Падение с Олимпа

«Моё прошлое начинается с тебя Моя жизнь начинается с тебя Моё будущее начинается с тебя Всё в моём мире началось с тебя Страшусь я лишь конца, Где может не быть тебя?» Дети пробирались через высокие колючие стебли малиновых кустов. Сквозь остроконечную листву бились лучи настойчивого полуденного солнца, делая листы чуть прозрачными и более яркими. Ягоды прятались прямо под ними или же на концах стеблей, источая сладкий аромат. Сладкие грозди клонились к земле, норовя сломать стебель своей тяжестью. Девочка слегка пригибалась и ловко юркала, словно птичка, в зелени. Она легко отталкивала большие листья, которым удалось выжить в тени малинника, практически не замечая их. Мальчику же приходилось немного сложнее, потому что он был заметно выше, и стебли изрядно мешали двигаться. Ему приходилось выставлять вперёд руки, чтобы листья малины не так настойчиво били по лицу. Но он не отставал. Любовь к подвижным играм уже отражалась на его несформированном детском теле, делая его ловчее и выносливее. Такое быстрое развитие подталкивало к новым испытаниям самого себя. Игры старших казались всё более и более привлекательными, а сверстники оставались кучкой скучных особей. Конечно, были исключения. Точнее одно. Одна. Всё тише и тише становился чёткий громкий голос, отсчитывающий как можно быстрее числа от одного до ста, что было в таком возрасте непростой задачей. Дети в малиннике уже ушли настолько далеко, что не услышали страшного предупреждения от ведущего игры о том, что поиски начались. Они знали самый верный способ не быть пойманными: чем дальше уйдёшь, тем лучше. Чтобы никто не смог их найти. Может даже никогда. В детстве такая перспектива казалась загадочной и даже волшебной. Потеряться от всего мира, обогнуть земной шар, побывать даже на небесах, если залезть на самое высокое дерево – абсолютно всё было простым и доступным. Но эти двое всегда стремились просто остаться вдвоём, поэтому им приходилось покидать всех. Ханако (Hanako – ребёнок цветов, яп.) потянулась за ягодами на ближайшем кустарнике. Она ловко срывала одну за другой яркую малину, умудряясь не царапать руки. Этому девочка научилась в саду своей бабушки, которая разрешала есть всё, что добыто собственными силами. А росло там немало. Собственные силы могли неплохо накормить. Дайки осторожно высовывал голову из зарослей, чтобы проверить, не идёт ли кто в их сторону. Но это было хорошим местом для пряток, о котором знали лишь они двое. Здесь их ещё ни разу не нашли. Проблемно было потом, когда надо было покидать укрытие, потому что Ханако была намного ниже Дайки, поэтому не поспевала за ним в беге. А может, она просто не была такой быстрой. Он пугал её иногда тем, что она не сможет убежать от зомби, если те нападут на людей. Ханако воспринимала угрозу серьёзно, плаксиво смотря на Дайки. И ему приходилось обещать ей, что он всегда её спасёт. Ведь для него это было пустяком. В детстве примерно таким всё и кажется. - Я тебя хоть двести раз спасу, только скажи! – гордо заявлял он. А она смотрела на него взглядом полным восхищения. Для неё он был героем. Мальчик с какой-то странной заботой, не осознаваемой пока что им самим, оглядел коленки своей маленькой напарницы по играм, собирающей малину дальше. Последний раз он бежал слишком быстро, и она упала, прокатившись по асфальту, сдирая кожу. Позже можно было наблюдать на одной из коленок шрам круглой формы, который остался с ней навсегда. Сейчас колени были обильно замазаны чем-то коричневым и залеплены пластырями с динозавриками. Дайки не мог вынести, когда Ханако плакала. В этот момент чувствовать себя героем было стыдно. Ведь он не мог помочь ей, потому что эта боль была физической. Она старалась сдерживаться, не желая казаться слабой, но было слишком больно. Тогда он отдал ей свои любимые пластыри, выпрашивая обещание, что она больше не будет лить слёзы, как крокодил с кариесом. Сам же поклялся, что не допустит больше боли до неё. Он ещё не знал, что это обещание трудно сдержать. Верил, что сможет. Верил, потому что был маленьким и думал, что мир тоже не слишком большой, и проблем в нём нет. Просто верил, потому что умел это делать. За пластыри Дайки получил одну из её заколок для волос, которые девочка особенно любила за огромное количество всяких бусинок и громадную бабочку у основания. Для её головы подобные украшения явно были великоваты. И весили довольно прилично, потому что были сделаны из хорошего металла. Цвет камней совсем не подходил к её глазам, слишком яркий, голубой, но для неё это не имело значения. Мода, цена вещей, дизайнер и прочее – всё было лишь смешными словами, которые иногда серьёзно произносила её мама, обсуждая что-то со своими подругами. Можно было лишь позже, как попугай повторять их, не зная, в чём же их ценность. Ханако поправила пухленькой ладошкой растрёпанные волосы странного русого цвета, который напоминал персики в крапинку, потому что те были тёмными. Это не особо помогло от «лахудрости», но Дайки не обращал на это внимания. Девочка уверенно протянула вторую полную сладких ягод ладонь своему спутнику. Он демонстративно плюхнулся на землю и открыл рот, ожидая обычного ритуала, который они проводили, оставаясь одни. Да, у них были свои секреты. - За маму, - начала Ханако с нескрываемым удовольствием и заботой. - За папу. За бабушку. За дедушку. Маленький проказник с удовольствием ел ягоды, помня о том, что кто-то ему ехидненько намекнул о том, что от совместного времяпрепровождения с девочками могут появиться дети. Сначала малыш плохо воспринял эту новость, думая о том, что ещё не готов делиться своими игрушками со своими детьми. И Ханако ему тоже не хотелось с ними делить. Но позже стало интересно, что это за дети такие у них могут получиться, поэтому малыш откровенно ждал их появления, порой намеренно утягивая свою юную подружку за собой в малинник или ещё какие-нибудь скрытые уголки, известные только им двоим. Но детей всё ещё не было. Явно чего-то не хватало для их появления. Но чего именно, никто не рассказывал. Он и не спрашивал, думая, что сам раскроет эту тайну. Таковым было его упрямство, оставшееся с ним навсегда. - И снова за маму. И ещё раз за папу... - Ммм, - недовольно протянул Дайки, внезапно отказываясь от угощения и мотая кругловатой головой с чёрно-синими волосами. - Не вредничай, - строго проговорила Ханако, врезаясь в лицо друга своими серо-синими глазами. - Это же за папу! – задействовала она весьма весомый аргумент. - Ммм, - отказывался он дальше, странно смотря на неё с какой-то необычной серьёзностью и лукавством. Она недоумевающе смотрела в ответ. - За Ханако! - Тогда это за Дайки! - девочка быстро нашлась и съела спелую ягоду. - И за Ханако, - последняя малинка отправилась в рот довольного собой мальчика со смуглой кожей, которая стала ещё темнее пару дней назад от полученного загара. - Чтобы ты рос большим, высоким таким и сильным. Чтобы все зомби от тебя сами убегали. - Ага, - согласился Дайки с представленной ему перспективой. Он быстро поднялся и высунул голову из кустов, чтобы проверить, можно ли уже бежать. Вроде никого не было. Место вокруг малинника не пользовалось особой популярностью у молодёжи и детей. Здесь было немного скучно. Но только тем, кто не знал, как надо проводить время в хорошей компании. Дайки и Ханако задержались бы в кустах малины дольше, но сегодня у них были иные планы. До ужина ещё имелось время, так что можно было и нашалить. Не зря же Ханако прозвали баловницей, а виноват в этом всегда был только один маленький человек — Аоминэ Дайки. Все это понимали, но запретить детям играть вместе так никому и не удалось. Просто переживали, что такая милашка внезапно испортиться. Было у кого плохому научиться. Дайки снова вернулся к малине и своей подружке, занятой добычей нехитрого лакомства. - Ещё немного, - сообщил он. - Ханако? - М? - отозвалась девочка, протягивая ему новую порцию ягод. - Ты меня любишь? - его синие глазища сверлили малышку сильнее, чем откровенный вопрос. - Конечно! - без капли раздумий ответил один ребёнок другому, потому что они это решили ещё несколько дней назад, когда познакомились и стали играть в «семью» вместе с другими детьми. Никто не хотел быть «женой» Дайки, он казался даже самым бойким девочкам слишком озорным и немного агрессивным. А ещё постоянно со всеми соперничал и побеждал, чем обижал остальных. Но что он мог поделать, если просто был более развитым? Это отдаляло его от других детей и делало «дальним родственником» во всех играх. Было обидно. До тех пор, пока не появилась эта маленькая девочка с персиковыми волосами и белоснежной кожей. Она всем нравилась, но дети проявляли это по-своему: девочки брали её себе в «дочки», а мальчики пытались всячески привлечь внимание, доходя в своих порывах до толчков и дёрганий за хвостики или косички. Её надо было защищать. Её хотелось защищать. Только за одну её искреннюю улыбку. Чем он и занимался, когда мальчики вокруг становились более настойчивым, пытаясь привлечь внимание Ханако. Дайки хотелось её внимания тоже, но он делал вид, что это совсем не так. А всё потому, что боялся её напугать, как это было с остальными. Когда же она выделила его для себя? Сама бы Ханако уже и не ответила. С мальчиками ей удавалось самой расправиться с помощью большой палки или тапочка, а с девочками было «покончено» в тот момент, когда она объявила, что выходит замуж за «дальнего родственника», потому что нехорошо ему так долго быть «холостяком». Так сказала её бабушка однажды про своего соседа, который сильно хворал прошлой зимой. Бабушка ясно выразила свою точку зрения по этому поводу: - Жены ему не хватает! Возможно, именно эти слова и явились руководством к действию. Ханако сама нашла Дайки в диком малиннике и сказала, что по игре у них период ухаживаний, после чего стала кормить его малиной и мешать о чём-то мечтать в зарослях. Странно, но ему это понравилось, хотя бы потому, что спать не хотелось. Правда, с этого момента появилось что-то ещё, из-за чего какое-то странное волнение поднималось в груди, когда кто-то к ней приближался. Он не пытался понять эти чувства. Они же были просто детьми. И хотели оставаться вместе навсегда. - И я тебя люблю, Ханако. Ты теперь моя, - нагло заявил Дайки, чувствуя свою абсолютную правоту. - Поцелуй меня! - потребовал мальчик. - Эх, ну, мы же «женаты». Если бы это было не так, то ни за что, - она пожала плечиками и смачно чмокнула смуглую щёчку своего «мужа», который тут же растянул губы в довольной улыбке. Ему нравилось получать всё, что он хотел. Он снова высунулся из кустов, чтобы проверить местность. Вокруг была лишь тишина и малина. Можно было идти. - Ничего, пару часиков пусть поищут, - проговорил Дайки, беря Ханако за руку. Она всё ещё пыталась поправить растрёпанные волосы, но через время забыла о них. Потому что надо было лезть в дырку в заборе, а потом быстро-быстро бежать до вишнёвых деревьев, а оттуда через чащу к деревне. И там... *** Дайки тщательно пересчитывал коричневатые дырявые монетки на своей ладошке. По его подсчётам должно было на всё хватить. Ханако уже угостила его сахарной ватой, которую он ей купил, поэтому ему больше не хотелось тратить деньги на сладости. Он и сахарную вату считал лишней после вкусной малины. Но её хотела она, поэтому мальчик не смог отказать. Кому угодно мог, но не ей. Дайки окинул взрослым взглядом своего отца пространство вокруг и скомандовал: - Нам туда! Дети медленно двинулись в выбранном направлении между тесными рядами самодельных прилавков с едой и всякими безделушками. Малыши, конечно же, не остались без внимания, но на вопросы о том, где их родители, Дайки смело отвечал, что взрослые ждут их в ряду со специями. Правда понятия не имел, продавались ли здесь специи. Просто так обычно бывало, когда он ходил с матерью за покупками. Она разрешала ему немного походить вокруг, оставаясь в рядах со специями. Маленький Аоминэ ревностно отслеживал взгляды посторонних на своей спутнице. Он давно понял, что все считают Ханако очень милой. Малыш и сам так думал, но ему почему-то не нравилось, что другие этого не скрывают. Он ещё не был знаком с таким словом, как ревность, но испытывал подобное ранее, когда думал, что его мама слишком много внимания уделяет кому-то другому. И всё же здесь было немного иначе. Но насколько иначе, Дайки сам не мог понять, он был слишком мал для этого. После очередного вопроса о том, кто они, и где их родители, Ханако получила какую-то булочку. Мальчик от своей отказался. Она не стала спрашивать его, почему, а просто разделила свою на две части и отдала одну из них ему. - Мы же одна «семья», - важно заявила девочка. Эти слова немного смягчили настроение синеглазого мальчугана и почему-то запомнились навсегда. Ему нравилась такая «семья». Ведь он в ней был главным. *** За поворотом Дайки важно остановился и стал напротив Ханако. С видом профессионала он оглядел её, пытаясь что-то отыскать в её внешнем виде, поправил ей волосы и платье с белым корабликом. Ещё больше важности ребёнок напустил на себя в тот момент, когда вытирал её маленькой личико своим смятым платком. Девочка доверчиво подставляла ему свою «мордочку» и смиренно ждала, когда же он закончит все приготовления. Что-то подобное проделывала с ним его мама, поэтому ребёнок считал, что это жизненная необходимость, хотя лицо у Ханако было чистое. - У нас хватит денег на две, - напомнила она ему. - Ты хотела ещё яблоко в карамели, - парировал Дайки. - Ммм, - отрицательно протянула она. - Я уже наелась сладостей. Только если ты хочешь. Он внимательно посмотрел в её серо-синие глаза, оставшись довольным результатами своих трудов. Почему-то он подумал, что она действительно миленькая, как китайская фарфоровая кукла из сувенирной лавки далёкой страны на шкафу бабушки. Он не любил куклы, считая их девчачьей забавой. Да и у него была своя, живая, куда более интересная, чем те, которые молчали и смотрели пустым взглядом куда-то далеко. С каким-то странным чувством, непонятным детскому сердцу, Дайки прижал Ханако к себе, обнимая её в области шеи. - Ты хорошая, Ханако-сан, - проговорил он, пытаясь быть вежливым, чтобы показать свою серьёзность. - Ты тоже очень хороший, Дайки-кун, - поддержала она его настроение, понимая, что всё очень-очень серьёзно. И они оба волнуются. А ему нравились такие ответы, потому что от неё они поступали без промедления. Детская искренность и наивность умиляла взрослых, детям же помогла понимать друг друга на все сто процентов. И так им было легче верить друг другу до конца. *** Старый фотограф тихо посмеивался, пересчитывая деньги, отложенные будущим великим баскетболистом на новую игрушечную машинку. Он так же принял несколько монет из руки девочки, спрашивая о том, что же изначально она себе хотела на них купить. - Что-нибудь для нас с Дайки, - ответила Ханако, сжав его ладошку крепче. – Но лучше две фотографии. Одна для него, а другая для меня. Мы же ещё не живём вместе. Но мы уже играем в «семью», - это была очень важная информация по мнению маленькой девочки. Старик засмеялся ещё громче. - И пожениться по-настоящему в будущем вы тоже уже решили? - румянец умиления залил щёки пожилого человека с густой курчавой бородой. - Конечно! Ханако только моя! - немного дерзко и ужасно уверенно ответил маленький Аоминэ, делая акцент на притяжательном местоимении. - Серьёзный ты парень, - одобрил фотограф, проводя детей в комнату с белой слегка обшарпанной стеной и яркой желтоватой лампой. – Не забудь только потом хорошенько потратиться на свадьбу, - мужчина подмигнул будущему жениху. На следующий год этот старик, похожий на американского Санту с серии рождественских бутылок рамунэ, так же долго и добро смеялся, когда эти дети пришли снова немного подросшие, но всё так же уверенные в своих планах относительно друг друга. Пожилому мужчине было немного жаль от того, что ему не суждено было узнать конец этой странной истории детской верности друг другу, потому что он был слишком стар и готовился умереть в любой из дней. Но почему-то надеялся, что они придут к нему уже взрослые и такие же уверенные в своих желаниях, чтобы сделать фото на память для своих детей. Последний раз старый фотограф видел эту чудную парочку после долгого перерыва, действительно повзрослевших почти на десяток лет, счастливых, но всё же немного грустных. Они собирались расстаться, чтобы когда-нибудь встретиться вновь. Только это не произошло тогда, когда они на это надеялись. *** Дайки перевернулся на бок, пытаясь прогнать сон, состоящих из его детских воспоминаний, о которых он никогда бы не посмел забыть. - Не обязательно было сниться, я и так всё прекрасно помню, - хрипловато произнёс молодой человек крепкого телосложения, с чёрно-синими взъерошенными волосами и заспанными глазами. Он не собирался вставать, поэтому попытался снова уснуть. Но как бы ни старался, отделаться от воспоминаний не удалось. Только потекли они в другом направлении, которое ему особенно сильно нравилось, но причиняло слишком много боли. Чем слаще, тем больнее. Это правило он выучил очень хорошо за эти годы. Дайки снова видел Ханако. Но уже не ту маленькую Ханако с копной гречично-персиковых волос. Другую, совсем другую Ханако, сидящую рядом с ним с огромным венком из полевых цветов на голове, который он сплёл для неё. Она была нага и прекрасна в свете млечной луны. Позволяла себя целовать и нежно гладила в ответ его, обещая, что они всегда будут вместе. Парень глупо сжимал заколку с голубыми камнями в руке и верил в её магические силы, сводящих их из раза в раз вместе. Он готов был верить во всё что угодно, только бы эта девушка осталась с ним навсегда. Возможно, Дайки ещё не понимал, что именно подразумевается под этим вечным словом «навсегда», но желал этого всем сердцем, как и его любимая. Малинник стал слишком шумным в тот год из-за детей, населившим его из-за сладких ягод. Поэтому молодая парочка перебралась поближе к деревьям со спелой красной черешней. Ханако так и осталась маленького роста в сравнении с ним. Её волосы всё ещё хранили персиковые оттенки, но больше напоминали червонное золото, томно и богато переливающееся на солнце светлыми пятнами. Глаза так же утратили серый цвет и приобрели тёмно-зелёные оттенки, не поддающиеся никакому описанию. Но что-то осталось в них из той детской голубизны, что так подчёркивала её наивность и невинность. Только стояла она под этими деревьями черешни уже не невинной рядом с ним. Ханако была его первой женщиной, а он у неё первым мужчиной. И не было стыдно из-за возраста или распространённых убеждений, что это слишком рано. Они об этом тогда не задумывались. Как и том, что значит быть вместе «навсегда». Просто твёрдо решили, что останутся вместе «навсегда». Дайки срывал для неё спелые ягоды и между поцелуями кормил ими свою любимую. Он словно знал, что будет любить её вечно. Что ничто и никто не сможет этого изменить. И даже сейчас через столько лет был уверен, что променял бы всё на свете за возможность быть с ней. Только теперь боялся сказать даже самому себе, что любит её. Очень любит. Страшно было признаваться в этом чувстве снова, потому что это были слишком глупые мечты, о которых нельзя было даже мыслить. Если раньше мальчик бежал за белым автомобилем, который увозил возлюбленную его детства далеко-далеко, но при этом останавливался для того, чтобы дать им ещё раз обняться и сказать друг другу, что они всегда будут любить друг друга, то в тот последний раз... разве можно было догнать поезд? Пусть тот и был таким же белым, как и та машина. Он не мог стать быстрее поезда. Оставалось лишь молча стоять на перроне, смотря куда-то вдаль, сжимать в кармане тяжёлую заколку с голубыми камнями и надеяться, что она напишет ему снова, что они мимолётно встретятся этой зимой, как было уже однажды. Это всё нарушило какую-то стабильность между этими годами, часть которых они проводили вместе. Он не был суеверным, но иногда думал, что что-то пошло в колесе судьбы против их воли, потому что поезд не был автомобилем, и родители больше не забирали их из летнего лагеря. Но они всё-таки любили друг друга, намного сильнее, чем раньше. Наверное, нельзя было доходить до этого в столь раннем возрасте. Но как-то не ощущал вины за это. Думал, что они будут вместе, навсегда. Пока этот поезд не решил сойти с рельсов, отобрав её на это самое «навсегда». *** - Ханако, - снова хрипло проговорил Дайки сквозь сон. Он осторожно вернулся мыслями к тому моменту, когда девушка сидела в лунном свете перед ним и не спешила одеваться. Они вообще тогда никуда не спешили, потому что вся ночь принадлежала им одним. Последняя ночь... - Хана..., - он с силой прервал самого себя, думая о том, что теперь его утреннее перевозбуждение достигло своего пика. Такие сны всегда способствовали сильной реакции. Даже часть про детские игры в прятки не скрашивала этого. И мысли о том, что её, возможно, уже больше нет. Это так и осталось неизвестным. По крайней мере, он хотел так считать. Молодой человек прошёл в душ и уверенно начал приводить себя в порядок. К завтраку спустился вовремя, но родителей не было дома уже несколько дней. Приходилось наслаждаться одиночеством. Оно не пугало его, только способствовало тому, что мысли возвращались к одной и той же теме. Парень не хотел этого забывать, потому что знал, что был счастлив тогда больше всех на свете. «Зачем забывать хорошее? Жаль, что она...», - он снова оборвал свою мысль. Дайки подошёл к большому окну, выходящему видом на улицу перед домом. Юноша с удовольствием отпил горячий чай и задумчиво уставился вдаль. Что-то в этом утреннем пейзаже навевало воспоминания. Опять о ней. Никого не было чище и невиннее её в его жизни. Она была первой, но не последней. Отчасти его это печалило, потому что он на самом деле хотел быть только с ней. Но её поиски не увенчались успехом. Пропала просто, как и люди из того дома, где жила эта милая принцесса, ребёнок цветов. Для него это создание просто исчезло, потому что он не мог сказать самому себе, что её больше нет в этом мире. Не мог признаться в этом. А через какое-то время ушёл в себя, в баскетбол, в учёбу. Но не забыл. Память была слишком хорошей, и фотографии всё ещё лежали в его тумбочке вместе со странными письмами, через которые можно было отследить то, как она взрослела, как становилось меньше кривых картинок на белых листах бумаги, больше слов, красивых слов, которыми он дорожил, очень дорожил, поэтому не говорил их никому, никогда. Если бы случился пожар в доме, то Дайки взял бы эти снимки и письма вместо документов с собой. Это было ему дороже, и сейчас он хорошо это осознавал, продолжая хранить свой секрет от всех. Не по причине того, что подумают, будто сошёл с ума. Потому что... - Надеюсь..., - сорвалось с его потеплевших от чая губ. - Где же ты, Ханако? Ты же... Ханако... Что-то заставило остановиться ход его мыслей. Дыхание прервалось, но рука не ослабла и не выронила чашку с горячей жидкостью. Дайки жадно всматривался в фигуру на улице, несущуюся куда-то с огромной спортивной сумкой через плечо. Волосы цвета червонного золота развевались на свежем утреннем ветру, а куртка была плотно застёгнута на круглой груди. Девушка всматривалась уверенным взглядом в лица прохожих и вертела головой, рассматривая указатели. Её походка была лёгкой и спортивной. По стать одежде. Но это не было главным в её образе. Потому что это была... - Ханако!