***
Дазай стоял на краю моста и напевал свою любимую песенку. Внезапно рядом с ним появилась и рыжая бестия. У Чуи уже был разработан гениальный план по спасению Осаму и мысленно он представлял, как его возлюбленный будет дуться на свою «невесту», но через какое-то время всё же простит, и они тихо-мирно будут сидеть и смотреть очередной фильм на подобии «Титаника». Стоп! С каких это пор Накахара стал любить подобное?! Пока мысли рыжего плавно переходили к выбору имени для сынишки, который должен был родиться через четыре месяца, он уже стоял возле Дазая. -Ну что? Будешь топиться на глазах у беременного? -с иронией произнёс Чуя. -Оой, Чуя-кун, а что ты тут делаешь? Тон брюнета сильно взбесил Накахару. И эта вечная глупая ухмылка… Как же он её «любит». -Как же ты меня достал, Осаму! Когда ты наконец начнёшь взрослеть? Или ты хочешь, чтобы наш сын был таким же олухом, как его папаша? -Ну почему сразу олух? — Суицидник надул щёки, и теперь он был похож на большого ребёнка, у которого отобрали игрушку.- И да, почему ты думаешь, что он будет как я? Может в тебя пойдёт? Чуя немного смутился. Ему было приятно ли мысли, что их с Дазаем ребёнок, унаследует именно качества его «мамы». Однако Накахару вернули в реальность следующие слова: -Будет таким же упёртым, вспыльчивым и мелким…- съязвил Осаму. Рыжего перекосило. Это было очень обидно слышать, пусть и от Осаму, к подколам которого Чуя уже миллион и один раз привык. Но в то же время брюнет был самым близким и любимым человеком для Накахары. Его это задело. И дабы скрыть от своего партнёра свои же слёзы, Чуя развернулся и поспешил удалиться. Он шёл настолько быстро, насколько это было возможно в его положении. А спиной рыжик чувствовал взгляд своего возлюбленного.***
Дазай зашёл в квартиру. Телевизор в гостиной был включён. Сквозь шум голосов на телеэкране были слышны тихие всхлипы. Чуя сидел на диване и обнимал подушку. -Ты что, обиделся? Ну я же пошутил. Прости, ну ты же знаешь меня. Я просто не могу вовремя остановиться, — Дазай стал на колени перед Накахарой, вымаливая прощение. -Вот именно, я знаю тебя. И как я вообще согласился выйти за тебя? — Чуя уткнулся носом в подушку. Новая партия слёз хлынула на глаза. «Подушку на балконе придётся сушить, но с начала постирать!» — заметил Осаму, видя как бедная, не в чём неповинная подушка впитывает солёную влагу слёз рыжеволосого. -Прости меня, пожалуйста. Хочешь, я тебе солёные огурцы со сгущёнкой и мёдом принесу? -Хочу, — незамедлительный ответ, глаза Накахары заблестели. -Тогда сейчас принесу. Дазай уже встал с пола, и хотел было идти на кухню за «лакомством», как за его рукав схватилась рука Чуи, и прозвучал тихий, немного охрипший после плача голос: -Я с тобой. -Тебя донести? — понять, был ли это сарказм, или он на полном серьёзе, сложно. -Нет, спасибо! Сам дойду.***
-Как сына назовём? — спросил, чавкая, Чуя. -А ты как хочешь? — Дазай пил зелёный чай и с любовью смотрел на свою будущую «жёнушку». -Я хочу Ацуши, как брата моей бабушки. -Хмм, неплохо. Я не против. Так и назовём! — Осаму заулыбался. -Ещё бы ты был против — из десяти огурцов осталось пять, от полтора-литровой банки мёда половина и одна четверть банки сгущённого молока. — А что с фамилией делать? Мы ведь решили, что каждый со своей останется. Повисло молчание. Никто об этом не задумывался. -Может, Накаджима? Эта фамилия моего прадеда, а законом не запрещено, чтобы фамилия ребёнка не совпадала с фамилией родителей. -Ацуши Накаджима. Можно и так, мне нравится. -Ну тогда решено, — Дазай встал из-за стола, — нашего сына зовут — Накаджима Ацуши! — на лице вновь появилась сияющая улыбка.