Широким шагом Тайвин стремительно нёсся по многочисленным коридорам и лестницам Красного замка. Мимо мелькали двери, залы, арки, бесконечные повороты. Слуги в ужасе шарахались, если оказывались на пути спешащего лорда. Его окаменевшее лицо, где жизнью и яростью были полны только глаза, внушало им ужас.
– Прочь с дороги, – бросил он загородившему путь, пытаясь отодвинуть его, даже не глядя.
– Король велел никого к нему не пускать. – Джейме заслонил дверь грудью, обеспокоенно всматриваясь в лицо отца.
– Мне нужно его увидеть. Немедленно. – Десница пронзил сына взглядом, гадая, знает ли тот о происходящем за дверями или нет.
– Не в мою смену. – Гвардеец нахмурился и отступил назад. – Я не могу нарушить прямой приказ.
– Из этих дверей кто-нибудь выходил недавно? – обманчиво спокойно спросил Тайвин.
– Нет.
– Отлично. – Он рванул впёред, дёргая на себя ручку двери и влетая в покои.
Полные бешенства глаза лорда лихорадочно забегали по уже убранной комнате. Ни крови, ни следов борьбы, ни тела.
– Кто посмел?! – вскинулся с постели отдыхающий король. – Дедушка?
– Отец, ты в своём уме? – раздался вслед Тайвину голос сына.
Десница же прошёл дальше, внимательно осматривая помещение. Взгляд его скользнул по стене над широким камином. Видимо, где-то в ней было отверстие, через которое он всё видел из тайного хода, перед тем, как сорваться сюда. По столбикам, держащим балдахин кровати – на одной из них ещё осталась не отвязанной верёвка. По гобелену с парой дырок – от болтов арбалета, пролетевших мимо жертвы. И по чуть влажному в некоторых местах полу – как будто совсем недавно с него убрали тело и оттёрли всю кровь.
М-да, когда Тайвин требовал доказательств вперёд самой информации, то не ожидал, что это будет совет последовать в определённое время этим лазом и увидеть… Вот куда пропадают в городе девушки. Рыжие и голубоглазые, значит? Несложно догадаться, кого представляли на их месте. Тайвин развернулся на каблуках, прожигая внука взглядом.
– Никто не имеет права врываться в мои покои, – заявил Джоффри поднимаясь. Волосы у него были по-мальчишески растрёпаны, а на щеках выступили от гнева красные пятна.
– Я сейчас много могу назвать того, что не имеют права делать другие люди, – медленно произнёс десница. – Есть вещи, которые не подобает делать даже королям.
– Король может раздавать любые приказы и править, как ему заблагорассудится.
– До твоего совершеннолетия правят королева-регент и десница.
– Моя мать…
– Женщина, которой не хватает духу сказать то, что могу сказать я. – Тайвин подошёл ближе к столу, что их разделял. – Прекрати вести себя, как испорченный мальчишка. Ты хочешь быть королём, против которого однажды взбунтуются? Знаешь, сколько недовольных желают видеть твою голову на пике?
– Народ знает, кто их кормит.
– Ты про Маргери, что раздаёт бедным хлеб? Или о Тирионе с его реформами?
Джоффри презрительно скривил губы, при упоминании карлика.
– Он всего лишь делает то, что должен.
– Как и я. Исполнять свой долг – достойно уважения.
В надежде достучаться до внука, он поучительно продолжил:
– Всё за тебя делаю я. И твой дядя, которого ты недооцениваешь. Кто ещё, кроме него, будет разгребать проблемы этих треклятых королевств, если со мной что случится? – Взгляд Тайвина стал тяжелее. У него были веские доказательства, что именно внук тогда отдал приказ убить Тириона. – Ты пока не готов. Ты не разбираешься ни в политике, ни в экономике, ни в дипломатии. Не знаешь, как вести армию. Когда придёт время, место десницы займёт он. И будет делать за тебя всю грязную работу.
Тайвин упёрся руками в стол, наклоняясь к внуку. Их лица оказались на одном уровне.
– Ланнистер не должен идти против Ланнистера.
– Я – Баратеон, – буркнул внук, буравя его взглядом.
– В тебе течёт моя кровь.Ты – Ланнистер.
«И больше, чем ты думаешь», – с горечью для себя уже добавил десница.
– И, напомню тебе, моя жена тоже.
– Она – Старк. Волчье отродье. – Глаза Джоффри при упоминании девчонки загорелись недобрым огнём.
– Не смей так говорить о моей жене. – Голос мужчины стал жёстче. – Оскорбляя женщину, ты оскорбляешь её мужа.
– Я могу унижать кого захочу.
– Я запрещаю тебе.
– Не тебе решать, что мне делать!
– Я – глава твоей семьи.
– Я – король этого государства!
– Так веди себя соответствующе!
– Знай своё место, ты…! – визгливо выдал Джоффри и осёкся, не решаясь всё же обозвать деда. – Я… – Он почти задыхался от злости и обиды. – Я могу приказать наказать тебя! Тебя и твою жену! Чтобы её притащили и бросили мне в ноги!
– Любой, кто попытается её тронуть – будет иметь дело со мной!
– Эта девчонка должна была быть моей игрушкой! И она ею станет!
– Выпорю! Сам! Пряжкой по голой заднице!
– Не посмеешь!
– Забудь о Сансе!
– Я ударю тебя!
– Попробуй, щенок!
Рука мальчишки взлетела в воздух для замаха. Тут же раздался звон – золотая длань гвардейца врезалась в вазу и та рассыпалась тысячью осколков.
– Прошу прощения, Ваша Милость, – произнёс Джейме в мгновенно наступившей тишине, небрежно стряхивая с рукава осколки. – Я в последнее время весьма неуклюж.
Не отрывая глаз от Джоффри, гвардеец нарочито потоптался по остаткам вазы. Под громкий хруст, у мальчика покраснело лицо от гнева.
– Ты бесполезный, ничтожный, жалкий… – С каждым словом, мальчишка делал шаг в сторону дяди, тыкая в того пальцем. – Ты не способен выполнять даже простейшие приказы! Так-то ты охраняешь своего короля – впуская к нему всех подряд?! Я разжалую тебя из командующего и заставлю носить белый плащ под каблуком у Транта до конца твоей жизни!
Тайвин сжал кулаки. Джейме же мрачно смотрел на отца, прося взглядом не лезть снова под удар.
– Ты никогда не получишь свободы, которой захотел! – почти вопил Джоффри, брызгая слюной. – Слышишь?! Никогда! Никогда! Пошёл прочь, калека! Убирайтесь оба!
***
Нежнейшим розовым сияло небо. Клонящееся к горизонту солнце позолотило тучи. Они плыли в вышине, гордые и безмятежные. Меняли формы, перетекали из одной в другую, укрывали пушистым одеялом город. В косых лучах заката дома окрасились в пастельные тона. С прозеленью виднеющихся меж них деревьев и яркими мазками красной черепицы.
Санса стояла у окна спальни и невидящим взглядом смотрела на город. Она приняла решение сказать сегодня мужу, что ждёт ребёнка. Да, он наверняка догадывался. Но они ещё ни разу не говорили об этом. Какова будет его реакция? Их брак заключался, чтобы она понесла наследника Севера, угодного Ланнистерам. Охладеет ли теперь его взгляд, в котором она лишь недавно научилась читать тепло? Перестанет ли он обнимать её, когда живот у неё станет огромным, и она утратит привлекательность? А если родится девочка? А если она не переживёт эти роды?
Дверь в спальню еле слышно открылась. Кто-то тихо прошёл и остановился посередь комнаты.
– Тайвин, – прошептала она, узнав его по шагам. – Подойди ко мне, пожалуйста.
Когда он приблизился, девушка обернулась. За целый день она так и не смогла найти подходящих слов. Поэтому сделала то, что показалось ей самым правильным, настоящим.
Она взяла его руку в свою и положила на свой живот, боясь поднять глаза. Признаваясь во всём этим простым, древним, как мир, жестом. Широкая ладонь под её пальцами дрогнула. Мужчина медленно встал на колени перед ней. Притянул ближе супругу. И коснулся лбом её живота. Санса со смятением смотрела на столь странное, но глубокое выражение чувств. Она положила ладони ему на плечи, а потом робко коснулась затылка в трогательном, почти материнском жесте. Он сильнее стиснул её в объятии, словно боясь потерять.
Тени становились длиннее. Краски неба – насыщеннее и сочнее. Розовый сменился на пурпур, а облака наливались предгрозовой тяжестью. Санса гладила ставшими ей родными широкие плечи и голову. Чувствовала тепло, что источал этот лоб, и умиротворение, что дарили сильные руки.
Вдруг они сжались крепче. А её ноги оторвались от пола. Мужчина легко поднялся с колен, не выпуская её из рук, не разрывая объятий. Лицо его обратилось к ней. Оно было недвижимой скалой. Ровным, беспристрастным. Идеально контролируемой стальной волей маской. Но в потемневших сейчас глазах плескался океан эмоций. Это была буря, шторм, буран. Боль и нежность, трепет и волнение бились волнами, накрывая друг друга с неслышимым рёвом, с пугающей, вызывающей первобытный восторг силой. Эти чувства обрушились на девушку, заставили её почти захлебнуться. Когда он опустил её на землю, она смогла лишь порывисто прижаться к нему, пряча горящее лицо на его груди. И чувствуя, как он до боли сжимает её, нежно перебирая рыжие волосы.
***
Посередь стола возвышался зарумяненный в печи кабан с большим красным яблоком под пятачком. Ужин королевской семьи проходил в предгрозовом молчании. Джоффри, набив рот картошкой с мясной подливой, бросал исподлобья взгляды на деда и его жену. Санса, о чём-то задумавшись, вяло гоняла по тарелке лимонное пирожное. Джейме стоял позади, неся службу с мрачным выражением лица. Уже подписанный указ, лишавший его звания капитана Королевской Гвардии, волновал его в последнюю очередь. Тирион, ничего не слышавший о ссоре отца и племянника, отметил золотую цепочку на шее девушки, уходящую за край платья. Он улыбнулся и снова пригубил вино. Томмен и Маргери, незаметно для остальных, кидали лакомые кусочки пушистому серому коту, спрятавшемуся под столом.
Тайвин с ровным, бесстрастным лицом тщательно резал мясо на своей тарелке. Между его бровей залегла еле заметная морщинка. А голова была полна тяжёлых дум. О Джейме и Тирионе. О Сансе и ещё не рождённом маленьком Ланнистере. И о Джоффри.
Серсея не притронулась к тарелке. Лишь молча пила, бросая короткие опасливые взгляды на отца. Её изящные пальцы добела сжимали тонкую ножку фужера, выдавая её волнение.
Львы животные гордые, могучие, бесстрашные. Им неведом страх за свою шкуру. Они смеются опасностям в лицо. Рычат, щеря клыки в остром оскале. Горе тому смельчаку, что встанет на пути грозного хищника. Попадёт под его тяжёлую лапу. Но и у сильных есть слабые стороны. Львы боятся не за себя. Лишь за своих. Готовы рвать глотки, убивать, изничтожать. Сносить всё на своём пути, чтобы защитить свою плоть и кровь.
Глаза Тайвина и Серсеи случайно встретились на одно мгновение. Скрестились, как сталь, удар клинок в клинок.
Десница старался не думать о записке, лежащей у него за пазухой. А его дочери жгла грудь другая, торопливо спрятанная за корсажем перед ужином. И обе записки были написаны одной рукой.
