Ольга

Весна выдалась ранняя, теплая. В Москву скоро должны были вернуться дозорные, посланные за рекрутами. На это дело снарядили Малушу. Они с Филиппом объездили за это время чуть не полстраны, то и дело уходя в Тень, для ускорения. Из Дневного Дозора только Устина смогли отрядить. Иных по соседним городам он не чуял, как слепая предсказательница, и присутствовал в качестве наблюдателя. Чтобы светлые по дороге никого в Тень не водили. Басманов сам себе дозорных отбирал, и сам над ними колдовал. Гордей ходил мрачнее тучи. Брат его, получивший повышение, и дома-то бывать перестал. Юноша, в жизни своей не ступавший за порог без дозволения брата, собрался за час. Ни малейшего сожаления на его лице не отражалось, когда он отбывал. Ольга сама видела, Устин за амулетами к Басманову заезжал. В жизни Гордея образовалась зияющая пустота. Ольга слушала в пол-уха, что Устин пропадет, и как именно он будет мыкаться при чужих людях без брата-заступника. То, что брат его давно мертвый и ни в чем, кроме крови, не нуждается, Гордей понимал, но не осознавал до конца. Теперь он приходил часто, но к Басманову в терем даже не совался. Мог бы, конечно, по работе заходить хоть каждый день. Да боялся сойти за малохольного. Из тех, кто от любого дела за чью-то спину прячутся. Больше всего ему не хотелось, чтобы так думал новый инквизитор. А по делам своим сердечным и вовсе соваться не решался. Хоть и был он теперь воеводой Дневного Дозора, но все же молодой и незначительный для иного, ему и ста лет не было. Не из тех, кого инквизитор у себя привечал. И не знатный, как инкуб любил. Роду-племени он был простого из посадских. Батя плотничал, и сына кой-чему успел выучить. А матушка, сколько помнилось, болела, да брюхатая ходила. Дети их, впрочем, долго не жили. Они рано остались сиротами, мать родами померла вместе с младенцем, Устину и трех лет не было. А отец тою же зимой замерз, в метели снежной заплутал. Гордей взрослый был, «в людях»* уже год жил. Остался один с братом-задохликом на руках. Устин все детство болел. Синел и задыхался. А сердце у него так стучало, что рядом сидя услыхать можно было. Гордей давно привык по первому его хрипу с места срываться. И когда однажды брат прямо на улице упал, соседушки судачили, мол, добро бы помер. Брату руки развязал. Взрослый уже, жениться давно пора. Так Гордей про иных узнал. И про Басманова. Сперва осерчал на всадников проезжих, что посередь улицы поглазеть на его беду остановились. А потом приметил, не простые всадники. С этакими вот клыками, не как у всех. Сам тогда в кузне работал, старый кузнец при нем часто зубы драл, так Устин всякого насмотрелся. И даже сам пробовал. Да и не токмо зубы странны были. И сами мужчины были, как не отсюда. Не лицами, не беседою своею не походили на остальных москвичей. А Фёдор, тот и вовсе показался ему выходцем из сна сказочного. Как девка, только краше. На девок-то Гордей с роду не смотрел. И не думал о них даже. Он вообще кроме брата больного ни о ком не думал. А тут на минуту и про Устина позабыл, Темнейшему в глаза заглянувши. И Басманов тоже на него долго смотрел, пристально. Потом кивнул своим, те братьев к ним в избу сопроводили. Не так далеко было. И когда Фёдор его к умирающему Устину подвел, да на ухо шепнул: «Иной ты. С собою тебя уведу. А брат твой помрет сейчас». Так внутри все и оборвалось. И оказался Гордей в месте непонятном, сплошь мхом поросшем. Это он сейчас Тень хорошо знает везде, докуда дойти может. А сперва испугался. Наделила его Тень четвертым порядком. Фёдор плечами пожал, да и собрался уходить. Вышел за ним и Гордей. Все он теперь видел по-другому. Враз понял, что Фёдору лет много, и что силы у него немеряно. И себя по-иному осознал. А как вампиров, с воеводой пришедших, увидал, так и вовсе на лавку сел от неожиданности. Мертвые, а ходят, говорят. -Ну, ежели не боишься, - пожал плечами Басманов, - то хватай любого из моих молодцов, да к брату веди. И помрет, а ходить будет, работать. Все польза. Да и тебе руки развяжет. -А ежели нет? – насупился кузнец. -Похоронишь, - бросил Фёдор, сочувственно оглядывая самую богатую на улице избу, - Деньги-то есть на похороны? А то могу ссудить, до первого жалования. Тебя бы в целители, конечно. У брата твоего сердце на честном слове работало. С такой болезнью долго не живут, не то, что до семнадцати, до трех лет не дотягивают. Но и боец из тебя знатный выйдет. Брат с тобою вместе останется, тоже в Дозор к себе пристрою. Порядка у него высокого не будет. Но я много и не жду. Сам не пропадет, и ладно пока. Жалование у нас большое. А вас двое. Проживете как-нибудь. Говорил, а сам все поглядывал, как он умеет. Гордей был взрослый, даже слишком, другой какой мужчина на посаде в его лета троих детей родить успевал. Двадцать семь. Серьезный возраст. Не тот, когда из кузни уходят, куда глаза глядят. Кузнецы богато жили, учились долго. А мастерство, хоть за день и не забывается, а все ж практики требует. Куда ему в Дозоре служить? Он и верхом-то не ездил ни разу. Но плечи у него были широкие, руки сильные. И сам не из робких. Выучился. -Чего это к тебе Гордеюшка зачастил? – задумчиво поинтересовался Басманов, просматривая присланные из Ночного Дозора свитки, - свататься что ли надумал? Так я благословлю. Он полезный. Брат из дома вырвался, служить более некому. Тебе послужит. -Больно надо, - фыркнула Ольга. -Не хочет боярыня за посадского идти, - констатировал инквизитор, - брезгует. -Да мне просто чужого не надобно, - обиделась девушка, - Гордей тебя любит. Чего ты его гонишь? -Ему любви подавай, - нахмурился Фёдор, - мне пока не надобно. Да и красы его не вижу. А что бегает, так много таких. Он из того ряда ничем не выделяется. И от брата твоего я ещё не совсем отошел. -Отойдешь тут, - сочувственно буркнула она, - Живешь в том же тереме, даже спишь на той же кровати. И не страшно тебе, и не противно? -Видел я вещи и пострашнее, да и сам делал, - мрачно ухмыльнулся отчим. -Неужто никто ещё не перешиб? – удивилась Ольга, - времени-то прилично прошло. Весна уж. Ты же говорил, что инкубы забывают быстро. -Забывают, - вздохнул Фёдор, - да не всех. И не так быстро. Что о брате твоем извожусь, так не железный я. Да что там. Кабы хозяин мой бывший жив был, я бегом бы к нему побежал. Плюнув и на Святослава с его Библиотекой, и на Бориса. -Так тебя тут токмо библиотека держит? – обиделась девушка. -Не только. Но по большей части, – разозлился Басманов, - кабы можно было, я бы все оттуда вывез. Домой бы уехал. Там тепло, еда вкусная, море. Парни красивые. Искусства разные в почете, стихосложение опять же. Родина моя там, понимаешь? Изменилось все, конечно. И люди другие, и одежды. Но тянет, все равно. -Неужто никак нельзя заклинание преодолеть? – Ольга поджала губы, - Нешто Святослав намного тебя сильнее? -Они там вдвоем с женой чего только не навешали, - вздохнул Фёдор, - пробую. Каждый день ищу. Мне триста лет дано, чтобы секрет прознать. А не смогу, Малуша ключ обратно заберет. Но я успею! Ты поможешь. -Чем я тебе помогу-то? – удивилась она, - я и в Тень-то не ступала. -Какие твои годы? – заверил инквизитор, - и потом, разве нужно все самой делать? Помощника найдешь, посильнее. И сама сильной станешь. Ты не думай так, как будто семьдесят лет только проживешь. Думай, как будто тысячу или больше жить станешь. Тут за год иной раз чего только не произойдет. А за триста лет и вовсе все поменяется. -А вдруг не стану сильной? – она шмыгнула носом. -Станешь, - твердо заявил Басманов, - учитель у тебя, считай, уже есть. Святослав сам возьмется. К тому времени, как тебе в Тень ступить придется, ты медведя с одним ножом валить будешь. Поведет тебя сильный маг. Об этом я позабочусь. А дальше уже твоя забота, чтобы порядок твой рос. -А чего ты с Гордеем так не возишься? Ученик все ж таки. -Возился, - обиделся Фёдор, - у него второй порядок. Больше сам не берет, боится. Тень все видит. Он и с братом своим специально хороводится до сих пор, только чтобы дальше не расти. Просто сам пока не понимает. Сперва-то резво взялся. Я думал, с его напором он вне порядка через сто лет будет. А он воеводой стал, и остыл. И я остыл.