Курортный роман

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Минсок проснулся от негромкого шума, раздающегося с кухни, он постарался одеться как можно быстрее, но всё же не был уверен в том, что оделся нормально, и штаны вместе с футболкой не надеты задом наперёд. Умыться вышло тоже не полностью — повязки он старался не намочить, потому скорее протёр лицо, щурясь от прохладной воды в ладонях.        В стаканчике стояла лишь одна зубная щётка, и судя по твёрдости, была совершенно новой, потому он почистил зубы ею, улыбаясь и хмыкая от привкуса цитруса и лаванды. Зубная паста была под стать вчерашнему мылу, которое он выбрал, а паста приятно холодила дёсны, даже не обдавая мятной свежестью.        Он неспешно двинулся по направлению в кухню, медленно шагая и чуть расставив руки, пытаясь понять, не стоит ли что на дороге, и правильно ли идёт. Кончиками пальцев он натыкался на чуть шершавые стены или мебель и старательно обходил её.        На кухне, судя по запаху, суетился Чунмён, готовя завтрак. Минсок нащупал стул и присел на него, втягивая носом приятные утренние ароматы. Пахло сладко — ванильными оладьями и каким-то джемом, а ещё пряно кофе и свежо — травяным чаем. Запахи смешивались и причудливо ложились на кожу. — Доброе утро. — Доброе, — Чунмён подошёл к Минсоку и поставил перед ним тарелку. — Тебе с лавандовым сиропом или джемом? — А можно и с тем и другим? — смущённо спросил Минсок и едва не свалился со стула, когда его потрепали по волосам сзади, в то время, как Чунмён отошёл к плите. Он не заметил, как подошёл Юнхо, и вновь испугался. Впору было просить выписать успокоительное или же работать над собой. — Как спалось? — спросил Юнхо, усаживаясь напротив Минсока и прихлёбывая ароматный кофе. — Хорошо, спасибо. Кровать, будто облако. — Ну и прекрасно, — сказал Юнхо, отпивая ещё глоток. — Ты не сиди, ешь, пока горячие. Мён, кофе с чем? Спорю, что с чёрным и душистым перцем. — Угадал, плюс кардамон, — Чунмён сел за стол, помогая Минсоку расстелить салфетку на коленях. — Мин, представляешь, — с улыбкой произнёс Юнхо, — двадцать лет вместе, а он до сих пор меня удивляет. — Взаимно, — ответил Чунмён, наливая Минсоку чай. — Никогда не знаешь, что выкинет этот альфа. Чанмин звонил?       Минсок поперхнулся оладушком, щедро сдобренным сладким абрикосовым джемом и ароматным лавандовым сиропом, и поспешно запил чаем, обжигая язык. Зато кашель как рукой сняло. Он поспешил отпить ещё чая, но уже не так торопясь, а растягивая, чтобы промолчать. — Ты чего? — удивился Чунмён. — Поспешил, — чуть высунув кончик языка, оправдался Минсок, надеясь, что фальши никто не уловит. Ведь он думал, что вопрос задан ему. — Просил ещё раз поменять повязку, — ответил хмыкнувший Юнхо, отчего Минсок тут же вспотел, понимая, что Юнхо его раскусил, как выдра морской орех, — а вечером он заедет, осмотрит. Ну, мальчики мои, не скучайте.        Минсок попрощался и покраснел, как рак, от звуков страстного поцелуя, даже внизу живота стало сладко тянуть, и он поспешно сунул в рот оладушек, стараясь заглушить вспыхнувшие желание и смущение, что сплелись в тугой ком и пустили корни в сердце.        Чунмён быстро помыл посуду и, подхватив Минсока под локоть, направился на улицу. Они уселись на удобных широких качелях в тени деревьев. Минсок понемногу стал привыкать к временной слепоте, и всё больше полагался на ощущения. Вот кожу трогало тёплое солнце, а теперь её приятно холодил ветерок, что явно говорило о том, что они находятся в тени. — Жду не дождусь показать тебе клумбу, — сказал Чунмён, чуть раскачивая качели, Минсок спокойно болтал ногами, откинувшись на спинку. — И я хочу посмотреть, из запахов различить только сладкую петунию могу, а остальные смешиваются, не разобрать, — согласно кивнул Минсок, он не мог уловить всех запахов, доносящихся к ним ветерком, но думал, что ещё на клумбе должна цвести медуница или нечто подобное — потому что отчётливо пахло мёдом. — Я думаю, — сказал Чунмён, раскачивая качели ещё сильнее, — не только на клумбу тебе охота посмотреть, не так ли? — А? — Минсок отвлёкся от угадывания запахов и повернулся к Чунмёну. Он не сразу понял, что имел в виду омега, а когда понял, его вновь бросило в краску. — Чанмин тебе понравится. К тому же он не женат, пары нет, и альфа он достойный. — Вы это к чему? — Минсок нахохлился мокрым воробьём и сжал в руках край футболки. Дурацкая привычка если не мять одежду, то выкручивать пальцы никак не желала кануть в Лету. — К тому, что я вижу прекрасного юного омегу и заинтересованного в нём альфу. И конечно же, все мы немного сводники, — Чунмён засмеялся и положил ладонь на скрюченные пальцы Минсока. — Я не хотел тебя напугать, просто констатирую факт. Ой… — Что? — испуганно спросил Минсок, понимая, что совершенно беспомощен в своей слепоте. Он даже номер телефона не сможет набрать в случае чего. — Толкается, — с улыбкой произнёс Чунмён. — Хочешь потрогать? — Можно? — Минсок протянул руку и осторожно положил руку Чунмёну на живот, направляемый его рукой.        Долгая тишина нарушалась лишь шелестом листьев и пением птиц, но когда в нагревшуюся ладонь толкнулось нечто, Минсок даже растерялся, и глаза бы распахнул пошире, если бы не плотно прилегающая свежая повязка на глазах. Это было так неожиданно и необычно, что он не нашёлся что сказать. — Это чудесно, — пробормотал Минсок. — И совершенно не верится, что так бывает. — Это чудо, — грустно вздохнул Чунмён, вновь раскачивая качели, — даже я, как врач знаю, как развивается ребёнок, но чувствовать малыша в себе — это необъяснимо прекрасно и будоражаще. Видеть две полоски на тесте и ощущать биение внутри — это разные вещи. Ой, Фань, вы какими судьбами?        Минсок напрягся, принюхиваясь и улавливая запах крепкого виски, принадлежавшего Ифаню и мягкий, но усилившийся запах Сехуна. Сехун обнял его раньше, чем Минсок успел подняться с качелей, обдавая мощным сплетением ароматов. — Как я рад тебя видеть, — Сехун прижал Минсока к себе так, что у него затрещали рёбра. — Я тоже, — кивнул Минсок, но напряжение не отпускало его, он так боялся попасться на глаза Чонину, будто это он напал на него в машине, и именно он получил от Минсока по башке. — Но как вы… А вдруг?.. — Не бойся, всё чики-пики, мой Фань — просто огонь, — Сехун понизил голос и прошептал Минсоку на ухо: — а Чонин уехал. — Се, я… — Идём к тебе в комнату, пока старшие языками почешут, хочу с тобой кое-чем поделиться. Фа-а-ань, мы к Мину в комнату, а ты не приставай к замужнему омеге, понял? — со смехом Сехун потянул Минсока в дом. — Так, нам куда? — Комната напротив кухни. — О-о-о, Мин, — Сехун потянул Минсока за собой в кровать и развалился звёздочкой. Он вообще любил тискать друга как огромную плюшевую игрушку, а сейчас, соскучившись, он едва на него сверху не приземлился. — Ты почему здесь? — выдохнул Минсок, когда Сехун перестал его тискать. — Что происходит? — Я не смог терпеть…слушай… — Привет, Ифань, — улыбнулся Минсок, поворачивая голову на запах, исходящий от двери. — Привет, малыш, — ответил Ифань, но приблизиться не успел. — Не смог удержать его дома, он не хотел дожидаться более подходящего времени. — Фань, тебе кофе или чай? — с кухни позвал Чунмён. — Кофе, — крикнул Ифань, а Минсок закусил губу, стараясь не улыбаться во весь рот, понимая всю нелепость происходящего и делая определённые, по его мнению, весьма верные выводы. — ФАНЬ! ВЫЙДИ ОТСЮДА! — завопил Сехун. — У нас омежьи секреты! — Хорошо, я пойду кофе с другом попью, секретничайте.        Сехун не успел открыть рот, он вертелся и никак не мог усесться, доводя Минсока до нервного хихиканья. В воздухе пахло тайной, и Минсок улыбнулся шире, получая подушкой по животу. До этого самыми большими секретами были тайны малышей из детдома.        Изнемогая от собственного секрета, Сехун вертелся волчком на кровати, не мог найти себе места и еле дождался, пока дверь за Ифанем плотно закроется. Он тут же приземлился на кровать и обнял Минсока, утыкаясь носом в макушку. Минсок готов был поспорить, что Сехун сейчас красный, как помидор, и счастливый, как стадо слонов. — Мин, — протянул Сехун, — ты не пугайся, но вчера приходил Чонин. — Что? — Минсок дёрнулся, но Сехун его удержал. — Не бойся, он ничего не узнал, — Сехун погладил Минсока по спине, укладывая на него ногу для верности, чтобы не сбежал. — Пока Ифань его отвлекал, я обработал комнату блокатором запаха. Хотя я так струхнул, что трясло меня ещё не один час. Представляешь, влетел в комнату, где мы с тобой спали, и как зверь принялся обнюхивать всё, а когда возле меня стал крутиться, думал, сердце пол проломит и упадёт к центру Земли. — И что, не догадался? — подал голос Минсок, вытирая вспотевший лоб. — Подозревал, конечно, но я как партизан. Можешь мною гордиться, — гордо выдохнул Сехун, вызывая нервный смешок у Минсока. — Даже когда этот хищник меня едва ли не с головы до ног обнюхал, дознаваясь, почему блокаторы применяли. Я и брякнул, что скоро гиперфаза, а я собирался девственником замуж выходить. Он ещё побродил по дому, и Ифань не мешал ему, хотя с Чонином мы все, кроме Бёнов, на море и познакомились. Я думал, он меня загрызёт, так зыркал на меня.        Минсок тяжело вздохнул, порываясь снять повязку. Это мало что бы изменило, но желание было сильным. Потому он лишь дрожащими пальцами вцепился в прильнувшего к нему Сехуна и погладил его по спине, стараясь не представлять, как Чонин обнюхивает Сехуна и дом. Получалось плохо. — Ну и альфа у тебя, — продолжил Сехун, — если б не Фань, я б там и лёг от ужаса. А потом он уехал по звонку. Бэкхён спустя пару часов ещё звонил, говорил, что твой из страны уехал. — Он не мой, — сжимая зубы, вдохнул Минсок. С временной слепотой образ Чонина преследовал его ещё сильнее, не позволяя скрыться. — Ой да пофиг, что ты там себе думаешь, — едва слышно пробурчал Сехун, но Минсок прекрасно всё услышал. — Так вот самое интересное. Меня так трясло, я не мог успокоиться, тогда Ифань меня обнял, прижал к себе, — он мечтательно выдохнул и затих на пару секунд, — даже коленки ватными сделались…, а когда он меня поцеловал, он не смог устоять передо мной. — Он или ты? — хихикнул Минсок, отгоняя подальше образ Чонина, который долго водил носом у него по шее, вбирая запах раздувавшимися ноздрями. — Ой какая разница, — смешливо фыркнул Сехун, — если я чего решил, так берегись. В общем, Ифань не смог отбиться. Ми-и-ин… ты даже не представляешь… хотя ладно, ты представляешь, потому и поймёшь. Это так круто принадлежать альфе, когда он доставляет тебе удовольствие, а ты понимаешь, что владеешь им ничуть не меньше, чем он тобой… А-а-а…как же круто… А ещё он такой…такой…        Если бы Минсок мог, и это действие не доставляло неудобств и болезненных ощущений, он закатил бы глаза. Вероятнее всего, сам он приблизительно таким и был, когда стремительно оказался не просто в объятиях альфы, а полностью отдающимся любви. Вот только поговорить ему не с кем было, а потом и ни к чему стало. Смысл обсуждать то, что прошло и никогда не повторится? — Мин, я тебя обожаю. — Эй, отцепись, — хмыкнул Минсок, пытаясь увернуться от поцелуев и обнимашек. — Альфу своего обожай. — Всенепременно, но тебя я тоже люблю.        Сехун обнял Минсока как спрут ногами и руками, прижимая его к себе и шепча всякие глупости, краснея, судя по горячечным щекам, которыми он касался его лица иногда, и елозил по кровати почище угря на сковородке. В объятиях друга было спокойно, а известие, что Чонин уехал, немного облегчило состояние. Хотя капелька интереса и возникла, куда же подался альфа, но Минсок отогнал её усилием воли. — Жаль, что у вас так вышло, — неожиданно всхлипнул Сехун, за секунду заходясь полноценными рыданиями и вцепляясь в Минсока так, что под пальцами затрещала ткань футболки. — Ну приехали, — вздохнул Минсок, — ну ты чего? — Не знаю, — проревел Сехун, заливая футболку на груди Минсока слезами. — Когда мне так хорошо, хочется, чтобы у всех было хорошо. Особенно у тебя. Ты такой классный… — Не реви, у меня всё отлично, — успокоил его Минсок, ероша волосы. Ощущая всю их шелковистость и мягкость между пальцев. — У меня есть работа, крыша над головой, вкусная еда и неплохая компания. Не реви, ну.        Сехун будто не слышал, лишь сильнее вцеплялся в Минсока и выплакивал слёзы за двоих. Сехун натужно дышал и задыхался от душивших его слёз, а Минсок не знал, что делать, как успокоить всего несколько минут назад счастливого омегу, познавшего наслаждение ночью, а теперь рыдающего у него на плече, словно потерял что-то очень важное в жизни. — Что за слёзы? — раздалось строгое от двери — вновь Ифань заглянул в комнату, а они прозевали его приход. — Счастья, — прорыдал Сехун, утыкаясь лбом Минсоку в шею и содрогаясь в беззвучных рыданиях. — Я так счастлив, так… — Не бережёшь ты своего омегу, — подал голос подошедший Чунмён. Минсок прислушался к интонациям, пытаясь угадать, с каким выражением лиц разговаривали старшие, но не смог сосредоточиться, пока на его плече ронял слёзы Сехун. — Ромашковый чай с лавандовым сиропом в помощь. — А как же ночи любви? — игриво спросил Ифань, судя по звукам опуская коробки на пол. Минсок нахмурился, а потом понял, что они привезли его вещи. — А тут и рецепта не надо, всё и без меня знаешь, — засмеялся Чунмён. — Вы ещё останетесь? — Нет, мы по делам поедем, — ответил Ифань, помогая Сехуну подняться с кровати. Он уже немного успокоился, но продолжал тискать согласного на всё Минсока. — В выходные можем встретиться — теперь ещё больше поводов. — Заезжайте, будем только рады, — проговорил Чунмён. — Мин-а, пока, я буду звонить и скучать, — сказал Сехун, с трудом отрываясь от друга, которого при возможности оставил бы себе вместо плюшевого зайца. — Я тоже буду скучать, — погладил его по спине Минсок, откровенно не желая расставаться, и понимая, что если попросит, то Сехун останется. Вот только имел ли он право оставлять друга при себе, когда у него всё стало улучшаться в жизни? Потому он собрал волю в кулак и сел на кровати, разжимая пальцы Сехуна на собственной, влажной от слёз футболке. — Только ты больше не плачь, ладно? — Ага, — хлюпнул носом Сехун и скрылся за дверью, оставляя Минсока наедине с мыслями, хотя именно сейчас он бы всё отдал, чтобы не видеть образов, предстающих перед глазами, и не слышать своих собственных невесёлых мыслей.