Перед рассветом

Что кроссовки, что носки — всё было мокрое насквозь. Хидан был уверен, что за собой он оставлял лужи. Когда на улице ёбанутая для зимы слякоть (лучше б минус один и лёд), сложно было остаться абсолютно сухим. Кафе, в котором они должны были встретиться, находилось неподалёку от центра, и переться к нему пришлось минут двадцать на метро. Мать сидела за круглым деревянным столиком, то и дело заглядывая в телефон, нервно перестукивала длинными ногтями по воздуху, заломив запястье. Хидан заметил её ещё с улицы. В затопленном мягко-жёлтым светом помещении, оформленном в сдержанно-бежевых тонах, фигура матери, похожая на густую тень под мартовским солнцем, выделялась отчётливо. От вида на этой женщины внутри уже не начинало закипать. Хидан не чувствовал уже ни злости, ни ненависти, ни желания запустить стулом — вон тем, с металлической спинкой — в её сторону. Он всего лишь чувствовал себя предавшим и преданным одновременно. Этого хватало, потому что отвратительная смесь чего-то неприятно колкого и ледяного вдруг расквартировалась в его желудке и при каждом движении решила растекаться по стенкам. От неё появлялись мурашки между лопаток, леденели пальцы ближе к ногтям, а мокрые ноги, кажется, начинали обмерзать. Чтобы заставить себя войти и встретиться со своим давним и уже прошедшим желанием лицом к лицу, Хидану пришлось… Блять, думать ему пришлось прекратить. И от этого в крови взыграла знакомая и привычная злость. Ловя на себе взгляды, зачастую брезгливые, он дошлёпал мокрыми ногами до нужного столика и рухнул напротив матери. — Привет, что ли, — лениво оскалился он и расстегнул куртку, нетерпеливо дёргая собачку замка. Молния разошлась с визгом, и мать от этого как-то болезненно сморщилась. Видеть, как её идеальное и гладкое лицо вдруг приобретает складки, Хидану нравилось до одурения. Официантка, обогнувшая его стул, поставила перед ним тарелку с чем-то горячим, мясно-сырным. Хидан не стал приглядываться. Рядом приземлилась чашка с чаем на белом тонком блюдечке. Он сдержал похабный смешок и постарался придать лицу серьёзность. — Здравствуй, — медленно и спокойно ответила с опозданием мать и отложила телефон в сторону. — Ты не хочешь снять куртку? Он живо пожал плечами, сбросил с себя этот кошмар с псевдо-меховой опушкой и повесил на спинку стула. Кто, кстати, такой ебанутый, что решил делать спинки из витых металлических палок? Слой куртки от них спасал… Мать сморщилась уже во второй раз за вечер, хотя Хидан успел сказать только три слова. Ну да, майка старая, ну да, с пятнами таюиной туши. Думаешь, что утешать ревущую сестру так просто? — Я рада, что ты передумал, — мать кисло улыбнулась ему тонкими и накрашенными в какой-то тёмный оттенок розового губами. — Только из-за Таюи, — с таким видом, будто это очевидно, Хидан развёл руками. — Ей спасибо. — Она выросла умной девочкой. Я ей горжусь, — мать неловко провела ладонью по столешнице. — Ей такое не ляпни. Она оскорбится, — снисходительно-погано заметил Хидан. Позаимствованный у Изуны Учихи тон подействовал на мать как пощёчина. — Хидан, я понимаю, — она прикрыла глаза, будто это могло помочь, — тебе трудно. Ты растерян, ты ничего не понимаешь и, наверное, меня ненавидишь… — Охуеть как красиво! А почему «наверное»? — он криво усмехнулся. — «Ничего не понимаешь…» Это ты, блять, нихера не понимаешь. Это не тебя бросили на отца-алкоголика. Это не тебе пришлось пахать на трёх работах, чтобы меня в старшую школу впихнуть. Кстати, Таюя мне говорила о репетиторах, подготовишке, универе… Мамуль, а тебе вот это — ну, норма? Типа, возникнуть спустя десять лет, как ёбаная Мэрри Поппинс, пошвыряться денежками и понадеяться, что всё пройдёт? На них начали оборачиваться люди. Бледное лицо матери пошло розовыми пятнами. Хидан наблюдал за этим со смесью отвращения и неприязни. — Я просто хочу помочь, — она сдержалась и не ответила ему резким окриком. — Любые родители оплатили бы своему ребёнку и университет, и курсы. Разве это не нормально? Таюя мечтает, что ты сможешь получить образование и устроиться на работу. — Эк ты всё вывернула, — ладони врезались в край стола сами собой, да так, что чашка с чаем на его стороне со звоном затряслась. — Не надо приплетать сюда Таюю! Тебе плевать, о чём она мечтает! Тебе просто хочется быть великодушной и сострадательной. Пиздец какие красивые словечки, а? Ради них и с нами, отбросами, можно на контакт пойти! Оборачиваться стали больше. Хидан скорчил похабную рожу какой-то толстой девчонке, удовлетворился результатом и сложил руки на столе в замок. — Ты считаешь, что я не могу осознать свою ошибку и попытаться её исправить? — холодно поинтересовалась у него мать и прищурилась так, будто собиралась достать отцовский ремень со стенки. Хидану это не понравилось. — То есть, припиздячить к нам домой спустя десять лет, довести Таюю до слёз, заявив ей, что забираешь меня — это, блять, попытка исправить ошибки? — он переспросил как если бы ослышался. — Не, извини, не похоже. Знаешь, мне вообще плевать… Давай ближе к делу. Спорить и орать правда уже не хотелось, и Хидан оплыл на стуле унылым желе, подтянул к себе кружку с чаем — согреть руки. Больше всего ему хотелось обрубить эту встречу и свалить домой… Впрочем, можно и не домой. Там наверняка Учиха этот. Захотелось курить. Хидан покрутил головой, заметил дымящего мужика у барной стойки, поставил чай обратно на стол и полез в куртку. Сигареты кочевали из школьных брюк в куртку и обратно практически каждый день, и этот процесс был уже старой привычкой, поэтому пачка практически сразу ткнулась в ладонь. Сигарету он вытряхнул на ладонь, засунул в зубы, прикусив фильтр, и поджёг. Видеть, как лицо матери от этого вытягивалось, было бесценно. Хидан с удовольствием затянулся и выпустил дым вверх, сквозь полусжатые губы, и стряхнул пепел в так и не тронутый чай. — Ты куришь? — мать побелела лицом то ли от злости, то ли от его наглости. Хидан по-дурацки заржал, запрокидывая голову. — Ты чё, нет, конечно, — брякнул он, делая ещё одну затяжку. — А ты нет? Чего тогда в зале для курящих села? Она моргнула возмущённо, открыла рот, чтобы ответить, но только фыркнула. — Двойные стандарты, ёб, — Хидан хохотнул, подмигнув ей, и стряхнул пепельный столбик с конца сигареты в чай снова. — Я определённо совершеннолетняя, — едко и сердито заметила мать и выбросила руку, чтобы выдрать сигарету у него из зубов. — Так, блять, по делу давай, — он откинулся на спинку стула и опасно оскалился. — Воспитание, — процедила презрительно мать и скривила идеальные губы в неприязненную гримасу. — Ты видел себя со стороны? Ведёшь себя как… Хидан раздражённо затушил сигарету в чае, отодвинул кружку на середину стола и развёл руками: на, смотри, всё, не курю. — Не надо о воспитании, окей? И мать, удовлетворённая своей мнимой победой, начала с перспектив, как и Таюя, будто боялась, что он сейчас встанет и уйдёт. Потом перешла на его успеваемость, из чего Хидан сделал вывод, что с Таюей она сотрудничала давно. Он слушал терпеливо, давая ей возможность выговориться, что, скорее, было признаком усталости, чем смирения. Но мать, кажется, считала по-другому. Отказался, когда она предложила жить вместе с ней, отказался от перевода в другую школу — а какой в этом смысл? Привыкать к другой программе, когда до конца учёбы всего-то полгода? Вопрос: «не нужно ли что-то ещё?», снабжённый смущённым взглядом, она уронила под самый конец. Нет, не нужно. Что? Одежда? А что ей не нравится? Куртка — подарок Таюи, между прочим. Кроссовки оттуда же. Да, для него это много значит. Есть ли девушка? Это не имеет отношения к теме. Карманные деньги? Нет, спасибо, сам как-нибудь. Тем более, сигареты он брал у какого-то друга Кисаме в половину дешевле, как для своего. Но об этом, конечно же, пришлось умолчать. Хидан отказался от такси, проигнорировал намёк на мокрые ноги и сбежал, пока она не начала настаивать. В расстёгнутой куртке и с камнем на душе он трясся в скоростном поезде недолго. По-хорошему, нужно было позвонить Таюе, но руки лениво не поднимались. Тем более зачем, если минут через десять он будет дома? Улица встретила его мокрым снегом. Хидан, проклиная ебучую оттепель, накинул на голову капюшон и поплёлся домой в ускоренном темпе. Размокшие кроссовки шлёпали по лужам, отвратительно хлюпая, и этот звук пиздецки действовал на нервы. Вид на дверь подъезда подействовал на Хидана наилучшим образом. Он прибавил шаг, чувствуя, как поганое настроение решило приподняться на пару отметок вверх, но наткнулся взглядом на знакомую фигуру. Между Харуно Сакурой и мокрым липким снегом был распахнут прозрачный купол зонта, надёжно прикрывающий её голову и плечи. Хидан замедлился, надеясь, что соседка сверху не заметит его и войдёт первой. Как не хотелось попадаться ей на глаза в таком размокшем виде. Он закопался в карманах, делая вид, что ищет ключи. Но Харуно Сакура его всё же заметила, дверь придержала и даже помахала рукой, приглашая войти скорее. Хидан с мысленным вздохом ускорился, схватил край стальной двери и раскрыл её полностью. — Спасибо, — буркнул он и проскользнул мимо неё на лестницу, оставляя после себя мокрые и рифлёные следы. — Всё в порядке? — донеслось ему в спину. Он остановился, обернулся, разглядел в прорезях её прищура зелёные огоньки и поплыл. Оборачиваться не стоило. — Блять, а если нет, то что ты сделаешь? — проникновенно спросил он и расхлябанной походкой спустился обратно, встав чуть ли не вплотную. Харуно Сакура округлила глаза, явно не ожидая такой реакции на свой риторический вопрос. — Всё пиздец как не в порядке, — сообщил он ей в бледное и напуганное лицо. — Спасибо, что спросила. Нахуя только? Подопытные нужны для лечения простуды? Он хотел сказать ещё много всего, но оборвался от её взгляда. Ухмыльнулся, качая головой, потрепал её по плечу и развернулся обратно, оставляя ошарашенную Харуно Сакуру сзади. Дверь квартиры он захлопнул со злостью — и на себя, и на погоду, и на всё живое. Выскочившая в прихожую Таюя уже не была затянута в дорогое фиолетовое платье. С яркими от волнения щеками она набросилась на него с вопросами. — Как всё прошло? Ты в порядке? — сестра дёрнула его за рукав куртки, тут же отпустила, посмотрела ему в ноги. — Да твою же, ты чего такой мокрый? Снимай кроссовки! Он казался себе какой-то ебанутой куклой, которую все пытаются потеребить. Пузырь раздражения лопнул уже во второй раз. Хидан резко стряхнул с себя тонкие руки сестры, пытавшиеся стащить с него куртку, и развернулся к двери. — Ты куда? — она схватила его за локоть, пытаясь развернуть к себе. — Гулять, — ёмко обрисовал ситуацию Хидан и выдрался из цепкой хватки Таюи, оказавшись на лестничной площадке. Слыша, как она кричит ему вслед, он бегом спустился по лестнице вниз, ткнул пальцем в кнопку подъездной двери и открыл её пинком. Холодный воздух улицы ворвался в легкие, накрыл голову тесным и колючим коконом. Хидан вдохнул ещё глубже и зашагал к остановке, набирая номер Кисаме. Прав был друг, предлагая прокутить все выходные.