целуй мне руки

Барон немыслимо красив. Нет; Барон б ы л немыслимо красив несколько лет назад, до тюрьмы, которая безнадежно иссушила блеск глаз, сожгла в них надежду, изломала скованные в немой молитве пальцы, тонкие и аристократично изящные. Так сказал бы любой кроме Пепла. Пепел (не) верит, что дворянин все еще блистает, и, задумавшись о чем-то своем, отвечает бессознательно на глупый застенчивый вопрос, который Барон всегда задает, сидя на нарах, завернув в тонкое рваное одеяло свое худое изможденное тело. "Я еще красивый? Нет, не так: я еще не такой страшный?" Барон никогда не стесняется и всегда говорит прямо, с привычной желчной усмешкой. Но он не может сдержать себя: нет, не тогда, когда он лежит на старой простыне, раскрытый и расхристанный, болезненно бледный, и только темные волосы, разметавшиеся по серой ткани, да иссиня-черные шрамы, пересекающие кое-где его спину и шею, уродливыми пятнами мерцают в темноте вечера. Такой Барон открыт до предела, до безумия поражающий своей искренностью. И хотел бы Пепел поверить, что он брешет, но не может не принимать чужие слова, сказанные в этот раз тихо и как-то особенно жалобно. - Было все. Все было. И служба, и фрак с халатом, и кофе в постель. Не веришь, да? Горький опыт учит. Если Васька улыбнется уголком губ, дворянин вмажет кулак в прочную безжалостную стену ночлежки, и отвернется потом к ней же без сил, прижимаясь худым телом своим к ее ледяной поверхности, баюкая изувеченную руку. Васька перестал так улыбаться. Теперь он говорит непривычно твердо: "верю". И верит, правда, верит слепо, что он для Барона - не воров сын, не просто неудачник, как они все, а кто-то больший, кто-то нужный, не от скуки целующий его в острую, как бритва, скулу. Барон немыслимо красив. - Ты красивый. И для Пепла он действительно красив. Изящное, отрепетированное, тщательно выверенное движение тонких пальцев, прямые плечи, губы, изогнутые в презрительной ( з а в о д я щ е й ) усмешке, и черные спутанные кудри, и легкая "французская", как ее мечтательно называет Настька, когда Барон не слышит, небритость. Это красиво. Это эстетично. Тьфу, понабрался же умных слов от проклятого Сатина. Какая к черту эстетика, когда эти кудри касаются твоей шеи, и губы смазанно целуют в щеку? - Целуй мне руки. - говорит Барон вечером. - Я красивый? - спрашивает он ночью. - Полай собакой за монетку. - смеется Пепел наутро. Никто ничего не знает. Вечер наступает медленно, будто бы неохотно. - Обиделся? - шепчет вор, стягивая с себя потрепанную куртку с чужого плеча. Барон молчит. Барон молчит. Барон молчит. - Целуй мне руки. - говорит Барон вечером. - Я красивый? - спрашивает он ночью. - Да. - неразборчиво бормочет Пепел наутро. Никто, кажется, не понимает его слов.