Ольга

Офис Ночного Дозора. Наши дни. Гесер прошелся по кабинету. Достал из ящика пыльную бархатную коробку и печально улыбнулся. -Некоторые воспоминания не тускнеют, - он продемонстрировал Антону содержимое. На выцветшей подушечке внутри тускло блеснул какой-то незнакомый дозорному орден, похожий сразу и на грубой работы цветок, и на неумело сделанную звезду. Посередине, по эмалевому полю шла какая-то арабская вязь. Орден был действительно старый. Даже золото, из которого он был сделан, потемнело со временем. -Какое-то особенное сражение? – наугад брякнул Городецкий. От ордена заметно веяло каким-то напряжением, но и радостью победы. -Самое трудное, - вздохнул шеф, - сражение и победа над самим собой всегда даются с трудом. Хотя бы потому, что противник равен тебе по силе и уму. -За такие победы орденами не награждают. -Ах это! – рассмеялся Гесер, - не в ордене дело. Амулеты раньше из чего только не делали. Но теперь это больше память. Моя последняя награда в Османской империи, и мой первый амулет-переводчик в империи Российской. На него ушло больше десяти лет. Знаменитое заклинание «петров», позволяющее овладеть иностранными языками мгновенно, появилось только в девятнадцатом веке. До этого языки учили самостоятельно. Амулеты-переводчики производили все до единого Дозоры, и многие иные делали их сами, у себя дома. Нужно было только самому язык выучить. Незадача была в том, что амулет позволял только говорить и понимать чужую речь. Писать и читать с его помощью уже не получалось. Французский дался Гесеру почти без усилий. Он попросту купил на невольничьем рынке несколько француженок, и в приятной непринужденно обстановке своего гарема овладел языком, и не только. Языки степных народов он учил на войне. Арабский дался без усилий. Об русский язык степняк ударился основательно. И это он ещё разумно подождал, когда пройдет очередная реформа. До Петра русский устный и русский письменный были двумя разными языками. Да кабы двумя! В каждом уголке огромной страны говорили на своем диалекте. На севере, где процветал рыбный промысел, и было много иностранцев, вообще говорили на смеси голландского и русского. Этот странный язык существовал только в среде торговцев, но быстро распространился. К немалому удивлению Гесера голландским, шведским, английсим и даже латынью, быстро овладевали грубые неграмотные крестьяне. Но сам он увяз уже на русском алфавите. -А чего там не выучить? – удивился Антон. -Твердый знак произнеси, поговорим, - огрызнулся Гесер, - пером, небось, не писал никогда? Мне после арабских закорючек русские буквы чем-то несуразным казались. Для освоения письма и чтения пришлось прибегнуть к помощи дипломатической переписки. Благо, недостатка в письмах на русском языке при дворе не водилось. Писаный пером текст изобиловал кляксами, ненужными закорючками, лишними линиями. Во всех без исключения письмах почерк постепенно менялся от строки к строке, и то, что вверху листа ещё напоминало текст, в середине уже превращалось в простую неровную линию. Российский дипломат, к которому старик обратился за объяснениями, при чтении несколько раз поворачивал свиток боком. Писарь, оказывается, делал какие-то отметки на полях. Отчего-то строки в центре могли вдруг стать вдвое выше, буквы с краев уменьшались. Гесеру пришлось научиться отличать буквы от тех линий и черточек, которые появлялись при чистке пера прямо в тексте. Вторым и главным, осложнением стали многочисленные слова и целые фразы, которыми русские подменяли слова другие. Пришлось привыкать к тому, что фраза: «да нет, наверное» означает «нет». А «Нет, ну что вы», следует понимать, как согласие. При этом выражение «ну да, конечно» при определенных интонациях означало отказ. Метод с девушками-носительницами языка не сработал. Невольницы из разных российских провинций прекрасно понимали друг друга, говоря при этом на пяти разных диалектах. Писать не умела ни одна. Дипломат из России тоже их отлично понимал, но объяснить, как он это делает не смог. Все шестеро ссылались на то, что лишь чей-то абстрактный половой орган точно ведает, как они друг с другом договорились. И тут неожиданно выяснилось, что общий язык у россиян все же есть. Русский-матерный. Без него никуда, всеми он прекрасно понимается, и по общему объему слов примерно совпадает с основным языком страны. Объясниться на нем могут все, при этом никто не может объяснить его значения. Спустя год Гесер начал подозревать за россиянами телепатические способности. Что подвело его ко второму труднейшему решению в его жизни. Он должен был покинуть Османскую империю и переехать в Россию. Трудностей на этом пути было немало. И главной из них была распродажа гарема. Вкусы степняка значительно отличались от вкусов среднестатистического араба. Те «стройные газели», о которых так много писали местные поэты, своими фигурами часто походили на бильярдные шары. Темная кожа, крючковатый нос, сросшиеся брови и округлые бёдра были неотъемлемой частью образа красавицы востока. Гесера с его пристрастием к дамам тощим, никто в его окружении не понимал. Собственно, десять лет заняла именно продажа девушек. По закону страны, да и просто по здравому разумению, он должен был решить судьбу этих женщин. При этом с некоторыми из них он впервые познакомился только что. Гарем был так велик, что у Гесера попросту не хватало времени на каждую его обитательницу. Благо половина согласилась вернуться к себе домой, получив деньги на дорогу и приданое. А тех двадцать женщин, которых он все же брал с собой, следовало как-то аккуратно переправить через пустыню. Осложнение третье настигло его, когда он уже покинул Ночной Дозор. Нужно было хотя бы где-то пристроиться воеводой. Препятствий к этому, казалось бы, никаких не было. Но стоило бывшему степняку только заикнуться о своем желании, как на его пути выросли неприступные стены. Османскую империю, как оказалось, ненавидит добрая половина обитаемого мира. Силу ненависти определяла близость границ. Чем ближе, тем сильнее. Даже сам степняк недолюбливал местных. Османцы, и правда, были наглыми и заносчивыми. Их соседи, персы, считали всю эту обширную страну местом хаоса и разврата. Было невероятно трудно даже просто пересечь границу. И за время его долгого путешествия не раз и не два ему отказывали даже в караван-сараях, в которых мог остановиться любой человек. Ночевать в пустыне он не мог, с ним были женщины и слуги. Кроме того, Гесеру пришлось вступить в острую подковерную борьбу с магами, ещё не старыми, и много более хитрыми, изворотливыми и умными. Инквизиция предлагала ему места, но все это были маленькие, незначительные на тот момент страны. Сейчас многих из них даже на карте нет. На одних только землях нынешней Германии таких стран было аж полторы тысячи. Амбиции же старого полководца требовали страны большой и сильной. Места в Дозоре столичном. Ведь занявши скромный провинциальный пост, он уже никуда не смог бы выехать, и остался бы привязан к далекой маленькой стране, в которую дозорную Головину никакими калачами не заманишь. Сесть воеводой в небольшом российском городе ему тоже не улыбалось. Ольга, которая в тот момент была негласной царицей Санкт-Петербурга, на директора провинциальной маленькой службы в жизни бы не взглянула. Ольга была его главной целью. Тем человеком, из-за которого он был готов преодолеть в одиночку раскаленную пустыню Ирана, холодные и ветреные пески Казахстана, опасные степи Монголии, недружелюбно настроенные города России. Нить, связывающая их, становилась все толще, все заметнее. Те два года, которые он не мог следить за девушкой, оказались самыми мучительными за долгое время. И то, что Ольга неожиданно вышла замуж, опечалило его сверх всякой меры. Он не мог понять, из каких соображений она выбрала себе мужа. Одно дело, когда дама сердца любит инкуба. Там и краса, и стать. Тут же был обычный старый мужик. Бородатый и зачуханный. К тому же нищий. И много раз за это время степняк размышлял о том, что может ей предложить, и чего сам от неё хочет. И пришел к неутешительной мысли, что его желания значительно превышают его возможности.