#слежка

Валяясь уже третий день подряд на диване в окружении кучи принесенных Гаи подушек и теплых разноцветных одеял, чуть ли не задыхаясь от мучающего его кашля и насморка, Юнги устало кричит что-то нечленораздельное. Это странное словесное месиво словно комкается, переплетаясь в крепких объятиях с раздражением, вызванным лишь состоянием вареного картофеля и перетертой моркови. Юн приоткрывает глаза, скользя взглядом по находящейся на кухне и при этом видной из-за открытой двери в гостиной сестре, что снова, без особой пользы переводила продукты . На последние Мин если смотреть и мог, то предварительно подготовившись к этому неприятному действию с собранной в кулак силой воли. — Юнги, скоро будет готов овощной суп! — по радостному голосу Гаи, Мин понимает, что ей только доставляет удовольствие играться с больной, морально вспоротой игрушкой, беспомощно валяющейся на кровати не в состоянии пошевелиться. — Сейчас он ещё немного поварится! — Наш овощной суп уже готов. Вот уже лежит готовенький при полном боевом раскрасе — на диване в гостиной, — Намджун имеет странную самостоятельность во всём, не обойдя этим качеством и юмор: сам пошутит — и сам радостно над этим посмеётся, не нуждаясь в чужом, к сожалению, отсутствующем одобрении. — Да, Юнги? — Лучше посмотри температуру кипения этого супа, шутник, — протягивая стоящему рядом Наму градусник, шмыгая носом и закутываясь в предоставленные ему одеяла как можно лучше, Юнги перебивает только начавшего веселиться от скуки друга. — Доктор, как скоро я умру? — Зараза, Юнги, не может умереть, так что тебе нечего бояться. Гаи слабо улыбается, от чего её лисьи глазки ещё больше отражают злорадную девчачью хитрость, прикрытую шторой заботы и слишком ярко проявляющейся доброты. — Я вот думаю, что вы же там с ней делали, раз ты аж промок под дождём и простыл? — С ней? Намджун, смотря на резко изменившегося в лице Юнги, чуть ли не выдал стоящей рядом с тарелкой супа Гаи расставившее бы в её голове всё по полочкам «ты же был на задании с тем младшим из другого отдела, нет?» Понимая, что ситуация медленно, но верно выходит из-под контроля, Юнги не находит ничему лучше, чем радушно, несмотря на просящее его выкинуть содержимое этой тарелки на пол отвращение, принять приготовленной сестрой суп. Гаи же радостно улыбается, что-то постоянно повторяя про идущего на поправку благодаря её стараниям старшего братика и выражая благодарность самой себе различными, каким-то образом придуманными за считанные секунды вариациями. Еле-еле переваривая вид супа в тарелке и из последних сил держа в руках ложку, Мин заставляет себя одолеть половину порции. Остальное представляется ему невыносимым мучением и новой частью фильма с известным названием «миссия невыполнима». Его тщетные, заранее обреченные на провал старания, оставшиеся без особого внимания уговорить младшую сестру успокоиться и бросить ненужную никому в этом доме готовку, прервал полностью, почти всем своим нутром протестующей против этой затеи Намджун. Вечно голодный, уставший от работы друг, отпросившийся в очередной раз из офиса под предлогом проведать своего тяжело болеющего друга и по совместительству коллегу, из-за отсутствия которого Чонгук почему-то теперь возмущался больше, нежели при наличии вечно ничего непонимающего — как это описывал сам Гук — Юна, был всеми существующими у него конечностями «за» продолжение готовки, несмотря на порой пересоленный суп или напоминающий ржаной хлеб шоколадный кекс. — Вы романтично целовались под пошедшем вдруг дождём, а потом ты проводил её до дома? — вдруг воодушевленно, как любая девушка, всё ещё мечтающая о принце на белом коне и искренней не испачканной будничными днями любви, почти шепотом проговорила севшая на край дивана Гаи. — Типа того, — маскируя горящие от неловкости уши и одновременно порозовевшие то ли от температуры, то ли от смущения щеки, имитируя кашель, хотя тот явно не нуждался в этом театре юного зрителя, продолжил Юнги. — Очень интересно, — сдерживая рвущийся наружу смех за ладонью, прикрывающей его расплывающиеся в улыбке губы, протягивает Намджун. Сегодня он, на удивление, впервые за многие годы работы в офисе напоминает выглядевшего более-менее здорового человека. — Что ещё было? Вряд ли Юнги мог бы рассказать о том, что, будучи пьяным, он вообще мало, что помнил из того, что произошло. На следующее утро, встретившее его ознобом и повышенной температурой, в его раскалывающейся на две части голове лишь изредка мелькали картины появляющихся в сумраке ночи многоэтажек, смотрящих на него своими окнами с горящим светом, водитель вызванного Чонгуком такси и ругающегося через раз Гука, что безуспешно тратил свои нервы в попытке достучаться до сидящего и почти спящего на заднем сидении автомобиля Мина. Романтики в их вечере было ровно столько же, сколько и желания у умирающего сейчас Юнги отплясывать кадриль. Поэтому все дальнейшие расспросы сестры, кажется, полностью построенные на любовных романах и таких же впору сериалах, Мин предпочитал игнорировать или отвечать очередным приступом сухого, раздражающего горла кашля. Намджун, что уже надоел своим тихим смехом над развернувшейся недавно ситуацией, для создания полного нервного напряжения для и без того раздраженного Юнги мерил шагами гостиную, то дотрагиваясь кончиками пальцев до спинки занятого Мином дивана, то присаживаясь рядом и очень громко пододвигая деревянный стул. Иногда он брал в пользование чужой ноутбук, что-то быстро печатал в течение первых десяти минут, а затем занимался исправлением, постоянно тыча одним пальцем на какую-нибудь чуть ли не вылетающую от силы нажатия клавишу. Подобным образом, но уже без присутствия Намджуна, что вновь загорелся идеей написания статьи про какую-то модель, о существовании которой Юнги ранее и помыслить не мог, проходят следующие два дня. Неделя его больничного почти подходит к концу, а дела со статьей не двигаются с места. Любая попытка попробовать начать искать материал или хоть какую-нибудь информацию заканчивается провалом, заставляющим Юна обессиленно захлопнуть крышку ноутбука и с таким же стоящим ему огромной боли усилием вернуть его на место. Пару раз Мин получает сообщения от холодно интересующего Чонгука по поводу продвижения и новой информации; Чон даже умудряется не задать ненужные никому вопросы на тему здоровья и «скорейшего выздоровления». Юнги же обходится сухим и коротким «нет», не решаясь тратить силы на объяснения своего состояния, будучи в полной уверенности, что Чонгук и сам прекрасно справится как в теоретической части, так и в практической, не нуждаясь ни в чём, кроме лишнего литра кофе. И сейчас, проводя свободное время своего больничного в неизменяющемся положении эмбриона, меняя его лишь по особым случаям похода в туалет или против его воли организованного обеда, Юнги встречает пришедшую из магазина с кучей пакетов продуктов, половина которых в обязательном порядке вскоре испортится в холодильнике, Гаи. Она приветственно улыбается с долей непривычной ей неестественности и, бросив всё почти у входа, присаживается на предоставленный ей край дивана. — У Джина появилась девушка, — не объясняя ничего, серьезно произносит основательница первой группы, посвященной творчеству «жертвы» действующей сейчас группы «слежки». — Подвинься, мне только что разбили сердце. Я нуждаюсь в грусти и теплом пледе. — Поздравляю… Нет, стоп. Подожди, что? — Юнги впервые за всё это время довольно-таки бодро приподнимается на локтях, смотря на склонившую голову девушку, всё ещё искренне верующую в свои, соответственно, не имеющие надежду на осуществление в реальности мечты. — Откуда информация? — Их компания официально заявила об этом, — показывая очередную дозу своего разочарования, эмоционально взмахивает руками девушка, подкрепляя всё это рваным вздохом истинного возмущения. — Просто не могу в это поверить. В смысле, всё это так странно… — она останавливается, чтобы передохнуть и побороться с будто душащими её эмоциями. — Юнги, я тут подумала: ты же журналист. Может, выяснишь? Заодно отвлечешься от сидячей работы в своём офисе. Юнги медленно прикрывает глаза, страдальчески выдыхая в горячую, приложенную ко рту ладонь. Иногда он, и правда, скучает по временам своей нудной, но действительно спокойной работы в пределах душного офиса с захламленными столами коллег и постоянно работающими компьютерами. Те годы однотонной муторной работы представляются ему какими-то теплыми воспоминаниями, когда ещё не знающий Чонгука и «слежки», Мин мирно перебирал старые статьи в данных своего компьютера и писал о незначительных, умиляющих только пожилых дам на последних страницах журнала, новостях. Чем больше Юн пытался вникнуть в суть работы и влиться в царящую атмосферу предложенной ему информации, тем всё чаще убеждался в своей бесполезности и непрофессионализме. Хоть порой на Чонгука и находило необъяснимое желание подбодрить сидящего и уже оставшегося без гордости напарника, успокаивая его тем, что не всё получается с первого — и даже второго, третьего и четвертого — раза, Мин редко мысленно соглашался с ним, кивая головой с противоречивыми ему самому себе размышлениями. И Юнги уже и сам не понимал, болит ли его голова от вновь поднявшейся, но постепенно пошедшей на спад температуры и стихающего воспалительного процесса или размышлений, стремящихся взорвать его изнутри. — Можешь показать мне её фото? — Так ты возьмешься за это? — радости девушки не было предела, пока от её вдруг появившейся широкой улыбки веяло надеждой и доверием. Дождавшись ответного кивка в свою сторону и что-то быстро набрав в поисковике, Гаи переключилась на уже ранее известный Мину сайт с новостями о различных знаменитостях Азии. — Джин вообще не так описывал свой идеальный тип в интервью. Ну и что это за кудрявые «от природы» волосы! — делая особый акцент на «от природы», раздраженно фыркнув в стиле корейских девушек с проявляющейся чересчур эмоциональностью, возмутилась всё ещё выглядевшей расстроенной девушка. Смотря на представленную ему статью и, пробежавшись глазами по заголовку и первым строчкам, Юнги доходит до представленных на этой же страничке фотографий, одна из которых принадлежит их с Чонгуком «жертве», а вторая, обработанная в каком-то фильтре, — ранее описанной Гаи девушке. Парень всматривается в фотографию и, даже несмотря на мешающие ему сделать это слёзы, понимает, что представленная особа совершенно не похожа на ту юную девушку, которую они видели возле двери их бедной «жертвы», всё больше и больше интригующей резко повеселевшего и взбудораженного из-за выскользнувшей словно из ниоткуда новости Юнги. — Ты так радуешься, что мне аж страшно, — смотря на в мгновение повеселевшего Юна, сообщает с долей холодности смотрящая на него с некоторой задумчивостью девушка. — Что происходит? — Это не та девушка, — сам себе под нос, будучи ошеломленным этим открытием, тихо тянет журналист. — Эта та девушка, Юнги-я. Это официальное заявление их агентства. Если не веришь мне, то можешь сам проверить. — Нет, ты не понимаешь, — отмахиваясь от сестры рукой, будто пытаясь заставить её замолчать и не мешать его с трудом дающемуся из-за всё ещё одолевающей болезни мыслительному процессу, быстро и как-то зло бросает в ответ Мин. — Надо срочно сообщить Чонгуку. — Так, понятно… — вставая с дивана с грустным лицом, то ли от обиды на чужую безразличность, то ли просто из-за заставившей её расстроиться новости, с последующим тяжелым вздохом тянет Гаи. — Я пойду за градусником, иначе совсем крыша поедет, если температуру не сбить. Юнги же не обращает внимание на выходки с самого начала пришедшей сегодня с магазина не в духе сестры, первым делом набирая номер записанного в его телефонных контактах как «практическая сторона с завышенным ЧСВ» Чонгука. Успевая построить хоть какую-ту логическую цепочку сообщаемой своему напарнику новости за время идущих гудков и ожидания, Юн наконец-то слышит раздавшийся сонный голос на другом конце провода. — У Джина девушка, — решив не отвечать на явно недоброе «что надо?», на эмоциях тараторит в телефон всё ещё не пришедший в себя Мин. — Спасибо, я в курсе, — сидя сейчас в офисе на его излюбленном диване в объятиях со своей старой подушкой, вздыхает Гук. — Если ты забыл из-за своей болезни, то мы вместе её с тобой выслеживали. — Нет, ты не понимаешь. И Чон, смотрящий на кипящую вокруг него жизнь других сотрудников, сгорбившихся над своими невыключающимися и перегревающимися от постоянной работы компьютерами, действительно хочет покачать головой и не воздержаться от саркастичного «именно так», но молчит, ожидая последующего «я про другую мадам». Слышать от Мина коронное чонгуковское «мадам» кажется Гуку странным и диким. Но ему ничего не остаётся как просто начать воспринимать это как должное, списывая на банальную человеческую психологию и ещё кучу прилагающихся к ней мелких деталей. — И откуда такая информация, раз ты сидишь на попе ровно? — Я просто не сплю в отличие от некоторых, пропускающих все новости в моё отсутствие, — пытаясь забить на ужасно болящую сейчас голову, довольный своим ответом, победно хмыкает Юнги с долей проскальзывающей во всём этом усталости. — Я сплю только по праздникам, так что упрекать меня в этом неуместно. — И какой же сегодня праздник? — саркастично, решая, что ставит сидящего где-то сейчас в душном офисе Чонгука в не самую приятную для его самомнения ситуацию, боясь чихнуть в трубку, хриплым голосом и всё тише и тише чуть ли не злорадно хихикает Юнги. — Пятница, — серьезно отрезает дальнейшие, не самые уместные в данной ситуации, шутки напарника Чон. — Так что там с девушкой? — Их агентство сделало официальное заявление об отношениях нашей «жертвы», — как-то так повелось, что ни Юнги, ни внимательно сейчас слушающий его полусонный Чонгук, не называли главного героя их расследования по имени, обходясь такими терминами как «жертва» и «цель». — С другой девушкой. Не той, которая была тогда в «Сове». Гук порывается к одиноко стоящему на его столе выключенному ноутбуку, одновременно зажимая между плечом и ухом телефон. Быстро открывая крышку и запуская работу от имени администратора, проверяя последние обновления сайтов, на которые у него уже давно были установлены подписки с рассылкой возможно интересных ему новостных статей, он штудируют предложенную ему ленту, пока не натыкается на необходимый заголовок. — Просто прекрасно, — предчувствуя ещё большую сенсацию по окончанию их совместной работы, улыбается Гук. — Что насчёт той девушки, которую мы видели тогда в отеле? Что с ней? Ты что-нибудь узнал про неё: кто такая, как зовут, сколько лет, род деятельности и всё такое? Слушая в ответ лишь тишину от резко замолчавшего Юнги, Гук не столько раздраженно, сколько разочарованно вздыхает, пытаясь собраться с мыслями после непродолжительного сна. Мелкое дело, всё это время находящееся на фоне их совместной работы группы «слежки», сегодня было наконец-то завершено, нуждаясь лишь в некоторых важных деталях, о которых Чонгук наверняка забудет ещё на несколько часов работы над вдруг появившимися в интернете новостями. Логическая цепочка была слабой и мало походила на то, что могло бы стать в процессе деятельности чем-нибудь стоящим. — Ты можешь быстро найти хоть какую-нибудь информацию о той мадам из «Совы»? Сегодня пятница, поэтому если мы сможем что-нибудь нарыть, то будем уже более подкованы в дальнейших действиях. Это надо сделать как можно быстрее, если вдруг нам ещё понадобится «Сова», — продолжая зажимать плечом телефон, хотя ухо уже ужасно болело и горело из-за нагревшегося мобильника, тараторил на автомате в трубку Гук, пока его пальцы снова набирали касающийся дела запрос в открытой вкладке браузера. — Юнги, я понимаю, что ты болеешь, но это очень важно. — Ты прекрасно справляешься и без меня, — не в упрек, а скорее просто говоря, как кажется лично Юнги, чистую правду, тихо вздыхает парень, пытаясь не зайтись в очередном приступе кашля. — И что ты вообще делал, когда я болел? — Работал над другим делом. У меня их достаточно, чтобы называть любой день, когда выдалось нормально поспать — праздником, — не задумываясь о том, что этими словами, не выглядевшими для него никаким образом оскорбительными, он в очередной раз задевает и без того ходившего по грани отчаяния Юнги, быстро объясняется Чонгук. — Поэтому было бы просто прекрасно, если бы ты просто хотя бы занялся пока поиском информации об этой мадам, пока я думаю о том, что можно ещё сделать, дабы ускорить процесс. — Надеюсь, ты забрал машину с того места? — Юн, пытаясь сохранять спокойствие, хотя его и без того болящая голова теперь раскалывалась ещё больше, быстро переводит тему на первый промелькнувший в его голове вопрос. — Да, я забрал автомобиль с того «логова бабника», — передразнивая недавний концерт Юнги, построенный чисто на подействовавшем на него алкоголе и истерике с накопившейся внутри обидой, ловко подмечает почему-то запомнившееся ему название полюбившегося когда-то места Чон. — Надеюсь, ты помнишь своё ужасающее поведение, чтобы тебе было за него стыдно? — К счастью, я не помню почти ничего, — из последних сил вынося сейчас общество настроенного в русло нападения на его уже давно побежденную болезнью персону Чонгука, холодно бросает Юн. — Поэтому всё это останется только на твоей памяти и совести. Чонгук больше не смотрит в монитор тихо работающего и загружающего очередной сайт ноутбука, пока пальцы рук замирают в нескольких сантиметрах от клавиатуры. Он быстро перехватывает недавно зажатый между ухом и правым, уже порядком уставшим от напряжения плечом телефон одной из свободных рук, крепкая сжимая горячий мобильник. Оперевшись на стол и одновременно рассматривая резко показавшийся интересным интерьер полностью белой однотонной стены, Гук думает о том, что если Мин Юнги и не рыба, то он точно позаимствовал у этих водных животных свою память и отсутствующую выносливость к спиртному. — Ясно, — отрезая последующий диалог на эту тему, не имеющую никакого отношения к интересующему их обоих сейчас делу, холодно проговаривает Чон. — По крайней мере, без этих воспоминаний тебе определенно будет легче жить. — Я скину тебе информацию, когда закончу. Сбрасывая вызов, Юнги ещё долго смотрит на уже как минуту назад принесшую градусник сестру и сироп, зажатый в другой, свободной от термометра руке. Он нервно улыбается уголками губ, скользя взглядом по тихо вздыхающей и явно уставшей за всё это время заботы о старшем брате Гаи, пока та садится рядом, вручая ему содержимое её ладоней. — О какой информации шла речь? И что должно было остаться на чьей-то там памяти и совести? — заинтересованно, вновь по-лисьи улыбаясь, как обычно, эмоционально и слишком быстро, будто куда-то опаздывая, интересуется девушка. — Это не так важно. Просто по работе, — понимая, что сестра лишь ещё больше уставилась на него, теперь пытаясь смотреть только в его красные и слезящиеся от отвратительной простуды глаза, как можно быстрее придумывает самый нейтральный ответ Мин. — Ты же попросила меня разобраться с этим твоим Джином. Вот я и решил поговорить с одним знакомым хорошим журналистом на этот счёт. Это просто его профиль, — чуть ли не добивая себя «в отличие от меня», дополняет для целостной картины Юнги. Меряя температуру и зажимая градусник как можно сильнее, пока руки скользили по клавиатуре в поисках какой-нибудь информации, Мин быстро сверяет полученные ими с Чонгуком фотографии той юной незнакомки из отеля «Сова» с имеющимися статьями о различных звёздах. Его поиски, что можно было предположить рациональным расчетом, начинались именно с сайта агентства, в котором работал и продвигался ранее описанный Джин. Но это всё ещё не приносило так нужные сейчас плоды, пока рядом сидящая сестра, иногда поглядывающая на него в то время, как на её телефоне загружалась очередная серия сериала с явно не дотягивающей до нормального сюжета любовной линией, заинтересованно косилась в сторону монитора его ноутбука. Она быстро отводила взгляд, когда замечала, что Юнги в очередной раз поймал её с не очень доброжелательной улыбкой на задумчивом лице. Окончательно обессилив и даже не представляя, куда податься далее по просторам интернета, который если и мог ответить на любые вопросы каждого пользователя, то сейчас будто нарочно отказывался это делать, Юн вернулся к своей первоначальной, показавшейся сперва очень глупой, но сейчас оставшейся единственным выходом идее. — Гаи, ты случайно не знаешь, кто эта девушка? — Понятия не имею, — сестра только качает головой из стороны в сторону и слабо пожимает плечами. — Откуда у тебя вообще её фотография с таким выражением лица? — лицо юной девушки на фотографии, сделанной Чонгуком, действительно отражало только страх со смешанным с этим беспокойством; застывшая в изумлении незнакомка то кивала на чужие извинения, то просто молчала и пыталась незаметно оглядеться по сторонам, видимо, в поисках ненужных этому зрелищу свидетелей. — Да так, по работе было нужно, — Мин слабо и натянуто улыбается, чувствуя, как его тело одолевает уходящая на спад, но всё ещё присутствующая в организме слабость. — Точно не знаешь её? Может, она только недавно дебютировала или новая актриса какая-нибудь? Или ещё что-нибудь? — пытаясь заставить обратить внимание своей младшей сестры на неизвестную ему девушку на фотографии ещё раз, интересуется, перебиваясь на остаточный кашель, вдруг оживший, загоревшийся продвижением своей идеи и взявшийся за работу Юнги. Гаи, неохотно отвлекаясь от своего наверняка интересного поста в новостной ленте, окидывает его вопросительным взглядом с каплей зарождающегося в ней подозрения и одновременно загорающимся с каждым разом всё больше излишним любопытством, которое многие определили бы как «женское». Ещё раз убедив брата в своей некомпетентности в данном вопросе, который определенно теперь мучал бедного, заглушающего свой кашель звуком чуть ли не вылетающих от темпа его печатания нажимающихся одна за другой клавиш Юна, мягко улыбается Гаи. Все его мысли в данный момент были направлены только в русло поиска информации о той самой незнакомке в «Сове», о которой если они, наверное, что-то и могли узнать, так это точно не с помощью интернета. Поиск по различным известным и не очень компаниям не дал должных результатов, не оставляя никакой надежды на предоставленную в интернете и архиве информацию. — Ты куда? Это последнее, что Юнги слышит, когда, переборов слабость и держащуюся вместе с ней постоянную усталость, встаёт с кровати, пока нагроможденные недавно вокруг него подушки и теплые одеяла летят с уже успевшего прогнуться под Мином дивана. Он и сам не замечает, как за несколько минут успевает отыскать постиранные Гаи вещи в шкафу, где полки уже успели сменить своё содержимое. И уже меньше чем через полчаса Юнги стоит возле двери с обувной полкой и, не слушая то умоляющие просьбы, то резко переходящие на серьезность её намерений угрозы сестры, рыскает среди кучи другой ненужной обувки в поисках одних-единственных кроссовок. — Либо ты говоришь, куда ты собрался в таком состоянии, либо остаешься дома, — умалчивая о том, что вообще-то не существует никакого в её понятии «либо», полагающегося на то, чтобы любым возможным способом заставить Юнги вернуться; вернуться в тепло привычных и надоевших за всё это время бездействия, как интеллектуального, так и физического, одеял, со всей имевшейся в ней серьезностью и строгостью громко, чуть ли не крича от переполняющих её эмоций, сходных с возмущением и одновременной обидой, кричит рассерженная всем происходящим Гаи. Юн ещё пару секунд игнорирует сестру, пока расправляется с черными шнурками на наконец-то найденных кроссовках, а затем выпрямляется из последних сил, чувствуя холодный пот на своей шее и вдруг взмокшей спине. Встречаясь с взбешенным взглядом сестры, знание которой о его работе ограничивалось тем, что Мину необходимо было конспектировать в своё время учебы в университете чуть ли не всё происходящее на протяжение всего дня, Юнги тяжело вздыхает, явно понимая, что на объяснение уйдёт слишком много времени. Времени, которого просто нельзя было терять на такие ненужные их с Чонгуком работе мелочи, а без тех же самых слов оправдания он вряд ли сможет  — без скандалов и истерик, а затем долгосрочных обид и игнорирования его присутствия на всех семейных праздниках — покинуть границы собственной квартиры. — Гаи, мы взрослые люди. Мне уже тридцать, поэтому я сам могу решать, что мне делать в той или иной ситуации. Я понимаю твоё желание помочь мне и твою заботу я тоже очень сильно ценю, — Мин выдыхает, сдерживая рвущийся наружу кашель, способный лишь усугубить положение истинного бедствия. — Поэтому сейчас просто поверь мне и не вздумай обижаться, потому что это, как минимум, глупо. Не дожидаясь ответа, потому что Мин слишком хорошо знал свою сестру, чтобы совершить такую оплошность, Юн в одно мгновение покидает квартиру. Преодолевая одну ступень за другой, даже не задумываясь о своём теле, которое ещё окончательно не восстановилось, Мин на ходу набирает первый попавшийся под руку в телефонной книжке номер такси в надежде, что Гаи только надуется, из-за собственной гордости и вселенской обиды не решаясь последовать за ним. Рядом со своей семьей Мин всегда чувствовал себя маленьким, ни на что не способным мальчиком, который каждые двадцать четыре часа в сутки нуждался в материнской опеке и слишком активно проявляющейся заботе. И сейчас, на несколько дней, которые уже медленно, но верно группировались между собой, складывались и образовывали подходящую к концу неделю, он вновь вернулся в это состояние, когда и так подорванная в себе вера в себя и силы вдруг и вовсе испарилась, зарождаясь вновь лишь после ошеломляющей и, возможно, приносящей их с Чонгуком сенсации ещё больший фурор и диссонанс общественности. Занятый своими размышлениями и дальнейшими логическими цепочками, он и вовсе не замечает двадцатиминутного, вырванного из настоящего куска времени, что остается потраченным на ожидание наконец-то приехавшего такси. Последнее оповещает стоящего на месте и думающего о своём Юнги резким, выводящим его из транса сигналом. Дорога до офиса занимает не больше получаса, поэтому Юнги уже очень скоро оказывается в отделе, где всё ещё числился сидящий на диване с ноутбуком Чонгук, будто пытаясь успокоить дрожащие на клавиатуре его компьютера руки ещё одним бокалом порядком остывшего несладкого кофе. Громко чихая на самом входе и тем самым оповещая о своём присутствии всех работников данного отдела, Мин тихо извиняется, прикрывая рот горячей от повышенной температуры ладонью. Повернувшийся в сторону стоящего на входе напарника, Чонгук отвлекается, отодвигая кофе на стоящий рядом журнальный стеклянный столик. — И что же поспособствовало твоему приходу на работу? Неужели чудо? — не упуская возможности задеть лишь отмахнувшегося на его слова Юнги, немного раздраженно хмыкает Чонгук, занимаясь поисками неизвестной ему персоны. Несмотря на то, что почти всё внимание Гука всё ещё было приковано к экрану ноутбука, Мин понимает, что тот в состоянии услышать и воспринять всё то, что он скажет. Именно поэтому, совершенно не думая, Мин ведает о том, что поиск не дал результатов; впрочем, как и допрос знающей, наверное, всех знаменитостей в этом мире сестры. Чонгук отодвигает ноутбук, видимо, тоже решив прекратить обреченные на провал поиски, и прикладывает руку ко лбу. — И что ты предлагаешь? Видимо, тебе есть, что сказать, раз ты явился сюда, — Гук пересиливает желание добавить пришедшее ему в голову «видимо, ты с этой болезнью ещё и забыл о существовании телефонов». — Давай, говори. Может, есть что-нибудь дельное. — Нам просто необходимо вернуться в «Сову». — Прекрасно, — тянет как-то истерично Гук, понимая, что всё происходящее загоняет их в клетку безысходности. — По-моему, ты действительно болен. Но ещё и на голову. Нас туда больше не пустят. Гук смотрит на чужие круги под глазами, покрасневшие щеки и растрепанные в разные стороны волосы; на уставшее лицо и будто веющую от поддавшегося лихорадке тела изнеможенность, понимая, что сидящему рядом Юнги не лучше, чем будто уходящему в депрессию от тупика в этом деле Чонгуку. Чон хочет двигаться вперед, но вместо этого только целое ничего, отсутствие каких-либо раньше обнадеживающих идей, резкие повороты рисующегося перед его глазами сюжета, который, оказывается, лишь усложняет поставленную ранее задачу. Мин снова чихает, на этот раз отворачиваясь, чтобы не заразить и так не выглядевшего здоровым Чонгука. — Для этого придумали платки, — Гук протягивает один из бумажных платков на журнальном столике резко замолчавшему Юнги, так и не успевшему начать говорить хоть что-то. — Спасибо, — Мин слабо улыбается уголками потрескавшихся сухих изуродованных губ, принимая предоставленный Чонгуком платок; обжигает теплом своих рук чужие пальцы и сдерживает раздирающий горло кашель. — Почему бы нам не пробраться туда в качестве посетителей? Не смогут же они отказать посетителям. — Это всё, конечно, прекрасно, но как мы сможем тогда организовать слежку? — А нам и не придется особо следить. Сегодня там устраивается праздничный ужин в честь пятилетия заведения. И по всем прогнозам фанатских аккаунтов, Ким там будет, — Юнги прижимает бумажный платок к носу и замолкает, ожидая чужой реакции на сказанное. — С каких пор мы начали доверять каким-то там прогнозам на фанатских аккаунтах? — Гуку явно не нравится вся эта затея, но другого выхода у них просто-напросто нет. Именно поэтому он решает забить на свои убеждения и просто следовать за Юнги, что, может, и говорит сейчас одни сплошные глупости, но по крайней мере пытается сделать хоть что-то. — Ладно, даже если и так… Ты думаешь, что он придет с этой мадам, чтобы спалиться и разрушить себе карьеру заголовками «Ким Сокджин — бабник от бога или просто клевета?» или «Он разбивает сердца юных девушек». В общем-то, ты и сам знаешь всю абсурдность содержимого подобных статей. — В том-то и проблема, он придёт со своей официальной девушкой, — Юнги впервые чувствует себя так, как обычно ощущает себя разжевывающий и без того, как ему кажется, понятную информацию Гук. — И если мы заметим что-то странное в их отношениях, то сможем только больше дополнить доказательствами нашу статью? — Мин, видя недоверие на чужом лице, тяжело вздыхает прежде, чем продолжить. — Если нет возможности пока что двигаться в русло раскрытия личности этой неизвестной нам девушки, то мы можем пока что заняться другим, так как для этого есть все возможности. — В качестве гостей? При сравнении нас и тех самых вечерних гостей этого отеля, мы явно уступаем им в парочке миллионов заработанных долларов. А если не будем уступать в парочке миллионов, то определенно по количеству почек. — Одежда на прокат. Возьмем, а на следующий день вернем. Юн не видит больше никаких препятствий для осуществления его идеи в жизнь, пока Гук только недоверчиво пожимает плечами в ответную, вряд ли действительно соглашаясь с этим планом. Но понимает, что у него нет другого выхода. Выбор сейчас стоял между этим и полнейшим бездействием, что выводил Чонгука из себя больше, чем даже полнейший провал в следствие неудачного осуществления почти непродуманного плана. На все вопросы Чонгука о деталях данной, зародившейся в голове Мина идеи, он получал в ответ лишь раздраженное «решим на месте» или «подумаем об этом, когда уже будем там», а ещё искренне ненавистное Гуку «по обстановке». Хоть и быстрая реакция и решение проблем в ограниченное время и включалось в часть работы Гука, он терпеть не мог настолько непродуманные вещи, в которых ему приходилось принимать самое прямое участие. — Мы обречены. — Я тоже так думаю.

***

Юнги чувствует себя больше, чем просто некомфортно, постоянно пытаясь поправить пришедшуюся ему в пору, но всё равно раздражающую одежду. Стоящий же в паре сантиметров от него Гук только и делает, что широко улыбается, смотря на девушку, что тянется к служебному компьютеру под предлогом посмотреть оставшиеся свободные номера в их гостинице. Гук кивает головой в знак согласия на ожидание, краем глаза замечая напоминающие приступы очень хорошо скрываемой конвульсии дергания Мина, недовольного уже собственной затеей больше, чем явно молодежным вкусом Чона. — У нас свободен 246, 278 и 176 номера. Они ничем не отличаются друг от друга, кроме расположения, — девушка вежливо улыбается своей профессиональной улыбкой, пока Гук явно оценивает самый выгодный для них вариант, располагавшийся в любом случае как можно ближе к поставленной цели. — Какой вы желаете? — Двести сорок шестой, пожалуйста, — Чонгуку ничего не остается, как хоть как-то успокоить стоящего рядом, горящего от температуры и бешено колотящегося от очередной порции адреналина Юнги. Чон сжимает чужую руку, чувствуя потные ладони и чуть ли не обжигаясь направленным на него потоком теплоты, исходящего от тела, продолжающего нещадно гореть. — Спасибо, — Гук забирает выданный ему ключ от комнаты совместно с прикрепленным номерком и незаметно, почти не чувствующимися движениями толкает Мина к лестнице. Оказавшись в номере, что встречает их идеальным сервисом, Юнги мгновенно присаживает на стоящее рядом кресло, больше не в силах удерживать своё словно находящееся в аду тело. Он чувствует, как одежда медленно пропитывается холодным потом, заставляя липнуть легкую рубашку к спине и плечам и тяжело вздыхает, прикладывая руку к горячему лбу. Его щеки горят, всё больше и больше покрываются ярко выраженным румянцем, пока глаза начинают вновь резко слезиться, заставляя Мина прикрыть их в попытке избавиться хотя бы от этого невыносимого, нервирующего его даже больше повышенной температуры недуга. Гук же молчаливо стоит напротив, внимательно, не отводя глаз наблюдая за болеющим и явно мучавшимся во всех этих условиях человеком. Когда Мин уже не понимает, может ли он и дальше так прыгать по этажам и выставлять из себя обычного богатенького мальчика, на его лбу остаётся мягкое прикосновение. Гук, прикоснувшись сухими губами к верхней части красного лица Юнги, останавливается на некоторое мгновение прежде, чем вновь выпрямиться с невозмутимым, присущим ему почти во всех ситуациях, выражением лица. Лишь на некоторое мгновение Чонгук думает, что это всё действительно странно — или у него просто тоже постепенно поднимается температура, сопровождаясь таким побочным эффектом, как бредовое состояние, неконтролируемое отключившимся в момент мозгом. — Что ты делаешь? — у Юнги нет сил сопротивляться или возмущаться, поэтому его вопрос кажется не столько протестом, сколько последним словом утопающего. — Это уже явно не тридцать восемь, — не обращая внимания не еле различимую речь, словно обмякшего в предоставленном ему кресле Юнги, быстро проговаривает Чонгук. Заботиться о состоянии других людей никогда не входило в правила сейчас просто не знающего, что делать Чона. Он только тяжело вздыхает снова и снова, пока не понимает, что Мину просто необходима хоть какая-нибудь, пусть и временная, вернувшая его в более-менее нормальное состояние помощь. — Выглядишь даже хуже, чем пьяным. Чонгук понимает, что самым рациональным решением в любой другой ситуации было бы просто-напросто вызвать «скорую». Но сейчас, будучи и так узнаваемыми некоторыми работниками «Совы», он не в состоянии воспользоваться такой роскошью. Ситуация, в которую они загнали сами себя, не давала им возможности привлекать к себе излишнее внимание, вызывая машину «скорой помощи» к зданию отеля и тем самым заставляя переполошиться как всех работников «Совы», так и некоторое количество её заинтересованных в происходящем клиентов. Гуку не остается ничего, как надеяться на то, что с Мином не произойдёт ничего смертельного за всё то время, которое Чонгук будет вынужден потратить теперь не на построение логической цепочки дальнейших действий и разработке хоть какого-то сюжета их операции, а на поездку к ближайшей местной аптеке. Оставляя Юнги в полном одиночестве с кусками льда, завернутыми в полотенце на его лбу, Гук очень скоро возвращается обратно с небольшим пакетом жаропонижающих и первых попавшихся под руку лекарств, купить которые можно было без выписанного врачом рецепта. Пытаясь хоть как-то заставить Юнги посмотреть на него или дождаться какого-либо комментария о своём, возможно, ещё больше ухудшимся состоянии, он получает в ответ только обессиленное мычание и упавший на чужие колени мокрый холодный полотенец. Лёд оказывается возле ног Чонгука. — Эй, — Гук прикладывает холодное полотенце к больше напоминающей помидор щеке. — Юнги, тебе срочно нужно выпить лекарство, иначе я похороню тебя в камине, — вариант того, что сегодня Гук в одиночку будет проворачивать явно не имеющую даже в будущем успех операцию, поселился в его голове ещё до того, как Мин обессиленно свалился в ближайшее в номере кресло. Юнги послушно открывает всё ещё слезящиеся глаза, думая о том, насколько сейчас отвратительна Чонгуку подобная, играющая во всех красках болезни картина. Но у него нет выхода, кроме того, как только ждать помощи от стоящего теперь с парой таблеткой в руках и бокалом теплой воды Гука. Мягкие и кажущиеся ему сейчас холодными прикосновения, с трудом проглоченные таблетки, успокаивающий голос под ухом и будто находящееся в невесомости тело. Юнги поднимается, используя в качестве своей опоры идущего рядом с ним и крепко держащего его за талию Гука. Его действия отрывисты и смазаны, он падает в холод лежащего на одиноко стоящей в окружении других предметов и покрытых какими-то картинами стен кровати одеяла. Юн не решается лечь, лишь сидя, не контролируя собственные действия, качаясь из стороны в сторону. — Я такой придурок, — хрипло тянет из последних сил Мин, грустно хмыкая от собственной бесполезности и накрывающей его с головой безысходности. — Ещё какой, — Чонгук слегка наклоняется вперёд, пытаясь помочь Юнги лечь под одеяло, чтобы немного снизить риск опасности потерять своего напарника прямо здесь, в этом чертовом номере с холодными одеялами и растаявшим теперь на полу льдом. — Нормальный человек из дома даже не выйдет в таком состоянии, — журналист прячет за грубостью свою обеспокоенность и, схватив Юна за плечо, толкает обмякшее тело на кровать. Мин медленно прикрывает глаза, чувствуя, как очередная горячая слеза стекает вниз и движется в сторону горящих румянцем щек; закутывается в представленное ему одеяло, покрываясь мурашками от непривычного холода, кажущегося сейчас одной сплошной горой вываленного персонально для него льда. Ему впервые за всё это время становится более-менее спокойно, когда сердцебиение восстанавливается, а голову больше не мучают странные мысли. Гук же усаживается на другую половину, листая новости с попыткой придумать хоть что-то до наступления праздничного для «Совы» вечера. Дорогие автомобили всё больше сгущаются вокруг входных дверей, представая перед окнами заведениями, словно перед смотрящими на них с интересом глазами. Подобно разноцветному вакууму, оповещая о скором наступлении вечера, машины захватывают всю представленную для свободной парковки территорию, укрываясь начинавшем тускнеть покрывалом потихоньку шагающего к своему началу вечера. Странный, но не вызывающий особого любопытства звенящий звук, наверняка разбитых стеклянных стаканов, заставляет Юнги медленно приоткрыть уже привыкшие к темноте и словно окутанные легким флёром сновидений еле поддающиеся его желанию глаза. Размытые недавно силуэты стоявших в номере предметов и аксессуаров на безликих, однотонных стенах за несколько мгновений сменяются на четкие границы и очертания. Внимательно, но выразительно медленно осматриваясь по сторонам и наконец обращая внимание на полусидящего-полулежавшего рядом Чонгука, который, видимо, тоже не смог сопротивляться организму и навалившемуся на него желанию поспать, Юн не сразу понимает, насколько близко, обняв своего напарника руками за талию и фиксируя пальцы в крепкий замок на его животе, он находится. Первое, что он пытается сделать после малейшего осознания происходящего с ещё не обладавшим после пережитой лихорадки быстрой реакцией на импульсы мозга телом, так это освободить из замка будто прижатые к друг другу прочным клеем пальцы. Когда его первая попытка не заканчивается успехом, Гук что-то невнятно бурчит, видимо, полностью недовольный нарушением его редкого, словно животное, занесенное в Красную Книгу, спокойного сна. А затем, будто в замедленной съёмке, явно не осознавая ситуацию и пребывая всё ещё в состоянии покоя, взмахивает рукой. Юн тоже не остается в стороне и, наконец-то поднявшись и почувствовав в себе вновь появившиеся силы, лишает своих рук того приятного, согревающего их тепла. Чонгук же, прежде чем открыть глаза и увидеть уже сидящего, подобравшегося под себя ноги удивленного собственным в болезненном бреду действиям Мина, что-то неразборчиво, но определенно раздраженно мычит, потихоньку переходя на тихое, теперь ещё менее понятное бормотание. — Что было после того, как я выпил лекарства? — решив не обращать внимание на ту очередную нелепую ситуацию в его копилке, Юн быстро находит, что сказать всё ещё пребывающему в некотором комотозе и ничего не подозревающему о случившемся Гуку. Но не только это было причиной: ведь Мин, и правда, мало, что помнил из того, что произошло сегодня днём. Неясные картинки цветными отрывками летали в его голове, не желая соединяться в единую, целостную картину. Воспоминания, словно сделанные случайно фотографии, потихоньку, совсем медленно всплывали в памяти, постепенно загружаясь, словно старый, набитый различным хламом и вирусами компьютер. Вот первое попавшееся ему под руку кресло, а затем — что-то говоривший Чонгук, появление какого-то пакета с такими же не внушающими ему доверия лекарствами и чужие руки, держащие его обмякшее горящее тело. И больше — ничего. Все попытки собрать предложенные ему пазлы воедино сводились на «нет», поэтому спросить явно помнившего всё до слово Гука было самой разумной в таком случае идеей. — Тебя пришлось уложить в кроватку, — пытаясь пошутить, покидает границы кровати Гук; пока Юнги, в отличие от явно ничего не знающего и хмыкающего сейчас Чонгука, смеяться совершенно не хочется. — А потом убаюкать, чтобы не возникало лишних проблем. — Не шути так. Это несмешно, — парень чувствует себя чертовски неловко и как-то просто-напросто «не так», характеризуя своё состояние как что-то иное, что в любом случае напрягает. — Твой сарказм уже начал деградировать вместе с тобой, — дабы не чувствовать себя так отвратно, Юн утыкается носом в инструкции лекарств, лежащих неподалеку и бегает глазами по строчкам, половина слов которых остаются для него самой настоящей загадкой. — А по-моему, мой сарказм наконец-то начал тебя задевать, — Гук снова лезет к своему телефону, продолжая листать оставленные из-за желания поспать новости на страницах посвященного огромному количеству знаменитостей фан-клуба. — Ты, твою мать, чем меня напоил? — понимая, что из написанного ему понятно лишь слово «состав», и явно не доверяя медицинским способностям своего напарника, Юнги сначала рвёт ни в чем неповинный листок бумаги, а затем поворачивает голову вкупе с рассерженным взглядом к нуждающемуся в инстинкте самосохранения Чон Чонгуку. — Ты понимаешь, что это всё могло оказаться для меня опасным. Или у меня была бы аллергия! Чёрт, ты хоть понимаешь, что мало мне моей болезни, так я ещё коньки от твоего лечения отбросить мог?! — Успокойся, Юнги, — явно не воспринимая устроенную ему истерику всерьез, легко отмахивается рукой до предела спокойный Гук. — Британскими учеными доказано, что сто процентов людей, которые рождаются, умирают. Так что ничего сверхъестественного бы не произошло даже в том случае, если бы с тобой действительно что-то случилось. — Прекрасно, — Мин прикрывает ладонями лицо в надежде скрыть выражающееся на нём раздражение. — Такими темпами мы никогда с тобой не сработаемся. О каком доверии может идти речь, если ты даже не заботился о том, чем напоил своего напарника? — Ты предлагаешь мне в следующий раз, если такой будет, просто сидеть и смотреть на это, не пытаясь предпринять никаких попыток спасти твою тощую задницу? — понимая, что Мин никак не реагирует на сказанное, так и повисшее в воздухе, буквально пропитанном непониманием и мучавшими голову Юнги мыслями, Гук тяжело вздыхает. Он постепенно устаёт от подобных ситуаций, в которых они уже успели побывать или окажутся в скором времени. — Отлично, мне же лучше. Младший вновь уделяет всё своё внимание новостям за время его отсутствия, лишь изредка косясь в сторону сидящего неподалеку Юнги, что упорно перелистывает каналы, нажимая кнопки пульта управления, кажется, каждые десять секунд. Программы на экране телевизора менялись так быстро, что, наверное, и сам недовольный сейчас все ситуацией и даже воздухом Мин не успевал понять, что происходит в той или иной, включенной им передаче. Так называемая, сейчас происходящая молча, но не менее раздражающая и задевающая все нервные окончания буквально кипящего Чонгука, истерика доводила не только окружающих, но и своего носителя. В итоге, не выдержав и закинув пульт куда подальше, Юнги бросил тщетную попытку увлечь себя просмотром какого-нибудь абсурдного японского шоу и теперь просто, волоча за собой собственные мысли, пялился в однотонную стену. — Что, пытаешься наладить телепатический контакт со стеной, чтобы она поболтала со своей подружкой из 237 и рассказала некие интересующие нас подробности и ещё желательно с прямыми доказательствами данного безобразия? — не удержавшись от сарказма, несмотря на буквально заставляющего трястись недовольства, довольно-таки безобидно ухмыляется Гук, отложив в сторону уже разряжающийся мобильник. Юнги прекрасно слышит очередную, адресованную ему колкую фразу, но даже не намеревается отводить полный желания убивать всех и вся — или просто-напросто кого-то конкретного, сидящего теперь позади него и смотрящего Юну в спину — взгляд от кажущейся сейчас единственным уголком спокойствия и смирения стены. Гук же молча ставит телефон на зарядку, решив, что стоит хоть как-то воспользоваться предложенным им за их потраченные деньги сервисом, и постепенно приводит себя в порядок. За окном становится ещё темнее, но это пока что позволяет обитателям отеля спокойно, прекрасно видя лица друг друга, расхаживать по территории «Совы» в поисках интересных тем для разговора. Юнги же, пытаясь не обращать никакого внимания на почти приведшего себя в полный порядок Гука, всё-таки подрывается с места и уже спустя пятнадцать минут является самым настоящим воплощением аккуратности и редко присущей Юну, но именно сейчас находящейся в нём элегантности. Радует лишь одно — ткань рубашки, надетой на нём, оказывается почти не мнущейся даже при явно заставивших другую одежду прийти в состояние негодности условиях, что определенно спасает этих двоих. Занятые сборами самих себя, "слежка" вовсе забывает о произошедшей между ними ссоре, возникшей на почве вечного упрямства одного и такого же впору недоверия другого. — Автомобиль Джина уже внизу, — отодвигаясь от окна, которое на удачу для их собственной выгоды выходило на парковку, проговорил Гук, поправляя задравшийся немного вверх воротник. — Ты точно ничего не путаешь? На парковке полно черных автомобилей, а в такой темноте даже там, где его нет, можно спокойно подумать о его существовании. — Ещё одно недоверие с твоей стороны — и я закачиваю с этой «слежкой» раз и навсегда. Когда Чонгук говорит это, то складывается четкое ощущение того, что он явно не шутит. Обычное, вполне логичное понимание того, что отсутствие полного доверия своему напарнику не делает им никакой сплоченной, обговоренной и хорошей, приносящей определенные плоды работы, уже давно беспокоит пытающегося, но каждый раз терпящего поражение наладить контакт Чона. — Значит, Джин тут, — Юнги уже достаточно пережил, чтобы вот так просто отступать, когда впереди ещё много интересных историй и, возможно, раскрытых именно ими скандальных фактов. — Какой у нас план? — Это бы я хотел спросить «теоретическую часть» нашей группы, но понимаю, что это бесполезно. Радует лишь то, что температура у этой «части» спала, — Чонгук кидает Юнги его духи и ещё пару секунд наслаждается ароматом, оставшемся на запястьях. — Плана особого нет. Если будет возможность с кем-то пообщаться из гостей, более-менее знакомых с нашей целью, то будет уже просто прекрасно. Если нет — то мы ничего не теряем. Наша задача, по идее, наблюдать за поведением нашей «официальной пары». И если что-то будет подозрительное или просто не соответствующее поведению возлюбленных, то уже и это будет для нас прекрасным дополнением к основному делу. — Ты пользовался моими духами? — Юнги смотрит на флакон в своих руках и тяжело вздыхает, в очередной раз раздражаясь чужим легкомысленным поведением с долей присущего Чонгуку на постоянной основе нахальства и бестактности. — В общем, уже не так-то и важно. Нам стоит держаться по одиночке, как в прошлый раз? — Не обязательно. Если не найдешь никого интереснее меня, что вполне очевидно, то можешь провести слежку в моей компании, — Гук, будучи полностью довольным собой, несколько раз легко хлопает Юнги по плечу и не находит ничего лучше, как вернуться к своим вроде бы уже давно не злым, но при этом немного раздражающим подколам. — Я разрешаю, если уж так сложилась судьба. Юнги не остается ничего другого, как только пожать плечами, при этом не обращая почти никакого внимания на уже почему-то показавшийся совсем безобидным сарказм со стороны по-дружески хмыкнувшего на нулевую реакцию своего напарника Гука. Закрывая за собой дверь, они покидают комнату вместе с взятым «на всякий случай, если нам придется отсюда очень быстро бежать» Юнги телефоном Чона, пока последний только пожимает плечами, то ли соглашаясь, то ли не имея на это определенного мнения. Мгновенно спускаясь по лестнице вниз, они очень скоро оказываются в украшенном совсем иначе зале, который за один день превратился из обычного помещения такого же банального кафе в представшую перед глазами «слежки» невероятную, будто сверкающую красоту. Мину определенно хочется впитать весь этот шедевр поработавших над созданием дизайнеров и унести с собой хотя бы некоторое воспоминание. Для обычного парня, а затем такого же студента и журналиста, ничем не выделяющегося от других сотрудников их компании, всё это было похоже на сказку и картину из анимационных работ Диснея. — Видишь цель? — тихо, наклоняясь над самым ухом Юна, чтобы не обеспокоить и не вызвать излишнюю долю любопытства стоящих рядом гостей, шепчет Гук. — В самом дальнем углу, — Юн аккуратно кивает в правую сторону зала с винами. — Вместе со своей официальной мадам, — заставляя Чона тихо засмеяться, Мин, сам того не замечая, делает особое ударение на произнесенное им «мадам», что уже давно перестало быть какой-то особенной изюминкой говорившего так почти с самого детства младшего. — Отлично, — наконец-то успокоившись и перестав смеяться, проговаривает Гук, чем удивляет своим недавним поведением впервые видевшего его в таком состоянии Юнги. — Пойдём тогда туда, иначе они могут передумать и рвануть ещё куда-нибудь. А хождение за ними по пятам, пока народу ещё не так много, будет более, чем просто подозрительным. — И каким же оно будет? — Чертовски подозрительным. У Чонгука обычно состояние измерялось словами «просто» и «чертовски» или редко, но всё-таки встречавшимся «более-менее», что было чем-то средним между теми же «просто» и «чертовски». Юнги уже, кажется, постепенно привыкал к этому или уже даже успел свыкнуться наполовину. Да и вообще, хоть Чонгук и раздражал, не всегда вызывая доверие, за то время, что они друг друга знают, этот парень уже несколько раз изменил в лучшее русло впечатление о его эгоистичной самовлюбленной персоне. И Мин это признавал, постепенно пытаясь подстроиться под чужой ритм работы и сложный, но всё-таки терпимый характер с некоторыми проблесками положительного. Юн слабо улыбается уголками губ, вспоминая тепло, что согревало его руки и аромат своих духов на чужих запястьях. Оказавшись в толпе, где они на равных стояли с Джином и его популярной и довольно-таки известной девушкой, Юнги чувствовал себя не менее, чем просто некомфортно. Ему хотелось уйти куда-нибудь, сбежать и больше никогда не возвращаться в место, где Сохи — та самая «официальная мадам», осматривала его, продолжая заниматься своим бокалом с вином. Мин и сам до сих пор не понимал, как Ким Сокджин решил спуститься с выкрашенных специально для него в розовый небес и почтить этот приём своим присутствием. Но все вопросы могли остаться позади после лишь одной, спокойно сказанной Гуком как-то фразы «Они — знаменитости. Возможно, это пиар. Возможно, шизофрения. Наше дело — просто копать». — Как-то не особо они смахивают на парочку, — Гук отходит чуть дальше, чтобы его слова оставались загадкой для находящейся в этой же части зала жертвы. — Ощущение, будто два чужих друг другу человека просто взяли и пришли вместе. Ну знаешь, как обычно в американских фильмах, где нельзя быть на выпускном без пары, поэтому девушка или парень берут первого попавшегося под руку человека, а потом куча странных ситуаций и они вместе, — решив пересказать почти все сюжеты фильмов с подобной тематикой, завершает краткое введение в суть американского кино про студентов Чон и ставит бокал с вином обратно, не решаясь дурманить и без того не знающую, что делать дальше голову алкоголем. — Я смотрю, ты хорошо подкован в знании фильмов на школьную тематику, — Мин просто подмечает очевидное без всякой доли привычного их паре «слежки» сарказма. — Было бы неплохо, если бы ты ещё посмотрел парочку про пиар звёзд и всё такое. И про субординацию, если можно. — Обязательно займусь этим позже, — слабо хмыкая и довольно-таки бодро отзываясь на впервые за это долгое время установившуюся между ними дружескую атмосферу, счастливо и без особого, раздражающего их напряжения, обещает младший со слабой, расположившейся на его губах улыбкой. — Я пойду попробую поболтать с кем-нибудь из гостей. Надеюсь, лже-богача они во мне не раскроют. Провожая взглядом удаляющийся в толпе силуэт Чонгука, что мешается с обилием нарядов присутствующих здесь постояльцев отеля, Юн чувствует себя оборванцем, запертым в дорогой золотой клетке, не имеющим никакого права находится здесь. Он пытается справиться с дрожью, хватаясь за попадающийся на его глаза бокал с вином, но так и застывает, продолжая держать его в руках. Явно чувствуя себя не своей тарелке в окружении совершенно незнакомых и чужих по атмосфере людей, Мин теряется в надежде как можно скорее адаптироваться к сложившейся вокруг него обстановке. Бегая затуманенным и будто поломанном надвое от нерешительности взглядом по другим посетителям данного торжества, Юн натыкается на уже болтающего с кем-то Джина, что мило улыбается в ответную своему выглядевшему достаточно солидно и старо собеседнику. Его юная особа, выставленная на официальной основе как «девушка», определенно отсутствует, не находясь даже в этой части зала и не поддерживая разговор с кем-то из присутствующей неподалеку гостей. И Мин тяжело вздыхает, понимая, что даже такие холодные между «парой» отношения не дают их группе «слежки» никаких доказательств, полностью опровергающих официальное заявление компании. Мин тяжело вздыхает, принимаясь за оставшееся в бокале вино. Он думает только об одном — Чонгук справится. А ещё, наверное, о духах на его запястьях и холоде вдруг начавших согревать больное тело одеял.