Бал Красных Роз

Поднявшись с асфальта, Элайджа бросается к Елене. В мгновение ока оказывается рядом с ней и не понимает, что произошло. Он же видел, как клинок пронзил сердце любимой, но вот она стоит и невозмутимо крутит его в руках. — Ты в порядке? — шепчет первородный, с ненавистью смотря на младшего брата. Казалось, внутри что-то порвалось внутри первородного в момент удара. Невидимый отпечаток от очередного предательства тяжелой ношей лег на мертвое сердце. — Девчонка, ты решила, что можешь ставить мне условия? Я сожгу этот дом вместе с твоей семьей, а потом убью и тебя, — указывая на Гилберт, шипит Клаус. — А ты, брат, я оставлю тебя в живых, чтобы ты никогда не забыл этот урок! Пока Никлаус выплевывает свою злость, он ищет способ убить девушку. Раз даже волшебный клинок оказался бессилен. На миг прислушивается к ее ровно бьющемуся сердцу, и в голове проносится мысль вырвать его. Идея кажется заманчивой, но тут происходит то, во что не сразу удается поверить. Клаус прислушивается к еще совсем тихому сердцебиению и резко отступает. «Нет, это невозможно», — застревает в голове. Быть может, ему показалось, но обостренный слух будто назло ловит каждый удар крохотного сердца. — Ты думаешь, ребенок меня остановит? — отступив еще на шаг, зло бросает брату Никлаус. Поймав непонимающий взгляд Элайджи, он не знает, что делать. Что-то глубоко внутри умоляет отступить, это же его старший брат. Тот, кто следовал за ним целое тысячелетие, тот, кто смог пронести слова клятвы дольше всех из семьи. Элайджа заслужил быть счастливым отцом, в отличие от него, коварного и беспощадного убийцы. — О чем ты, Никлаус? — спрашивает первородный, не понимая младшего брата. Никлаус выглядит ошарашенным и даже потерянным, а в следующее мгновение исчезает, так ничего и не объяснив. Три недели спустя В полной тишине своего кабинета Элайджа думает обо всем, что произошло за последний месяц. Никлаус исчез так же неожиданно, как и появился. Не оставив следов, и это лишь еще больше пугало первородного. Теперь, когда он понял, о чем говорил брат, ему стало страшно. Конечно, он хочет этого ребенка, только в голове крутится вопрос: «Что он может дать ему?» Стук в дверь помог избавить себя от самокопания. — Можно? — спросила Елена, заглянув в кабинет. Первородному сложно вспомнить, что именно он испытал, когда встретил ее. Почва ушла из-под ног, не оставляя шансов устоять. Он упал, чтобы быть рядом. Елена Гилберт перевернула его мир, вот так просто разрушила тысячелетнюю стену. — Конечно, — отозвался Майклсон, и страхи отступили от ее искренней улыбки. После обряда Елена чувствует первородного как саму себя, все его тревоги и сомнения стали отражением собственных. — Я тоже боюсь, — тихо, почти неслышно шепчет Елена, обняв любимого. Они обязательно справятся, другого варианта Элайджа не допустит. И в подтверждение ее мыслей мужчина дает обещание: — Когда-то я дал клятву и был верен ей тысячу лет, Елена. Теперь моя семья — вы, и я обещаю, мы вместе навсегда. Вы будете под моей защитой, и я не перестану любить вас, даже если мое тело обратится в прах. Клянусь. — Я знаю, Элайджа. Ни капли сомнения в глазах с оттенком молочного шоколада, она верит ему. Потому что знает, такие клятвы не нарушает, только не Он. Благородный Элайджа Майклсон всегда держит свое слово.