердца, сейчас вырвалась на свободу, завладела разумом, заставила корчиться в муках на земле рядом с раненым Чонгуком. Ким винил себя за то, что вообще встретил парня, за то, что завязал с ним разговор. Он так сильно любил, настолько, что готов был отмотать время назад и не помогать ему в тот дождливый день. Быть может, Тэхен тогда так никогда бы и не стал свободным, не обрел бы такое недолгое, но все же счастье рядом с Чонгуком. Быть может, он бы страдал всю свою оставшуюся жизнь, но… Черт, но Чон был бы жив и здоров. Никто не поджигал бы его офис, не стрелял в него. Его сердце не терзалось бы от волнения за любимого человека, виновного во всех бедах парня.  — Скорая едет, — Ли Юми опустилась на колени рядом с Чонгуком, касаясь его шеи и стараясь нащупать пульс. — Я не чувствую…  — Он жив, — Тэхен упрямо закивал головой, отрицая возможность смерти Чонгука, хватаясь за ворот его окровавленного пальто и лицом зарываясь в холодную ткань его рубашки. — Я чувствую. Где-то вдалеке раздался звук сирены скорой помощи. К счастью, все эти печальные события происходили в центре города, неподалеку от больницы, поэтому врачам не составило труда добраться до нужного офиса быстро. Из машины выскочило двое человек. Один из них приблизился к телу Чонгука, коснувшись шеи парня так, как минуту назад сделала Ли Юми, а потом махнул второму, крикнув:  — Каталку!  — Он жив? Скажите, прошу, он жив? — Тэхен, рукой смахивая слезы, обратился к врачу.  — Жив, — тот кивнул. — Но пульс слабый. Не мешайте, можем потерять! Можем потерять… Можем потерять… Можем потерять… Слова поселились в голове Тэхена, зацепились крепко-крепко за его сознание, не желая уходить. Еще пара врачей тем временем выкатила каталку к телу Чонгука и, действуя осторожно, но быстро, расположив парня поудобнее, завезла обратно в машину.  — Есть место для одного сопровождающего! — кто-то из докторов выкрикнул эти слова перед тем, как уехать.  — Я, — Тэхен перебил Ли Юми, собиравшуюся что-то сказать, и помчался к машине, как можно скорее забираясь внутрь и садясь на свободное место.  — Едем. Вообще Ким не верил в Бога, считая его глупой выдумкой, но сейчас он готов был молиться всем богам, которые существуют и когда-либо существовали вообще на этой планете и в мыслях людей. Действия врачей наводили ужас. В подобных ситуациях абсолютно все кажется очень пугающим. То, как врачи разрывают рубашку на теле Чонгука, осматривая место, куда попала пуля. То, как они следят за раздражающе тикающим аппаратом, показывающим такой слабый пульс. То, как-то огромное количество ваты и полотенец уходит на то, чтобы избавиться от крови, фонтаном бьющей откуда-то из образовавшейся раны в груди. У сердца… Сначала поразил я. Потом пуля. Машина скорой помощи оказалась у больницы довольно быстро. Врачи, не переставая следить за оборудованием, выкатили каталку с Чонгуком и бегом понеслись в здание, направляясь, как сказал один из докторов, в операционную. «Теперь все зависит от хирурга и живучести парня». Тэхену пришлось остаться в коридоре перед операционной, дальше пройти не разрешили. Ужасно волнуясь, не находя себе места, то садясь на стул, то тут же с него вскакивая, зарываясь рукой в свои волосы, Ким расхаживал по помещению, дожидаясь, пока выйдут врачи и скажут о том, что спасти Чонгука удалось, и все плохое позади. В операционной, сперва хранившей полное молчание, стал отчетливо слышаться шум, создаваемый писком аппаратов и лязгом специальных приспособлений. Люди забегали, что заставила сердце Тэхена, казалось, перестать биться на мгновение. Вдруг из помещения вышел один из докторов, куда-то спешно направлявшийся.  — Что с Чонгуком? Прошу, ответьте! Тот выпалил на ходу:  — Клиническая смерть. Бывают моменты, когда планета становится слишком маленькой и тесной, причем настолько, что кислорода начинает не хватать, и ты в ужасе хватаешься за горло, пытаясь либо уменьшиться сам, либо раздвинуть эти сжавшиеся убийственные стены, чтобы вдохнуть. Метафора, конечно, а планета — ни что иное, как разум, собственное сознание. Толчок, неважно, какой: слово, действие — и ты уже чувствуешь, что задыхаешься. Задыхается душа. Воздух — любовь. Не хватает катастрофически. Тэхен любит Чонгука, а Чонгук исчезает, становится просто частью многовековой истории. Подумаешь, погибнет всего-навсего один человек. Песчинка в масштабах вселенной. Но для Тэхена Чонгук и есть вселенная. Что произойдет, если угаснет она? Не какая-то крохотная песчинка, а огромная, колоссальная вселенная. Мир. Что будет, если исчезнет мир? Вечная пустота. Смерть. В операционной снова какое-то движение. Тэхен, поднявший голову высоко к потолку, чтобы не дать слезам волю, сидел на стуле, руками больно вцепившись в его потрепанные ручки. Наконец, из операционной вышли люди, следом за которыми показалась и каталка.  — Как он? — Ким тут же подбежал к врачам.  — Жив. С сердца падает груз.  — Но в коме.  — В коме… А это…  — Ни жизнь, ни смерть, что говорится, — доктор сочувствующе пожал плечами. — Мы не можем гарантировать, что он все же выживет.  — Но ведь операция прошла успешно…  — Да. Но тут много факторов. Мы лишь удалили пулю и зашили рану, подлатав органы. Каталка пронеслась мимо застывшего на месте Тэхена, все же успевшего взглядом поймать чонгуково лицо, отпечатавшееся мгновенно в памяти парня надолго.