бог блевал на фоне

«пошла ты нахуй, шлюха» и «съебался нахуй из моего дома» слышит славный мальчик генос и плюёт в сторону исходящего шума своим же «а вот и съебусь отсюда». генос делает выводы, что сонику надоело. соник кусает губы и полчаса посылает его нахуй, бьётся в своей истерике и колотит ладонями об его грудь. вот ему бы сейчас, пластилиновому, самому сбежать. вот он, пластилиновый, не раз так выгонял. потом прощал. потом сам падал к ногам. потом часами рисовал на его теле и извинялся. после каждого раза, когда генос возвращался с рейда по тюрьмам, было особенно ебано. впервые – полгода – соник игнорировал и выдрачивался под случайным кайфом, лишь бы не видеть геноса и его чёрные оббитые руки. не долго вышло. во второй раз – полтора года – тошнотворной была чёрная шея, поэтому соник душил его, вырезал на нём, ставил засосы, лишь бы он стал не чёрным. а в третий раз – три месяца – это. генос яростно забирает все свои вещи – пару тетрадей, гитару и шарф – и обещает больше никогда сюда не вернуться. идти, если честно, и некуда, но лучше спать на вокзале или купить место у бабок на рынке, чем с этим, который его возненавидел. «за двести? серьезно? да я лучше на лавке с бомжами бесплатно» – «да тебя такого патлатого изнасилуют» – «не велика потеря. привыкли» генос сегодня чистый и трезвый, поэтому решает завалиться к сайтаме. сайтама – славнее, но об его имя язык геноса, конечно, ломается, и он говорит «сенсей» (да что там, он даже «й» проглатывает). «сенсе, можно переночевать одну ночь, пока я не решу, куда мне идти завтра утром, обязательно утром, я обещаю, вы даже не заметите, что я ушёл, вы даже не заметите моего присутствия, я не буду настаивать, но можно ли мне остаться?» «нет» «можно ли мне остаться?» «нет» «можно ли мне...» «послушай, иди домой, уже поздно» «соник меня выгнал сразу же, как я вернулся» «ладно, заходи. холодно» сайтама не спрашивает. генос не отвечает. соник на другом конце города не смеётся, потому что никто не шутит. некоторое время сайтама и генос друг на друга пялятся в вполне удобной тишине, пока сенсе не говорит «ты, конечно, красивый, но пора бы спать». генос вспыхивает паяльной лампочкой и слушается – с ним хочется быть послушным (а сонику почему-то хотелось вырвать глотку, выдрать волосы, изрезать руки, залезть под кожу и как можно жёстче отъебать, остаться жить в нём и ни за что не выбираться), с ним хочется быть отдельным (чтобы была хоть одна возможность отдаться ему за стойкий вид не_отсюда), ему хочется доверять (до краешков «режь меня» и глубины «бей, но лучше целуй»). генос знает сайтаму долго, но до сих пор не решался стоять с ним рядом – с ним ещё почему-то опиздохуительно больно и горько. всю ночь снились пиздатые мальчики и их папочки, тревожно вдыхающие чисто белые лезвия – такими лезвиями режутся нервные котики, встающие по утрам с одним желанием умереть и парой причин не просыпаться, такими лизвиями девочки вырезают свои изъяны и структуры тела, что им не нравятся, такими лезвиями мальчики вырезают людей. снится соник, вырезающий геноса. снится сенсе, повторяющий одно и то же одно и то же одно и то же одно и то же «нет» генос просыпается позже сайтамы. сайтама говорит, что он может остаться ещё на немного, когда видит его испуганные глаза. сайтама догадывается, что он наверняка попадёт в какую-то лютую хуйню (опять), а ему уже девятнадцать, поэтому тремя месяцами не обойдётся. в следующий раз генос попадёт к взрослым дядям и дедам. внезапно сайтаме стало жалко его шкуру. в голове звучит сониково «не трогай, блядь, меня» и брысого соседа по сеточке с копьями вместо волос «такие, как мы, обычно не приживаются в покое и здравии». где-то на восьмой день совместного проживания становится жутко за себя стыдно, и генос собирается валить и отсюда (потому что привык сбегать), но сенсе не пускает. по вечерам четверга сайтама тянется к гитаре, которую с собой приволок генос, и играет. пальцы совсем не слушаются – сайтама продал их богу. сначала оззи осборн, потом боуи. потом ещё какая-то муть, под которую генос засыпает, под которую не снится кошмаров. сайтама губами, горькими от алкоголя, мажет куда-то в уголок губ геноса, но пьяным слишком промахивается. смеётся и идёт спать. город за окнами – клоака сумасброда со стажем – раньше хотелось вылизывать вдоль, поперёк и по диагонали. в городе люди копошатся как голые крысы, визжащие и грызущие друг друга, целующие в ресницы, спускающиеся на колени и отсасывающие с верой, что завтра они проснутся не-собой (хотя в самом деле просыпаться чужим себе та ещё хуйня), сглатывающие и трепыхающиеся. город сожрёт кости. через два месяца сайтама выебет стоя. скурится один косяк на двоих. поцелуется грязно и долго под тяжёлый бит. сайтама заботливо накроет в ванной своей кофтой. геноса заботливо накроет. целую вечность генос писал этот стих, чтобы понять, что поэт из него хуёвый – под семьсот слов о том, как он хуёво любил соника, о том, как он до дрожи в пальцах любит сенсе. но всё это, конечно, смешно. (размер стиха не влияет на размер твоего хера, слава богу, слава богу). а потом всё заканчивается как херовый конец херового сборника стихов, от которых блевать хочется даже богу (который, к тому же, забрал сайтамины пальцы). пару тетрадей, гитару и шарф. город под чёрными пальцами спит. всё в прошлом.