***
Не было нужды спешить, но Кагеяма время от времени, сам того не замечая, ускорял шаг, а позже отдергивал себя: и так слишком рано вышел. Придет раньше, чем нужно и как дурак будет ждать. Но мысли не могли испортить его хорошего настроения. Даже погода была намного лучше: все еще холодало, но иногда проглядывались робкие солнечные лучи. Им Кагеяма тоже радовался. Почему-то казалось, что это хороший знак. Он вошел в аудиторию, особо не надеясь, что кто-то вскоре придет. Вышел рано, еще и дошел быстро, наверное, он мог начать разминаться перед приходом напарника. Но его взгляд сразу наткнулся на Хинату, что не находя себе места ходил и, махая руками, о чем-то громко рассказывал. Они посмотрели друг друга молча; пара секунд прошла в молчании, а потом они оба не смогли сдержать улыбки. Будто уже торжествовали. Хотя так и было отчасти, они же смогли найти выход из казалось бы ужасной ситуации. Ячи, которой Хината что-то и рассказывал, удивленно на них посмотрела. Будто спрашивая, что могло измениться за один день, и отчего они так довольны. Но не стала, только поприветствовала Кагеяму. — Уйду через полчаса. Меня Хината вытащил раньше, чем нужно. От колкого взгляда Кагеяма не удержался. Ячи могла так и не спешить, но не сумев усидеть на месте, Хината вытащил из дома и ее. — Тогда думаю, разминка и начнем. Хината радостно согласился и с нетерпением взял скрипку в руки, будто ждал этого уже очень долгое время. Теперь репетиции проходили намного более весело. Мелодии звучали радостные или новогодние. Они все время меняли их и выбирали то, что им подойдет. Звучать стало лучше; Ячи при первой репетиции после ссоры не смогла сдержать слезы. А когда ее кинулись утешать два парня, что в утешениях ничерта не смыслили, рассмеялась. Просто она была очень счастлива, что они помирились и могут играть так чудесно вместе. Они смутились. Похвала для них была чем-то неизвестным со дня начала совместной игры. Но она начала давать плоды. Все же задумка Сугавары окупила себя и оказалась самым настоящим сокровищем.***
Сугавара верил в них. Ему было сложно вначале признать свою неудачу, когда к нему пришел недовольный Кагеяма. Попробуйте снова, советовал он, потому что верил, что эта задумка удачна. Они смогут, — думал он, — нужно время. Но оно шло, ребята вначале отказались сотрудничать и Суга отступил: он не мог заставить их играть вместе. Это были не его методы. Его любили не за это. А как раз таки за то, что он никого не принуждал к тому, чего они не хотели. Сугавара считал, что к каждому человеку можно найти подход. Этим девизом Суга пользовался по жизни, повторял себе, когда было тяжело и, казалось, ученик скорее бросит учёбу, чем сможет чего-то добиться. В неудачах нельзя винить только детей. И он всегда прикладывал больше усилий, чем некоторые другие преподаватели, что считали, что если нет таланта — ничего не получится, ребенок безнадежен и ему лучше бросить, чтобы избежать разочарований. Суга на эти слова всегда реагировал остро и зло. Как так? Вы ли педагоги? Не вы ли ставите крест на их судьбах? Так нельзя, недопустимые слова для людей их профессии. А потому он брался же детей, которых другие называли безнадежными. Так однажды он взялся за Хината Шою. И ни разу об этом не пожалел. Активный яркий мальчик отличался чувственностью игры, притом, что плохо разбирался в технической стороне вопроса. Он к Суге попал вслед за сестрой, что вскоре музыку бросила совсем, и перешла в клуб волейбола, парня Суги, Даичи. Малышка делала успехи, это было её дело, это было видно. А Хинате подходила музыка. Абсолютно и без всяких нет, Суга знал и обещал себе, доказать всем, на что способен этот мальчик. Время шло, Хината играл намного лучше; его бывшие наставники качали головами и спрашивали Сугу как так, у мальчика же нет таланта, как у него получилось сделать его лучше. Сугавара усмехался и говорил, что ничего по сути и не сделал, просто верил в успех ученика. Он знал, что некоторые не любили его и за спиной шли слухи, шепотом обсуждали его личную жизнь, которой он не скрывал, и то, как он горд. Это все шло не от лучших чувств, но он не злился. Пусть завидуют, ему все равно на чужие слова, если близкие и дорогие продолжают верить в него и любить; если его ученики смотрят с восторгом, когда у них получается. В их глазах горят всплески радости и огня — они способны на большее, когда приходит это осознание к ним от него — Сугавара может считать свою работу выполненной. Поэтому он был так расстроен, когда Хината и Кагеяма рассорились. Он звонил им, спрашивал и слышал то, как они разочарованы. Их непривычно тихие, словно сломленные голоса рвали его душу на части. Он впервые за долгое время вцепился в Даичи как в последнее, что могло спасти его и заговорил о том, что его гложет. Эти дети были полностью и всецело его ответственностью. Сугавара оставил это. Занимался с учениками, хвалил тех, у кого стало получаться лучше, и приглядывал за Хинатой. Ячи тоже переживала — видел он; они остались с ней в пустом зале, Киеко хотела проводить её, но у неё ещё были занятия. Потому Ячи ждала, а Суга, у которого рабочий день ещё не был закончен, составлял ей кампанию. Был прохладный вечер, солнце спешило скрыться — Сугавара думал, как тактичнее спросить о Хинате. Но Ячи заговорила сама. — Вы переживаете о них? — Она облокотилась о стол, дергая лямку футляра, что на нем лежал. Только тогда с поразительной ясностью он понял, что она тоже расстроилась, её тоже сильно этим задело; сколько боли принесло его одно необдуманно действие? Сугавара подумал и кивнул, здесь не было другого ответа. — Конечно же. Они же мои ученики. Да и это была моя нелепая идея, поэтому... — Нет! — Крик прозвучал внезапно, Суга дернулся и едва не сшил блокнот на пол. — Это хорошая идея! Они могут играть вместе, просто у них характеры сложные... — Ячи склонила голову, волосы поползли по лицу, скрывая его от взора Суги. Хотелось надеяться, что она не плачет. — Сугавара-сан, они ведь помирятся? Он не знал — вот каким ответ был на самом деле. Эти мальчишки были очень разными, но музыка объединяла их, и как же хотелось, чтобы это сделало из них замечательный дуэт! Но ведь не только это играло роль, нельзя было проигнорировать их характеры, а теперь было поздно. — Возможно, — сказал он. — Они упрямые, но мне, кажется, они притрутся. У них ведь уже что-то получалось? — Ячи кивнула. — Тогда не переживай, все будет хорошо. Ячи улыбается, потом уходит вместе с Киеко. Сугавара сильно надеется, что не соврал. На следующий день ребята мирятся и вновь играют вместе. Сугавара стоял в дверях и смотрел как его ученики репетируют. Он быстро узнал, что они помирились, одним из первых, не считая Ячи. Они сами пришли и попросили помочь, просили прощения, хотя совсем не были виноваты перед ним. Это он был виновен. Это он должен был склонить голову, но сейчас им не требовалось его прощение, им нужна была его решительность и помощь. Сугавара отбросил вину, но лишь на время. Он заслушался. Он давно не слышал их совместной игры, а теперь она стала ещё лучше. Будто бы он не слышал их не неделю, а минимум год, а теперь был поражен их мастерством. Они выросли. Они смогли за такое короткое время отлично сработаться; конечно, огрехи были, но они исчезли бы через время, после того, как ребята приобрели бы больше опыта. Эта игра была чувственной, музыка шла сквозь них, и они вкладывали в неё что-то. Сугавара тепло улыбнулся — это все же была хорошая идея. Он точно понял это, когда взглянул на парней. На то, как они закончили и — первым же делом! — переглянулись и улыбнулись друг другу. Они, возможно, ещё не победили, даже не попали на этот большой концерт, но уже приобрели нечто важное, что поможет им потом. Он захлопал и был в этом не одинок. Ячи хлопала вместе с ним. Парни смущенные обернулись. А потом поклонились, как и подобает музыкантам. — Спасибо за помощь! — прогремели дружно. И Сугавара захотел поблагодарить их самих, потому что они дали понять ему нечто новое и вдохновили его на большее. Они заслуживали того, чтобы пройти. Впервые с начала совместной игры они испытывали восторг. Внутри все теплело от радости и все сомнения и разочарования плавились под ее напором. У них получилось! Казалось бы, вначале этому никогда не бывать, их музыка не польется в унисон, и это будет еще одна неудачная попытка, что принесла бы только горечь. Даже не разочарование, которого их жизнь была полна, но того горького послевкусия, когда вложили все силы, но ничего не получилось. И остается только она и усталость. Но теперь это был не их вариант. Репетиции шли весело и ярко. Они играли так, будто в последний раз в своей жизни — живо, сочно, дерзко. И это радовало их самих. Музыка вливалась в них и проходила сквозь них. Все было подчинено им и техника и чувства — это так необычно, но и также естественно. Когда они закончили — услышали аплодисменты: Ячи и Сугавара хлопали с потрясенными улыбками. В итоге Ячи засмеялась, но на глазах ее выступили слезы; она бормотала что-то о дураках и том, чтобы пожалели ее чувства. Сугавара хвалил их вслух; в нем все пело и сверкало от воодушевления, он был восхищен их ростом. Ребята не могли сдержать ответных улыбок. Это были те люди, которые поддерживали их, переживали за них; любили их каждый по-своему, и потому их успех был таким ослепительным и радостным событием. Пусть этого никто и не сказал вслух, но все понимали: теперь у них есть шанс пройти дальше. Даже не так: теперь они пройдут дальше.***
День их пробы был запланирован заранее. Они подобрали мелодию, отрепетировали ее так идеально, как только могли. Обсудили все детали с Ячи и Сугаварой и трещали об этом событии, не замолкая. Это еще не был официальный концерт, это даже не было репетицией перед ним. Это был всего лишь отбор достойных учеников, с хорошими навыками, чтобы как лучше представить их школу в глазах людей и привлечь спонсоров. Также некоторых здесь могли заметить нужные люди и помочь в будущем хорошо устроиться в жизни. Кагеяма считал это событие важной частью жизни и карьеры. Если он захочет остаться в музыке, работать с ней и получать за это деньги — важно хорошо себя показать на зимнем концерте, перед Рождеством. Или так или он должен быть настоящим гением, чтобы пробиться дальше сам. Кагеяма себя к таким не причислял. Он был хорош, ему многое удавалось схватывать на лету, но это никак не избавляло его от ошибок, к тому же и очень серьезным. Скорее из лишней уверенности он мог допустить намного более страшные ошибки, чем человек, играющий хуже и набирающийся навыков постепенно. Да и Хината на гения не тянул. У него хорошо развита интуиция, за счет чего его игра всегда была чувственной и почти бы ровной, если бы не сбои в технике. Поэтому шансы их были выше, чем по одиночке, меньше чем у гения. То есть вполне реальные, но не то, чтобы очень большие. Дни до этого они сияли от удачи, пылали стремлением победить — хотя речь шла всего лишь об отборе, а не сражении или соревновании. Но утра того самого дня совсем смело к черту весь их настрой. Они встретились за час до назначенного времени перед аудиторий. Хината зеленеющий от подступающей тошноты, Кагеяма растрепанный и с синими кругами под глазами — оба вяло поприветствовали друг друга и снова опустили глаза в пол. Будто возвращаясь к совсем нерадостным мыслям. Страх теперь одолевал их. Радостная атмосфера никак теперь с ними не ассоциировалась, и Ячи, вначале зашедшая в аудиторию, едва ли не извинилась, считая, что перепугала. Настолько парни были не похожи на себя. — Что-то случилось? — спросила, осторожно приближаясь, будто кто-то из них мог внезапно кинуться на нее и укусить. Они все же чем-то походили на зомби, и Ячи, считая не зря, такой мысли не отвергала. Вдруг начался апокалипсис, а она его проспала? — Нет, — вяло помахал рукой Хината. — Все хорошо. Кагеяма кивнул. Но с таким видом, будто совсем не понимал, что подтверждает. Ячи в своих подозрениях укрепилась. — Ребята, но это ведь не самое главное. Все будет хорошо. — Парни кинули, но уверенности в них не прибавилось. — Это настолько страшно? — Ячи играла больше для себя. Основным ее занятием все же оставалось рисование и дизайн, поэтому такой важной роли как у парней музыка в ее жизни не играла. Она даже не ходила на пробы, зная, что разволнуется и ничего хорошего не выдаст. Но она бы не стала делать из этого что-то настолько ужасное. Парни замерли. Потом переглянулись, но все еще медленно, будто начиная просыпаться, а потом синхронно выдали: — Очень. Не то, чтобы дальнейшая репетиция мгновенно пошла лучше, но не было той удушающее гнетущей атмосферы. Парни разыгрывались, пытались взять в себя руки — в это входили все способы, буквально: от хождения из угла в угол, до битья с6ебя по щекам с воинственными окликами. Ячи вздрагивал каждый раз как в первый. Потом стало легче. Ребята переключились на музыку и снова стали мастерами своего дела. Отыграли все гладко и без ошибок, снова улыбнулись, как совсем недавно делали каждую репетицию. Потом вспомнили, что их ждет, и снова сникли. Не сильно. Но ощутимо. Ячи вызвалась принести им напитки, чтобы хоть немного взбодрились. Благодарности вслед донеслись тихие — совсем им не свойственные. Ячи вздохнула у автоматов. Не думала, что в этот день увидит их такими. Они казались ей стойкими ребятами, которых такое не пошатнет, но она сильно ошибалась. Она знала Хинату, и понимала, что тот будет переживать. Но сегодня они разом как-то перешли все меры: Хината переживал до тошноты, а Кагеяма места себе не находил. Обычно спокойный и собранный, ныне он представлял из себя не стоящего и мига на месте от волнения человека. Ячи было их жаль. Но они совсем не слышали ее подбадриваний. Все глубже уходя в свою печаль. Но ничего, если не повеселеют, она позовет Сугавару, может он поможет. Но когда Ячи вернулась, от прежней атмосферы не осталось и следа. Только напряжение искрилось немного. Вначале она подумала, что показалось, какое напряжение в здании, не проблемы же с проводкой в самом деле? А потом посмотрела вперед: на взгляды полные неприязни. Ячи пробрало. Дрожь прошла по позвоночнику, стадом противных холодных мурашек, а потом как-то остро ударила внутрь. Чего это они так смотрят на нее? Осторожно войдя, Ячи прикрыла дверь максимально тихо. Что-то случилось, пока ее не было? Они резко возненавидели ее за что-то? Опасения начали расти. Все же апокалипсис? Ячи готова была расплакаться, так велико было напряжение, но потом все так резко стало на места, что она едва ли не упала. Они смотрели не на нее, а друг на друга. Еще хуже, учитывая, что им менее чем через полчаса играть в дуэте. Взгляды были не такими как, когда они ссорились или дрались, в этих не было ненависти, лишь какая-то колкая неприязнь. — Что произошло? — спросила она, не ожидая, что голос будет звучать так твердо и громко. — Это все Кагеяма. Он сказал, что раз я так переживаю, не нужно было за это и браться. — Я не это имел в виду! — Ну конечно, — надул губы парень. — Я же все слышал! Последовала череда ругани. На Ячи нахлынула ностальгия: вот она маленькая девочка, ее волосы собраны в два хвостика, и мальчишки рядом, в такой же цветастой форме ссорятся. Это было в ее детском саду. А теперь она будто снова была в нем. И ей было пять, и она ничего не могла сделать. Хотя бы сейчас она не заплачет и не позовет преподавателя. Дело не дошло до того, чтобы звать Сугавару. Парни успокоились сами. Извинились, признали, что переживают, и это было настоящим прорывом в их взаимоотношениях. Ничего более искреннего они, на глазах Ячи, не делали. На глаза снова навернулись слезы — Ячи упрямо стирала влагу и корила себя, что такая чувствительная. Это же не сериал, чтобы плакать над всем трогательным. Сугавара зашел на последний прогон. — Вы зря переживаете так, — улыбнулся, трепля обоих по волосам, — у вас все отлично получается. Ребята снова расцвели. К залу, где проводились пробы, они шли уверенно. Перед ним слушали последние наставления и пожелания удачи. А потом улыбнулись и вошли в зал. Сугавара с Ячи ждали их недолго; это заняло всего лишь минут семь, но ожидания тянулись невероятно долго. Будто это они были там и переживали за свою судьбу. Теперь утреннее настроение парней не казалось Ячи забавным. Она испытывала ужас и тревогу, и не знала, какие можно найти слова, если они проваляться после всех усилий. Она ждала, что они вылетят радостные и во всю мощь легких сообщат, что прошли. Мигом позже все так и случается. Они прошли.