Ольга

      Каблуки над головой стучали долго. Ольга сидела на полу, поджав ноги, а Ульяна всё ходила кругом и водила по воздуху руками. Несколько раз стук каблуков приближался почти к самой двери, но внутрь больше никто не входил. Девочка боялась лишний раз вздохнуть. Это что же такое получается? У неё отец оборотень?!       Нянька как-то враз переменилась. Не помолодела, конечно. Но движения у неё стали твердыми, уверенными, а взгляд — колючим.       — Добрались-таки, — бормотала она, прохаживаясь, — упыри проклятые!              Из кладовой вышли только к ночи. Давно уж в доме стало тихо, но Ульяна опасалась засады и погони. Осторожно прошли по лестницам, мимо горниц. В одной из них на распахнутом огромном сундуке лежала девушка с растрёпанной косой. Ольга вскрикнула.       — Не смотри! — нервно потребовала Ульяна. — Машеньку тоже. НЕ СМОТРИ!       Не давая девочке опомниться, нянька тащила её по комнатам, где не было ни одной живой души. В прямом смысле. Трупами прислуги был полон дом. Не пожалели даже безымянного мальчика-сиротку, приставленного к поварихе. Хорошо хоть, темно было. Иначе насмотрелась бы Ольга на всю оставшуюся жизнь!              Вышли на широкий боярский двор. Ульяна осмотрелась. Ольге показалось, что глаза у неё чуть светятся в темноте. Сама она была, как каменная, и всё теребила косу. Нянька тем временем потянула её в угол двора, туда, где были конюшни. Кони стояли непривычно тихо. И тут девочке почудилось, что их глаза тоже светятся.       — Лошадей, и тех не пожалели, демоны окаянные! — прошипела старуха, обходя стойла, — на вот! Одевайся. Пешком пойдем. Не так далеко.       — Батюшка где? — тихо просила девочка, — он так медведем и остался?       — Не видела, — отмахнулась Ульяна, — ты про это сейчас не думай. Не для того отец тебя столько лет от Басманова прятал, чтобы ты сейчас от страха с ума спрыгнула.       Ольга натянула поверх парчового сарафана простой тулуп, пахнущий потом и навозом, весь ледяной и чуть влажный. Сразу замёрзла. Ноги пришлось сунуть в чьи-то брошенные валенки. Тоже грязные, стоптанные и очень тяжёлые. На голову Ульяна намотала ей свой платок. Не слушая никаких возражений, заставила встать и заглянула в лицо.       — Слушай, — твёрдо сказала она, — твой отец, ну, ты сама видела. Медведь. Со мной всё понятно. Ты у нас в умненьких числишься, как Фомушка говорит, сама думай.       — Вы другие? — прошептала Ольга, — не такие, как мы?       — Да, — кивнула нянька, — но и ты другая. Брат с сестрицами просто люди. А вы с отцом ДРУГИЕ!       — Я же не оборотень? — испугалась девочка.       — Да кто ж тебя знает, — улыбнулась Ульяна, — мала ты ещё. Чтобы себя узнать, надо в Тень ступить. А тебя по малолетству она и развеять может. Идти можешь? Нам стоять нельзя.              Шли долго. Сперва вышли на дорогу, заснеженную, с редкими следами от полозьев. Потом на тракт, где от таких следов стало можно по снегу не проваливаясь ступать. А к утру и до крепостной стены добрались. Москва в предрассветный час показалась Ольге неприступной, страшной и чёрной. Ульяна истолковала её взгляд правильно.              — Черно, — кивнула она, — потому что чёрные люди городом управляют. До места дойдем, там тебе всё объяснят.              Ольга шла из последних сил. Привычки ходить пешком у неё не было, выходили редко. Всё больше на санях да в карете. И раньше казалось, что недалеко до Москвы. А вот ведь, всю ночь шли. В город вошли беспрепятственно, Ульяна ткнулась куда-то в дверку прямо в стене, там и отперли. Встречал их стрелец, с которым женщина обменялась парой неразборчивых фраз. Мужчина махнул рукой, и Ольга, уже прислонившаяся было к стене, вынуждена была тащиться дальше.       По городу бродили тоже долго. Мучительно долго. Уже стало светать, и начали попадаться первые прохожие. На удивление, раньше всех на улицу вышли нищие. Но девочка так утомилась, что даже не осматривалась.       — Пришли, — бодро сообщила нянька, толкнув тяжёлую дверь в какой-то длинной и высокой стене без окон, — как войдешь, поклониться не забудь. И поздороваться.              Внутри оказалось тепло. Так тепло, что девочка, порядком намучавшись за ночь, скинула сразу и тулуп, и валенки. И даже платок. Так и стояла, простоволосая, чумазая.       — Ульянушка? — раздался откуда-то низкий приятный мужской голос, — ты чего тут? ЧТО С АНДРЕЕМ?       Повисла тишина. Ольга от усталости ничего перед собой не видела. Поклонилась в пояс, пробормотала приветствие и отошла к печи. Присела на лавку.       — Нету больше Андрея Севастьяновича, — говорила тем временем нянька, — Басманов в гости зашёл!       — Ой, нехорошо, — сокрушался мужчина, лица которого девочка в полумраке не видела.       Глаза слипались, голова отяжелела. Когда собеседники вновь обратили на неё внимание, девочка уже спала.

***

      — Одна она спаслась, — сообщила Ульяна, расстёгивая полушубок и с удовольствием сбрасывая тяжёлые овчинные одежды на пол, — куда её девать, пока не знаю, не спрашивай, Осип, миленький. Ей бы в себя придти.       — К Буслаю, что ли? — мужчина перешел на шёпот. — У них и так пятеро. И не по возрасту ей уже. В Тень ещё не ступала?       — Куда ей?! — возмутилась тоже шёпотом Ульяна, — у неё только что вся семья в одночасье сгинула. В кого она в той Тени превратиться?       — И то верно, — вздохнул Осип, — к себе возьми.       — Я завтра в дозор заступаю, — отмахнулась женщина, — ей сейчас одной нельзя.       — Ксюха! — Осип поднял палец вверх.       Он помолчал, поводил головой по сторонам. Что-то пробормотал, прикрыв глаза. Где-то в глубине дома послышались тяжёлые шаги. Распахнулась деревянная дверь в соседнюю светлицу, и оттуда, пригнувшись, вышла очень высокая и очень широкая баба. Одетая против обыкновения не в сарафан, а по-мужски, в штаны и домашнюю рубаху с закатанными рукавами. Волосы её тоже были коротко острижены. Но уши проколоты.       Раскланялись.       — Ну вот, Ксеньюшка, — Осип указал на спящую девочку, — принимай! Анри Себастьяновича дочка. Прошу любить и жаловать. И не бить шибко, когда провинится. Боярышня как-никак.       — А я страной правила, — буркнула женщина, подойдя ближе. — Что с ним сталось? Почему девочка одна?       — Басманов, котяра проклятущий, в гости заходил, — Ульяна опасливо отпрянула от широкого жеста женщины. — И Андрея со всей фамилией порешили подчистую.       — Трупы сама видела? — всё так же жестко спросила Ксения.       — Только дочерей, — старуха пожала плечами.       — Надо бы вернуться, — нахмурилась женщина, — днём терем осмотреть. Не той породы оборотень Анри, чтобы его вот так запросто, в одно лицо, завалили. Да хотя бы и Басманов со всем их поганым Дозором нагрянул. Я Анри хорошо знала, сколько лет вместе бились. Он перед смертью ещё рыл двадцать с собой бы забрал. Не то, что одного высшего.       — Это не ко мне, — нахмурилась старуха, — у меня сила не та. А ты попробуй.       Осип кивнул. Ксения, нагнувшись, легко подняла Ольгу на руки и вынесла из горницы.       — Сколько за последний год? — спросила Ульяна, оставшись наедине с главным Ночным стражем Москвы.       — Это уж пятый, — тяжело вздохнул Осип, присаживаясь на освободившуюся лавку, — Святославу надо отписать. Он дружину собирал, он этих оборотней по всем Европам разыскивал. Только из Дунайского похода троих привел. Горевать будет… Надо бы тризну. Но я во французских обычаях не силён.       — По-нашему помянем, — кивнула Ульяна, — а Святославу я сама отпишу.