Пять огней

Вулкан исчез. Там, где он был в жизни ее мужа, теперь пустота. Они сидят вместе в медицинском отсеке, пока персонал вокруг суетится и выкрикивает просьбы об обезболивающих. Они оба на грани срыва. Аманда чувствует кошмар его потери через их связь и пытается справиться со своим собственным прикосновением со смертью. Она дрожит от осознания собственной смертности. Она не уверена, удастся ли ей когда-нибудь снова поверить, что земля под ее ногами останется целой. Она не думает, что ей когда-нибудь снова захочется посмотреть на горы. По крайней мере, она больше никогда не захочет взобраться на гору. Ее пальцы касаются пальцев Сарека, переплетая их вместе. Он не отстраняется, и Т'Пау, сидящая на койке рядом с ними, такая же тихая и ошеломленная, как и остальные выжившие вулканцы, видит прикосновение и ничего не говорит. Хотя бы в этот раз, никто из вулканцев не смотрит искоса на близость Аманды и Сарека. И, хотя бы в этот раз, он не пытается отстраниться. Она жаждет его прикосновения, но не станет просить большего. Возможно, скала почти обрушилась под ее ногами, но вся его планета была поглощена сингулярностью. Там, где в невообразимом пространстве космоса когда-то находился Вулкан, теперь невидимая, неизбежная гравитационная скважина. Теперь она очень хорошо знает то, насколько быстро у нее могут забрать ее жизнь, но он только что стал свидетелем уничтожения собственного народа. И они потрясены. Они скорбят. Но они не сломлены. Кто бы ни напал на Вулкан, он совершил огромную ошибку. Под сдержанным внешним видом Сарека кипит ярость, на поверхности его мыслей – оцепенение и шок. Его ярость пробирает до костей, она неумолима и неисчерпаема. Напавший пробудил ошеломляющую ярость вулканского народа. Через свою связь с Сареком Аманда чувствует, как напряжение спасшихся дрожит в воздухе вокруг. Внешне, они выглядят так же, как и ее муж: собранные, возможно, слегка шокированные. Но под этим шоком их ярость подобна подводному землетрясению. Никто не узнает силу их гнева до тех пор, пока приливная волна не ударит и не разрушит все на своем пути. Они не сломлены. Они потеряли свой мир, но они не сломлены. Стена логики вокруг черной бездны эмоций Сарека выдерживает их напор, и разум, который она защищает, уже в работе. Он рассматривает все знакомые ему планеты М-класса, разделяя их по категориям – подходящие, приемлемые и неподходящие, а затем размечает подходящие планеты по их индивидуальным характеристикам. Он оценивает их климат, погодные условия, тектонические движения платформ. Она уверена, что как минимум половина оставшихся в живых вулканцев занята чем-то подобным. В конце концов, они терраформируют планету, отвечающую их потребностям. Естественно, посреди этого процесса происходит инопланетное вторжение, но, в итоге, планета получатся почти совершенной. Ее поверхность представляет собой тонкий баланс биомов, выбранных так, чтобы планета могла поддерживать себя сама, без необходимости постоянного терраформирования. В этом отношении ими руководила вулканская потребность сохранять жизнь; они хотели сохранить исконный животный мир планеты. Так, планета засушлива и гориста вокруг экватора, а на севере сухие травянистые равнины тянутся к ледяным полюсам. У нее только три различных климата, и это нравится вулканцам. Что им не нравится, так это два огромных океана, без которых они просто не могут обойтись. Без океанов, намного больших, чем моря старого Вулкана, рушится экология планеты, а они не могут постоянно терраформировать ее только из-за того, что они не хотят, чтобы на их планете была вода. Океаны порождают внушительные ураганы, которые поначалу застают вулканцев врасплох. По крайней мере настолько, насколько можно застать врасплох вулканцев. Когда нахлынывает первая буря, стуча по временным, прозрачным алюминиевым постройкам, Сарек и Т’Пау смотрят на сильнейший ливень и произносят "Поразительно." Но планета взывает к вулканскому народу по простой причине: она кипит жизнью. Она поет своим новым обитателям. Она не совершенна. Она не Вулкан. Но она подходит. Через шесть лет после уничтожения Вулкана, Сарек ждет ее в это время, с взволнованным присутствием в ее мыслях. Ему не нравятся пещеры. Незнакомые. Это место – не место их предков, и он понимает это даже сквозь дым и огни его времени. Эти пещеры пусты – здесь нет ни его людей, ни семьи, ни смысла. Здесь нет традиций. Скалы под его ногами не священны. Он горит. Он неистово горит, но в нем нет страсти. Пока Аманда спешит по грубым пещерным коридорам и естественным пещерным образованиям, она чувствует, как огни сжигают остатки его контроля. Он не тлеет от страсти. Последняя завеса на его эмоциях рушится, и он обрушается вместе с ней. Она вбегает в их пещеры и падает на колени, скользя по гладкому полу на мягкой ткани своего платья, и обхватывает руками его рыдающую фигуру. Он прижимается к ее груди, и мучительные крики разрывают его дрожащее тело. Молча, она гладит его волосы и обнаженную спину. В ее глазах тоже жгут слезы, но они не падают. Ее горло сжимается, и она хотела бы знать, что сказать. Она хотела бы знать слова, которые могли бы облегчить его горе. Но она не может предложить ему ничего лучше нежных прикосновений. Он обхватывает себя, пальцами впиваясь в собственные руки, и его дыхание превращается в резкие вдохи и выдохи. Через их связь, она не чувствует ничего кроме захлестывающей депрессии, приливной волны боли и горя, которые не знали выхода до этого момента. На протяжении шести лет он оплакивал свою планету тихим, вулканским способом, но теперь он оплакивает ее в уединении пещер без грамма своего контроля. Сила его горя непостижима. Она не может постичь чувства, которые раздаются по их связи. Это впечатления. Его окружает пустота, грубое, темное пятно. Она представляет горе как холодный, мертвый озноб; он представляет его как треск электричества и жар огня. Рев ветра заполняет его разум. Прижимаясь к своему мужу и обхватывая его руками, Аманда думает о том, что теперь понимает Сурака чуть больше. Если весь Вулкан когда-то был таким, полностью переполненным чувством, то она понимает, почему он искал лучший путь. Она не может постичь темную, глубокую, захватывающую воронку горя Сарека, но она может понять ее опасность. Было бы легко позволить вулканцам пасть перед этими эмоциями и попасть в их полную власть. Она не очень-то хороша в медитации, но она старалась овладеть ею на протяжении долгих лет. Не из-за какой-то необходимости, а просто потому, что медитация – это часть культуры ее мужа, и она хочет быть частью этой культуры. Ей требуется момент, чтобы сосредоточиться. Отгораживаться от горестных рыданий Сарека – одна из самых трудных вещей, которые ей доводилось совершать. Она позволяет себе услышать их, а затем – прогоняет, чтобы найти саму себя. Она слушает только собственное сердцебиение и собственное дыхание, успокаивая их медленными, глубокими вдохами. Она отгоняет все посторонние мысли, пока не наступает тишина. Спокойствие. Она одновременно и очень маленькая, и очень большая. Отпуская Сарека, она опускается на колени рядом с ним. Аманда зажимает свои указательный и средний пальцы между его пальцами и кожей его руки, и готовится к прожигающей боли, которая, она знает, польется сквозь их связь. Настигнув, она словно сбивает ее с ног. Аманда задыхается и изо всех сил старается сориентироваться. На мгновение, все становится белым, и она чувствует, словно оказалась в разгаре шторма, который она не способна выдержать. Два слова успокаивают бурю в его душе. "S'ti th'laktra," она шепчет ему, ее губы слегка касаются зеленоватого кончика его уха. Я скорблю вместе с тобой. В этот раз, она полностью открывается его боли. Она позволяет ей сбить ее, но не дает ей утащить ее вниз. Она – остров, и даже если воды его горя смывают все на ее поверхности, ее суть остается нетронутой. "Taluhk nash-veh k'dular," шепчет она, вслух и в своих мыслях. Она позволяет словам резонировать по их связи и передает с ними все свои чувства. Она изо всех сил пытается передать их без слов, по-вулкански. Любовь – нежная и теплая, думает она, и вспоминает, как щека маленького Спока касалась ее собственной. Любовь защищает, и она вспоминает, как они сворачивались вокруг маленького Спока, просто смотря на то, как он дышит, закрывая его своими телами. Любовь добрая и щедрая, и она вспоминает, как они делили церемониальную чашу воды, и он давал ей выпить первой. Медленно, очень медленно, он поворачивается к ней. Малая доля его напряжения ослабевает, и, когда он смотрит на нее, в его глазах она видит мучение. Она целует слезы на его щеках. Ее губы касаются его глаз и его пси-точек, и с каждым прикосновением к этим точкам она ощущает его разум, соприкасающийся с ее собственным. Через их связь она чувствует, как он успокаивается от ее мысленного присутствия. Касаясь ее мыслей, он медленно прижимается к ней. Его горе – тяжелейший груз в обоих их разумах, но она оставляет все как есть. Нет никаких причин отрицать его боль, и нельзя забрать ее у него. Вместо этого, она целует прямую линию его бровей, его сильный нос и уголки его рта. Она мягко касается его губ, затем чуть сильнее, когда замечает его растущий интерес. Прижимаясь щекой к щеке, она губами движется по линии его челюсти. Ее язык касается мочки его уха и поднимается выше, до самого кончика. Он вздрагивает, поворачиваясь к ней. Он распрямляется, поднимаясь вместе с ней. Его глаза фокусируются на ее губах, и она чувствует, что ему нужен ее поцелуй, так же, как мучимому жаждой человеку нужна вода. Она прижимает свои губы к его губам, неуверенно и легко. Она не знает, как много ему нужно, поэтому позволяет ему вести. Его реакция неопределенная и нерешительная. Он ничего от нее не требует. Скорее, он изучает ее губы своими. Ему нужно время, чтобы заново узнать, как ему нравится целовать ее, и она предоставляет ему свободу. Но она не пассивна. Отпуская его руку, Аманда скользит пальцами по его щекам и касается его пси-точек, а затем запускает руки в его волосы. Она касается его ушей, пока Сарек целует ее, ее пальцы следуют по изгибам его кожи, по аккуратным, заостренным кончикам, и вниз по обратной стороне. Она легко пробегается ногтями по его шее, и в ответ он вздрагивает. Нежно, она разминает пальцами мышцы его шеи, пытаясь снять их напряжение. Он стонет и подвигается к ней. Он тянет ее к себе, и она утопает в его объятиях, усаживаясь ему на колени. Ее ноги свободно обхватывают его спину, ее руки завиваются вокруг его рук, пока она продолжает разминать его напряженные мышцы и берет контроль над их поцелуями. Аманда ловит его губы своими и прижимает легкие поцелуи к его нижней губе и проводит по ней своим языком. Когда он вздыхает от удовольствия, она сжимает их губы вместе и сплетает их языки в танце. Скользя руками вниз по его плечам, она хватает его руки и уверенно ставит их на свои бедра, под тканью ее тонкого платья. Жар его ладоней – словно огонь на ее прохладных ногах, и его неуверенное прикосновение разжигает пламя под ее кожей. Она обрамляет его лицо своими руками, целуя его медленно и глубоко, так, словно он ее наркотик, и она не может набраться его пряного, горячего вкуса. Ее тело движется вместе с его без всякой сознательной мысли, нависая над ним, пока его длина твердеет возле нее. Он уже раздет, и она едва одета, и каждое движение ее бедер касается его. Его дыхание замирает в горле. Откидываясь назад, она расчесывает пальцами его волосы и смотрит на его лицо. С откинутой назад головой, слегка распахнутыми губами и закрытыми глазами, он выглядит как падший бог, ищущий утешения в руках простой смертной. Его пальцы ненадолго впиваются в ее бедра. Ты больше, чем это. Он не настолько в сознании, чтобы мысленно произнести эти слова, но она знает, что они именно то, что он хочет сказать, когда его образы проникают в ее мысли. "Позволь мне любить тебя," говорит она в его подбородок, ее губы – атласный шепот на его коже. Она целует его шею. Ее рот касается его чуть ниже шеи, а затем язык пробует его пряный вкус, двигаясь по линии ключицы. Она мягко прижимается к нему, когда добирается до одного конца, а затем пробирается по его груди к другой стороне. Ставя руку на его плечо, она слегка подталкивает его. Он откидывается назад после недолгого колебания, убирая одну руку с ее бедра, чтобы опереться на землю. Склонив голову, она целует его грудь. Ее рот закрывается вокруг одного из его сосков, и глубоко из его груди раздается тихий стон. Его большой палец начинает вырисовывать маленькие круги на внутренней стороне ее бедра, и она мягко гудит, прижимаясь к нему своей щекой. Сосредоточившись на нем, на вкусе его кожи и на ощущении его под нею, она слегка всасывает один сосок, захватывая его своими зубами и немного покусывая его. Он рычит, но этот звук полон удовольствия, и когда она смотрит наверх, то видит, что он наблюдает за ней с большим интересом. Убирая ноги с его талии, она аккуратно опускается на колени, а затем спускается вниз, прочь от его объятий. Она чувствует его смятение и беспокойство, но она не разрывает их соприкосновение. Ее рот следует по мышцам его живота. Она постарела, но он остался все таким же, настолько же красивым, как когда они впервые встретились. Она останавливается у его сердца, ее губы задерживаются там, пока она вытягивается между его ног, ложась на бок. Одна из ее рук обхватывает его бедро, и ее пальцы танцуют по его пояснице. Она прослеживает пальцами нижнюю часть его спины, наслаждаясь разницей между их телами. Отнимая губы от его сердца, она закрывает свой рот вокруг его бедра и кусает его, довольно жестко, чтобы оставить след, и он стонет – звук низок и несдержан. Обнадеженная его реакцией, она целует весь путь по его животу, осторожно избегая его длины, намеренно не соприкасаясь с ним. Он мягко шипит, наблюдая за ней с прищуренными глазами, когда она смотрит наверх. Игриво улыбаясь ему в ответ, она наклоняется и кусает его противоположное бедро, поступая с ним так же, как и он с ней в их первый раз. Он дрожит от ее прикосновения, дышит короткими вздохами, и она чувствует его нетерпение через связь. Он готов взять ее, но сдерживается, чтобы посмотреть, что она будет с ним делать. Любопытство: фатальная черта всего вулканского народа, думает она. Они сделают все, что угодно, лишь бы насытить собственное любопытство. Легко касаясь пальцами его спины и груди, Аманда удобно устраивается между его ног. Ее рука мягко завивается вокруг его члена, и его тело содрогается. Она ощущает мягкое прикосновение своей собственной руки через их связь, касаясь его и чувствуя касание. Его удовольствие растекается внизу ее живота, настойчивое и горячее. Она бросает на него взгляд, спуская свою руку по его длине, и его глаза захлопываются. Его губы раскрываются с тихим вздохом, и она касается своими губами его кончика. Он горячий и пряный под ее языком, и он резко вдыхает от неожиданности. Он зарывает свою руку в ее волосы, не принуждая и не направляя ее, а просто держась за нее, пока она берет его в свой рот. Он никогда толком не понимает, что делать, когда она делает это. Его пальцы слегка скребут по ее голове, беспокойно перемещаясь. Она чувствует, как страсть зарождается в их связи, вместе с желанием двигаться, и она думает, что не так уж и плохо, что он не знает, что с собой делать. Он предпочел бы кончить в других частях ее тела. Она стонет от этой мысли и не может сдержаться от проецирования образа, и он мягко огрызается, снимая ее с себя. Он направляет ее рот к своему, но, когда их губы соприкасаются, он все еще пассивен и позволяет ей контролировать интенсивность поцелуя. Нежно, она касается его ртом своим, мягко вытягивая его ответы. Она руками обхватывает его плечи и медленно движется. Сарек проводит пальцами по ее спине, и она изгибается. Его пальцы продолжают свой путь вниз, к центру ее жара. Со стоном он прижимается к ее шее и резко вдыхает. Ее запах заполняет ее собственный нос. Он резко отличается от его собственного. Если его запах – теплый, богатый и земляной, ее – яркий и цитрусовый, словно лимоны и грейпфруты с примесью мандарина. Дрожа, она надавливает на него, одной рукой обрамляя его лицо. Ее пальцы касаются его ушей, и она одобрительно стонет. Ее другая рука спускается между ними, отводя его пальцы прочь, и направляя его внутрь себя. Он стонет в ее шею, и они движутся вместе, медленно и сладко, ее тело качаясь над его. Ее оргазм что-то в нем включает. Его эмоции смещаются, и все его поведение меняется. Он подхватывает ее на руки, удерживая ее ноги вокруг его талии, и относит ее на кровать. Среди его мыслей она чувствует его желание создать что-то из этого места. Здесь нет истории его пещер, его семьи, но он может создать новую историю. Он падает на кровать, защищая ее от удара своим телом, а затем снова движется внутрь нее. Она крепко обнимает его, и его руки схватывают ее бедра. Соединение их тел полно жизни. В нем есть что-то новое и драгоценное. Его рот находит ее, его зубы покусывают ее губу и его язык успокаивает боль, он касается ее разума своим и мягко просит ее последовать за ним. И она следует, с нетерпением, и ощущает странное чувство покидания своего тела. Когда она останавливается, чтобы взглянуть назад, в этом странном ненастоящем пейзаже разума, она видит сияющую серебряно-голубую нить, простирающуюся вдаль. Ее путь домой. Он снова мысленно касается ее, и она бежит к нему, погружаясь в его сознание. Там ее встречает вечность. Его воспоминания, маленькие шары золотого света, поют, когда она касается их, и она радостно смеется. Каждое воспоминание, которого она касается, отвечает собственным потоком эмоций, словно прикосновение ее пальцев открывает напор чувств внутри него. Он по очереди предлагает ей воспоминания, и, хотя она проживала многие из них вместе с ним и через их связь, она никогда не ощущала полного потока его чувств. Они наполняют ее, завиваясь вокруг нее и внутрь ее души. Когда-то давно, она думала, что между Амандой и Сареком не осталось различий, но те времена бледнеют в сравнении с этим. Это – торжественный момент полного понимания. Между ними не осталось никаких границ. Осталась лишь правда. Она тоже хочет предложить ему это, но его губы на ее шее сбивают ее сосредоточенность, которая нужна для того, чтобы поделиться с ним своими мыслями. Его зубы тянут за ту серебряно-голубую нить, и это возвращает ее из его мыслей назад в ее тело. Она не уверена, как много времени прошло, но наверняка это были часы. Он лежит на спине, и она устроилась рядом с ним, ее голова лежит на его плече и его пальцы вырисовывают маленькие круги на ее бедре. Он смотрит на нее с поразительно ясными глазами, но, конечно же, дни еще не прошли. С рокочущим мысленным смехом он наклоняется вперед и касается своими губами ее щеки. Моя, говорит он ей. Но не словами. Им больше не нужны слова. Им не были нужны слова, думает она, уже некоторое время. Ей становится интересно, все ли связи такие и все ли партнеры каким-то образом переходят от слов к образам, впечатления и чувствам. Его ответ – неуверенность, и его рука поднимается по ее боку, чтобы погладить ее под грудью. Когда другая его рука поднимает ее подбородок и его губы касается ее губ, она решает, что это не так уж и важно.

***

Т'Пау приходит к ним в дом через неделю после времени Сарека. Его нет дома, и Аманда ухаживает за садом, когда прибывает Т'Пау. Растения с Вулкана, которые были признаны неинвазивными командой исследователей, процветают в ее саду. Несколько плотоядных растений растут вдоль пути, еще слишком маленькие для самостоятельного перемещения. Для того, чтобы выжить, им нужна сухая, скалистая почва, и маленькие простые существа, которыми она их кормит. Т'Пау не объявляет свое появление. Она просто входит в дом и проходит к садам за домом, и Аманда не удивляется этому. Она привыкла к тому, что вулканцам свойственно просто входить в дома членов их семей. Это честь, думает она, что Т'Пау не считает ее иноземкой, которой нужно предварительное предупреждение. "Я прибыла из пещер," говорит Т'Пау, устраиваясь на одной из скамеек Аманды. Аманда убирает волосы со своего лица и смотрит на Т'Пау с немного любопытным выражением, и вытягивает один последний сорняк из своего сада. Сняв свои перчатки, она садится на скамейке возле Т'Пау. Между ними разумное расстояние, но не такое, какое могло бы быть десять или пятнадцать лет назад. Она не пытается узнать у Т'Пау подробности. Это было бы очень по-человечески, а Аманда уже не настолько человек. "Вы преуспели," говорил Т'Пау, благосклонно склоняя свою голову. Аманда не понимает, что имеет ввиду Т'Пау. "Я… Простите меня, я не понимаю, oko-mekh." Т'Пау молчит так долго, что Аманда решает, что она не станет ничего объяснять. В этом не было бы ничего удивительно, на самом деле, существует множество вещей, которые Т'Пау не считает нужным объяснять. Наконец, Т'Пау говорит, "Очень странно, что человек знает нас лучше, чем мы знаем самих себя." Аманда не понимает и это, но ничего не говорит. "Знаешь ли ты, почему так важны были пещеры Вулкана?" Аманде требуется секунда, чтобы понять, что вопрос не риторический. "Нет, oko-mekh." "Потому что они были наполнены воспоминаниями," говорит Т'Пау с таким чувством, что Аманда становится на мгновение поражена. "Там были места, где мы рожали наших детей, где мы хоронили наших ушедших и где мы проводили наши самые священные ритуалы. Мы телепатическая раса, и на протяжении многих лет, скалы вбирали в себя ту мысленную энергию, которую мы отдавали ей. Наши надежды. Наши мечты." Она останавливается и смотрит на Аманду с абсолютно человеческим выражением тоскующей ностальгии. "Наши чувства, ko-fu." Семейное дерево Сарека так и осталось запутанными клубком для Аманды, так что она не уверена, как именно родственно связана с ними Т'Пау. Важно то, что Т'Пау – глава клана и ей полагается все уважение – поэтому Аманда всегда зовет ее почтенной матерью. До этого дня, Т'Пау ни разу не давала Аманде семейного титула. В этот день, Аманда – дочь Т'Пау, и Аманда чувствует жжение слез в своих глазах и странное сочетание облегчения и любви. "У нас были годы, чтобы наполнить эти пещеры," продолжает Т'Пау, и ее взгляд переносится на сухие пустынные пески. "И годы, чтобы посвятить себя Сураку. Но мы чувствуем. Ты знаешь это, возможно, лучше, чем кто-либо другой. Ты знаешь, почему мы выбираем логику вместо эмоций." Взгляд Т'Пау переходит на Аманду. "Иногда," говорит она, "я удивляюсь, когда вижу твои округлые уши." Для Аманды это почти сверх меры. Т'Пау никогда не говорила ей столько добрых слов. Внутри нее кипят эмоции, сильные и красивые, и она удерживается от того, чтобы они не проявлялись на ее лице. "Ты помогла нам наполнить наши пещеры нашими воспоминаниями. Твоими и Сарека. Они… гораздо ярче, чем наши собственные. Невозможно их не почувствовать. Я думаю, было бы хорошо, если бы ты нашла свой покой в этом месте." Аманда тихо вдыхает. "Oko-mekh, для меня это честь, но я здорова." По крайней мере, она думает, что здорова, и, хотя слова Т'Пау действительно для нее большая честь, она немного напугана темой собственной смерти. "Конечно, да" сухо говорит Т'Пау. "И, надеюсь, в твоей жизни будет еще много лет." Она звучит словно бабушка, и Аманда не может сдержать небольшую улыбку. "Нам понадобится больше твоих человеческих воспоминаний в этих пещерах. Они держатся лучше, чем наши." Т'Пау уходит, и Аманда не уверена, что понимает все, что сказала ее Почтенная Мать, но она понимает достаточно. И она глубоко признательна.