***
– Ты прости, что я опять пришёл. Я не знаю, ходит ли к тебе кто-то кроме меня. Ну конечно ходит, что я несу! – Никита привычно закусывает израненную губу, заставляя её покрыться кровью. – Я не знаю о чём говорить, но я слышал, что разговоры помогают. Поэтому я тут. За окном метель и -16. Сегодня я видел, как два пацана лепили снеговика к Рождеству и украшали его мишурой. Красиво у них получилось. Вот очнёшься и непременно покажу фото... Турчин рассказывает про всё, что произошло хорошего, что увидел за день, избегая чего-то плохого. Вновь целует в лоб и уходит из палаты. Заскоки так и не проходили. Он влюблялся с каждым днём всё больше и больше и закрывался всё сильнее и сильнее. Соперники это подмечали, пытались разговорить его, но тот молчал и у него было "всё хорошо". Соня и Костя общались всё ближе. Но Ключник лишь радовался за медиума. Если у Гецати всё хорошо, то и у Турчина всё хорошо. Курить становилось легче и пачка закрывалась чаще.***
– Я снова пришёл. – улыбается Никита, сидя теперь уже в обычной палате. – Я рад, что ты в обычной палате, а не в отделении интенсивной терапии. Значит ты скоро выкарабкаешься. А я подрался сегодня. В первый раз, прикинь... но это по поводу было. Это было так... Я шёл выбрасывать мусор, а там парень какой-то к девушке пристал. Ну я и заступился. А ещё у меня появилась собака. Ну как появилась. Она просто сидела у моей двери в подъезде. Как выяснилось, что она давно тут по округе ходит. Я и забрал её себе. Назвал Баком. Он мне ласку напомнил из Ледникового Периода, вот поэтому так и назвал. А в общем-то ничего не меняется. Только Рождество послезавтра... Ты выздоравливай, пожалуйста. Я скучаю. Дверь в палату закрывается, а помещении остаётся запах лемонграсса и шалфея. Так пахнет Никита. А Костя пахнет молоком. Тёплым таким. Турчин помнит. Помнит недолгие ободряющие объятия после одного из дней съёмок. Гецати наверняка не вспомнит. А ему забыть невозможно. Так уж получилось. Бак ласково крутится вокруг парня, прыгает и пытается лизнуть в щеку. Парень опускается на пол и дворняга принимается обнюхивать его. Как только на шерсть падают солёные капли пёс замирает. Он плачет. – Бак... Он так устал. Устал всё время чувствовать себя одиноким. Ненужным. Даже тот, кто всегда помогал чувствовать себя лучше одним своим видом, не может почувствовать себя лучше. Костя тоже страдает. Когда всё это кончится? Когда придёт хоть что-то хорошее? Он засыпает беспокойно и даже Бак не может избавить его от кошмаров. На утро приходит стыд. Ему вообще нельзя раскисать. Ни за что. Не веди сейчас как тряпка! Гецати сейчас не легче. Собрался, взял себя в руки и пошёл бороться. Рождество он проводит с Баком. Ни одного поздравления. Никто не вспомнил про него. Ну и пусть. Он привык. Гецати всё так же в коме, но Турчин верит, что медиуму скоро станет полегче. Он выкарабкается. Никита обещает себе, что поможет...***
– Я люблю тебя. По-дурацки, как подросток, но всем сердцем. Я как идиот себя чувствую. Но вот так. Я знаю, что это неправильно. И заранее прошу у тебя за это прощения. – Никита наклоняется близко, задевая его лицо светлой чёлкой. Он легко касается губ мужчины своими. – И за это тоже.***
– Здравствуйте! – Никита выдыхает сигаретный дым, стоя на улице в одной футболке. Просто не хотел, чтобы сигаретный запах остался на футболке и окружал его вещи. Всё-таки запах лимонного порошка от своих вещей он любит больше. – Заканчивай говорить со мной на Вы, я не профессор! – женский голос в трубке смеётся, однако Ключник тут же переходит на ты. – Вер, ты мне звонишь за тем, чтобы поспорить со мной по поводу обращений? – Ты там куришь что ли? – Ты в регистратуре? – Никита закусывает губу, сильно нервничая. – Сильно устала? – Да. – голос вымучен и даже напускная веселость этого не может скрыть. – Но у меня для тебя хорошие новости! – Какие? – Он очнулся! Ступор. А потом радость начинает заполнять его. Всё хорошо! Всё хорошо! Он, чёрт возьми, так рад! Всхлипнуть от накативших слёз, вытереть их замёрзшей рукой. С Костей теперь всё будет хорошо. – Ты придёшь к нему? Минутное молчание. – Нет. – Что? – Я не приду. – Ключник выдыхает сигаретный дым, задрав голову в зимне-весеннее небо. – Почему? – Потому что я ему не нужен. Я сделал всё что мог, чтобы помочь ему. Но мешаться в его жизни со своей любовью я не буду. – в трубке висит молчание. Подросток курит, чувствуя, как холод морозит горло и его начинает трясти. Он стоит уже минут сорок на дубаке в одной футболке. Март погодой в -20 совсем не радует. – Хорошо. – усталый выдох. – Звони мне хоть иногда. Я буду заходить к тебе и Баку. – Заходи. Я буду рад, да и Бак тоже. *** Болит всё. Голова, горло, грудь. Его трясло и адский холод пробирал до костей. Бак крутился вокруг него, пытаясь понять, что с ним не так. Таблетки перестали помогать ещё два дня назад. Он только спал, недолго бодрствовал, выпускал пса погулять, пил таблетки, впускал его обратно и снова засыпал. К седьмому дню болезни он потерял 5 килограмм веса. Становилось только хуже. Стояние в одной футболке на морозе явно не пошло на пользу. Турчин из последних сил открывает дверь и Бак вылетает на улицу. Дверь закрыть на ключ сил нет, поэтому Никита заваливается спать. Просыпается от боли. Слёзы текут по щекам. Он сворачивается клубком. Больно. Всё болит. – О, Господи! – чей-то знакомый голос пробивает туман в голове, а потом чьи-то холодные руки касается его мокрого лба. Вера. – Да ты же весь горишь. Нужно срочно вызвать скорую. – Пожалуйста, нет! Только не туда! – Прости. – она набирает номер, поглаживая его взмокшим волосам. Никита забывается, через пару минут. Первое, что он видит, когда разлепляет глаза – светлый больничный потолок. Только не это! Слабость во всем теле не даёт ему резко встать. Ключник усаживается на кровати. Ему стало однозначно получше, чем было. Телефон лежит на тумбочке рядом с кроватью. Юноша пьёт воду из стакана воды, который стоит тут же, кутается в одеяло, встаёт с постели и усаживается на подоконник. От безысходности хочется выть и лезть на стену. Хочется позвонить и поговорить с кем-нибудь, уехать куда-то. Только не лежать здесь. Вера сейчас занята. А больше никого и нет, кто бы мог его поддержать. Турчин трогает себя за тазовую кость. Выпирает. Интересно, на сколько он похудел? В уме высчитывает, когда он последний раз взвешивался и ел, прикидывает соотношение роста к примерному весу. А потом бессмысленно смотрит в окно. Интересно, что это за больница и можно ли отсюда сбежать? – С воспалёнными лёгкими я бы не рекомендовал тебе сидеть на подоконнике. Никита в шоке оборачивается, уверенный, что это просто очередной фокус его мозга. Но нет. В дверях стоит Костя во врачебном халате. Парень так и застывает в немом шоке. – Я твой лечащий врач, думаю, что представляться мне не нужно. Твою же налево! В голове вспыхивает все его походы в больницу к Косте, все слова, что он сказал. Ключник уверен, что пора открыть окно и выйти в него нахрен. Гецати, видя ступор Турчина, просто подходит к нему, берёт на руки и ссаживает с подоконника на кровать, сам усаживаясь рядом. – Я... – Болеешь. Пневмонией. Я в курсе. – улыбается медиум, записывая что-то на листке бумаги. – Можно я поеду домой? – Что? – Константин отрывается от бумажек и смотрит на Турчина. Взгляд у него стеклянный. – Я хочу лечиться дома! – голос абсолютно ничего не выражает. – Нет. Я не разрешаю. – отрезает мужчина, выпрямляясь в спине. – По какой причине? – Ключник смотрит прямо ему в глаза. Апатия из них исчезла, оставляя упрямство. – По той простой причине, я влюблен в тебя точно так же, как ты влюблён в меня. В глазах Никиты явно проступает шок. Что, чёрт возьми, сейчас Костя сказал? – Я всё помню. Слышал абсолютно всё, что ты сказал. – парень опускает голову, мгновенно заливаясь краской. Как ему стыдно... однако Костя приподнимает его за подбородок, заставляя посмотреть в глубину карих глаз. – Это не по-идиотски. Это не глупо. Потому, что это чувства. Ты влюблён в меня... – Турчин пытается отвести взгляд, но Гецати не даёт ему этого сделать. – ... а я, как и ты, влюблён в тебя. Костя целует его тепло, мягко и до того приятно, что Никите хочется заорать на весь мир о том, как счастлив. – Я просто... – шепчет парень отрываясь от губ мужчины. – Мой. – хрипит Костя, вновь целуя опухшие губы. – Я идиот, а ты великовозрастный дебил. – смеётся Турчин, когда наконец-то они отрываются друг от друга. – Вообще-то, кто-то должен лежать под одеялом. – Гецати улыбается, а когда подросток накрывается, то лишь укутывает плотнее, целуя в лоб, а затем в губы. – Ты всех своих пациентов так лечишь? – Нет! Велика вероятность подхватить какую-нибудь заразу во время поцелуя. – смеётся Костя, видя как Никита начинает и злиться, и смеяться одновременно. – Вообще-то... – Шучу! – и мужчина вновь утягивает подростка в долгий поцелуй.