бог блевал на фоне

синие вены, мокрые пальцы – геносу вечно вечные пятнадцать. бог говорила себя не рвать, не продавать своё тело и ни за что не сторчаться на эйче – генос послушный мальчик. мир его тело разрывает кусками, под обломками, что оставил безумный киборг, тела его уже не осталось, не осталось ни единой выжженой вены. у геноса ничего не осталось. что у геноса было, теперь горит очень ярко и грустно. а были зелёные дрэды – назло отцу, от прикосновений которого противно выворачивало, ведь мозг может простить насилие, а тело – нет. тело теперь сломанная игрушка. геносу больно. генос – подросток, и одна из главных его проблем – совсем никакая возможность кончать. генос немного напрягается, когда говорят об оргазме, генос немного – много – привязывается к богу, которая ему показывает боль – не ту боль, которую открыли родители. у геноса с этого момента есть боль и безумная тяга к саморазрушению и скачкам по временным отрезкам, в которых он был и не был, ещё будет и уже нет – это назло матери, от прикосновений которой хочется спрятаться в чулане и молиться-молиться-молиться, чтобы его больше не трогали. бог его, сбивающего коленки, гладит и обнимает. бог тёплый – мать такой никогда не была. у геноса есть бог и резанные ноги – это назло всем, которые говорят, что о нём заботятся и его любят. с каждым порезом от тазобедренной кости до коленных чашечек уходит обида на эти слова. обида на то, что это и значит – любовь и забота. когда тебе вжимают за каждую ошибку в пол и бьют кулаками куда-то в тело, чтобы синяков не было видно, когда прошибают твоей головой двери и бросают скавчать лежачим и вытирать свою кровь с волос и дверей, когда ставят на колени и бьют розгами по спине, а ты не можешь стоять, ты падаешь, и тебя уже бьют куда попало, оставляя длинные ровные шрамы – это любовь. когда запирают в стенах дома, от которого тошно, в каждом углу которого тебя избивали, во имя того, чтобы ты не видел своего бога – это забота. генос переполнен и теперь это всё из него выливается. геносу семнадцать, и рисовать в обьъебаном трауре он больше не будет – не те руки. бог говорила, что однажды уйдёт – у неё ведь рак. бог жалась лысиной ему в плечи и говорила, что жизнь всегда была пиздецом, после неё тоже будет. и бог ушла. бога нет два года, и геносу паскудно. синие вены, мокрые пальцы – в прошлом осадком всего хорошего остались. теперь металл и жажда убить безумного киборга. зелёные дрэды генос больше себе не сделает. бога больше не полюбит. не проснётся уже ни разу в собственной блевотине от того, что он назло всем делает всё в убыток своему телу. геносу тяжело без боли. геносу странно, что доктор кусено его не бьёт и даже не орёт. генос благодарен. геносу девятнадцать, и он возвращает свою человечность, когда видит нового бога. новый бог совсем похож на старого, и он по-старому в него влюбляется. сайтама живой. с ним хочется быть живым. сайтама щёлкает по лбу и говорит о всякой чепухе так, будто она самая важная в этом мире. с ним хочется быть важным. сайтама просит рассказать ему о том, чем был генос раньше. и генос рассказывает ему о зелёных дрэдах, о каждой выпуклой вене, о каждой неровной кости, о том, что он не всегда так разговаривал. это просто благодарность. доктор кусено никогда не говорит бросать этого бога. доктор кусено говорит быть осторожным. с сайтамой чувствуешь себя человеком. с сайтамой ты не превращаешься в безумного киборга из далёкого пятнадцатилетия. сайтама учит его жить. генос внимает каждому слову.