Ольга

Святослав, как оказалось, обиду затаил. В следующий же дозор «наградил» Ольгу новичком. Она сразу поняла, что ночь не задалась, когда, скидывая шубу на руки девушке у входа, заметила, как та улыбнулась. Не то, чтобы зло. Но как-то неприятно. Боярыня Головина и так знала, что её в казарме недолюбливают. За оборотней, да за характер вздорный. За должность, в обход других полученную. Даже за ковер в горнице. И когда она, переодевшись в кафтан свой служебный, во двор вышла, сразу поняла, насколько сильно она всем неприятна. Машенька Старицкая, сиротка, Буслаем от казни спасенная, выросла писаной красавицей. Полная той приятной округлостью, которая на Москве считалась верхом привлекательности. С толстой светлой косой, густыми темными бровями и редкими у светлокожих женщин карими глазами, она покорила всю мужскую часть казармы. Фома вертелся вокруг не первый день. Остальные мужчины, и даже оборотни тоже мечтательно вздыхали, когда Машенька проходила мимо. Походка у неё была плавная, грациозная. Богатая невеста, Машенька замуж не спешила. Во-первых, была она царева родственница. Знала это, и гордилась. Во-вторых, Василий давал за ней большое приданое. Опять же, об этом девушка знала, и с выбором жениха не спешила. На такие деньжищи любой примчится, только помани. И, в-третьих, Маша, девица на выданье двадцати четырех лет, была давно и безответно влюблена в своего приемного отца. А как тут было не влюбиться? Пока по родителям казненным тужила, Буслай всё сладости носил, да сказки сказывал. Когда мала была, от превращений своих сильно мучилась. За несколько дней ещё начинало ломить кости, и вся кожа горела. Девочка ночей не спала. И тогда Василий брал её на руки, и так всю ночь сидел. Даже спал сидя. И сам же средства искал, чтобы девочку не мучить. Долго искал, надо сказать. С оборотнями никто связываться не желал. Нашел в итоге старушку-целительницу. Отварами падчерицу отпоили, колдовством подлечили. Подсказала бабка, что оборотень мучается, только пока мал, или недоросль. Оттого и не живут долго те, кого в детстве обратили. Обычно-то ждут до возраста, когда кости уже выросли. Тогда тоже перекидываться больно, но не так. Поколдовала старуха, и начала Машенька взрослеть. Пока сама не решила, что хватит. И уже не девочка, все, что надобно, округлилось. И ещё не женщина. Вечные, или очень долгие «девятнадцать лет» себе для жизни избрала. А до того уже к шестнадцати годам из неуклюжего смешного медвежонка превратилась в огромную, лоснящуюся и гладкую медведицу. Ну, и сама красавицей стала. Даже клеймо ей шло. Буслай все нарадоваться не мог. Хорошее подспорье для Ночного Дозора. У него все приемные дети уже трудились, Маша одна дома сидела. Сам-то отчим с нею много занимался. Но жалел, сильно не нагружал, и до крови не ранил. А как начала девушка на него заглядываться да вздыхать, так и вовсе перестал. А вот с Ольгой у неё не сложилось. Остальные дозорные только посмеивались. Не то, чтобы Маша в Дозоре служить не хотела. Она вообще работать не желала. И всячески той работы избегала. Буслай то ли не замечал, а может вид делал, что не видит. И ленива девушка не была. Любую женскую работу разумела. Шила, пряла да вышивала с большим мастерством. Но вот в казарму она вовсе не «служить» пришла. А к отчиму клинья подбивать. Об этом все либо знали, либо догадывались. Кроме самого Василия. И сейчас, глянув в сторону Старицкой, Ольга тяжело вздохнула. Девица сияла, как царские врата в престольный праздник. В кафтан обрядилась, конечно. Раз положено так, куда деваться. Но перстни оставила. Косу золотом унизанную, не подобрала, как положено. Сапоги свои скользкие, все расшитые, на более удобные, но неказистые, сменить не пожелала. А никто и не настаивал. Новички по опасным делам не ходили. И для Ольги это означало, что ей тоже сегодня по столичным богатым кварталам ходить. Время терять. Взгляд Машеньки, надменный, холодный, встретился с точно таким же Ольгиным. Фома любил пошутить, что женщины, они ведь, на поединках не бьются. Они не разговаривают. Но обе понимали, что говорить все же придется. Хотя бы поздороваться надо было. Маша, девушка гордая, но воспитанная, первая поклонилась. Ольга тоже голову склонила. Но на этом любезности посчитала завершенными и более ненужными. -Косу подбери! – бросила она, проходя мимо Маши, и направляясь к воротам, - защитный амулет поверх кафтана надень. У себя за спиной она услышала недовольной фырканье. До церкви шли невозможно долго, хоть и было недалеко. Машенька никогда никуда не спешила. Расторопная шустрая Ольга с нею рядом вся извелась. Ей тоже пришлось степенно вышагивать, и все время назад поглядывать. Туда, где в окружении ещё пяти взволнованных молодых оборотней новенькая «плыла». И пока шли, девушка все Наталью вспоминала. Не могла она припомнить, чтобы сестра её так же из себя выводила. Хотя тоже стопами шествовала*. В храме было не протолкнуться. Ольга быстро прошла на свое место, и встала в самой гуще молящихся. Сегодня, как назло, никого особенно проникшегося общей молитвою не было. Уже второй день все шло вкривь и вкось. Девушка особо не удивилась. Обернулась глянуть на оборотней. Молодые люди, ожидаемо, вертели головами, высматривая Машеньку. Та, вместо того, чтобы спокойно встать подле какой-нибудь истово молящейся бабы, да Силы набираться, отправилась в церковную лавку. Где уже присмотрела образок в золотом окладе. Вот куда она его потом девать собралась? В руках потащит? Всю службу Ольга была как на иголках. Кая на работу не вышла, болела. Яшка пропал и не объявлялся. Из оставшихся восьми вверенных её заботам оборотней сегодня на дежурство шестеро вышло. Святослав велел всех, кого можно, собрать, пока остальные дозорные из своих долгих странствий не воротятся. Кроме Машеньки все дозорные из её десятки могли сами по городу ходить. Одни. Но оставить с кем-то из них девушку нельзя было. Слишком рано. После службы она быстро назначения раздала. Худо-бедно, этих пятерых юношей хватило, чтобы хоть как-то осмотреть все от казармы до кремля. Надо было кого-то на окраины выделить, но там места были опасные. Туда «старички» ходили. И Ольга среди них. Но раз дали ей в усилении только Машу, то окраины без присмотра остались. Некого послать. -А где Старицкая? – она подняла голову и оглядела дозорных. -Может в церкви осталась? – робко высказался один из них, кареглазый тощий оборотень лет двадцати. Ольга разозлилась. За Силой пришли, а она молиться вздумала! Но в церкви девушки не было. Уж исповедь закончилась, и даже нищие уж собираться начали. А её нигде не было. За Машей такое водилось. Никто особо не удивился. Она ходила туда, куда считала нужным. Правда, с Ольгой пошла первый раз. До этого все больше с Яшкой да Каей работала. Они жаловались, конечно. Но наказать девушку было невозможно. Сразу вступался Буслай, а за ним остальные мужчины подтягивались. Даже цыган к этим её самовольным отлучкам со снисхождением относился. Ольга отошла поговорить с нищими. За серебряный рубль удалось выяснить, что девушка похожая по описанию на Машеньку вовсе из церкви не выходила. Мужчины-«калеки» её отлично запомнили на входе, особенно «слепой». Возможно, прикупив новенький образок, девица сразу решила преподнести его отчиму, и, не дожидаясь остальных, потихоньку ушла через Тень обратно в казарму. Пришлось Ольге, отослав оборотней город обходить, самой в Ночной Дозор возвратиться. Но и туда Маша не приходила. Буслай несколько раз позвал её через Тень, но она не отзывалась. К тому же оказалось, что «крючок», соединявший его с падчерицей, оборван. И только вмешательство Святослава остановило начавшийся было между ним и Ольгой магический поединок. Отчитав обоих, князь выгнал всех свободных дозорных на поиски девушки. Совершенно безуспешные. Домой Ольга воротилась только следующим вечером. Поиски не дали ничего. Дневной Дозор тоже не нашел никаких следов. Хотя и порядком посмеялись над нерадивыми светлыми. И потом инквизитор ещё добавил, когда за советом к нему забежала. -Твоя печаль, - пожал плечами Басманов, - с тобою Тень играет. -? -Сама изъявила желание вне порядка встать, - напомнил отчим, - откушай, не подавись! -Я на порядок подняться хотела, - озадаченно буркнула девушка. -Хотела, - согласился Фёдор, - а опосля при двух свидетелях пожелала встать вне порядка. Тебя за язык никто не тянул. Не спавшая все это время, она еле дотащилась до своего терема, и спать завалилась, даже кафтана не скинув. Думала, сутки встать не сможет. А проснулась, когда ещё ночь была. Тревожно вдруг стало. Да так, как давно не было. Прислушалась к себе. Вроде не «зов» её с постели поднял. И в доме никто не шумел, все спали ещё. Но сна уж ни в одном глазу не осталось. Глянула в окно, и как ошпаренная во двор побежала. На заборе висел, чуть покачиваясь на сильном ветру, защитный амулет, какой оборотням раздают, чтобы заклинанием не убили через клеймо. Цепочка от него была продета в узорный оклад новенького образка.