Что спрятано в твоей груди?

      На следующий день Санса расчёсывала густую, шёлковую гриву Орешка, когда к ней подошёл пехотинец, почтительно поклонившись.       – Миледи, лорд Тайвин приказал мне сопроводить вас к нему.       Она отдала гребень Мэту и последовала за нежданным гонцом.       В большом шатре, где обычно проводились советы, её ждали муж и двое солдат, один из которых держал мешок с чем-то мечущимся внутри. Санса обеспокоенно посмотрела на супруга. Мужчина стоял, сцепив руки за спиной, поджав губы и буравя взглядом дёргающийся мешок.       – Доставай, – велел он.       Солдат с растрёпанными сальными волосами и уродливым родимым пятном во всю щёку гнусно оскалился, запустив руку под мешковину. Его ладонь в грубой перчатке из сыромятной кожи вытянула сжавшийся серый комок шерсти. У Сансы что-то ёкнуло в груди при виде беспомощно поджатых лап, длинных, мелко подрагивающих ушей и затравленных глаз-бусинок.       – Что вы хотите сделать с ним? – обратилась она к мужу, уже догадываясь о судьбе крохи.       – Ты говорила, у тебя не хватит духу воспользоваться кинжалом. Сейчас прекрасная возможность это проверить.       – Он же живой.       Пехотинец тряхнул зайца за шкирку, будто говоря тем самым – не надолго.       – Ты ела вчера точно такого же на ужин, не проронив над тарелкой ни слезинки. Так в чём проблема теперь?       Заяц обеспокоенно шевелил носом, втягивая крохотную головку в пухлое мохнатое тельце.       – Это легче, чем ты думаешь. Доставай свой кинжал.       – Нет.       – Глядя на того, кто захочет тебя убить, ты тоже будешь думать, что он живой? Смею уверить тебя – все враги из крови и плоти. Живые, шевелящиеся, испившие в детстве молока из материнской груди. Жалость – это слабость, которая может стоить тебе жизни. Ни один враг не будет смиренно ожидать, пока ты наберёшься решимости.       Её глаза были прикованы к нервно подёргивающейся в воздухе задней лапке.       – Сложно только в первый раз. Если ты сделаешь это сейчас, то в случае необходимости тебе будет легче.       – Я не смогу этого сделать.       – Можешь. И сделаешь.       – Отпустите его.       – Эта дичь предназначалась нам с тобой на ужин. И он окажется в твоей тарелке. Как и множество животных до и после него.       Он дал знак солдату, и тот перехватил зверька поудобнее. Взяв несчастное животное за задние лапы и уши, он вытянул тушку на столе.       – Подойди ближе.       Шёрстка между поджатых лап часто вздымалась.       – Я сказал, подойди.       Беззащитный белый пушок на пузике стоял дыбом.       – Иди сюда.       Она закрыла лицо руками. Собственные пальцы казались ледяными, мёртвыми.       – Санса! – почти рявкнул он.       Она вздрогнула и сделала несколько шагов вперёд. Лишь бы не слышать этого голоса. Как он может?! За что? И это его она вчера обнимала?!       – Достань кинжал.       Она мотнула головой, всё ещё беспомощно уткнувшись в ладони. Мужчина сам достал из ножен на её боку кинжал, отнял её руку от лица и вложил в неё рукоять оружия.       – Ты сможешь, девочка. Ты сильная.       Её взгляд, словно разбитый болью, снова упал на зайца. Солдат, грубо сжимающий его уши и конечности, сдавил их в следующий момент, видимо, слишком сильно. И он – маленький серый комок шерсти – закричал.       Это был крик ребёнка. Так кричат, почти плачут младенцы. Дети. Этот леденящий душу звук был, казалось, слишком громким, слишком сильным для этого тщедушного крошечного тельца. Санса, до этого не бывавшая на охоте, ещё ни разу не слышала раненого или умирающего зайца. Она заткнула руками уши, готовая почти упасть на колени, если бы не муж, мгновенно прижавший её к своей груди.       – Идиот, – прорычал Тайвин сквозь зубы.       Солдат тряхнул зайца и взял его чуть мягче, стараясь не смотреть на рассерженного хозяина. Второй же опёрся ладонями о стол, рассматривая снова притихшего зверька.       – Чем дольше ты думаешь – тем сложнее решиться. – Тайвин отпустил её. – Пока я не увижу кровь, ты отсюда не выйдешь.       – Нет, – прошептала девушка.       – Не тяни. Сделай и забудь.       – Нет. – Её голос дрогнул.       – Представь на его месте наёмника над детской кроваткой.       – Нет.       – Или Фрея.       – Нет!       – Убей зайца.       – Я сказала – Нет!       Санса почувствовала злую, слепую ярость, которую она не ожидала в себе когда-либо обнаружить. Всё внутри неё кипело, ревело, протестовало. Ей показалось, что по её жилам течёт поток жгучей ненависти ко всей мужской жестокости и несправедливости. Сверкая на мужа глазами, она с размаху всадила в стол чёртов клинок.       Раздался хриплый грубый вопль. Санса в оторопелом ужасе уставилась на руку ни в чём не повинного пехотинца, пригвождённую к дубовой столешнице кинжалом. Её кинжалом.       Краска схлынула с её лица, а ноги показались предательски слабыми. Сама не помня себя, она попыталась что-то сказать побледневшими и онемевшими губами. «Лекаря… нужно срочно позвать лекаря!» – пронеслось в её отяжелевшей голове.       – Лекаря! – коротко отдал приказ её муж, выглянув из шатра..       Его губы скривились в дьявольской усмешке. Он взял её, не сопротивляющуюся и апатичную, за руку и вывел из шатра, направляясь к своему коню. Санса отстранённо почувствовала, как чьи-то руки затащили её в седло, усаживая боком и прижимая к груди.       Вороной жеребец недовольно всхрапнул, почувствовав на себе сразу двух всадников. Тайвин дал коню шенкеля и натянул правый повод. Сумрак порывисто загарцевал на месте, разворачиваясь, показывая свой норов. Мужчина ударил щиколотками покатые бока и стегнул поводьями. Конь заржал и понёсся, послушавшись хозяина.       В лицо ударил ветер. Шатры в одно мгновение остались позади. Большие копыта тяжело били о землю, всё ускоряясь. Мужчина наклонился корпусом вперёд и натянул сильнее правый повод. Конь сошёл с дороги, галопом устремившись в лес.       Вокруг с устрашающей скоростью замелькали ветви, сучья, стволы, смазавшаяся в глазах листва. Тайвин хлёстко стегнул поводьями, и буйное животное перемахнуло небольшую речушку, грузно ударив мохнатыми ногами о каменистый берег. Всё громче били его копыта, скорее мелькали шустрые ноги, в воздухе чёрным огнём трепетала густая грива. Скакун нёсся всё быстрее и быстрее, что казалось уже невозможным. Санса судорожно вцепилась руками в плечи мужа, решив, что конь обезумел. Тайвин сжимал в руках поводья по обе стороны от неё, оскалившись в страшной улыбке. Он умело заставлял лавировать Сумрака между деревьями, казалось, одними коленями. Конь слушался малейшего движения.       Всё вокруг слилось в свирепую какофонию. Свист ветра в ушах, оглушающий топот копыт и гортанный, рокочущий звук – Тайвин Ланнистер смеялся. Громко, раскатисто, несясь на огромной скорости на любимом коне и чувствуя, как за него цепляется женщина, только что в порыве ярости вонзившая кинжал в руку солдата.       – Остановитесь!       Её рот забил ветер, бьющий упругим потоком, и кидая её же волосы ей в лицо. «Мы разобьёмся», – с леденящим душу ужасом осознала она и издала пронзительный крик. Тайвин резко отклонился назад и вытянул ноги, с силой натягивая каблуками путлище. Конь встал на дыбы, взметнув в воздух копыта и дерзко замотав головой. Громоподобное ржание заставило взметнуться птиц с кустов и деревьев в разные стороны.       Наконец, подковы с грохотом опустились на землю, подняв столб пыли. Взмыленный, дышащий жаром жеребец остановился, нетерпеливо роя копытом землю.       Она вся дрожала, уткнувшись лбом в твёрдое плечо и не в силах разжать вцепившиеся в его дублет пальцы – они казались ледяными и сведёнными судорогой. Зажатая с ним в одном седле, она чувствовала его бедром сквозь ткань.       – В меня упирается ваше оскорбление!       – В тебя упирается мой комплимент!       Санса с трудом разжала пальцы, сердито оттолкнувшись от мужчины. Соскользнув с лошади, она отошла на несколько шагов. Сзади послышалось глухой стук каблуков о землю – он спешился. Но шагов за этим не последовало. Стоя к нему спиной и обхватив себя руками, она пыталась подавить в себе эмоции или хотя бы разобраться в них.       Переборов в себе хаотично мельтешащие мысли, она постаралась взглянуть на ситуацию здраво. Да, любой девушке претит убийство. Особенно маленьких пушистых созданий. Но её муж был воином, прошедшим далеко не одно сражение. Её отец, её дед и брат тоже сражались. И убивали. Пред её глазами снова предстал стол с распластанным на нём животным. Ну, заяц. Ну, живой. И вчера на ужин действительно была зайчатина. Так отчего же её мужу, который, как она к тому же знала, любил охоту, должно было быть жалко именно этого зайца?       Санса провела по лбу рукой, убирая растрёпанные ветром волосы, раздосадовано подумав – какой же она должна выглядеть нервной и истеричной в его глазах после этого. Она вспомнила разговор, который произошёл между ними в замке, когда он впервые не погасил свеч. Быть умной и отнестись ко всему со снисхождением или же быть глупой, продолжая жалеть себя и зверька? Ответ был очевиден. Супруга было не изменить. Ни слёзы, ни мольбы, ни хитрость не сделают его другим. Значит, должна измениться сама Санса.       Она женщина и должна действовать разумнее и мудрее топорно действующих мужчин. Если твой муж Тайвин Ланнистер, то не стоит устраивать ссору из-за одного зверька.       Сзади тихо и довольно пофыркивал конь. Она вспомнила, что мужчина всё ещё стоит сзади неё. Он проявлял к ней не свойственное ему, как ей казалось, терпение. И не в первый раз. Стоит это оценить.       Санса развернулась. Тайвин задумчиво изучал свою супругу, почёсывая за ушами жеребца с блаженно полуприкрытыми глазами.       – Успокоилась?       – Да.       Он подошёл к седлу и подал ей руку. Санса посмотрела на протянутую широкую ладонь.       – Я хочу перед вами извиниться.       Он не отреагировал.       – И поблагодарить за то, что вы всегда стараетесь научить меня чему-то новому.       Она осознавала, что её слова звучат наивно и несколько несуразно, но ей хотелось достучаться до него.       – Но вы больше не будете просить меня убить этого зайца. Или какого-либо другого. Не заставите причинять кому-то боль. И, по возможности, не будете делать этого при мне.       Их глаза встретились.       – Ты приказываешь своему мужу?       – Я прошу своего мужа.       Она вложила свою руку в его, старательно пытаясь найти что-то в его взгляде.       – И на ужин сегодня у нас не будет зайчатины. Хотя бы сегодня.       – Не слишком ли много просьб?       – На меньшее львица бы и не согласилась.       Он сжал её пальцы в своей руке.       – Хорошо.       Он приподнял её к седлу, и она перекинула ногу через лошадь – такая посадка стала ей намного привычнее. Сам Тайвин тут же устроился сзади и коленями велел коню трогаться.       – Надеюсь, вы не заставите меня сдирать шкурку с зайца, аргументировав это тем, что он уже не живой? – Почему-то ей казалось, что он слишком легко сдался.       – Я подумаю над этим. – В его интонации она уловила улыбку. Санса не сильно ткнула локтем ему в живот и услышала тихий смешок.       Конь брёл в горку, лениво поднимая ноги, приминая сочную траву. Похрустывали редкие шишки под подковами. Пахло травами и хвоей. Лёгкий ветерок щекотал волосы и приносил влажный, сладковатый запах тины. Мелодичными переливами стрекотала сойка в кустах. Шумели кроны деревьев, держащие небо. Ветви мерно покачивались, рождая листвой тысячи шепотков. Таинственных и могучих. То было дыхание леса.       Санса с прямой, как осина, упрямой спиной сидела в седле, постепенно успокаиваясь. Лес благостно действовал на неё. Мерный топот копыт и покачивания покатых, горячих боков под нею почти убаюкивали, лечили душу.       Она поймала себя на том, что всё спокойнее переносит его прикосновения. Его руки держали поводья по обе стороны от неё, словно заключив в невольные объятья. Их бёдра соприкасались. Затылком она чувствовала его дыхание. Иногда ей казалось, что он украдкой касается кончиком носа её волос. На душе было легко и спокойно.       Подчиняясь какому-то незнакомому ей ещё самой порыву, Санса откинулась назад, спиной чувствуя напряжённую грудь мужа. Конь встал как вкопанный, чутко чувствуя хозяина. Тайвин перевёл взгляд на мирно покоящуюся голову супруги, доверчиво откинувшуюся ему на плечо. В её зрачках отражалось небо в обрамлении ажурной листвы. Он склонил своё лицо над ней, и их дыхание слилось в одно. Санса опустила пушистые ресницы, прячась от его глубокого, пронизывающего взгляда.       Краешком сознания она отмечала потрескивание веток, олицетворяющее собой жизнь подлеска. Из чащи подавала голос кукушка.       «Чего же он медлит?» – пронеслось у неё в голове. И тут же нашла ответ. «Ему не нравится, что я закрыла глаза. Он думает, что противен мне». С необычайной ясностью она вдруг поняла, что это не так. Это мысль проскочила в неё с такой лёгкостью, что она забыла даже удивиться или возмутиться.       Санса открыла глаза. Внезапно ей вспомнилось, что он целовал её в губы лишь в септе. Коротко коснулся своими ради холодного приличия пред ликом Семерых.       Рот Тайвина искривился в лёгкой усмешке, когда он заметил её взгляд, юркой змейкой скользнувший с его глаз на губы и обратно. Она не отвела открытого и спокойного взора, нисколько не смутившись.       «Боги, я же провоцирую его!» – подумала она, теряясь в пронзительной зелени радужек с голубой прожилкой.       Тайвин выпрямился и пришпорил коня, направляя его в сторону лагеря.