***
— Оу… ну, это… не очень хорошо. — Да. Мне, наверное, не стоило так остро на это реагировать, но ты ведь понимаешь, почему я зол, да? — спрашивает Чимин, наливая Хосоку уже вторую чашку чая. Вообще, они обычно пьют кофе, но сейчас Чимин решил, что надо избавляться от кофеиновой зависимости. — Понимаю, но мне кажется, я знаю, почему он принял это настолько в штыки. Я, если честно, тоже не особо обрадовался, когда Юнги решил вернуться к службе, — мягко отвечает Хосок, грея руки о свою чашку. Зима прошла, и температура поднялась уже до такого уровня, что без проблем можно было ходить по улице в футболке, но плевать — ему всегда нравилось чувствовать ладонями тепло только что заваренного чая. — Я знаю! И это так глупо на самом деле, потому что я тоже не хотел, чтобы Куки возвращался… но он вернулся, и теперь я абсолютно не понимаю, почему он такой… такой… — Чимин делает размашистое движение рукой, видимо пытаясь показать, какой был по его мнению Чонгук, и чуть не расплёскивает чай в процессе. Хосок кидает на него сочувствующий взгляд и согласно кивает. — То есть, если я правильно понял, он как бы пытается защитить тебя, но совершенно не считается с твоим мнением при этом? — Именно. — Но как по мне… знаешь, мне всё-таки кажется, что ты слишком строг с ним. Уверен, он чувствует сейчас себя просто отвратительно из-за того, что втянул тебя во всё то дерьмо в прошлом году, и наверняка просто… не отошёл ещё от этого до конца. — Да знаю я… — тоскливо вздыхает Чимин куда-то в чашку, прежде чем делает небольшой глоток. Сейчас он действительно благодарен Хосоку за поддержку. Он единственный, кто действительно понимает, как это тяжело — иметь парня-полицейского. — И плюс, ты не даёшь ему даже шанса извиниться. Это, конечно, хорошо, что ты смог выдержать характер, но… я думаю, это было немного жестоко с твоей стороны. — Да всё потому, что я уже наперёд знаю всё, что он скажет! Потому что он всегда такой! А хотя, знаешь… ты прав. Мне срочно нужно ещё раз поговорить с ним об этом. Хосок ничего на это не отвечает, вместо этого делая глоток и с интересом наблюдая, как Чимин нервно расхаживает взад-вперёд по гостиной. — А что у тебя? — внезапно спрашивает он, прерывая неловкую тишину. — Вы с Юнги уже… ну ты понял? — …нет, и я уже начинаю думать, что… нет, ничего. Забудь, что я сказал, — рвано выдыхает Хосок, низко опуская голову. С тех пор, как они с Юнги начали встречаться, прошло уже несколько месяцев, но… ничего особо так и не изменилось, и Хосок уже начинает думать, что вряд ли изменится в дальнейшем. Все остальные уже давно съехались со своими парнями и живут счастливо вместе… в то время как Юнги не рассматривает это даже как вариант, считая, что делят они одну квартиру или же живут в паре метров друг от друга — разницы особой нет. «Нет необходимости», — говорит он, и Хосок просто не понимает, почему он так категоричен. И ещё кое-что. До сих пор между ними ещё не было ничего, кроме редких поцелуев, инициатором которых всегда выступал сам Хосок. При таком положении вещей становилось всё сложнее и сложнее верить, что их всё-таки двое, а не Хосок один — учитывая почти полное отсутствие любой близости между ними. И вообще — такое ощущение, что Юнги совсем не любит его, а просто терпит… и это обескураживает. — Хосок… ты ведь знаешь, что он всегда заботится о тебе, верно? Даже Куки заметил, что после знакомства с тобой он сильно изменился, — делает попытку подбодрить друга Чимин, изо всех сил стараясь скрыть сочувствие в голосе. И не врёт — Чонгук действительно говорил ему пару раз, что Юнги теперь уже не такой мудак, каким обычно был раньше (Чимин надеется, это всё-таки был комплимент) — до того, как встретил Хосока. Да и вообще: разве не чудо ли уже то, что Юнги каждый день провожает Хосока на работу и обратно?.. — Я знаю… да, знаю… — судорожно выдыхает Хосок, устало прикрывая глаза. — И поэтому мы до сих пор вместе, но… Чимин, как ты думаешь, может… может, он изменяет мне? — Мин Юнги? Изменяет тебе? — переспрашивает Чимин, прежде чем разразиться громким смехом, откидывая голову назад. — Хосок, я, конечно, не так уж хорошо знаю твоего парня, но уверяю тебя: он абсолютно точно не изменяет тебе, иначе бы Куки обязательно заметил. — …наверное, ты прав… — Может, он просто не любит торопиться в таких делах. — Да… может…***
Чонгук изо всех сил старается свалить как-нибудь незаметно из бара, но не потому, что, например, хочет побыть мудаком для новичка в первый же день его работы в участке или что-то такое, а потому, что у него есть гораздо более важное дело. Он готов ползать в ногах у Чимина, если понадобится, только чтобы вымолить прощение, потому что ему хуёво всего лишь от факта, что Чимин зол на него. Джексон не понимает — говорит, что не видит в этом проблемы вообще, «дерьмо в отношениях случается», да и нет ничего противозаконного в том, чтобы пропустить пару стаканчиков перед тем, как пойти извиняться. Чонгук хочет послать его, но видя счастливое лицо Мингю, не может. Чёртова порядочность. Ну не может же он сейчас просто взять и уйти прямо перед носом у нового напарника Сондже? — Ну что, Ким, как тебе наш участок? — спрашивает Хонбин, закидывая в рот горсть солёного арахиса. Они пришли в этот бар всего полчаса назад, но каким-то магическим образом все уже успели порядочно накидаться. — Мне нравится. Моя прошлая команда по сравнению с вами сосала, честно, — ухмыляется Мингю, делая большой глоток из своей кружки с пивом, почти полностью её осушая. Лицо у Мингю тут же краснеет пятнами — пить, похоже, не умеет совершенно. Заметочка номер два в воображаемом списке Чонгука. — А что, что, почему? Что случилось? — мгновенно заинтересовывается Джексон, наклоняясь вперёд. Неужели какая-то новая сплетня, что скрасит его скучные серые будни? Ну потому что реально, их участок настолько домашний и обыденный, что там почти никогда не происходит ничего нового. — М-м-м… просто разногласия. Как и у всех. Ничего интересного, — отвечает Мингю, опуская взгляд. — Дерьмово… жаль, что тебе попался такой, — сочувствующе тянет Джексон, мгновенно представляя себе босса-мудака, терроризирующего Мингю, и затем сразу же Мингю, втянутого в тёмные полицейские делишки… такое ведь далеко не редкость, и особенно — в правоохранительных органах. Если быть совсем уж честным, Джексон почти уверен, что только их участок (более или менее) избавлен от этого дерьма. — Да… и, ну, мне нужно было сменить участок, и Джонхан — я его знаю ещё с академии — сказал, что я могу подать заявление на перевод к вам… и капитан Ким, спасибо ему ещё раз, без проблем принял меня, как только выслушал всё, — кивает Мингю. Он знает пока не так уж и много о своём новом капитане, но тот произвёл впечатление довольно честного и дружелюбного человека при их последнем разговоре… так что он даже потихоньку начинает понимать, почему Джонхан так хорошо о нём отзывался. — А вот наш капитан, видимо, тебя устроил, — криво ухмыляется Сондже, высоко вздёргивая подбородок в непонятном порыве гордости. — Добро пожаловать в команду, парень. Рад, что всё получилось. — Спасибо. А уж я-то как рад. — Ну, а всё-таки, что конкретно у вас там произошло? — внезапно влезает Чонгук, не в силах больше сдерживать своё любопытство. — Да много чего, — пожимает плечами Мингю. — Что ты имеешь в виду? — продолжает напирать Чонгук, нетерпеливо подаваясь вперёд. — Просто некоторые, э-э-э… вещи, не работали так, как должны. — Какие мы загадочные, боже. Точь-в-точь как Юн… — начинает было Чонгук, но не успевает закончить предложение, потому что буквально в ту же секунду ему прилетает арахисом в лицо от уже немного подвыпившего Юнги. — Ну ладно, я пойду тогда. Мне нужно э-э-э… позаботиться кое о ком важном, — Чонгук выпрямляется и начинает пробираться к выходу. Распинаться тут ни к чему — все (ну, кроме Мингю) и так в курсе, к кому он так рвётся. Единственное «но» — новичок пока не знает, что Чонгук встречается с парнем, а не с девушкой, и потому негласно было решено не травмировать его этой новостью раньше времени. А если у Мингю окажутся с этим проблемы… он может просто пойти нахуй. Хотя, в любом случае, придётся потом проверить, конечно. Заплатив за выпивку, Чонгук выходит на улицу. Не сказать, что он пьян, но нельзя утверждать и обратного — в его крови уже достаточно алкоголя, чтобы чувствовать себя гораздо раскрепощённее и смелее обычного. Не то чтобы ему нужен был допинг, чтобы нормально выразить свои чувства (с этим как раз-таки проблем у него никогда не возникало), просто… в этот раз всё немного по-другому. А сейчас же у него нет даже заранее приготовленной речи (ну и в любом случае в таком состоянии он бы не запомнил ничего длиннее двух предложений), да и плана, если честно, у него тоже никакого нет. Есть кое-что другое. Что-то вроде секретного оружия: всё это время он пользовался одной и той же схемой в подобных ситуациях — просто говорил Чимину всё, что у него на душе, и это работало (и почти всегда в его пользу). До знакомой квартиры Чонгук добирается без проблем и тут же, не теряя времени, начинает стучать, одновременно громко зовя своего парня по имени (чтобы Чимин знал, что это он, Чонгук, а не какой-то то там хуй с горы). Проходит пара минут, но Чимин не открывает — более того, даже виду не подаёт, что кто-то вообще в доме есть. Но Чонгук не сдаётся: продолжает барабанить в дверь изо всех сил, справедливо полагая, что если Чимин действительно внутри, то не сможет скрываться там вечно. И это срабатывает. Когда Чимин, наконец, открывает дверь, он совсем не выглядит так, будто рад Чонгука видеть, и это (если на секунду включить драматичность) просто убивает его изнутри. — Прости меня, — судорожно выдыхает Чонгук, и все заготовленные слова тут же исчезают из его головы, как только он видит Чимина. В голове раненой птицей бьётся одна-единственная мысль: ему нужно, нужно извиниться. Сейчас. Неважно как. Он ранил чиминовы чувства, и нет ему оправданий. — …и ты меня прости. За то… за то, что сорвался, — с видимым усилием выдавливает Чимин, медля с ответом. — И за то, что так поздно сказал тебе. — Я скучал, — продолжает Чонгук, делая шаг вперёд, а в следующую секунду Чимин уже тянет его за запястье на себя, затаскивая внутрь квартиры. — И я, — Чимин оборачивает руки вокруг шеи офицера и прижимается к нему ближе, соединяя их губы. Чонгук смутно слышит звук захлопнувшейся сзади двери, прежде чем с радостью отвечает на поцелуй. Они были в ссоре всего день, но он действительно скучал по этому. По возможности целовать Чимина вот так. — Я думаю, это замечательно, что ты тоже хочешь стать полицейским, — говорит Чонгук, отстраняясь. — Наверняка это из-за того, что случи… — Я знаю, Куки. Знаю, — с улыбкой прерывает его Чимин. — Уверен, ты станешь хорошим полицейским. У тебя и яйца более стальные, чем у меня, — ухмыляется Чонгук, заставляя Чимина звонко расхохотаться от этих слов, откидывая голову назад. — Ну так… ты вернёшься? — с надеждой спрашивает офицер, шире распахивая глаза и стараясь казаться как можно милее (и снова, он не милый от слова совсем, и делает это только лишь для того, чтобы повеселить или порадовать Чимина). — Да… спать одному не очень, на самом деле, — признаёт Чимин, прежде чем утянуть Чонгука в комнату — собирать вещи. Чонгуку — честно — спать одному тоже не очень, так что он с радостью идёт следом, улыбаясь мыслям в своей голове.***
— Как день прошёл? — спрашивает Намджун, наклоняясь, чтобы поцеловать Сокджина в щёку, и тот смеётся от чувства щекотки. — Как и всегда, а у тебя? — У нас новичок. Ещё не знаем, вольётся ли в команду… а как Тэ? — Всё ещё шмыгает немного, но, к счастью, не похоже, чтобы это вылилось во что-то серьёзное. Надеюсь, завтра ему станет получше, — объясняет Сокджин, в то время как они оба проходят в спальню. — Я дал ему лекарств, и сейчас он уже спит. И, прежде чем ты успеешь спросить: да, он уже поужинал. — …почему ты такой удивительный? — шепчет ему на ухо Намджун, целуя его в висок. Жизнь «до» Сокджина сейчас кажется сущим кошмаром. Он слишком хорошо помнит, как это было: Тэхён болел редко, но когда это всё же случалось, то каждый раз доводило Намджуна чуть ли не до истерики, потому что всё, что он мог сделать для сына в тот момент — лишь взять его с собой в участок или оставить в школе до тех пор, пока не закончится его рабочий день. А потом пойти домой и перевернуть кухню вверх дном в попытках состряпать нормальный ужин, а не как обычно — разогретый в микроволновке полуфабрикат. — Потому что, — с улыбкой отвечает Сокджин, прежде чем обернуть руки вокруг намджуновой шеи. — И именно поэтому ты любишь меня… а сейчас нам пора подкрепиться, — продолжает он, нежно целуя Намджуна в нос, прежде чем отстраниться и направиться прямиком на кухню. — Джин, — окликает мужчину Намджун, хватая того за запястье, чтобы остановить, и Сокджин оборачивается, вопросительно глядя на офицера. — Я знаю, что много пропадал на работе всё это время, и у нас даже не было возможности, ну ты понимаешь… провести время вместе. Вдвоём. Так что я попросил Чона присмотреть за Тэ в субботу, чтобы мы могли… побыть немного наедине. — Звучит прекрасно, — с улыбкой кивает Сокджин. — Да? — Ну и почему ты так удивился? — смеётся Сокджин. — Может, фильм посмотрим? После того, как где-нибудь поужинаем? — Идеально. — А теперь иди переоденься, я пока буду ждать тебя на кухне. Тэхён просыпается, когда они уже заканчивают с уборкой — нос у него не дышит совсем, мешая нормально спать. — Папа! — громко шмыгая, радостно кричит мальчик, увидев за столом своего отца. — Ты вернулся! — Привет, малыш, — улыбается Намджун, раскрывая руки для объятий, а затем помогая сыну забраться к себе на колени. — Как чувствуешь себя? — Лучше, — отвечает тот с широкой улыбкой, и Намджун целует его в затылок. — Мистер Ким накормил меня супом. Он был очень вкусный, пап. — Хорошо, — мягко соглашается Намджун, тоже улыбаясь, а затем переводит взгляд на Сокджина и замечает, что тот уже начал протирать со стола. — Джин, сегодня моя очередь, помнишь? — взволнованно окликает учителя он, готовясь уже опустить сына обратно на пол. — Да ладно тебе, офицер. Расслабься. Сегодня я уберу. Тэ, не хочешь показать папе, что нарисовал сегодня в школе? — Хочу! Пошли, пап, — взволнованно восклицает Тэхён, повисая на отцовской руке. Намджун неохотно поднимается со своего места и в последний раз оборачивается на Сокджина, уже включившего воду в раковине, прежде чем покинуть кухню. Тэхён показывает ему ярко раскрашенный рисунок, на котором нарисованы три человечка — он, Сокджин и сам Тэхён, стоящий с огромной собакой рядом. Мальчик тут же начинает канючить, что хочет собаку на Рождество, и Намджун отвечает, что подумает об этом через пару лет — когда тот подрастёт достаточно, чтобы самому быть способным позаботиться о другом живом существе. Затем они играют вместе в тэхёновы машинки — до тех пор, пока в комнату не входит Сокджин с тарелкой горячего супа и новой порцией лекарств для мальчика. Тэхён не капризничает и даже мужественно переносит ложку горького сиропа, а Намджун смотрит и всё понять не может, как Сокджин делает его сына таким… послушным. Не проходит и получаса, как мальчик засыпает, и мужчины возвращаются обратно в их спальню, чтобы продолжить заниматься своим любимым делом — валяться на кровати. — …и потом у него так сильно опухли глаза. Вот серьёзно, никогда бы не подумал, что аллергия может быть такой ужасной. Ты знал об этом? В любом случае, теперь буду учить детей, что нельзя кидаться арахисом друг в друга. — Это… вау. С тем мальчиком всё хорошо? — Да, школьная медсестра спасла ситуацию. Но без неё было бы плохо, думаю. — Вот значит как, — шепчет Намджун, с нежностью проводя ладонью по сокджиновой руке. — Джин, нам нужно поговорить кое о чём важном, и я хочу, чтобы ты был честен со мной сейчас, — с усилием продолжает он через несколько секунд, чем заставляет мужчину обеспокоенно придвинуться ближе. — Ну… я всегда был честен с тобой. — Я знаю… и, эм-м… я знаю, что прошло всего пару месяцев, но… я думал насчёт… — Насчёт чего? — Если бы мы могли э-э-э… могли бы… — Ты ведь помнишь, что можешь свободно говорить о чём угодно, так? — Да, так, конечно так… так что, может быть, мы должны убедиться, ну знаешь, что ты для Тэ уже не просто мистер Ким? Может, ну… он будет звать тебя как-нибудь по-другому? Например… не знаю… — И как же ты пришёл к этой замечательной мысли? — Нет, забудь. Забудь всё, что я сказал. Боже, нет, я сказал, не подумав. — Джун. Ты ведь никогда не говоришь, не подумав. — …… — Так что ты хотел сказать? Давай, я слушаю, — почти настаивает Сокджин, ободряюще опуская руку на плечо офицера. — Что мы, может, могли бы… попробовать стать настоящей семьёй… и сейчас, когда я сказал это вслух, то вспомнил, что мы даже не замужем и вообще… боже, кажется, я снова всё испортил. — Джун. — Серьёзно, давай притворимся, что этого разговора не было, и, может, позже, когда я достаточно это обдумаю, то обсудим это ещё раз? — Джун. Хватит. — …Джин… — Я бы тоже хотел попробовать стать настоящей семьёй. И я рад, что ты спросил. — Правда? Ты уверен? — Да, уверен. Ну и, давай просто признаем это. Тэхён уже знает, что мы в отношениях… не говоря уже о том, что он дико взволнован по этому поводу. Так что я думаю, что если мы попытаемся стать семьёй, ему будет не так уж и сложно принять это, так? — Точно… ты прав. — Так что да. Нам нужно поговорить с ним об этом. — Джин… спасибо. — Когда ты уже прекратишь благодарить меня за то, что мы делаем вместе? — Не знаю. Ничего не могу с собой поделать, — мягко улыбается Намджун, зарываясь рукой в волосы на сокджиновом затылке. — Может, просто всё ещё не могу поверить в тот факт, что ты есть в моей жизни. Что я оказался достаточно удачлив для этого. — Ты такой неловкий, но именно это я в тебе и люблю, — тихонько хихикает Сокджин. — И, на заметочку: я, выходит, тоже большой счастливчик, раз ты есть в моей жизни. И Тэ. Он такой замечательный. Знаю, это наверное прозвучит дико, но… я ведь действительно люблю его, знаешь? — Знаю. И он тебя тоже. — Значит… теперь мы семья? — Да.***
Хосок всегда считал, что знает Юнги достаточно хорошо, что идеально изучил все его привычки и образ жизни за те пару месяцев, что они знакомы. Но в действительности, он никогда ещё так не ошибался — с тех пор, как они начали встречаться, поведение Юнги в корне изменилось. Он далеко не так прост, как казалось на первый взгляд: Мин Юнги полон загадок — как бы глупо это ни звучало. И не в том смысле, что он ведёт себя странно или намеренно что-то скрывает, нет. Он просто… почти ежедневно балует Хосока маленькими подарочками и сюрпризами, при этом умудряясь устроить всё так, что это всегда оказывается для парня полной неожиданностью. И это вызывает закономерный вопрос: а знал ли он Юнги когда-нибудь вообще? Или только думал, что знал? Юнги тихий, но в то же время болтливый. Звучит, как бессмыслица, но так и есть, и Хосок не знает, как адекватно объяснить это явление. Обычно Юнги очень молчалив и очень сдержан: говорит коротко и отрывисто, никогда не впадая в полемику. Но иногда (не сказать, что часто, но всё-таки с завидной регулярностью) внезапно впадает в такое странное настроение, что начинает говорить буквально без остановки, но при этом Хосок ещё ни разу не видел, чтобы такое случалось при посторонних людях. И, если честно, это ему немного льстит: он рад, что Юнги чувствует себя с ним настолько комфортно, что не стесняется показывать эту свою сторону. Когда они только начали встречаться, Хосок думал, что они будут скрывать свои отношения, но и в этом Юнги его удивил. Оказалось, что ему совершенно плевать на всякие любопытные взгляды и перешёптывания людей на улице во время их маленьких свиданий. Да, конечно, они никогда не держались на людях за руки, но в то же время Юнги без проблем мог публично вытереть что-то с уголка губ Хосока или играть с его волосами. Хосок до сих пор к этому привыкает, на самом деле. Сегодняшний день не был исключением: они неспешно прогуливались по небольшому блошиному рынку в Хондэ, полному невообразимым количеством подвыпивших и ещё трезвых молодых людей. Тут были девушки, одетые в крошечные, почти ничего не прикрывающие платья, парни, активно пытающиеся произвести на них впечатление, громкая музыка повсюду… и люди танцевали прямо на улицах, ничего не стесняясь и заражая этой радостной, волнующей атмосферой всех вокруг и особенно — Хосока. — Вау, смотри, тут есть бомбочки для ванн ручной работы! — внезапно восклицает он, когда они подходят к одному из прилавков, красиво украшенных разноцветными шарами. Юнги никогда не говорил этого вслух, но Хосок знает, что тот действительно любит бомбочки для ванн. Как и сами ванны. — Здравствуйте! Добро пожаловать! Эти бомбочки сделаны из натуральных материалов и органического масла! — улыбается миниатюрная девчушка за прилавком, кивая головой в сторону разноцветных шариков, и её розовые волосы, собранные в аккуратный хвостик, мило покачиваются в такт её словам. — Ой, как вкусно пахнет… Попробуй, — предлагает Хосок, ещё раз вдыхая аромат бомбочки красивого синего цвета. — Она пахнет прямо как… ты. Юнги быстро кидает на парня нечитаемый взгляд, прежде чем наклониться к бомбочке. Затем удивлённо поворачивает голову — он не совсем понял, что имел в виду Хосок, когда говорил про запах, но… он приятный. Юнги определённо нравится. — И эта, — продолжает Хосок, беря нежно-розового цвета бомбочку, украшенную крошечными сердечками по бокам. — Сладенькая такая. Классная, да? Говорить по правде, Юнги не большой фанат сладких запахов. Они всегда казались ему какими-то… приторными?.. Гораздо лучше, на его взгляд, что-то свежее: естественные или природные ароматы. Но сейчас, когда Хосок так взволнован, было бы просто кощунством сказать, что ему не нравится. Юнги и не говорит — наоборот, старательно делает вид, что всем доволен… не расстраивать же Хосока, в конце-то концов. — Миленькая. — Но первая тебе понравилась гораздо, гораздо больше, — с хитрой улыбкой констатирует Хосок, мгновенно раскусив его маленькую ложь. — Ты можешь быть честным со мной, Юнги. Юнги не отвечает на это. Просто отводит взгляд на пару секунд, прежде чем перевести его обратно на красочный прилавок. Чувствует небольшой жар, приливающий к собственным щекам, и отчаянно надеется, что этого не видно со стороны. Хосок заставляет его быть непохожим на самого себя. Юнги привык полностью контролировать все свои мысли и эмоции, но Хосок вечно… будто радостным ураганом врывается в его голову и мгновенно переворачивает там всё вверх дном. Но Юнги не жалуется. Ему даже нравится. — Можете порекомендовать какие-нибудь ещё, похожие на эту? — спрашивает девушку Хосок, указывая на первую бомбочку. Девушка тут же одаривает его радостной улыбкой и почти сразу выкладывает на прилавок ещё больше разноцветных шариков, вкратце описывая, из чего они сделаны. Юнги смотрит на это молча. Хосок знает, как общаться с людьми. Знает, как заинтересовать, расположить к себе… он будто лучится природной харизмой. Юнги не понимает, чем заслужил счастье быть рядом с таким человеком. Если подумать, Хосоку наверняка подошёл бы кто-нибудь более… похожий на него самого. Но Юнги?.. — Я возьму эти пять, — объявляет Хосок, указывая на кучку особенно понравившихся ему бомбочек, и девушка тут же с улыбкой заворачивает их в бумагу, прежде чем аккуратно положить в пакет. — Не знал, что ты любишь бомбочки для ванн, — пытаясь скрыть любопытство в голосе, будто бы невзначай роняет Юнги, как только Хосок расплачивается, и они отходят от магазинчика. — Они не для меня. Они для тебя, — с хитрой улыбкой уточняет Хосок, заставляя Юнги удивлённо вскинуть бровь. — …для меня? — Ага. Я знаю, ты любишь принимать ванну. Может, эти окажутся так же хороши, как твои, — подмигивает парень, и Юнги тут же вспыхивает и опускает голову вниз. — Вау, смотри, тут есть браслеты! Не знаю почему, но я что-то совсем не ожидал, что тут будут продаваться аксессуары для мужчин, — с коротким смешком добавляет он и, не теряя времени, проходит к прилавку. — Добро пожаловать! — вежливо приветствует его совсем ещё молодой, но уже с пирсингом в носу и покрытый огромным количеством татуировок паренёк — не больше двадцати лет на вид. — Ты сам их сделал? Очень красиво! — восхищённо выдыхает Хосок, почти с благоговением рассматривая аккуратно выложенные на прилавке чёрные и серебряные браслеты, сделанные из кожи и каких-то металлических пластин. Простые и элегантные. Не слишком детские и не слишком навороченные… идеальные?.. — Спасибо! Да, я сам их сплёл, — улыбается парень. — Смотрите, не стесняйтесь. Можете даже трогать, если хотите. Юнги внимательно рассматривает лежащие перед ним браслеты, пока его взгляд не привлекает один: чёрный, сплетённый из двух тонких полосочек кожи, с маленьким серебряным амулетиком на конце. Простой. Слишком простой, но Юнги просто не может не думать теперь о том, что он бы идеально смотрелся на запястье его парня. На самом деле, он никогда ещё не покупал ни для кого украшений (если это вообще можно назвать украшением), и, если честно, вообще не знает, как правильно подходить к этому вопросу. Должен ли он спросить Хосока, какой ему нравится больше, вместо того, чтобы стоять и гадать? Или лучше не спрашивать? А если… Так, Мин Юнги, просто прекрати думать. — Этот. Можно взять этот? — хрипло выдавливает Юнги, указывая на понравившийся ему браслет. Хосок кидает на него удивлённый взгляд, но ничего не говорит. — Конечно, — улыбается парень, обнажая свои ровные белые зубы. — Упаковать вам как подарок? — Нет, не надо. Спасибо, — вежливо отказывается Юнги, расплачиваясь за покупку. — Вау, не знал, что ты носишь… аксессуары, — тихо бормочет себе под нос Хосок и улыбается, снова демонстрируя свои очаровательные ямочки. Ещё раз окидывает Юнги внимательным взглядом с ног до головы. Ни колец, ни браслетов, ни серёг — ничего. Юнги придерживается более чем простого стиля в этом плане. — А это и не для меня, — мягко отвечает он, останавливаясь и поворачиваясь к Хосоку лицом. — Да? Тогда для кого? — …для тебя, — честно признаётся офицер, нервно теребя браслет в руках, а затем внезапно делает шаг вперёд и осторожно притягивает к себе Хосока за запястье. — Это не так уж много… но я просто подумал, что он будет хорошо смотреться на тебе. А потом бережно оборачивает браслет вокруг тонкого запястья и ловко соединяет металлические застежки, задерживаясь руками на мягкой коже на пару секунд дольше, чем нужно. С неохотой отпускает. Хосок почти невесомо проводит пальцами по браслету с лёгкой улыбкой — привыкает к новому ощущению. — Юнги… спасибо. Это просто… спасибо. — А, мелочь. Можешь не носить, если не нравится, — севшим, выдающим волнение голосом продолжает Юнги, внезапно чувствуя почему-то дикую застенчивость, но Хосок лишь медленно качает на это головой. — Но он мне очень нравится, Юнги. И офицер не успевает ничего ответить на это, потому что Хосок наклоняется вперёд. Юнги шумно сглатывает, когда чувствует хосокову ладонь на своей, и когда их кожа соприкасается, будто электрический разряд проходит по его телу. Кожа Хосока всегда ощущалась поразительно горячей по сравнению с его собственной — и даже не потому, что у Юнги по умолчанию температура тела всегда была немного ниже обычной, нет, просто это всё чёртов Чон Хосок, после любого контакта с кожей которого тело Юнги начинает гореть огнём. Их руки едва касаются, немного подрагивая от волнения. Хочется не так. Хочется по-нормальному. По-настоящему взяться за руки. Сплести пальцы... но страшно. Рядом люди. Слишком много шума, гама, ненужных взглядов — всего, для того, чтобы заставить себя поверить, что они здесь одни. Хосок улыбается грустно-грустно, смотрит в последний раз на Юнги и отпускает его ладонь, и у Юнги сразу же что-то обрывается от этого внутри. Да, он может быть плох в выражении чувств, но это ведь не значит, что он не чувствует ничего. Если Хосок счастлив хоть на толику меньше, чем обычно, Юнги сразу же чувствует какую-то невыразимую потребность сделать с этим что-нибудь. Что угодно, лишь бы увидеть, как яркая улыбка, идущая в комплекте с самыми очаровательными в мире ямочками, снова появляется на хосоковом лице. Так что он делает единственную вещь, что, по его мнению, может спасти ситуацию — берёт Хосока за руку. И сжимает ладонь достаточно крепко, чтобы тот понял: Юнги абсолютно плевать на всякие там перешёптывания и взгляды. А на Хосока — нет. И пусть он знает это. Хосок удивлён и немного испуган: инстинктивно пытается вырвать руку, но Юнги лишь сжимает ладонь сильнее, молясь про себя, чтобы Хосок не отпускал ее, и, внезапно, тот слушается. И только когда уголки его губ снова приподнимаются, Юнги понимает, что почти не дышал всё это время. У Хосока самая красивая в мире улыбка, интересно, он знает об этом?.. — …красивый, — бормочет Юнги, и осознаёт, что вслух, только когда хосоковы глаза расширяются от удивления. — Браслет. Я имел в виду, что браслет красивый. На тебе. Или… неважно, — неловко заканчивает он, не зная, куда деть себя от смущения. — Ах, точно. Браслет. Да, я тоже думаю, что мне идёт. Буду носить его каждый день, — отвечает Хосок, и на его щеках снова появляются ямочки. — А ещё я хотел поговорить с тобой кое о чём, — тихо продолжает он, когда они отходят немного подальше. Юнги не торопит: молчит, впрочем, как и обычно — даёт парню время, чтобы нормально сформулировать свою мысль. — Я думал… что должен пойти на… танцы, — медленно выговаривает Хосок, внимательно следя за реакцией Юнги. — …танцы? — Да. Всю жизнь хотел попробовать себя в чём-то таком, — смущённо признаётся парень. Он никогда и никому не говорил об этом — потому что это было и до сих пор остаётся самой заветной его мечтой, которую он (спасибо проклятию) до сих пор никак не мог воплотить в жизнь: постоянно растягивал лодыжки, случайно ломал магнитофоны… и, как итог, похоронил идею выступать перед людьми на долгое время, решив не рисковать понапрасну их и своей жизнями. Но сейчас… сейчас всё по-другому. Он даже не помнит последний раз, когда, к примеру, споткнулся о собственные ноги или что-то сломал. — Почему ты никогда не говорил мне об этом? — Может… потому, что мне потребовалось некоторое время, чтобы решиться на это, но да… танцы. Юнги кивает, не зная, что должен на это ответить. Странное чувство: он и не подозревал, что есть такая огромная и такая важная часть в хосоковой жизни, о существовании которой он понятия не имел всё это время. Нет, нельзя сейчас показывать разочарование. Юнги улыбается (как он надеется) ободряюще и чувствует невыразимое облегчение, когда понимает, что это сработало. Хосок выглядит счастливым. А раз так — остальное неважно.