Курортный роман

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Минсок вышел из душа совершенно измотанным. Капая в глаза прописанные капли он старался не смотреть ни на дикий, почти болезненный румянец на бледных щеках, ни на горящие безумным блеском глаза. Он сам себе казался ненастоящим, фальшивым, поддельным.        Накрывший после оргазма стыд не собирался выветриваться из головы, усиливался при любой попытке успокоиться, превращая её в ненужное действие, без которого можно было спокойно обойтись, ведь успокоиться не получилось ни в прохладном душе, ни после умывания ледяной водой.        Минсок понимал, что неправ, что слаб и что пора жить дальше, но образ Чонина, запечатлённый на сетчатке глаз упорно не желал уходить. Минсок долго стоял у зеркала, глядя на кулон на груди. Он так его и не снял, не смог, не посмел. Словно кулон держит его ещё в своём уме и на этой земле.        Он не снимал его ни принимая ванну, ни ложась спать. Он грел холодные пальцы о тёплый кулон и засыпал спокойнее, будто он был не подарком, от которого стоит избавиться, чтобы позабыть прошлое, а якорем, без которого он без вести сгинет в клокочущем океане жизни.        Минсок поглаживал серебристые ветви раскидистого дерева, заключённые в круг, он помнил наизусть каждое переплетение веток всемирного дерева. И никак не мог снять кулон, сколько бы ни пытался. И это лишь прибавляло пригоршни стыда в пылающий огонь внутри.        К счастью, Минсок больше не слышал ни стонов, ни скрипов, и мог полностью погрузиться в мысли, не алея ушами и не представляя запретные картинки. Период становления омеги у него начался совершенно недавно, в отличие от многих других, которые с тринадцати уже ворочались в постели, желая встретить альфу.        Он не страдал ни от изнывающего желания, ни от ярких картинок, из-за чего можно было проснуться во влажных спутанных простынях. Лишь с появлением в его жизни Чонина в нём что-то перевернулось, и жизнь показала ему его сущность. Кем он является в этой жизни. Вот только Минсоку казалось, что он так и не понял, что с этим делать.        Да, он был ещё слишком молод, он не знал многого и о многом даже не догадывался, будучи в некоем заточении детдома. И сейчас всё навалилось на него, накрыло с головой бушующей волной цунами, и он откровенно не знал, что делать и как быть.        Казалось бы, всё просто. Да мало кто из выпускников, его одногодок, вообще мог похвастаться тем, что у него в восемнадцать есть работа и дом. Конечно, и мало кто застывал в неудобной позе, когда тело пронзало болью и разум туманило от пронзающих тело иголок.        Но взять себя в руки не получалось. Он по-глупому любил и не мог забыть. Вопреки всему возвращался мыслями к Чонину и корил себя за слабоволие. Но он не мог забыть ни тёплых слов, ни нежных прикосновений, ни горячих поцелуев. Хуже того, он их жаждал.        И смириться с этим у него не получалось. Как он ни старался, желая выбросить из головы смуглого альфу, он понимал, что тот пророс внутри его и пустил корни по всему телу и душе, не позволяя вытеснить из себя.        Минсок вздохнул и прикрыл глаза. Отчаянно хотелось разрыдаться, чтобы спустить пар и выплакать боль, но глаза, предательски сухие, лишь жгло невыплаканной болью и ничего не получалось. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и дыхание с хрипом вырывалось из груди. — Мин, всё в порядке? — рядом на кровать присел Юнхо.        Минсок даже не стал возмущаться, что вообще-то можно было и постучаться. Может, Юнхо и стучал, а он за своими мыслями не услышал… да и Юнхо в своём доме, в своём праве. Что он? Кто он? Минсок лишь вздохнул и поднял на альфу глаза. — Что случилось? — обеспокоенно спросил Юнхо и осторожно приподнял голову Минсока за подбородок, вглядываясь в покрасневшие глаза и пышущие жаром стыда щёки. — Неважно выглядишь. Что-то болит? — Нет, — покачал головой Минсок, поджимая губы. — Всё в порядке… просто… — Что? — Да так, ничего… Вы скоро уезжаете? — Сегодня вечером. Всего неделя, и мы вернёмся, я всё время на связи, если что звони и пиши, Бэкхён тоже с нами едет, так что можете устроить себе мальчишник и посиделки. Только чур без мальчиков по вызову, — усмехнулся Юнхо. — Мальчиков по вызову? — поперхнулся Минсок и закашлялся. — Я имею в виду без полиции, медиков и пожарных, — Юнхо засмеялся и похлопал Минсока по плечу. — И всё же, мне не нравится, что ритм сердца и дыхания у тебя не в порядке. Позволишь осмотреть тебя? — Мне правда нормально.        Минсоку было неловко говорить и он замялся. Не признаваться же в том, что проснулся от звуков чужой страсти, а потом долго и отчаянно пытался избавиться от возбуждения. К тому же делая это впервые в жизни, ещё и представляя себе то, о чём пытался забыть.        Но Юнхо всё понял сам. Проницательности ему явно не занимать, либо Минсок так явно переживал всё, что при желании разгадать его оказалось совсем нетрудно. Он вздохнул и потрепал Минсока по волосам. — Прости, — в голосе Юнхо послышались совсем низкие нотки, и Минсок вздрогнул, так тональность напомнила Чонина. Минсок так и не нашёлся что ответить, а Юнхо положил руку ему на колено и осторожно сжал, тут же убирая горячую ладонь. — Это мы тебя разбудили и вывели из равновесия. Прости. Не будем беспокоить Чунмёна лишний раз, не против? А я больше не соглашусь на его провокацию и буду любить только в спальне, где тебе не будет слышно и неловко за нас. — Хорошо, — Минсок кивнул, понимая, что теперь совершенно другими глазами смотрит на Юнхо. Он и раньше понимал, что Юнхо альфа, но это было так обыденно, как будто смотришь на своего отца, понимая, что да, альфа, да отец, но став случайным свидетелем родительской любви, тебя обдаёт жаром понимания, что родители не просто родители, что они ещё и просто альфа и омега.        Простейшее открытие, которое хоть и не перевернуло с ног на голову всё, но изменило Минсока где-то внутри. Не сильно, но дало толчок посмотреть новыми глазами и на смутившегося от произошедшего Юнхо и на улыбчивого румяного Чунмёна, который уже готовил завтрак. — Как спалось? — не оборачиваясь, спросил Чунмён. — Отлично, — соврал Минсок и мельком глянул на Юнхо. Альфа тоже посмотрел на Минсока и смущённо потёр шею. — Сегодня по плану уборка, — продолжил Чунмён и ловко выставил перед усевшимися за стол домочадцами блюдо с высокой горкой оладий. — Потом проведём наших альф, — на слове «наших» Минсок закашлялся, подавившись оладьями, и спешно отпил тёплого молока из высокого стакана, пытаясь скрыть своё смущение и не смотреть на заинтересовавшегося Юнхо, — и можем подумать, как мы с выгодой проведём спокойные деньки. — Эй, — игриво-возмущённо пробормотал Юнхо, — что значит спокойные?        Вместо ответа Чунмён чмокнул мужа в нос и показал язык, занимая рот оладьями с черничным джемом. Юнхо подмигнул Минсоку, и Минсок совсем стушевался, опуская глаза. Эти проявления любви были милыми и в то же время вызывали постоянную неловкость, словно он лишний. Но супруги деликатно давали понять, что он не лишний и хватит глупить.        После ухода Юнхо омеги принялись за уборку и покончили с ней слишком быстро, как на взгляд Минсока. Протирка пыли и помывка полов заняла у него гораздо меньше времени, чем он рассчитывал. Да и вообще простая и привычная работа отвлекала его от всяких мыслей.        Минсок и раньше знал, что уборка позволяла ему упорядочить свои размышления, разобраться в себе и понять, что на самом деле важно, а что не стоит всех потраченных нервов. Сегодня он утвердился в этом мнении, и теперь наверняка знал, что мытьё посуды будто вымывает из него боль, а протирание насухо вообще отлично успокаивает.        Но Чунмён не давал полностью погрузиться в думы и размышления, отвлекал вопросами и шутками, пытался влезть на табурет, чтоб помыть окна или же протереть верхние полки стеллажей, и Минсоку приходилось тщательно следить за всеми его передвижениями и останавливать.        Страх Юнхо, что муж может свалиться или неудачно приземлиться мешал думать и не давал полностью уйти в себя. С другой стороны, так было даже лучше, иначе Минсок мог бы додуматься до глупостей, считая себя совсем уж ущербным и глупым омегой.        К ужину примчался взъерошенный Юнхо, наскоро поздоровался и взлетел по лестнице, а потом так же быстро вернулся, чтобы закружить Чунмёна в руках. Минсок даже отставил вазу, которую протирал уже в который раз, не в силах расстаться с механическим трудом, чтобы полюбоваться на счастливый супругов. — Ты всё собрал! Боже, за что мне такое счастье?! — Ой, прекрати, — фыркнул Чунмён, но тут же звонко рассмеялся, когда Юнхо сполз к его ногам и обнял за колени, утыкаясь носом в живот. — Не ты ли мне обещал звёзды с неба? Чем я хуже? Я тоже могу. — Слышал, какой у нас папка? — счастливо пробормотал Юнхо, чмокнул Чунмёна в живот и поднялся на ноги. — Так, теперь в душ, я скоро.        Чунмён проводил Юнхо взглядом и вздохнул, Минсок отвёл глаза и тоже вздохнул, но совсем по другому поводу. Чунмён вынул из духовки жаркое и отобрал у Минсока вазу, которую тот драил с таким тщанием, будто от этого зависела судьба мира. — Ты что такой сегодня сам не свой? — озабоченно спросил Чунмён. — Да всё в порядке, — отмахнулся Минсок. — Задумался просто. Я пробую новый узор, но пока не сильно выходит, даже во сне нитки путались перед глазами. — Ааа, — протянул Чунмён и недоверчиво поджал губы, но лезть с настойчивыми вопросами не стал. — А что если и впрямь сделать мальчишник? Позовём Ханя, вон если Сехун вернётся, то и его можем. Что скажешь? — Это было бы круто, — кивнул Минсок и улыбнулся скорчившему рожицу Юнхо, который вернулся из ванной и остановился в двери кухни, заглядывая, но не заходя, чтобы Чунмён его не сразу заметил. — Что обсуждаем? — Омежьи секреты, — гордо сказал Чунмён и насыпал Юнхо целую тарелку еды, не обращая внимания на все возмущения и попытки отнекаться. — Тебе в дорогу, голодным не уйдёшь. Что ты там на семинаре есть будешь? — То же, что и всегда, — буркнул Юнхо и тяжело вздохнул, глядя на гору еды. — Ты же сам был не раз, всё знаешь. — Но меня там не будет, — едва слышно прошептал Чунмён и стал подсыпать Минсоку еду, но он вовремя отодвинулся, не давая навалить себе гору размером с Фудзияму. — И вообще! Ешь молча. Мог бы и Чанмина позвать. Я тут наготовил. — Но… — Никаких «но». Всё, ешь. Пока не съешь, самолёт не улетит. — Если я всё съем, самолёт точно не улетит, — захихикал Юнхо, но под строгим взглядом Чунмёна взялся за палочки.        Чунмён что-то совсем приуныл и, положив пару кусочков мяса в рот, больше к еде не притронулся. Он лишь смотрел на уплетающего его готовку Юнхо и вздыхал. Минсок не выдержал и незаметно положил ладонь Чунмёну на бедро и сжал. Это большее, что он мог сделать, не привлекая внимания Юнхо, который мог бы распереживаться окончательно.        И хоть Чунмён усиленно делал вид, что всё в порядке, Минсок чувствовал, как тот взвинчен. И только озабоченность скорым отлётом не давала его мужу заметить его нервозность. Минсок вздохнул и отложил палочки и пообещал себе чем-то порадовать Чунмёна, чтобы тот совсем не загрустил.        Минсок отправил Чунмёна помогать мужу, а сам взялся за уборку в кухне и помыл посуду, размышляя, что так и не написал Сехуну, а надо бы. Вот узнать, придёт ли на посиделки и когда вообще вернётся. Да и Ханя с Чунмёном надо было шевелить, иначе совсем себя изведёт.        Юнхо вышел в коридор, и Минсок тяжело вздохнул. В полумраке коридора, в котором ещё не горел свет, альфа напомнил ему Чонина. Такой же красивый, высокий, статный, смуглый. Даже пах похоже, как и Чанмин. Везло ему на альф с запахом хвои. Он неосознанно тронул кулон на груди и прикрыл зудящие глаза. — Ну, не скучайте, мои хорошие, — сказал Юнхо, поцеловал мужа и долго стоял в его объятиях, пока Чунмён сам не развёл руки, отпуская альфу. Потом Юнхо обнял Минсока и спросил: — Чанмину что-то передать?        Минсок смущённо опустил глаза. Обоюдный интерес, видимо, так бросался в глаза, что их всеми правдами и неправдами пытались свести вместе. Минсоку был интересен Чанмин, и виной ли была некая схожесть с Чонином или желание забыть прошлое, но Чанмин нравился Минсоку. Он выдохнул и сказал: — Возвращайтесь скорее и пойдём куда-нибудь погулять.        Чунмён старался держаться до тех пор, пока Юнхо не сел в такси и помахал им рукой в окно. Потом Чунмён поник плечами и разрыдался. Минсок, не зная, как успокоить, просто обнял омегу и гладил по спине очень долго. Футболка на плече промокла, и влага поползла ниже, к груди, но Минсок продолжал обнимать Чунмёна, пока тот не поднял на него опухшее лицо. — Ты прости меня. — За что? За то, что вы, — начал Минсок, но осёкся под прищуром глаз и исправился, — за то, что ты любишь мужа и скучаешь? Я вас понимаю и не осуждаю. — Ты любил когда-нибудь? — спросил Чунмён, старательно промакивая глаза и покрасневший нос огромным платком. — Да, — тихо признался Минсок, отводя глаза. Развивать тему и признаваться в большем не хотелось. И если Чунмён подумал о влюблённости в Чанмина, так тому и быть. Может, и выйдет что-то. А пока Минсок не хотел говорить об этой стороне своей жизни. — Давай выпьем чаю на веранде и покачаемся на качелях? Обдумаем посиделки. — Отличная идея. Надо построить коварный план захвата омег на несколько дней и отвлечения их мыслей от несносных альф. Идеи есть? — Ну… — начал Минсок, — есть кое-что на примете.