Wait for me

Writers keep writing what they write Somewhere another pretty vein just died I got the scars from tomorrow and I wish you could see That you’re the antidote to everything except for me A constellation of tears on your lashes Burn everything you love then burn the ashes In the end everything collides my childhood Spat back out the monster that you see.

Сотни слов не нужно, чтобы выразить свою бесконечную любовь. Но Шото все равно потрескавшимися губами шепчет Деку раз за разом одни и те же избитые фразы, каждый раз звучащие парадоксально ново. Мидория обхватывает его талию руками, утыкается куда-то в грудь и всхлипывает тихо. Льющийся с небес дождь всеми силами пытается заглушить Деку, заставить замолчать. Бесполезно, все бесполезно. У Деку бинты на руках красным пропитаны; под беспрерывными потоками воды с щек пластыри отклеиваются, обнажая уродливые раны. Шото гладит их непослушными пальцами и пытается улыбаться, хотя какая тут, к черту улыбка?! Мидория дрожит, Мидория насквозь промок. Тодороки ощущает себя состоящим сплошь изо льда хотя бы потому, что почти ничего не чувствует. Покалывание на кончиках пальцев и губ, ветер на своей коже и отвратительно холодные струи дождя в волосах. — Его смерть была достойной, — как-то каменно произносит Шото, гладя Деку по волосам. Что ты несешь, идиот? Как такие фальшивые слова помогут справиться с болью утраты? Чертов бесчувственный монстр. — Его жертва была не напрасной. Еще, еще хуже! Но Деку, кажется, слов его не слышит. Сжимает футболку Тодороки, мотает головой словно отрицая что-то — возможно, смерть своего дорогого наставника Всемогущего, а возможно слова Шото. И не понять, и не расслышать сдавленного шепота. — Он учил меня улыбаться! Так почему у меня не получается?! У Мидории в глазах еще сотня невысказанных вопросов, у Шото — миллиард неправильных ответов на них. А слезы, сколько за дождем их не прячь, не прекращаются. — Если больно — кричи. — Я не хочу! «Хочешь!» Но Изуку не кричит, словно ментальный блок поставил и сдерживается изо всех сил. Тодороки где-то читал, что дождь смывает и скорбь, и горе, и боль, но, кажется, это все вранье. Ледяные капли смывают лишь остатки спасительного тепла, и Шото уже жалеет, что вытащил Деку на улицу. Заболеет, однозначно заболеет, а миру нужен новый герой. Новый-чтоб-его-черти-побрали-символ-мира. — Я знал, что это случится… Не хотел верить! Думал, смогу изменить будущее! Тодороки палец к губам Деку прикладывает. Глупый. Глупый Деку. — Никто не бессмертен. Рано или поздно это должно было бы случиться. А в глазах Мидории — упрямство и полное нежелание признавать, что Тодороки прав; что незаменимых нет, что все смертны, что ничто, абсолютно, не вечно. Ты можешь бежать от смерти, от боли, но рано или поздно они нагонят тебя. Шрам Шото, сломанные пальцы Деку и сотни смертей каждый день — прямое тому доказательство. Но Изуку с этим явно не собирается мириться. Топает ногой, отходит на пару шагов и в кулаки руки сжимает. — Скажи мне! — Что? — Скажи! Ты бы скорбил, если бы твой наставник погиб? И слова в горле застревают, и разом все слова Старателя вспоминаются. Нет, твердое и однозначное «нет». «Я чертов бесчувственный монстр». — Может быть, — в итоге максимально нейтральный ответ дает, а самому хочется ударить себя за столь отвратительную ложь. Деку опускает взгляд, стискивает зубы, дышит слишком тяжело. А кажется, будто вот-вот упадет в объятья луж и отраженного свинцового неба. Останься рядом, не уходи, просто, блять, стой рядом. Сотни огненных квирков этот внезапный лед меж ними не растопят. — Я понимаю твои чувства, — да не понимает ничего на самом деле. Разучился уже. Думал, что раз встретил Деку вновь стал человеком, вновь любить научился. Даже мать навестил. Ничему не научился. Бесчувственный. Монстр. — Я понимаю твою боль, — но как трудно сказанное исправить. — Я знаю, что он был тем, кто подарил тебе второе дыхание, научил всему. Я тоже благодарен ему за это. За все. «За что, что он свел нас вместе. За то, что почти спас меня. Почти». — Я не могу смириться, Шото… Тодороки тоже не может, или не пытается, или не знает, какого это. Но он расстояние меж ними за доли секунды преодолевает и вновь Деку в объятья заключает. И плевать, что мокрая одежда к телу липнет, что слезы на щеках горят, что тело ноет. У Мидории ужасно холодные руки, а Шото даже не уверен, способен ли их согреть.