Храни Лиаллон

Лучина почти догорела, и Эрм поднёс новую. Когда та запылала, воткнул в светец. Огонёк вышел слабым, но этого хватило, чтобы рассмотреть обстановку, обычную, как в любом крестьянском доме, добротном, крепком — наверняка стараниями Эрдана. Эрм ещё раз убедился, что единственный глаз его не обманул, что плачущая навзрыд женщина — та самая, из прошлого. Она заламывала руки и вопрошала богов, за что ей всё это. Эрму стало дурно от крика младенца и от истошных причитаний его матери — настолько, что рука дрогнула, и он едва не сбил лучину. Проклятье, как не догадался? Тела-то не видел, вдобавок дедушка пускал искренние слёзы, и сомнений, что его внучка утонула, не осталось. И Рик… Он ведь говорил, что из родни остался только прадед. Ведь можно было хотя бы предположить, что бывшая любовница жива, здорова и стала матерью двоих детей, один из которых уже вырос, второй — новорождённый ребёнок, крепкий, судя по крику. — Обманула, получается, меня, Дафья, — бросил Эрм упрёк и оторвал цветок от венка, снятого с калитки. Он знал — односельчане отметили дом, где живёт мужелюб. — И дедушка твой… Та резко подняла голову. Тёмные кудри растрепались, глаза покраснели, нос опух — ни дать ни взять ведьма из сказок! Даже не верилось, что некогда была красивой и стройной. Сейчас хорошо заметен обвисший живот, на камизу просочилось молоко. — Он не знал… Я… — всхлипнула, — думала, бросишься искать, если хоть чуточку дорога тебе… Оставила камизу на берегу, ушла и заблудилась. Эрдан… нашёл. Не была дорога, Дафья права. Вспомнились бесконечные причитания, дескать, как порядочный человек, Эрм должен жениться на опозоренной им же девке. Дедушка настаивал, угрожал, но не помогло. Эрм впервые за долгое время растерялся, не зная, что думать о прихотях судьбы, которая свела его с Риком. Он едва принял то, что тот — сын Эрдана, но этого богам показалось мало. Дафья — мать. Словно чья-то злая шутка, кара. Но кто кого наказал? Крик младенца бил по ушам, но мать, похоже, не собиралась подходить к сыну. Эрм вспомнил взгляд, перепуганный, точно Дафья увидела привидение. Она попятилась, когда стена преградила путь для отступления, расплакалась и закричала бы, если бы ладонь не зажала рот. Пара слов — и успокоилась, и только слёзы потекли из глаз. Увы, с ребёнком подобное не повторить. И это разозлило Эрма. Внутри начало клокотать, и он оторвал ещё один цветок от венка и бросил на пол. — Ты вышла замуж, потому что знала, что я мёртв, так? — Ни кивка, ни слова не последовало, и Эрм продолжил: — Или решила, что порченая девка никому, кроме Эрдана, не нужна? Теперь кивок в ответ. Дафья закрыла лицо руками, плечи затряслись от рыданий. Эрм вздохнул. И она хороша: раздвинула ноги, хотя он говорил, что не собирается связывать себя узами брака, но выставила его подлецом, который украл невинность. «Где Эрдан?» — вертелся на языке вопрос. Но Эрм не успел его задать — дверь распахнулась, и в дом вбежал запыхавшийся Рик. Тот бегло посмотрел на него, но, вопреки ожиданиям, не бросился к Дафье с расспросами, а швырнул кошель в угол и вынул из стоявшей на скамье корзины младенца. — Опять его не покормила! — Рик поднёс малыша матери. Та отвернулась, будто несчастный голодный сынишка в чём-то провинился. — Корми, кому сказал! От крика, громкого, яростного, вздрогнул даже Эрм. Глаза зло сверкнули, Рик поджал губы — точь-в-точь Эрдан в приступе гнева. Дафья взяла младенца и, не стесняясь гостя, расшнуровала ворот и достала грудь. Эрм, привычный к виду женских сисек, отвернулся, хотя мог бы этого не делать. Вспомнилась округлость, мягкая и красивая на вид. Теперь та стала другой, тяжёлой, налитой молоком. Наконец наступила долгожданная тишина. Рик подошёл к скамье и бессильно опустился. — Что здесь происходит? Зачем вы пришли? — уточнил он. Губы затряслись от гнева. Эрм бросил злосчастный венок под ноги и наступил сапогом. — Пожалуй, даже лучше, что ты пришёл, — он горько усмехнулся, — потому что должен знать о прошлом твоей семьи… отца. Жаль, конечно, что это рассказываю я, но Эрдан не поделится, скроет. Уверен, ему не стыдно за то, что натворил! — Опять гнев, проклятущий. Только бы не выпалить, что спал с Дафьей, и так чего доброго Рик решит, будто он подобрался к нему, чтобы насолить отцу. Судя по взгляду, хмурому, презрительному, и дрожащим губам, уже заподозрил подобное. — Заодно — обелить твоё имя, чтобы ни один выблядок не посмел вешать на калитку такое! — Эрм зло отпихнул васильки и подошёл к Дафье. Та испуганно посмотрела на него и крепко прижала к груди младенца, затем отвернулась. И он продолжил: — Защищаешь сейчас это чадо, так почему же позволила Эрдану трахать другого сына?! В чём мальчишка провинился?! Недоумения нет, всё тот же взгляд и дорожки слёз. Знала, раз молчит, дрянь. Ладонь легла на плечо. — Мама, не слушай его, он зол и городит невесть что! — Рик, естественно, больше некому. — Не было ничего такого, слышишь? — Он встал между Эрмом и матерью. Тот отпихнул его. — Давай, защищай дальше. У тебя братишка есть! — Эрм повернулся к Дафье. — Неужели крохотный умишко не даёт понять, что Эрдан точно так же поступит с ним, — кивнул в сторону младенца, — когда он дорастёт до годов, как сейчас Рик?! Ребёнок отпустил сосок и закрыл глазки. Его не волновали чужие злые разговоры. Главное — драгоценное молоко дали, не позволили умереть с голода. Дафья покачала головой. Похоже, её не волновало, что она сейчас не в том виде, в каком следовало показываться посторонним мужчинам — в одной камизе на голое тело и простоволосая. — Не сделает, — оправдалась она, — потому что… — и зашлась в рыданиях. Следом за ней — и младенец, — он родной сын Эрдана. Рик поспешил забрать братишку и отошёл. Казалось, будто слова матери его не ошеломили. Эрм переводил взгляд с него на Дафью. И это, проклятье, было очевидно, ведь ни на мать, ни на отца не похож. Спала, значит, ещё с кем-то. А Рик-то хорош, знал, судя по всему… Нет, руки и губы подрагивают. Всё-таки не знал. — Я догадывался. — Вот оно что. — Может, так лучше, — голос дрогнул, — быть пертским выблядком, но не рождённым от этого чудовища, которое считается моим отцом. Ох, не зря привиделся сон, ничто в мире просто так не бывает, рассудил Эрм. Тот пленник вполне мог быть отцом Рика — уж слишком одинаковые кудри, если бы не одно «но» — Дафья чудом убереглась, в то время собирала вместе с дедушкой грибы, поэтому её не было в Мёртвой Выси, когда напали перты. Спала, вероятно, с кем-то ещё помимо Эрма и Эрдана, и то с первым всего-то один раз. Конечно, не признается в этом, ведь куда лучше выставить себя жертвой, которую все жалеют, не попрекают и оправдывают. Даже сейчас молчит. — Мама, перепеленать его нужно. — Рик подошёл с малышом на руках. — Воняет же! Только тогда Дафья всё же вспомнила, что у неё есть ребёнок, которому она нужна, беспомощный и крохотный. Она уложила сынишку на стол и развернула пелёнки. Руки подрагивали, и она бы уронила кувшин с водой, если бы Рик вовремя не подскочил и не отобрал. Эрм бессильно сел. Повисла тишина, только малыш порой покрикивал, когда мать обмывала его зад. Рик опустился на скамью. Эрм посмотрел на него. Поймав взгляд Дафьи, недобрый, пронзительный, отвернулся. Всем словно нечего стало сказать друг другу — и Эрму, пребывавшему в смятении и укорявшему себя за недальновидность и глупость (что немудрено: девок много, Эрдан мог жениться на ком угодно); и Рику, который сидел, обхватив голову руками; и Дафье, которой, казалось бы, плевать даже на младшего сына — настолько, что не замечала, что тот голоден, что нужно сменить пелёнки. Первым нарушил молчание Рик. Он, вздрогнув, выпрямился и выдал: — Что я должен знать об отце… об Эрдане? — Он посмотрел на Эрма, руки сжались в кулаки, и он добавил: — Хотя нет, не стоит. Он вас искалечил, наверное, поломал всю жизнь, — при этом указал пальцем на глаз, — а вы… Вы-то… — вдох-выдох, — чем его лучше? Добрались до меня, чтобы насолить ему, так? Эрм вздохнул. Он знал, что услышит что-то подобное. — Нет. Я понятия не имел, кто ты. Поверишь или нет, не знаю. Даже подумать не мог, что Эрдан — твой отец. Выяснил много позже… — Повезло-то как! — Рик зло рассмеялся. — Не растерялись. Я-то восхищался вами, верил, что лиаллонцам неведома подлость. Ошибся. Бывает. Голос задрожал, губы побледнели. Юнцу всего-то нужно время, чтобы остыть и прийти в себя, рассудил Эрм. Рик — разумный, куда умнее собственных родителей. Ведь наверняка не сможет простить отца за содеянное. Тихий смех прервал раздумья. Вот же безумная, посокрушался Эрм, спятившая женщина, недостойная быть матерью. Дафья туго запеленала кроху и принялась баюкать, одновременно хохоча. Эрм не выдержал и ударил кулаком по столу. Она вздрогнула и крепко прижала к себе сынишку. Не пропащая, ведь невольно защищает чадо, крепко держит. — Всё же ты знала, что Эрдан спит с Риком, — заключил он. — Оправдывала, наверное, дескать, неродной ему, значит, всё дозволено. Давай, ответь сыну! Ответом стал тяжёлый взгляд голубых глаз исподлобья. — Не надо! — Рик закрыл уши и опустил голову. Пряди упали на лицо. — Вы уже всё сделали, что могли! Мало было той мерзости, что принесли сюда?! Дафья подошла к сыну и погладила кудрявые локоны. — Послушай, сынок. Правильно говорят, что правда рано или поздно вылезает наружу, и чем дольше приходится лгать, тем она становится страшнее, когда открывается. — Она всхлипнула, младенец вскрикнул, и она снова начала его качать. — Ведь ничего этого сейчас не случилось бы, знай ты обо всём… Стыд-то какой! Она опять расплакалась. — Самогон есть? — не выдержал Эрм. Рик покачал головой. — Не для меня — для неё, хоть капля, чтобы успокоилась. — Опять тот же ответ. — Ладно, рассказывай, оправдайся, почему ты позволила муженьку терзать сына. — А что я могла поделать? Я всего лишь женщина. Эрдан — сильный, куда сильнее меня. Кому, как не тебе, это знать? — слабое оправдание, ой какое слабое! Как хотелось врезать, но не в правилах Эрма было бить женщин, даже таких. — Он-то меня взял, порченую, — Дафья всхлипнула, — чем попрекал. И угрожал, что прогонит Рика, если буду вмешиваться. Только куда ему идти? Он же погибнет, — снова всхлип, — потому что чужой выблядок Эрдану не нужен, так он говорил, — закончила она шёпотом, но Рик расслышал и вздрогнул. Опять слёзы, в которые слабо верилось. Рик — чужой выблядок… Не сын Эрдана. И не перта. Но чей? Нет, такого быть не может, чтобы с одного раза… Эрм вдохнул и тут же выдохнул — от духоты в доме гудела голова, он ничего не понимал. У него никогда не было детей, так он всю жизнь считал. По-видимому, поэтому показалось неправдоподобным, когда он услышал: — Рик ведь твой сын, Эрмьерн! Если Эрм был хоть как-то настроен услышать, потому что догадка осенила его ровнёхонько перед этой фразой, вдобавок он был близок с Дафьей, то на ничего не подозревавшего Рика страшно было смотреть. Тот с открытым ртом переводил взгляд то на мать, то на новоявленного, хотя и знакомого — куда ближе, чем позволяли приличия — отца. «Это не может быть правдой!» — упорно лезла в голову мысль. Один раз, всего один раз… — Не веришь? А ведь ты и он — одно лицо, — добавила Дафья — уже спокойно от облегчения, что наконец правда всплыла, хотя и поздняя и тем самым — страшная. «Кстати, если бы я не знал Рика, то решил бы, что ко мне отец с сыном пришли. Всегда диву давался, насколько бывают похожими чужие друг другу люди», — вспомнились слова Жерта. Если бы Эрму удалось увидеть себя рядом с внезапно обретённым сыном со стороны раньше, хотя бы взглянуть на отражение в воде, однако не догадался, не понял, вообще не задумался о том, кто мать. Рик опустил голову и отвернулся — скорее всего, скрывал слёзы от Дафьи, ведь мужчины не плачут, наверняка та внушила. Но как тут не расплакаться, когда самый близкий человек, как выяснилось, почти положил сына под отчима, ссылаясь на то, что они — чужие люди, придумывая нелепые оправдания, чтобы защитить собственную шкуру? Ведь Дафья воротила нос от Эрдана, потому что углядела возможность выйти замуж за Эрма — выходца из семьи паладинов, с родовым замком и богатством. Не исключено, что муж любил её, хотя и по-своему, болезненно. Потому издевался, что знал — Дафье понадобился, чтобы скрыть позор. — Омерзительно, — проговорил Эрм и утёр взмокший лоб. — И муженёк твой хорош! Знал, что я появился, но ничего не сказал, что ты выжила. Я-то, дурак, пожалел его, решил — много лет прошло, ой как много. Эрдан был не в себе, когда покалечил меня. Я почти простил его, но понял, что зря, когда Рик поведал другое — куда более мерзкое. Ведь отношения отца с сыном… Он запнулся. Не ему судить об отношениях родителей и детей — кому угодно, но не ему. Эрдан-то чужой Рику. Эрм же в свою очередь спал с собственным ребёнком, не ведая о том. Ведь этого могло не быть, если бы Эрдан в своё время сказал правду — да хотя бы намекнул, что Дафья жива, вероятно, в голове появились бы мысли. Но он умолчал. Возможно, намеренно. Рик сидел, глядя в одну точку. Трудно было предугадать, о чём он думал. Эрму хотелось окунуться в холодную воду, хотя знал — не отмоется, но мысли приведёт в порядок. Он подошёл к Рику и положил руку на плечо, всё ещё не веря, что тот — его плоть и кровь. — Прости, — произнёс он всего одно слово. Нужно бы сказать ещё одно, но язык не повернулся. Плечо дрогнуло, Рик стряхнул с себя чужую — родную — руку и вскочил. — Уйдите, прошу, — шепнул, губы скривились. Он был бледен, в голубых глазах — пустота. — Дайте время всё осознать, умоляю! Я ошибся, когда решил, что с вашим появлением стал чуточку счастливее. Ошибся, причём жестоко! Эрму стало горько — настолько, что во рту пересохло. Захотелось пить, но попросить воды не решился. — Не хочешь выслушать правду о нас троих? — кивнул он в сторону Дафьи. — Да кому она нужна, эта ваша ёбанная лиаллонская правда?! — Рик взмахнул руками. Локоны упали на лоб, и он сдул их. Даже привычка, неосознанная, точь-в-точь такая, как у Эрма. — Да, я жил так, меня трахал человек, которого я считал своим отцом. Да, в детстве я мечтал о сказке, что выяснится, что у меня другой отец — благородный рыцарь, который заберёт меня отсюда и никогда не будет избивать; что я забуду, каково это — подниматься на рассвете, когда тело, покрытое синяками, ноет от боли; что научит читать, писать и держать меч в руке! А когда вырасту, мечтал о том, как буду восседать на коне, в сюрко с красным кинжалом, сжимая меч в руке, яро мчаться в бой, оправдывая своё полное имя — Рикьяр, Рик Ярый! — Он рассмеялся, тихо, зловеще. — Мечты — это зло, оказывается. Голубые глаза наполнились слезами, Рик сморгнул их. Эрм смотрел на него, сам не зная, чего ожидая: злого смеха Дафьи, наверное, и слов, что солгала, чтобы причинить боль, что отец Рика — Эрдан или какой-то залётный перт. Только не скажет, она как ни в чём не бывало пела колыбельную и укачивала малыша. Не скажет, потому что иначе солжёт. У Рика даже мечты схожие с детскими желаниями Эрма, которого учили и читать, и писать, и меч держать в руке. Но желание горделиво восседать на прекрасном скакуне, нести на груди красный кинжал и, сжимая меч в руке, яро мчаться в бой — было. И разбилось, когда Эрм вместо благородных горделивых рыцарей столкнулся с оголодавшими от похоти воинами, которым не сумел дать отпор, оттого долгое время был вместо девицы — не только в постели, но и на кухне, а также штопал чужие брэ. Пока ему не надоело, и он не сказал твёрдое: «Нет, возись со своим хламом сам!» Эрм вздрогнул, когда вспомнил, как ему пришлось подниматься, когда тело жутко болело от побоев, его тошнило оттого, что удар пришёлся по голове. Лиаллон жесток к слабым, одной мечты слишком мало, усвоил он урок. Рик подошёл к двери и распахнул. Прохладный вечерний воздух и сырость ворвались в дом. Эрм понял намёк — ему здесь не рады. Однако пусть мальчишка лелеет мечту дальше. Он завозился с пряжкой ремня. Рик ничего не спрашивал и терпеливо ждал, когда незваный гость покинет дом. Но сжал меч в руке, принял подарок. — Храни Лиаллон, — пробормотал Эрм. Язык не повернулся продолжить, и он покинул негостеприимный дом и направился к забору, где накануне оставил Волка. — Пусть хоть такое подобие мечты у тебя останется. Крестьяне делали вид, будто прогуливались в позднее время, хотя наверняка кто-то пытался подслушать, что творится в доме и о чём ёбанный мужеложец болтал с Фравыми. Краем единственного глаза Эрм заметил, что Рик проводил его взглядом, крепко прижав меч к груди.