Ольга

Муня расцвела. Даже аура у неё переменилась. Вместо серого тягучего тумана она наполнилась белыми всполохами и искорками. Женщина была влюблена и счастлива. Всего за месяц Власу удалось сделать то, чего не сделала для мадмуазель Головиной вся её предыдущая жизнь. Женщина забросила рукоделие, свела к необходимому минимуму хождение по церквям, а визиты подруг сократились до часа в неделю. Никто об этом особо не сожалел, так как вместе с молодым любовником в жизнь Марии Евгеньевны вошло регулярное чтение, и говорить с нею стало совершенно неинтересно. Сама же барыня с отрешенно счастливым лицом бросалась к инкубу по первому зову. А под конец и вовсе потеряла интерес ко всему, что не относилось к молодому поклоннику. Ольга много лет наблюдала подобную перемену в людях, которых одаривал своим вниманием Басманов. Компаньонка была свободна, как ветер. Муню её жизнь совершенно не интересовала. Со своей стороны Ольга всячески делала вид, что полностью разделяет интересы хозяйки. Она с умным видом встречала посыльных с записочками от старых подружек барыни. И когда кто-то пытался выведать, где и с кем пропадает мадемуазель Головина, всякий раз отвечала, что барыня молится и просит ей не мешать. Сперва дозорную беспокоила этическая сторона дела. Все-таки, инкуб не собирался жениться, и длительность этого романа зависела от одного успешного выстрела. Но Влас взял решение этого вопроса на себя. То, с какой легкостью он все устроил, выдавало огромный опыт расставаний. Своей уже не молодой любовнице светлый инкуб желал только блага. Даже недолгая связь с ним сотворили чудо. Высветлилась не только аура его возлюбленной, но и весь её дом. -Ах, милая Павлуша, - вздыхала Муня в те редкие вечера, когда у неё не было свидания, - это такая трагедия! Мой чудесный мальчик крестьянин, как и ты. Мы никогда не сможем быть вместе. В нашем распоряжении считанные часы! За эти «считанные часы» Влас успел довольно много узнать о Распутине. Даром, что молчал, да слушал. И тоже пришел к заключению, что подкараулить его «на большой дороге» совершенно невозможно. К тому же человек с ружьем, бредущий в сторону Царского Села, или прогуливающийся по улицам города, неизменно вызывает подозрение. Решение, предложенное инженером, было простым, вполне в духе его происхождения. Он попросту нанял для себя маленькую квартиру в доме напротив, якобы для свиданий с Марией Евгеньевной. Окна гостиной как раз выходили на Гороховую, и приходились точно напротив окон квартиры целителя. Ольга мысленно дала себе подзатыльник за тупость и нерасторопность. В отличие от Муни, дозорная о своих столичных знакомых не забывала. И к Распутину в дом ходила каждодневно. Она приходила рано утром и оставалась до сумерек, а то и захватывала часть ночи. Дом кишел чужими людьми. Горничная задыхалась от обилия работы хотя ей помогали обе дочери старца. Так что помощь Ольги была принята с горячей благодарностью. Девушка мела ковер, носила еду тем, кто стоял в очереди слишком долго. Случалось, даже и на кухне помогала. За прошедшее с её первого визита время девушка в квартире на Гороховой примелькалась. Просители ей не удивлялись, старик при встрече приветливо кивал, а дочери целителя и вовсе принимали её, как свою подругу. Арон тоже часто забегал то пообедать, а то и так просто. Посидеть. В общем хаосе быта этой квартиры он, как ни странно, находил покой. Оставалось только догадываться о той нервной обстановке, в которой проходила его собственная жизнь, если постоянная толчея во всех комнатах его никак не беспокоила. Мужчина спокойно пил чай и читал газету под непрекращающийся гомон человеческих голосов. Его не отвлекали случайные толчки, не беспокоили вечно отпертые двери. И сам хозяин при нем, не стесняясь, миловался с женщинами. Впрочем, Распутин не стеснялся никого вообще. Впервые за эти полгода Ольга, наконец, стала свидетельницей того разгульного образа жизни, который вел целитель. Пил он действительно много, почти каждодневно. Но все больше по кабакам. Если ему не нужно было просиживать ночи у постели наследника, старик имел привычку всегда приходить ночевать домой и никогда не был буйным. Возвращаясь среди ночи, он всегда входил в квартиру потихоньку, чтобы никого не разбудить. Он мог привести с собою женщину с улицы, случалось, что и не одну. Но дозорная ни разу не видела, чтобы он приставал к своим посетительницам. Да и пил старец строго после работы. Домашние его давно уже привыкли к тому, что утром из его спальни выходят заспанные опухшие девки. Дочери Распутина спокойно оплачивали оказанные проститутками услуги, поили их чаем, и разговаривали с ними ровно. Экономка, уже немолодая женщина, не стыдясь, входила к старцу в спальню, когда он был не один. -А чего? – отмахнулась от неё Марфа, - работа, как работа. Кому девки гулящие, а кому последнее утешение. Для меня они все чистые, как Соня Мармеладова*. При том, что шкаф в его кабинете ломился от книг, сам Распутин ничего никогда не читал. Под его диктовку была написана одна единственная книга, в которую он так же ни разу не заглядывал. Его сын, с горем пополам окончивший духовное училище, при первой возможности сбежал обратно в деревню, и в столице носа не показывал. Нюрочка питала отвращение к учебе и после уроков книг в руки не брала. Единственной читательницей в доме была Марфа. Но определенных литературных предпочтений у девушки не было. Читала она все без разбору от дешевых изданий в мягкой обложке, до газет. Последние исправно поливали Григория помоями. В каждом номере была то карикатура, а то и большая статья об учиненных им непотребствах. При этом Ольга могла поклясться, что старик не только не имеет никаких интимных связей с царицей или её дочерьми, а даже и не посещает Царское Село. Он с утра до ночи был занят, а вечерами кутил. Арон шутил, что столичные периодические издания должны платить Распутину за то, что он поселился в городе. Без него писать было бы не о ком. Секретарь почти постоянно сопровождал патрона в рестораны, и даже получал от этого удовольствие, хотя сам почти не пил, да и с проститутками никаких дел не имел. -Неужто не боязно вам с Григорием Ефимовичем по заведениям ходить? - спросила Ольга как-то утром, когда секретарь, как обычно, сидел с газетой в гостиной, ожидая пробуждения целителя, - вдруг в него опять стрелять станут? -Вовсе нет, - беспечно отмахнулся мужчина, - все покушения последнего времени совпали с кровотечениями у наследника. У меня все записано, я отслеживаю. -Как же вы об этом узнаете? – насторожилась девушка. -Мне госпожа Вырубова сообщает, - секретарь обернулся к телефону, - а я в свою очередь извещаю полицию. Григорий, конечно, думает, что ему с его гипнотическим даром бояться нечего. Но береженого Бог бережет. Ждать очередного приступа у царевича можно было ещё долго. Ольга с Власом почти не виделась, и ничего не знала о его планах. Сам инкуб в доме у целителя ни разу не был. Да, скорее всего, его бы следящие чары не пропустили. Так что о начале операции она узнала вместе со всеми. Прием у целителя закончился поздно. Выпроваживая последних посетителей, девушка видела, как Распутин, уставший после целого дня работы, быстро открывает одну за другой бутылки Мадеры, и стремительно пьет. Арон, пришедший всего час назад, был занят. Он пересчитывал какие-то деньги, и быстро писал что-то в небольшой бухгалтерской тетради. Дом помаленьку затихал. Правда, зная целителя, можно было ожидать, что он сейчас поедет к цыганам. Старик мог запросто не спать двое суток. Никто из домашних на него вечером не рассчитывал. Девочки сидели у себя в комнате. Через прикрытую дверь было слышно, как они тихонько переругиваются. -Ты б хоть почитала чего, - укоризненно ворчала на младшую сестру Марфа. -Отстань, - проворчала девочка, - тятя всю жизнь неграмотным прожил, и с царём дружит. -Тятя помрет, мы с тобой на улице окажемся, - разозлилась сестра, - учись, дура, пока дают. Ольга не стала вмешиваться. Спокойно поела прямо на кухне суточных щей из кастрюли для посетителей. Вся еда здесь всегда была с мясом, невзирая на посты, а для целителя готовили отдельно. Ел он мало, и почти никогда дома не обедал. Выстрел застал её, когда она собиралась уходить. Удивительно тихий, он остался никем не замеченным. Да и сама дозорная ничего, кроме тихого удара свинцовой пули в оштукатуренную стену не расслышала. Даже не поняла сперва, что уже все. Стояла она теперь у дверей, и слушала, не упадет ли тело. И только сейчас заметила, каким густым вдруг стал воздух. Во всей квартире внезапно замерла жизнь. Остановилась прямо в полете первая весенняя муха. В кабинете целителя Арон застыл с поднятым пером, с конца которого падала чернильная капля. Под тетрадью у секретаря лежала утренняя газета с большой статьей об успехах на фронте и прорыве генерала Брусилова**. Замерли в своей комнате девушки. Марфа так и стояла над сестрой с занесенной для подзатыльника ладонью. Ольга прошла мимо них, и глянула в окно. На другой стороне улицы, из окна дома напротив, готовился шагнуть человек с ружьем. Не дожидаясь, пока Влас окажется на мостовой с переломанным позвоночником, дозорная схватила в охапку Нюру, и ринулась в гостиную. Девочка тут же вышла из «стазиса», и отчаянно сопротивлялась. У раскрытого окна, продолжая сжимать в руке ополовиненную бутылку, стоял Распутин. Пьяный, он чуть покачиваясь, тихо повторял кому-то: «Иди ко мне!». И Влас шел. Судя по тому, что никто не пытался его остановить, инкуб был в квартире один. Магическая дуэль была в самом разгаре, и у него не было шансов. Целитель давно уже превосходил инженера рангом. Зато пока не догнал Ольгу. Она стиснула пальцы на горле ребенка, и окликнула Распутина. Тот обернулся, и застыл. -Меняемся? – тихо осведомилась дозорная, - Нюру на инкуба. -А то что? – выдохнул целитель. За окном Влас перешел через подоконник, и застыл на карнизе. -Шею ей сверну, - равнодушно пообещала девушка, - или не жалко? У тебя же двое. Одна-то останется. -Что, Лефорт сам не пришел!? Кишка тонка? – проворчал старик, все ещё не отпуская инженера с крючка, - а ты не бойся. Я твоего мужика насмерть не убью. Без ног жить можно. -Есть только один человек, с которым я веду переговоры на равных, - спокойно отозвалась Ольга, и одним быстрым движением подхватила Нюру, и бросила вперед, за окно. Девочка повисла в воздухе, но пока что не падала. Только в ужасе смотрела то на отца, то на мостовую у себя под ногами. Ольга своим колдовством придерживала её так, чтобы нельзя было ухватить рукой, но и не слишком далеко. Все это время по улице сновали какие-то люди. Никто не замечал, что творится у них над головами, хотя девочка кричала и отчаянно размахивала руками. - Выбирай, Тёмный!