Быстрее ветра

POV Астрид Операция Инглинга закончилась четыре часа назад, но к нему нас так и не пускают, ни меня, и отца парня, который готов был уже рвать и метать, но пришёл лечащий врач парня и сказал, что посещать его можно будет только через пару дней, потому как сейчас он лежал не в обычной палате, а реанимации. Но здание больницы никто так и не покинул — я первая упёрлась рогом, когда меня буквально на руках хотела вынести охрана, а потом меня поддержал и дядя Стэн, сказав, что никто и никуда не уйдёт, пока лично не увидит Инглинга. Я была рада, отец шатена тоже, а на остальных мне было как-то всё равно. Через какое-то время дядя Финн, которого до этого с нами не было — он улаживал какие-то проблемы с работой, чтобы несколько следующих дней провести с нами, тоже был в больнице — сидел возле меня и обнимал, шепча, что всё будет хорошо. На следующее утро к нам подъехал взвинченный Дагур, который срывался на каждого второго, говоря, что задушит его голыми руками и его ещё и оправдают. Врачам это всё не нравилось, но они всё же всем коллективом смирились и разрешили таки зайти к парню в палату. Первым туда зашёл Стэн, который вышел из реанимации через минут десять и весь в слезах, чем очень сильно напугал меня. Я вошла в палату, преследуемая странными чувствами и ощущениями — я не знала, чего ждать там, за дверью. Благо, что у меня времени было куда больше, чем у остальных — каждый из нас пробыл у шатена не больше десяти минут, нам выделили целый час, а я была последняя — после отца Хэддока пошёл Финн, потом Дагур. Не успела за мной закрыться дверь, как слёзы, которых уже не должно было быть, заструились по щекам, а руки потянулись к глазам, чтобы закрыть их и не видеть ту ужасную картину, что предстала перед ними. На белоснежной наволочке растрепались каштановые волосы парня, которые были единственным ярким пятном в палате; на белой простыне и укрытый одеялом в белом пододеяльнике лежал бледный Инглинг, к которому было подключено множество проводов. Кардиомонитор размеренно пищал, показывая, что сердце парня бьётся в нужном ритме, но главное, что оно вообще бьётся. Я медленно подошла к койке, на которой спал шатен, не веря в то, что у него на груди в районе сердца под белой рубашкой растянулся шрам, что будет всегда напоминать мне об этом дне, когда я чуть не потеряла любимого человека. Через минут двадцать в палату еле слышно вошёл врач, который тихо позвал меня, намекая, что пора на выход. — Доктор, — не сводя взгляда с прикрытых глаз Инглинга, так же тихо позвала я мужчину, который закрыл за собой дверь и подошёл ближе к кровати парня. — Да, милая? — Спросил он, положив руку мне на плечо. Этот мужчина, мистер Шервуд, уже во второй раз спас родного для меня человека, жизни без которого я себе не представляла. — Мистер Шервуд, а почему сердце Инглинга не выдержало именно в этот момент? — Озвучила я свой вопрос, который вертелся на языке уже довольно-таки давно. — Я поднял его детскую карту из архива и пролистал пару страниц, — начал доктор, сжимая мои плечи. — У него врождённые проблемы с сердцем, но в какой-то момент его главный орган начал работать достаточно хорошо, чтобы врачи перестали бить тревогу и написали в карте, что он полностью здоров. Но это было не так, ведь любой стресс, вспышки ярости и любых прочих эмоций могли запросто вызвать такой приступ, который случился вчера. То, что произошло вчера, для меня до сих пор остаётся тайной, но твой дядя всё же рассказал мне, что произошло до того, как его в тяжелейшем состоянии доставили к нам. Позже я поговорил с его отцом и узнал, что гибель его матери поставила некий барьер для положительных воспоминаний, но вчера этот барьер рухнул, а то, отчего он защищал, буквально накрыло его волной. На самом деле, воспоминания — страшная сила, потому что они творят с человеческим разумом иногда ужасные вещи, от которых чаще всего страдает сердце. Так случилось и в случае с этим парнем. — Только воспоминания могут создать такой эффект? — Шокированная таким рассказом, спросила я, не отводя взгляда от бледного лица. — Ни одна эмоция не может создать такой волны, чтобы сердце вдруг не справилось, — заговорил мужчина, какое-то время спустя. — Если ты это имеешь ввиду. — Даже половой контакт? — Несмело спросила я, на что мистер Шервуд тихо рассмеялся. — Возможно, что он как-то повлиял на сердце, но только в положительную сторону, — произнёс доктор и потянул меня на себя. — Он любит тебя, будь в этом уверена, только вот тебе не нужно сейчас так собой жертвовать. Иди в соседнюю палату, поспи, отдохни, а когда Инглинг придёт в себя, я обязательно позову тебя. — Хорошо, — кивнула я, поднявшись с кровати, напоследок поцеловала парня в щёку и вышла следом за врачом. POV Инглинг Было больно, очень больно, но эта странная боль где-то в районе сердца покинула меня, когда эпицентр резко переместился на мою руку. — Тише, мистер Хэддок, это всего лишь обезболивающее, — услышал я женский голос, который, судя по всему, принадлежал медсестре. — Вы медленно приходите в себя, но глаза всё же не торопитесь открывать, пока рано, а я позову вашу девушку. «Астрид» — я судорожно вздохнул, когда мысль о светловолосой зажглась в голове ярким огоньком. — Она так волновалась за вас, — тем временем продолжила девушка, отклеивая от моей руки пластырь и вытаскивая из-под кожи иглу от, скорее всего, капельницы. — Сначала ваши родственники и друзья устроили настоящий скандал, что их не пускают к вам в реанимацию, потом приехал ваш брат и обещал всех тут собственноручно удушить. А после мистер Шервуд всё же сдался и дал всем на всё про всё час, но ваша девушка сидела около вас дольше всех. Минут двадцать точно, пока не пришёл мистер Шервуд и не увёл её в соседнюю палату, чтобы она хоть немного поспала. Медсестра продолжала ещё о чём-то щебетать, а я представил лицо моей девочки, только вот был уверен, что она будет плакать — стоило ей только проникнуться ко мне чувствами, как её холодная оболочка расстаяла, мигом открывая передо мной её нежную и достаточно израненную душу. Из размышлений меня вывел хлопок двери, а после радостный голос Хофферсон. — Инглинг, ты слышишь меня? — Я до сих пор не открывал глаза, потому как мне никто так и не разрешил этого делать — просто сказали, что ещё рано, но кивнуть я девушке смог. — С тобой всё хорошо? — Снова кивок. — Голова болит? На этот раз я отрицательно покачал головой и улыбнулся, услышав какой-то уж слишком облегчённый вздох со стороны Астрид. Но не успел я напрячься, как её нежная рука коснулась моей и сжала её из всех её сил. Возможно, она могла бы сделать это и посильнее, но сейчас я не почувствовал даже какого-то дискомфорта. — Поверить не могу, что мы были с тобой знакомы много лет назад, — снова вздохнула Хофферсон, другой рукой касаясь моей щеки, на что я только сильнее улыбнулся. — А ты знал, что мы тогда хотели вырасти рука об руку и жениться? Приятные воспоминания, которые всё же вернулись когда мне, воедино собирая все другие куски из детства, волной накрыли меня, а перед глазами пронеслась картинка, как мы сидим с Астрид у камина в доме Хофферсонов и я учу маленькую светловолосую и такую улыбчивую девочку писать буквы. Я тогда иногда ругался, когда Астрид путала «g» и «q», рисуя хвостики в разные стороны, но потом всё же улыбался, начиная заново ей объяснять, почему один какой-то незначительный хвостик так влияет на всё слово в целом. — Интересно, а что было бы, если бы мы так и вырасли, как хотели, рука об руку? — С какой-то мечтательной интонацией протянула блондинка, словно уже представляя, как бы это всё выглядело. Я же, только на секунду представив тоже самое, уже готов был дать ответ. — Возможно, — прохрипел я, медленно открывая глаза и сталкиваясь взглядом с океаном. — Мы бы просто поженились раньше, и всё.