***
Деревянные ворота Морода остались такими же, как десять лет назад, когда Нагред покинул родной дом, разве что сгнившие доски и проржавевшие петли поменялись на более новые. Перевёрнутые лодки по-прежнему служили крышами, а на полях паслись стада овец. Но что-то было не так. Нагред присмотрелся и понял — десять лет назад в Мороде не возвышался деревянный шпиль, похожий на тот, что он видел в соседних странах. Былая радость того, что сородичи не покинули Рагтар, сменилась унынием. Мород вполне могли занять пришлые чужаки. Нагред решился постучаться во врата. — Кто?! — раздался зычный голос стража. — Нагред, — последовал ответ, но страж мог забыть охотника, покинувшего поселение много лет назад, — сын Секха. — А-а-а! Вернулся-таки. Погоди, сейчас отворю, но не вздумай чудить, коль лжёшь. Нас много, ты — один. Нагред вяло улыбнулся. Его узнали. Створки ворот с натужным скрипом распахнулись. Страж окинул новоприбывшего с головы до ног и заострил взгляд на лице. — Убедился, Скрайд?! — Нагред подмигнул ему. Хотя он отпустил бороду с тех пор, как уехал, и возмужал, но не настолько, чтобы стать неузнаваемым. Серые глаза-то остались прежними. — Да, — радостно улыбнулся Скрайд. — Ну-ка поди сюда, блудный сын, обниму хоть! Нагреда не тянуло на нежности, но он обрадовался встрече с другом детства и заключил в крепкие объятия. — Кто там, Скрайд? — раздался голос из сторожки. — Да так, Нагред — сын Секха — вернулся! — Сын Секха? Хм-м! Вернулся-таки, когда ни Секха, ни братьев не осталось. Проходи, коль вернулся! Сердце замерло. Пусть Нагред и ожидал, что отца, возможно, не стало, но братья! Они ещё молоды! — Что с моими? — нарочито спокойно спросил он. — Мертвы. Все, — ответил Скрайд и вздохнул. — Это долгая история. Ты того, помнишь же, где мой дом. Ступай, отдохни, пока не придёт мой сменщик. Бьюви накормит тебя. — После недолгого молчания он пояснил: — Мой муж. Ну, почти муж. — Понятно. Нагред помнил, что разница в возрасте между ним и Скрайдом — всего несколько дней. — Давно не одинок? — уточнил он. — Да лет пять уж как вместе. Нагреду хотелось выведать всё и сразу, начиная с вопроса, как и почему погибли его родные, заканчивая тем, что заставило Скрайда связать жизнь с Бьюви, судя по имени, алтарцем, но придётся набраться терпения и дождаться вечера. — Что, дома моего отца больше нет? — задал он очевидный вопрос. — Остался. В нём Толлион живёт — новый, из пришлых. Замечу: он победил твоего отца в честном поединке, сам видел. Силён ублюдок, но… Нет, не настоящий вождь. Настоящий бы не вылизывал зад жрецу. Не слепой. Видал храм. — Нагред покосился на колокольню, шумную и ненужную. В голове царила пустота, отчасти вызванная тем, что он был готов к тому, что никого из родных не осталось в живых. — Прости, но мечник из твоего отца неважный. Лучник — да-а! — протянул Скрайд. — Знаю! — Нагред сжал губы. — Во всяком случае я уверен, что он достойно сражался. — Такие дела. Я на твоём месте покинул бы Мород. Я-то смогу умолчать, чей ты сын, но на чужой роток не накинешь платок. Конь нетерпеливо топнул копытом, чем дал понять, что ему надоело пережидать, пока хозяин вдоволь наговорится. — Я останусь, — решил Нагред. — Не для того проделал такой путь, чтобы развернуться и уйти. А уж чужой болтовнёй меня не запугать! Он прекрасно помнил, где жил — и живёт — Скрайд.***
Нагреду не хотелось вести праздные разговоры с незнакомым ему Бьюви. Он не спеша брёл по широкой улице Морода. Ноги утопали в грязи, но грязным полусапогам хуже не сделается. Поселение не изменилось. Почти. Треклятый храм всё портил, возвышался над Мородом, будто опухоль. Нагреду хотелось его снести с того места, где некогда было капище Твоора — бога молний и войн. Чужестранцы добрались даже в это забытое всеми богами место. Нагред постоял напротив храма, не решаясь войти. Он было развернулся, чтобы уйти, когда двери распахнулись и на порог вышел жрец в длинном тёмно-зелёном одеянии. — А-а-а, новое лицо посетило нашу обитель. Что ж, храм всегда открыт для заблудших душ, — протянул он. — Разочарую. Моя душа идёт по верному пути! — Нагред не смог удержаться, чтобы не съязвить. — Храм открыт, но я закрыт для него. Жрец нахмурился. Морщин на его лбу стало намного больше. — Я понял, приверженец старых богов, — ответил он. — С Поморья прибыл? Либо он слеп, либо дурак. Одежда выдавала Нагреда лучше любых слов. — С Юга, — ответил тот. — Тогда тем более странно. Похож ты на уроженца Рагтара. — Я именно здесь рождён. — Могу я узнать имя? — Можете. Нагред. Полагаю, скоро станут известны подробности, поэтому представлюсь полностью: Нагред, сын Секха. — Я отец Элберон, — невозмутимо представился жрец. — Да какой ты мне отец? — Нагред фыркнул. — Мой отец — Секх. — Ему было прекрасно известно, что к жрецам обращались именно так — отец, но не мог упустить шанс подтрунить. — Совсем заблудший! — Элберон покачал головой. — И это странно — тебя-то я не видел ранее, а на Юге кому-то вроде тебя… — Быстро мозги вправляют, — закончил Нагред. — Я не это хотел сказать, — оправдался жрец. — Но суть одна и та же, какие бы слова ты ни произнёс. — Нагред развернулся и повёл коня прочь — куда угодно, лишь бы подальше от треклятого храма и пожилого жреца с чужим для этих краёв именем — Элберон. «Куда ему деваться? Бета же, потомства дать не может!» — Нагред фыркнул. Ему не нравился обычай южан — невозможность создать семью из-за того, кем был рождён. Нагред вспомнил, как пришёл в ужас, когда узнал, что альфы пару выбирали не волей богов, а самостоятельно, искали того, кто может дать больше детей и сажали в дома. К несчастью — может, и к счастью — семьи зачастую рушились. Омеге, которому надоело быть постоянным источником детей, хотелось вольной жизни. В Рагтаре иные обычаи. Северяне полагались на выбор богов и чтили тех, кто избран в пару. Нельзя было оставаться в одиночестве до конца своих дней. Конечно, пылкие юные сердца часто сами находили избранников, но не те, кто сделал шаг от юности к зрелости. Нагред потому и вернулся, что стал не молодым, но зрелым воином. Он прошёлся по Мороду. Иных из жителей он видел впервые, а некоторые не узнали его. «К счастью!» — решил он. Вести праздную беседу с любопытными не было желания. Кто-то и вовсе предпочёл обходить земляка стороной. Нагред ухмыльнулся, завидев, как немолодой усатый кузнец вперил взгляд в наковальню и сделал вид, что занят. — Говори уж, Кьорн! — выкрикнул Нагред. — Всё лучше, чем немое осуждение! Кузнец отложил заготовку. — Поговорить?! Так не о чем! — проворчал он. — Ты, когда возвращался, думал, что тебя примут с распростёртыми объятиями? Ха! К кузнице потянулись любопытные. Нагред не собирался подбрасывать пищу для сплетен и развернулся. — Тю, я-то гадал, почему лицо больно знакомое! Это же Нагред! — раздался крик. Голос произнёсшего был довольно высоким. — Явился-таки, отступник. Кадык на шее Нагреда дёрнулся. Тот дотронулся до груди и нащупал амулет в виде топорика. — Вот, значит, какие слухи обо мне ходили. Ладно, пусть так. Доказывать ничего никому не намерен. Дайте пройти! — Никто не пошевелился. — Мне что, на коня лезть? Лошадь фыркнула и тряхнула роскошной гривой. О, уж кто, а она если не убьёт, то изувечит. Нагред ухмыльнулся и направился к дому Скрайда. Пусть ему придётся дожидаться друга и общаться с Бьюви, но всё лучше, чем попадать под чужие взгляды и видеть осуждение в глазах. «Ладно, дайте только сделать то, что велели боги. Потом я вас покину», — мысленно молил он земляков. Нагред окинул взглядом такое родное, хотя и изменившееся за десять лет поселение. Чужестранцы не только выстроили храм, но и наложили отпечаток на характеры местных жителей, обозлили настолько, что те встречали пришлых едва ли не с оружием в руках, неважно, будь то земляк или чужеземец.***
Скрайд вытянул длинные мускулистые ноги и пригубил недавно сваренный эль из кружки. Нагред улёгся на шкурах. Тепло очага согрело его. — Ну и чем думаешь заняться? — поинтересовался Скрайд. — Не рады тебе здесь, как погляжу. — Не рады, — повторил Нагред и покосился в сторону Бьюви. Тот не произнёс ни слова за весь вечер, лишь подливал горький эль в то и дело пустевшие кружки. — То-то я гадал, с чего вдруг тебе припекло связаться с бетой, ещё и алтарцем, теперь понимаю — молчит, — хохотнул он. — Бьюви — немой, — пояснил Скрайд. — На самом деле он из тех немногих, кто пытался противостоять треклятым южанам. Однажды попался и лишился языка. Подобрал его в лесу, приютил, ну и… Он отблагодарил, сам понимаешь как. Вот я и решил — зачем ждать тридцатилетия, когда вот он, под боком? Нагред вздохнул. Что и говорить, если даже сородичи отринули старые обычаи? Скрайд ни слова не сказал, что влюбился. Привёл в дом Бьюви лишь потому, что его устроил молчаливый иноземец. Тот в свою очередь нашёл кров и того, кто худо-бедно заботился о пропитании. — А я дождался! — Нагред вздохнул. — Вот до чего раздражает толпа. Обозвали отступником, но при этом ничего не сделали, чтобы вытурить иноземных ублюдков. — А что они могли сделать? Почти все, кто мог держать оружие в руках, полегли. Остались только старики, трусы да детвора. И так стояли, как могли. Я сам едва выжил. Но уж если выжил, значит, богам виднее. Отец твой, братья твои, да пребудут они с честью в Вальге, другие… — Нагреду не хотелось слышать, как погибли его родные. Из слов друга он понял достаточно — с честью они погибли. — Действительно, зачем вернулся? — неожиданно резко спросил Скрайд. Нагред вздохнул. — Мне завтра тридцать, — ответил он. — Я одинок. Затем и явился. Скрайд присвистнул. — Дела-а, — протянул он. — Давненько не было ничего подобного, лет пять так точно никто не заходил в пещеру Вели. Поговаривают, будто с тех пор, как появился треклятый храм, так Вели покинул этот мир, потому не суются. Некоторые ходили, но ничего, кроме пустоты, не видали. — В любом случае мне стоит попытаться, раз приехал, — возразил Нагред. — Хотя, признаюсь, сам не представляю, какой он. Привык быть один, знаешь ли. Если придётся коротать век в одиночестве — не расстроюсь. — Вот и я не представляю! — Скрайд усмехнулся. — Дом-то есть? — Нет. Рассчитывал, что от моих хоть что-то осталось. — Тяжело придётся. Сомневаюсь, что выйдешь не один. Если Вели и подарит избранника, то не завидую бедняге. Начинать жизнь придётся с пустоты, и уж тогда не до утех будет. — Скрайд сделал глоток. — Кстати, об утехах. Могу как другу… Он красноречиво взглянул на Бьюви. Нагред проследил за его взглядом. Рыжий веснушчатый алтарец не привлекал его, хотя и не был уродлив. — Нет, я слишком устал, — отговорился он, чтобы друг не решил, что часть тела пониже поясницы бессильна. — Дорога дальняя, а дня так через три, думаю, будет с кем. — Сомневаюсь! — Не одна кружка эля и жар бани сделали своё дело, и Скрайда потянуло на спор. Нагред надел серую полотняную рубаху, одолженную у друга, и улёгся на волчьи шкуры. Грубая ткань приятно натирала тело и нравилась ему куда больше, чем тонкая южная материя. Именно такая одежда позволила почувствовать себя дома. Скрайд продолжил пить в полном одиночестве, Бьюви сел рядом с ним. Нагред закрыл глаза. Его отец встретил избранника именно так — в пещере Вели. Нагред не помнил ни одного случая, чтобы родители пришли к несогласию. Фирт, муж Секха, был отнюдь не безропотным. Он весьма ловко управлялся с коротким мечом и мог постоять за себя, но каким-то образом вышло, что он придерживался того же мнения, что и избранник. И это никого не удивляло — выбор Вели пусть и был странным — настолько, что окружающие открывали рты, но не встревали. Нагред ценил силу и смелость, присущие альфам, но к себе подобным его не тянуло. Детьми обзаводиться он не желал, потому и старался не иметь отношений с омегами во избежание неприятностей, а предпочитал бесплодных бет. Изрядно выпившего Скрайда потянуло на ласки. Он обнял мужа. — Жаль, что ты не с нами, — бросил он Нагреду заплетавшимся языком. Тот накрылся шерстяным одеялом с головой и отвернулся, чтобы выспаться как следует. Скрайд в своём доме мог творить всё, что угодно. Шум никогда не мешал здоровому крепкому сну. Завтра будет нелёгкий день. Времени осталось всего ничего — всего лишь дождаться утра.