Красная нить

Семь лет, все эти семь лет она проводила в таких родных и близких, — стенах Хогвартса; с первого по седьмой курс, она научилась полезным вещам, получала новые знания, переживала трудные ситуации и испытывала непередаваемые эмоции и чувства; здесь она впервые повстречала и подружилась с Гарри и Роном, — её самыми близкими и лучшими друзьями. Но и вместе с другими сокурсниками, знакомыми и приятелями, она обрела лютого соперника — Драко Малфоя. Конечно, в школе были и другие недруги, но он… Малфой. Фу. Эта омерзительная, противная, едкая и скверная фамилия, — которую даже не захочется произносить под Круциатусом; эта гадкая ухмылка, которая чуть ли не висит у него на лице, — нет, на этой маске безразличия и высокомерия, — двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю; эти змеиные, — словно расплавленного, но в тоже время холодного железа, — глаза, в которых всегда пляшут искорки издевательства и надменности; сам взгляд, от которого возникает противное чувство в животе, а к горлу подступает рвотный позыв. В этом то и состоит Малфой, — лицемерие, тщеславие и трусость. О да, трусость. Кто бы мог подумать, что он, — сын всеизвестного Люциуса Малфоя, законный наследник Малфой Мэнора, да и вообще полный гад, — может оказаться трусом? Да, потому что за этими масками, всегда скрывается один монстр — страх. И поверьте на слово, — Гермиона видела такие маски множество раз. И теперь с этим типом, ей и предстоит встретиться. Что же могла пожелать Гермиона Грейнджер в такую чудесную погоду, в выходной день, да и ещё когда проходит Квиддич, — первая игра после поражения Волан-де-Морта? Верно, — встретиться с этим мраморным лицом и непроницательными глазами. — Мисс Грейнджер, — поприветствовала Профессор Макгоногалл. — Присаживайтесь, пожалуйста. Гермиона и признаку подавать не хотела, что у неё есть малейший интерес к этой «весёлой» беседе, — на самом же деле, внутри неё всё горело и трепетало от любопытства. С самого рождения, маленькая Гермиона была любознательной и слегка придирчивой, — какие-бы игрушки ей не дарили, какие-бы вещи ей не давали, она изучала их от и до. Даже самые обычные разговоры и беседы её интересовали вплоть до того, что её прогоняли к себе в комнату. До чего же она была удивлена летом 1991 года, когда узнала, что является волшебницей и теперь с сентября будет учиться в Хогвартсе. Она с радостью приняла это: ведь теперь всяким странным случаям из её прежней жизни нашлось логическое объяснение, и её качествам, будет достойное применение. Она коротко кивнула в знак благодарства, не спеша подошла к стулу с высокой, и явно неудобной спинкой, одной рукой захватила мягкую ткань мантии, а другой задвигая стул чуть ближе к столу. В одном метре от неё, сидел Малфой, закинув ногу на ногу, он с еле заметной усмешкой наблюдал за сдержанным взглядом старушки Макгоногалл и лохматым «чудищем» сидевшим возле него. Вот что опять случилось, что она вызвала их с такой срочностью? Мальчик-Который-Выжил нуждается в помощи? Или они заслужили наказание за то, что прогуливали уроки? Хотя… что уж говорить об этой Грейнджер… — Я понимаю, вы оба недоумеваете, зачем я отправила к вам сову с запиской во время урока, — она внимательно посмотрела на Грейнджер и перевела взгляд на Малфоя, наблюдая за их реакцией. Реакции, конечно же, не последовало, — чему Минерва не была удивлена. Гермиона и Драко были заклятыми врагами с первого курса, — это было видно по их взгляду, — а сейчас, когда им потребовалось находиться в кабинете директора Хогвартса, можно было ожидать совершенно другого, — как они убьют друг-друга заклинаниями, подерутся руками, ногами, ногтями и зубами, или в крайнем случае, — как они прожгут друг-друга глазами. Тем более, после того, как прошла Вторая Магическая Война, как отец Драко служил Волан-де-Морту, как Драко чуть ли не убил Альбуса Дамболдора, как он перешёл в Пожиратели, — все эти поступки, складывались в одно единственное чувство — презрение. Не было и открытием то, что Гермиона держалась и не смотрела в сторону Малфоя, — её взгляд был чётко устремлён на директрису. Они были спокойны и одновременно встревожены, два холодных взгляда следили за женщиной, но внутри, всё обжигало от любопытства и нетерпения. Если бы Макгоногалл позвала их на беседу с глазу на глаз, без посторонних, третьих лиц, они бы повели себя по разному. Каждый из них искал бы оправдания и доводы часами, днями и неделями, — поэтому, она не спеша начала вводить их в курс дела. — Насколько вы знаете, этот учебный год станет последним для вас в школе Хогвартс, и безусловно, как и другие семикурсники, вы будете сдавать ЖАБА — Жуткую Академическую Блестящую Аттестацию. До итоговых экзаменов осталось всего ничего, после же, вы разойдётесь по разным направлениям и дорогам… Точнее не совсем, по разным… — закончила она, слегка нахмурив брови. Малфой поднял одну бровь, а-ля «с чего вы так решили?». Грейнджер чуть нахмурилась, рассуждая о том, что хочет сказать им Профессор. — Профессор, — не спеша, вступил в беседу Малфой, кладя ноги в прежнее положение. — Мы это великолепно знаем, и вполне к этому готовы, — он склонил голову в сторону Гермионы, будто показывая, кто тут «хорошо готов». — Именно поэтому, мы и занимаемся по этому грандиозному и решительному для нас случаю. Пожалуйста, профессор, — не томите. Что снова случилось? Я, натворил что-то неладное? — выделив первое слово, спросил он, будто Гермионы тут и в помине не было. Зелёные глаза Минервы вскинулись на Малфоя, — «не перебивайте директора», — скользнули по Гермионе и наконец, опустились на письмо, лежащее на столе. — Мистер Малфой, я понимаю… Хорошо, я не буду читать все эти этичные лекции, — она жестом показала на конверт, с ярко-алой печатью, по-середине которой располагалась какая-то буква. — Это письмо, оно… Оно пришло с Министерства Магии… Прочтите его. Тогда вы поймёте. Макгонагалл была встревожена, — Гермиона хорошо это заметила, как только переступила порог, — поджатые губы, словно вычерченные в прямую полоску; чуть нахмуренные брови; глаза, внимательно наблюдавшие за двумя учениками. Но она не была такой… слишком напряжённой. После смерти Дамболдора, кресло директора перешло к ней, но даже эта должность не могла сломить и так её потревожить. В это же время, Драко снова заинтересованно поднял бровь, устало выдохнул и потянулся за письмом. За пару секунд, конверт оказался на столе, а длинные, словно белоснежный снег пальцы держали за краешки бумаги. Макгонагалл пуще нахмурилась. Нервно начала стучать указательным пальцем по столу. Грейнджер не удержалась, и следила за взглядом Малфоя, скользящим по строкам. Драко всё это забавляло, — идеально отрепетированная за годы усмешка, выплыла на лицо, — но всё же, интерес взял вверх. Глаза оплыли название, написанный аккуратным почерком. Бровь вернулась в прежнее положение. Слово за словом, — усмешка исчезала с лица, взгляд становился то ли настороженным, то ли злым, то ли всё вместе взятое. Через несколько мгновений, тусклое лицо стало и без того бледным, а выражение лица из безразличного превратилось в хмурое. «Хоть какая-то реакция» — подумала Гермиона. — Нет… — прошептал Малфой. Резким движением, идеально прямой пергамент превратился в скрученную, смятую кучку, и отлетел на три-четыре метра, а сам юноша, встал со стула и зверским взглядом посмотрел на женщину, сидевшую напротив него. — Это шутка, да? Шутка? На этот раз, Минерва этого и ожидала. Её сенильные веки бессильно опустились, и она отрицательно покачала головой. Послышалось яростное «чёрт» и дубовая, массивная дверь с грохотом захлопнулась. Директриса утомлённо выдохнула, будто проходя трудное испытание, открыла глаза и посмотрела на Гермиону. Она, в свою очередь, напряжённо и одновре´менно удивлённо наблюдала за построившейся картиной. — Я… Я могу идти? — Да, да… Конечно. Гермиона торопливо встала, поправила складки на юбке, и уже хотела сделать шаг, — уйти с этого места, — как вдруг: — Гермиона, вас это тоже касается… Драко… очень вспыльчив, поэтому он так отреагировал… Прочитайте его. Может вы воспримите данную ситуацию с пониманием… Гермиона кивнула, быстро подошла к отбросанному ранее клочку бумаги, накрепко взяла его в руки и с коротким «всего доброго» удалилась из кабинета. Когда она наконец оказалась во внутреннем дворе школы, её любопытство дошло до предела, — достав из кармана мантии бумагу, она развернула его, и бегло проскользнула глазами по строкам. Если Малфой и выплеснул часть эмоций наружу, то Гермиона этого не сделала, — внешне она осталась спокойна, но внутри неё сражались ярость, злость, отчаяние, грусть и удивление. Решительная и сильная Гермиона сломалась. Кто бы мог подумать… Но почему именно сейчас? Почему они не могли сказать раньше? Ведь это… — Гермиона? Эй? Ты меня слышишь? Она не сразу услышала его, — она в обще не понимала где находится и что происходит. Голова будто окутала плотная, вязкая материя, — стало пусто и невыносимо тяжело; тело не слушалось, и создавалось ощущение что его и вовсе нет; а воздух, — такой чистый и настоящий воздух, — стал таким ядовитым и горячим, что прямо-таки не хотелось дышать. Гермиона прикрыла веки, понимая, что ею одолевает головокружение, — она старалась делать эти злосчастные вдохи и выдохи, но организм взял своё. Последние секунды в сознании, она услышала: «Эй! Чёрт возьми…», и через мгновение, она утонула в спасательную темноту…

***

Общая гостиная Слизерина выглядела обставленной и достаточно «вкусной»: на стенах висят гобелены, изображающие подвиги знаменитых слизеринцев в средние века; у стен стоят старинные буфеты из чёрного дерева, в которых хранятся различные изделия; тёмно-зелёные кожаные диваны и стулья с мягкой обивкой. Несмотря на наличие больших, горящих каминов и волшебных светильников, освещающие пространство холодным, болотным светом, — в гостиной было холодно, мрачно и неуютно. Торопливые шаги эхом отдались в комнате. Она знала их, и могла различить из тысячи. Девушка прикрыла глаза, заранее готовясь к очередному, трудному разговору. С пятого курса, он всегда приходит к ней, — будь это какая-либо маленькая проблемка или чрезвычайно важная ситуация. Она знала, что ему просто нужны чьи-то уши, глаза и понимание. Обычное, на первый взгляд неравнодушие. Оно может зародиться в самых укромных и невидимых местах, — начиная с обычного, короткого разговора двух знакомых, и заканчивая тёплой и уютной беседы семьи. Семья… Была ли она у них? У отпрысков людей, садящих в Азкабан? Нет, не была. Можно ли этих людей, называть семьями? Ни в коем случае. Были ли они родными для них? Чушь. Именно поэтому, им и нужны были друзья. По крайней мере, хотя бы иллюзия друзей, которые смогли бы выслушать их и понять. Она открыла глаза, и в это время, он опустился на диван, стоящий напротив девушки. Ныне платиновые волосы, которые всегда были идеально уложены, превратились в взлохмаченные, серебристые вихри; белоснежная рубашка была растёгнута на две верхние пуговицы, — открывая вид на часть ключиц, — а рукава засучены до локтей. Он был не в себе, но не хотел показывать этого. У него это хорошо получалось. Но не перед ней. — Ненавижу, — прошептал он. — Почему я всегда остаюсь крайним? Почему я, всё всегда узнаю последним? Зарождалось ощущение, что он разговаривает сам с собой, но она знала, — ему просто нужно выговориться. Он сложил голову на согнутые на коленях руки, и продолжил: — Пэнси, почему именно так? За что мы должны так страдать? Она не знала, что ответить. Она не знала ответа. — Я… Я не знаю, Драко, — честно призналась она. — Возможно… Возможно, мы должны пройти это испытание? Преодолеть все барьеры… А в будущем, мы получим за это должную награду…? Она тихонько села рядом с ним, одной рукой приобнимая его, а второй гладя по волосам, будто беззащитного котёнка. — Но это «испытание» длится всю жизнь, — проговорил он с порывистым дыханием. Подняв голову, он посмотрел в горящий в камине огонь, стоящий чуть поодаль от них. — Значит так нужно. Мы должны идти дальше, Драко. Чтобы не случилось, мы обязаны это пережить. Если у нас появились такие преграды, значит Он знал, что мы сможем пройти их. — Он? Если он так думал, значит он ошибался! Резким рывком он оказался на ногах, при этом, чуть не сбив вазу стоящую на кофейном столике. Как же его раздражала эта безвыходность. Он словно жалкий щенок, зажатый в угол. А всё из-за чего? Из-за этого проклятого письма! Не пришел бы в этот кабинет, не взял бы он у совы повестку, не обратил бы внимание на срочность, — этого всего бы не произошло. — Драко… — осторожно прошептала Пэнси. — Но… Но что случилось? Они дружили с третьего курса, и сколько бы раз он не разговаривал с ней, — будь он жестоким, злым, грустным или весёлым, — на её глазах, он никогда не был таким подавленным. Никогда как сейчас. Его грудь перестала так отчаянно вздыматься, голова опустилась ниже, — словно он получил плохую отметку и теперь отчитывается перед родителями, — и он медленно повернулся к ней. — Письмо… Письмо отправленное из Министерства… Сердце Пэнси забилось чаще. Чтобы там не было, это точно касалось самого Драко или его семьи. И если он его прочёл, — неизбежного не избежать. — Что? Что там было? Что-то насчёт родителей? Он грустно покачал головой в разные стороны и посмотрел ей в глаза. Такие бездонные, изумрудные глаза. Самого того не заметив, он начал внимательно её изучать. Пухлые губы. Тоненький носик. И чёрные, смоленные волосы. Настоящий эталон красоты. Он невольно подумал, — а что, если бы он любил её? Хотя бы… испытывал… некую влюблённость? Это бесспорно было. Было, но не будет. Пэнси Паркинсон была надёжным другом. Возможно девушкой. Но он не любил все эти нежности, мягкости и романтику, как она. Они пробовали начинать всё с начала, но кроме постели, их ничего не связывало. Они не могли полюбить друг друга. Не суждено. — Год назад, отец говорил, что в восемнадцать лет, я должен буду… должен буду жениться. Чёрт возьми… — он невесело усмехнулся. Женитьба в восемнадцать лет. Что могло бы быть лучше. — Он сказал, что избранница должны быть чистокровной аристократкой. Он сразу сделал выбор, — этой «суженой» была ты. Но я не знал главного. Твой и мой отцы заключили что-то похожее на непреложный обет… в общем, оказалось, что как мы только родились на свет, за нас всё решили, — мы обвенчаны, с самого, чёрт его дери, рождения. Таким образом, мы должны будем вступить в официальный брак, как только нам обоим исполниться восемнадцать, по всем этим старым традициям. — он покачал головой, словно это был сущий бред и снова усмехнулся. — Это тебя растроило? — Нет, Пэнси… Ты ведь осознаёшь, что кроме дружбы, у нас ничего не будет? — он выжидающе посмотрел на неё. А что могло бы быть ещё? Прошлое дало определённые уроки, и теперь вернуться, даже оглядеться туда — невозможно. Весь опыт, накопившейся за столь ранний возраст, показал свои плоды, и теперь, нужно сделать выбор. Она могла устроить истерику. Как некоторые девушки. Как она сама в прошлом. Но сейчас, она ясно понимала — время для игр закончилось. Драко нужна поддержка, и единственная опора на данный момент была она сама. У неё были две цели: не дать упасть ему, и не сломиться самой. Она глубоко вдохнула и произнесла: — Осознаю. Он задумчиво на неё посмотрел и кивнул. — Меня взбудоражило само содержание письма. Пэнси вопросительно изогнула бровь. — Министерство, — а точнее сам Бруствер, — прямо-таки приказал, чтобы одна особа, должна будет прожить кое-какое время в Малфой Мэноре. — Что? — она издала невольный смешок, не веря собственным ушам. В этом громадном особняке происходило столько зрелищ и представлений, начиная с того, что здание было логовом Волан-де-Морта и заканчивая тем, что там ходили и жили Пожиратели. И там-то должна будет находиться какая-та «важная» особа? Они не могли выбрать другое, более подходящее местечко, куда можно было пригреть этого человека? — Да они в край с ума сошли! Это ведь полный бред! — О, я полностью с тобой согласен. Но ты не слышала самого сладкого, — он нахмурил брови и засунул руки в карманы брюк. — Так как мне уже есть восемнадцать, а тебе только только будет, — мы сразу же на следующий день после твоего дня рождения должны будет организовать церемонию бракосочетания. Все эти хлопоты, проблемы и прочее, всё это — целый месяц. Верно? Пэнси непонимающе кивнула. — Но дело в том, что этот месяц я не буду проводить в школе. Да и та особа, видимо, тоже. — Погоди… Ты хочешь сказать, что вы оба, будете жить весь этот месяц под одной крышей огромного здания? — Схватываешь на лету, — похвалил он. — Самое весёлое то, что ни этот человек, ни я, не имеем понятия, для чего это потребовалось. — Может этот человек с Министерства? Что-то вроде защиты или чего-то подобного? — неуверенно проговорила Пэнси. — К большому сожалению — нет. — Тогда кто он? — Точнее она… Грейнджер. — язвительно ответил он. Эта фамилия далась ему с таким трудом: язык не хотел воспроизводить эти звуки, а рот так и не хотел открываться. Везде эта заучка. Её курчавые волосы; взгляд, будто она знает всё и вся на свете; руки, постоянно занятые либо сумкой, либо книгами. Она всегда суётся не в свои дела, будто сорока трещалка. Но нет. Она была хуже. Намного хуже. Девушка слегка открыла рот, глаза расширились, а само лицо чуть побледнело. — Что… — Поверь, я точно так же отреагировал и не поверил, пока не увидел печать. Прошло две, три минуты, пока она, пришла в себя, и первая нарушала молчание. — Зачем? Она всегда могла находить главный вопрос из всего барахла, выброшенное в информацию. Но Мерлина ради, как же он хотел узнать ответ, на этот вопрос. На самый волнующий вопрос, который находится в его голове, уже вторую половину дня. Но нет. Ведь так нужно. Ведь так обязано быть. — Я не знаю. Снова воцарилось молчание. У вас были такие случаи — когда вы рассказывали или делились чем-то тяжелым и невыносимым, тем, что не могли держать в себе? А потом вдруг — молчание. Молчание, которое помогает и вылечивает, — пусть временно, — но всё равно. Оно будто охлаждающая мазь или приятный кусочек льда на рану. Именно таким, было это молчание. — Драко. Он поднял голову и взглянул на неё. — Чтобы там не случилось, зачем бы это не понадобилось, знай одно — не верь никому, кроме себя… Ладно? Она приблизилась к нему и одарила его искренней, тёплой улыбкой. — Ладно, — одними губами сказал он. — Спасибо, Пэнси. Он притянул её в свои объятья, зарылся в её волосы и подарил лёгкий поцелуй в макушку. Он был бесконечно благодарен ей за то, что она его всегда выслушивала, помогала и утешала, — несмотря на его скверный и трудный характер, — никак подруга, а как родная мать, которой ему так не хватало сейчас, в это сложное время. Да, они все выросли, да, все они стали самостоятельными… Но ведь не отберёшь того, в чём нуждаешься практически всегда и постоянно — в заботе, ласки и любви. Пэнси дарила всё это, всеми способами, которыми могла, — не теми, которые удовлетворяют физические потребности, а теми, — которые требуются душе и сердцу. Пусть они были в близком контакте несколько раз, пусть весь факультет знал об их странных отношениях, за то — они оба знали, что испытывали к друг другу дружескую, крепкую симпатию. И ничего больше.

***

Первое, что она ощутила — слабую, ноющую боль внутри головы. А через секунды две пожаловали сухость во рту, слабость во всём теле и тяжёлые, будто тысячетонные веки. Издалека были слышны приглушённые голоса людей. — Просто небольшой шок и переутомление… С ней всё будет хорошо… Ей нужно отоспаться… — Нет, я должен к ней пройти!.. Я сказал — нет… Да пустите же вы меня! — шумел какой-то мужской голос. Послышался треск и удар чего-то деревянного об стену, быстрые шаги приближающиеся всё ближе и ближе и далёкий, возмущённый женский крик. Гермиона попыталась открыть глаза, — ей это удалось, — но яркая, белоснежная обстановка резала глаза. После третьей, четвёртой попытки, она убедилась — её перенесли в больничную палату, в нос попал неприятный запах настоек и жидкостей, а в голову попадали звуки, похожие на зов её имени. — Гермиона… Ты меня слышишь? Она хотела ответить, но твёрдый, огромный ком застрял в горле, а язык не хотел слушаться — сухость давала о себе знать. Гермиона собрала все силы и еле-еле прошептала: — Воды… Торопливое «сейчас», хлопоты, звон стекла и журчание воды… Она почувствовала что-то холодное, возле её сухих губ, инстинктивно открыла их и наконец, три спасательный глотка воды облегчили положение. Голова откинулась на мягкую подушку, а слух потихоньку возвращался. — Как ты, Герми? Тёплый, знакомый голос… Рон. Её любимый, родной Рон. Как только её зрение сфокусировалось, её взору предстали рыжие, огненные волосы. Они прилипли ко лбу, лицо побагровело, брови были опущены, а дыхание было учащённым, словно он пробежал не мало миль. — Такое себе… Его тёплая рука накрыла её холодный лоб, медленно перешла к кудряшкам возле уха и застыла на макушке, мягких, шёлковых волос. — Я так испугался… — на выдохе произнёс он. — Мне сказала Джинни… И я сразу же прибежал сюда… — он окинул взглядом всю палату, и чутка удивился, что в таком помещении их было двое. — Мадам Помфри чуть ли не своей жизнью защищала твой сон. — Ну, по крайней мере, теперь ей не о чем волноваться… Рон посмотрел на её личико. Взгляд сразу метнуся на её губы. Он не сдержался, чуть наклонился и поцеловал — он сразу же ощутили вкус её мягких губ, — карамели и какао… Слегка углубив поцелуй, он старался вложить всю свою нежность и любовь, которую испытывал и испытывает по сей день. — Рон… — отстранилась она. — Не нужно… Я ещё не полностью отошла от всего этого, — она обвела взглядом палату и невольно улыбнулась, видя как он слегка смутился. — Кстати… Рон, кто меня принёс? — Помфри сказала, что это был Гарри. Как только он явился сюда, он позвал её и сразу же испарился, говоря что у него «важные дела». — Оу… — её захватила обида, что друг не остался с ней хоть на минуту и не узнал её состояния. Гарри постоянно был занят, — как только они приехали в Хогвартс, его постоянно таскали из одной стороны в другую, — то Министр просил его приехать и обсудить неотложные дела насчёт Пожирателей, то Магконагалл вызывала к себе в кабинет и просила помочь с чем-то, то профессора упрашивали его подойти «на пять минуток». У него совершенно не было времени, ни на друзей, ни на общение и даже ни на учёбу. Можно сказать, что ей повезло, когда он её подобрал, возле статуи Грифона которая охраняет вход в кабинет директора. А что он, собственно, там забыл? — Герми, а что случилось с тобой? Насколько я помню, ты не была в больничном крыле со второго курса. Её сразу охватили воспоминания о кошачьей, пушистой шерсти: из-за ошибки в оборотном зелье, она бросила шерсть кошки, вместо волоса слизеринки. Поэтому она и попала на койку, где отходила от этой проблемы ровно до Рождества; а в это время, Гарри и Рон узнавали о Тайной Комнате у Малфоя. Опять о-о-н… Везде это ухмыляющиеся лицо и надменный взгляд. Этот поганый, вредный слизеринец. О Мерлин, дай сил забыть его. — Герми? — А? Я. Я всю ночь просидела за учебниками и не спала… видимо из-за этого и потеряла сознание. Она не любила врать. Да что там не любила, она не могла! Но жизнь научила не только этому. В данном случае, ей придётся лгать о многом, но по крайней мере до определённого часа. Рон прищурился, словно проверяя на честность, облегчённо выдохнул и улыбнулся. — Ладно. Ты не будешь против, если я отлучусь на некоторое время? А ту она, наверное, вычтет баллы: «За нарушение сна особо больных!» — изобразил Мадам Помфри Рон, показывая кулаком в пустоту. — Конечно, иди, — со смехом произнесла она. — Не забудь передать Гарри, что со мной всё хорошо. Т ведь его знаешь — начнёт волноваться из-за пустяка, и устроит Третью Магическую, — попросила его Гермиона. Хотя, речь наверное шла не о Гарри, а о Роне. — Обязательно. Он наклонился и поцеловал её в лоб, улыбнулся и спокойным шагом удалился из больничного крыла. Сразу же за ним зашла Мадам Помфри, недовольно ворча подошла к её кровати, и начала проверять её состояние. В это время, мысли Гермионы занимали вещи, которые волновали её остаток дня. Не появление Рона, не этот случай с обмороком… А то, что будет дальше. Она не любила гадать и думать о будущем, но одна важная вещица заставляла это делать. В памяти отчаянно бились строчки из письма, прочно засевшие перед глазами. Приказ выдан Драко Малфою, законному владельцу Малфой Мэнора Уилтшир, Великобритания

ПРИКАЗ МИНИСТЕРСТВО МАГИИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ ЗАВЕЩАЕТ, ЧТО ГЕРМИОНА ДЖИН ГРЕЙНДЖЕР (19.09.79 Г.) ОБЯЗАНА НАХОДИТЬСЯ В ПОМЕСТЬЕ 〈〈 МАЛФОЙ МЭНОР 〉〉 ВМЕСТЕ С ЕГО ЗАКОННЫМ ВЛАДЕЛЬЦЕМ И НАСЛЕДНИКОМ — ДРАКО МАЛФОЕМ (05.06.79 Г.) ДО УКАЗАННОГО СРОКА: 12.10.99 Г. ВСЕ ВОЗНИКШИЕ ВОПРОСЫ К СОВЕТНИКУ МИНИСТРА — ПЕРСИ УИЗЛИ. Приказ подписан: Министр Магии и Советник Министра Кингсли Бруствер

Зачем им это потребовалось? Почему именно она? Как это в обще связно с ней? Можно предположить, что… Нет. Этот ход не работает. Гермиона привыкла прикидывать варианты и один из них всегда оказывался верным. Но сейчас… Сейчас все было слишком запутанно.Даже если это во благо, — а на самом деле слабо верится, — то можно было бы… А что можно было бы сделать? Что могут сделать два человека против Министерства Магии? Что может сделать она, против это чёртовой бумажки, где уже всё за них предрешено? Ничего. Абсолютно. Остаётся лишь одно, но пойти на этот шаг, в любом другом случае, — Гермиона бы не согласилась, ведь она любит действовать и докапываться до ответа. Но так нужно. Ждать. Просто ждать.