Ольга

За дверью Городецкий нос к носу столкнулся с Семеном. Тот крякнул, недовольно глянув поверх его головы в директорский кабинет. Зачем-то, видно по привычке, закрыл до верха «молнию» на своем поношенном спортивном костюме. В ауре дозорного стремительно промелькнули и погасли нетерпение, досада. И, как Антону показалось, ревность. Но Семен тут же ему приветливо улыбнулся и поздоровался. Веселый взгляд его показался дозорному хитрым. Сперва так называемое «наказание» за пьянку на рабочем месте не выглядело строгим. Но теперь провинившемуся оперативнику всюду мерещились знающие о его позоре люди. -Чего не поделили? – шмыгнув носом, осведомился Семен. -Понятия не имею, - честно признался Городецкий, и на всякий случай уточнил, - ты не знаешь, где сейчас Игнат? Семен пожал плечами. Сам он, хоть и был по своему обыкновению спокоен, улыбался натянуто. Было видно, что ему надо было поговорить с шефом. Да только Антон все отпущенное на общение с подчиненными время себе присвоил, поганец. -О чем хоть говорили-то? – тщательно скрывая досаду, допытывался коллега. -Да так, - уклончиво проворчал Антон, - я выпил немного, и, наверное, не все правильно понял. То и дело нить разговора терял. Флор, это же отчим Ольги? Мне по разговору показалось, что он погиб. А сейчас она шефу от него поклон передавала. -Даже та-ак! – протянул Семен, тут же теряя интерес к запертой двери, - ты, вот что. Ежели добудешь мне то, что Ольга из своей поездки привезла, я тебе расскажу, что сам знаю. Стучись! Только улыбаться не переставай. Люди идиотов больше любят, много чего им прощают. «Чего это я идиот-то?» - проворчал про себе Городеций, возвращаясь к отполированной до блеска деревянной двери. На стук сперва никто не открывал. А ломиться через Сумрак в этот кабинет было слишком сложно. Да и опасно. Интересно, за чем таким Ольга ездила? Если это какой-то артефакт, или редкой работы амулет, шеф, пожалуй, его в шею прогонит. И накажет посильнее, чем его заместительница. -Тебе чего? – появившийся в дверях Гесер выглядел странно. Двери он приоткрыл совсем чуть-чуть. Только лицо высунуть. На щеке у пресветлого красовался свежий отпечаток ладони. Сам же он был весь растрепанный, в съехавшем галстуке, узел которого болтался в районе расстегнутой второй пуговицы дорогой белоснежной сорочки. Пиджак шеф утратил где-то по дороге. Да и дышал так, будто бы к двери бежать пришлось. -Отдайте мне то, что привезла Ольга, - решительно потребовал оперативник. -Вон пошел!!! – возмущенно прошипел Гесер. Дверь тут же с грохотом ударилась об косяк прямо перед носом его бывшего собутыльника. Когда Антон, раздосадованный общим неуспехом операции уже был далеко в коридоре, дверь директорского кабинете снова коротко грохотнула. По полу что-то заскользило, и ему в ногу ударилась обыкновенная, по-детски милая, коробка для офисных обедов. Этими новомодными игрушками пестрела реклама со всех сайтов. Но здесь ими никто не пользовался. Столовая в офисе Ночного Дозора работала безотказно. Кормили очень прилично. Никому в голову не пришло бы таскать обед из дома. Потому Антон сперва даже растерялся. Но запах от ланч-бокса исходил божественный. Так и хотелось сорвать крышку, и вцепится зубами в то, что там под нею. Даже, если это хитро замаскированная крыса. -Руки прочь! – Семен резво подскочил к нему, и отобрал источавшую райские ароматы коробку, - это моё! Я его с прошлого лета ждал! -А что там? – Городецкий завистливо втянул носом ароматный воздух. -Не твое дело! – буркнул оперативник, - твоя цена информация. И ты её честно заслужил. -Чем это тут так вкусно пахнет? – спросил попавшийся по дороге Лас. Семен вместо ответа одарил коллегу мрачным взглядом опытного тюремного пахана, присутствующего при дележе общака. Ухватил Антона за руку, и поволок в свой маленький кабинетик в дальнем конце здания. Здесь, запершись на несколько заклинаний и обычный замок, для верности, он, наконец, поднял разрисованную маленькими длинногривыми пони, крышку. Рот Городецкого тут же наполнился густой слюной. Он вспомнил, что не ходил обедать. Вместо этого он с интересом внимал душевным излияниям Гесера. А лучше бы в столовую сбегал. Все равно половину не понял. -Спрашивай, что хотел, - любезно предложил Семен, любовно отщипывая что-то, истекающее дымящимся мясным соком и отправляя себе в рот. -Получается, не погиб Фёдор Басманов от взрыва в Наугольной башне? - не отрываясь от созерцания обедающего товарища, проворчал Антон, - и почему шеф так вызверился, когда о нем услышал? Озвереешь тут! В казарму-то Гесер, что называется, на белом коне въехал. Сразу показал, кто на службе хозяин. Прорвался в директорское кресло в обход всех имевшихся кандидатов. Поимел при всем честном народе доминантную самку. Да потом ещё с большим успехом целый год французов до дому провожал. Но вот в сердце Великой он так и не заселился. По крайней мере, он там не один, и так всегда будет. -Откуда ты знаешь, что поимел? – смутился Антон. -Либо это, - пожал плечами Семен, - либо он её задницей всю ночь паркетную доску подбивал. Сломал попутно диван, подоконник и дверной косяк. И все это, заметь, было хорошими мастерами из мореного дуба сделано. Спору нет. Есть какая-то прелесть в том, чтобы в ледяной казарме со своей бабой в одном маленьком тазу купаться, а после до самого утра на грязном полу любиться. В казарме ничего не скроешь! Городецкий, сам того не ожидая, покраснел. Точно, Семен про Игната знает. И не только он. -А чего? Гесер старательный, а Ольга шумная, к тому же бутылку «Вдовы Клико» в одно лицо уговорила, – продолжал Семен, как ни в чем не бывало, - да и слышимость в новой казарме была не то, что раньше в теремах. -Неловко как-то, - Антон опустил глаза. -Неловко, когда мужика одного в постели слышно, - отрезал дозорный. Собравшиеся дозорные коротали время за магическими фокусами. В результате которых на дворе стало не просто холодно, а морозно. Такого ужасающего октября не ждали не только французы, но и россияне. Снег с легкой руки темных сменялся дождем и градом, и под утро так подморозило, что впору было доставать коньки, да на озеро идти. Пока иные под позвякивание хрустальной люстры и женские стоны мирно беседовали о том, отчего после смерти Святослава Игоревича у всех ауры высветлились, пришло время выдвигаться в полк. -Гесер и тут не подкачал, даром, что в возрасте, - одобрительно ухмыльнулся Семен, - нам к шести утра надо было из казармы выезжать, а директор без пяти шесть с бабы слез. И мы все понимали, что пока Оля, не того… в общем, хрен нам, а не война. -И как, - хихикнул Антон, - уложился в норматив? -Как часы, - кивнул оперативник, - только ехать с нами должна была Ольга Андреевна. А вместо неё новый директор полк возглавил. Шел по двору казармы, льдом покрытому, а за ним цветы распускались. Всякие «благородные». Нарциссы да гладиолусы. А как на лошадь сел, так сразу и заснул. Степняки, они всю жизнь в седле проводят. Никто его будить не стал. -А по нему не скажешь, - усомнился дозорный. -Ты видал шефа строгого, доброго, злого, и даже пьяного, - поморщился Семен, - а я видел Гесера влюбленного. Надеюсь, до второго раза не дожить. -? -Он весь день в седле проспал, - проворчал оперативник, - а к ночи у него свет в голове зажегся. С той поры он покоя не ведал, и мы вместе с ним. Старика понять можно. Он оставил Ольгу, склонную к половой распущенности, совершенно одну. А сам на неопределенное время на войну подался. Ты вот, какое самое трудное решение в своей жизни принимал? В какой садик дочку отдавать? А он своим решением любимую женщину одну оставил. Нельзя требовать от женщины, которая привыкла жить вольно, какой-то верности или преданности. Нет ничего более жалкого и более глупого, чем спрашивать у оставленной сразу после бурно проведенной ночи любовницы, будет ли она тебя ждать. Она тебя либо пошлет, либо обманет. И будет права. Ты, может, и хотел её любить в прекрасно обставленной спальне, под парчовым балдахином. А вместо этого всю ночь драл на грязной шинели в нетопленом кабинете. Ночью-то она тебя и любимым называла, и единственным. Но больно уж сердце у женщин изменчивое. -Откуда такие подробности? – усомнился Городецкий. -Будь ты хоть уборщица Ночного Дозора, хоть его директор, - Семен назидательно поднял вверх вилку, - но забывать про слово, заканчивающееся на «ция» ты никогда не должен! -КонтрацепЦИЯ? – уточил Антон. -ЗвукоизляЦИЯ! – хихикнул оперативник, - хотя Великим все равно. Давно уже не дети. Доказывать что-то непонятно кому и прятаться им не надобно. Да и есть ли смысл укрываться там, где полная казарма ясновидящих? Все свои. Всем все и так ясно было. И даже в радость, если честно. Порно раньше не было. Голую бабу только на картине и можно было увидать. Мужья с женами одетыми спать ложились. Девицы в борделях никогда до конца не раздевались. Раньше прикрытая чулком женская коленка выглядела более эротично, чем всё нынешнее «кино для взрослых». Да и чулки-то были не чета современным. Толстые, вязанные. Вышитыми лентами к ноге прикрученные. А какие тяжелые раньше были платья! А корсеты! И все на пуговичках да завязках. Только начнешь бабу раздевать, как уже снова на службу пора. Служил Гесер исправно. Упрекнуть его мы решительно ничем не могли. Но вел себя, как умалишенный. У всех генералы, как люди, водку пьянствуют, наш полковым проституткам стихи читает. Ночами на луну пялится. И письма своей зазнобе строчит безостановочно. А уж как ему Ольга отвечать начала, так он и вовсе как безумный сделался. И заметь, оба они владеют безмолвной речью, и могли бы без адъютанта обойтись. Бился Гесер так, будто девять жизней у него, и каждую беречь, смысла нет. Под пули совался, не разбирая дороги. Шесть коней под ним от ранений пали. На Березине* под лед ушел. Я думал, всё. Конец пресветлому. Он так спешил назад, к Ольге, что до Парижа мы вдвое быстрее намеченного срока добрались. И ты бы видел, как за него бился грузинский полк! Как будто каждого из них дома Ольга ждала. А ведь ему ещё назад со всей армией идти предстояло. Возвращались мы уже весною. Он на каждом привале в лес бежал. То ветку миндаля цветущего, то розочку назад притащит, и ну давай любовную записку сочинять! Французов домой, дай Боже, тысяч тридцать воротилось. Оголодавших, истощенных. Отступать им пришлось по разоренным городам да деревням. Партизаны во главе с Давыдовым их то и дело трепали. Кутузов ни на шаг не отставал. И бились мы тогда страшно. Кровопролитно. Гесер, когда в Москву вернулся, на нем живого места не было. Оля ему тогда баньку истопила, как «своего» попарила. Собственноручно связанным веником. Как со «своего» сапоги сняла. А рассказать, чем пахнет и как выглядит человек, проведший два года в седле, я не буду из гуманных соображений. Все, что до того было, все деяния Гесера, интриги да опыты, были ужас, какими достоинствами. А теперь он, грязный, уставший, и тут же спать завалившийся, сделался для Ольги полон прелесть, каких недостатков и встречен с распростертыми объятиями. Любовь, она такая. Слепая.