Праздник Фонарей в Абу-Аби

      Вы вряд ли сможете представить себе сейчас бескрайнюю пустыню, чьи пески согреты жарким арабским солнцем. Где горло сводит сухой знойный воздух. Но только попробуйте… Дикие ветра гоняют пески причудливой волной, создавая иллюзию океана. Песчаного океана, который скрывает маленький оазис под названием Абу-Аби.       Абу-Аби — редкое пристанище для странствующих кочевников аффара, туристов и прочих душ, попавших в этот жаркий песчаный рай. Больше оазисов в пустыне Раиса не было. А все потому, что мало кто смог бы выжить в таком засушливом климате, где один глоток горячего воздуха обжигает все горло.       — Кто это был?       Молодой парнишка лет семнадцати пристроился к медленно плывущему вдоль улиц города каравану кочевников. Сзади начинал подниматься шум и гам из-за того, что кто-то украл у торговца несколько яблок. Старик носился между лавок с товаром и искал воришку. Но, кажется, украденное он больше никогда не вернет — негодяя и след простыл.       Темноволосый омежка резко свернул с главной улицы, оставляя караван, и помчался по узким улочкам дальше, к другому концу города. Босыми грязными ногами он наступал на камни, ветки, задевал плечом прохожих. Но не останавливался.       Законами данных земель, уличенного в воровстве араба могли наказать прямо на месте. Воришке отрубали руку, дабы: «Воровать не станет тот, кому нечем и не для чего». Оставаться близ рынка было опасно. Паренек это прекрасно понимал.       Такой была его жизнь. Оазис — какое красивое слово, однако возможно ли выжить здесь? Если ты рожден в обеспеченной и почитаемой семье, то жизнь покажется тебе сладкой тягучей карамелью с кедровыми орешками. Но что делать тем, у кого нет возможности жить в свое удовольствие, тем, которые каждый день не проживают, а выживают?       Дома воришку ждал младший родитель, такой же голодный как и его сын. Старший родитель — отец Абдула — покинул этот мир, когда омеге было всего семь лет от роду. С тех самых пор папа-омега в одиночку пытался прокормить свою семью, но разве это возможно в мире, где омег ни во что не ставят? В оазисе Абу-Аби у слабой части населения практически не было прав.       На любого рода работу омег не жаловали. Приходилось бродяжничать, иногда даже сидеть на улицах с протянутой рукой. Стыд и позор не могли заставить мужчину отказаться от такого образа жизни и отправиться скитаться по пустыне. А все потому, что у него был сын. Любимый и единственный сын Идрис.       — Пап, я дома, — Идрис плотно прикрыл за собой ветхую бамбуковую дверь и направился на второй этаж.       Дом — единственное, что осталось им после смерти Абдулы. Все немногочисленные родственники отказались от них, бросив двух омег на произвол судьбы. Идрис уже и не помнил, какие усилия потребовались от его папы в тот момент, чтобы взять себя в руки и не сдаться.       — Где ты был, сын? — папу он нашел в сером кресле. Мужчина читал газету, которую ему любезно отдал сосед. Тот частенько снабжал их разного рода макулатурой. Жаль, что большим он не мог помочь.       Таких семей в городе было много, все они жили в одном районе. Районе желтых песков, самом дальнем районе от центра города, который располагался практически в пустыне.       Идрис протянул отцу красное яблоко и грустно улыбнулся, почесав затылок. Мужчина тяжело вздохнул, отводя взгляд от сына, но взял из его рук яблоко.       — Пап, — начал омега, расположившись в ногах родителя, на холодном деревянному полу. — Скоро ведь праздник Фонарей. На главной улице снова будут устраивать зрелища. Может, мы с тобой могли бы сходить?       — Не говори ерунды, — ответил мужчина. — Таким, как мы с тобой, сынок, двери на главную улицу закрыты.       — Я слышал от старика Ээна, что праздновать будет даже сам шейх Фарадж.       Оазисом Абу-Аби правил молодой, но амбициозный шейх, сын прежнего правителя династии Абиль. Он мало появлялся на публике, предпочитая шумным улицам тихие комнаты своего дворца. Но его имя все равно было на устах у каждого второго жителя города. О его жизни и семье ничего не было известно. Все скелеты в шкафу, желания и планы шейха тщательно скрывались от любопытных горожан.       Идрис не заметил, как предался фантазиям о празднике, когда папа громко откашлялся и сурово взглянул на сына.       — Многие из нас (имея в виду изгоев оазиса) никогда не видели шейха в лицо. Даже если бы и видели, это не изменило бы нашу жизнь.       — Мы ничем не хуже остальных арабов оазиса, — упрямо заявил Идрис.       Уголки губ взрослого омеги поползли вверх, но взгляд остался неизменно печальным.       — Да, сын, мы ничем не хуже. Твой отец всегда так говорил, ты помнишь? Он копил на дом в красном районе. Это была его мечта… Когда ты был маленьким…       У Идриса в момент навернулись слезы, но он сразу смахнул их и поднялся со своего места. Папа все продолжал и продолжал вспоминать былые времена. Времена, когда еще они не были изгоями. Мужчина мог часами сидеть и смотреть в пол, вспоминая любимого мужа и как сильно они хотели сделать будущее Идриса достойным. Внезапная смерть Абдулы перечеркнула все: надежды, возможности, желание жить.       Парень осторожно вышел из комнаты и направился бродить по улицам, отгоняя печаль. Уж ему точно нельзя было отдаваться этим скверным чувствам, как грусть и ностальгия. Если бы мы так часто жалели себя, то жить было бы и вовсе невозможно. Жить нужно! Идти вперед несмотря ни на что и оставив все плохое за плечами. Ведь иначе в чем смысл? Да и только Идрис мог обеспечить их с папой едой, пусть и путем воровства. Ужасно некрасиво, но такова жизнь.       — Эй, омега желтых песков! — кто-то громко окликнул Идриса.       Марсель стоял возле калитки дома и жевал тыквенные семечки. Этот бета был старым добрым другом Идриса и таким же братом по несчастью. Их дома располагались на одной улочке, если вытоптанную колею, по краям которой расположились неказистые кривые дома, можно было назвать улицей.       Омега улыбнулся и быстрым шагом понесся к другу.       — Тыквенные семечки? — глаза Идриса стали размером с монету. — Откуда? Где ты их взял? Дай попробовать!       Марсель начал звонко хохотать и бегать вокруг омеги, теребя в руках мешочек с семечками. Идрис пытался отнять лакомство у друга, но как бы он не старался Марсель был быстрее и проворнее.       В конце концов бета сдался и протянул тому пару семечек.       — Недавно на центральной улице останавливались кочевники. Они оказались на удивление невнимательными. Этот мешочек я стянул у одного из них, а он даже не заметил. Вот же слепень!       Парни расхохотались.       Солнце стояло в зените и нещадно припекало макушку. Стоять на раскаленном песке босым было сложно, поэтому Идрис иногда пританцовывал, переминаясь с одной ступни на другую. Марселю повезло больше — на его ногах красовались потертые мокасины.       — Погоди, ты был на центральной улице? То есть… Ты знаешь как туда попасть? Ее днем и ночью патрулируют.       — Есть такое дело. Патрулируют. Но если знать пару мест, — ответил тот. — Можно без проблем пробраться.       Глаза омежки загорелись огнем. Марсель нахмурился.       — Ты просто обязан помочь мне попасть на праздник Фонарей!       — Я? Зачем мне это?       — Пока все будут праздновать, у нас будет прекрасная возможность утащить что-нибудь вкусное с прилавков.       Идрис был не таким умелым воришкой, как его собеседник. Поэтому если они отправятся на праздник вдвоем, то им точно что-нибудь да удастся стащить! До праздника Фонарей оставалось всего несколько дней, омеге очень хотелось туда попасть. И это была не только возможность полакомиться чем-то вкусненьким, но и увидеть как гуляют арабы на центральной улице, посмотреть на фейерверки и танцы. Вот было бы здорово, если бы Марсель согласился его провести…