Молодёжь

Уничтожение ближнего — это пустая трата времени. От идеального старта до финиша. Всякий раз, когда спрашивали о Гермионе Грейнджер, ответы почти всегда были одинаковыми: она была самой умной ведьмой своего возраста, она была частью Золотого трио, она была героиней войны. Но всякий раз, когда об этом спрашивали кого-то из Уизли, их ответ был совсем другим. — Она — часть нашей семьи, — говорил кто-нибудь из них. — Она так же хороша, как и мои дети, — говорила Молли. — Она — любовь всей моей жизни, — отвечал Рон. Но суть по-прежнему оставалась одной: Гермиона Грейнджер была такой же частью семьи Уизли, как их дети, и они никогда не изменят своего мнения, по крайней мере, она надеялась на это. Второе мая 1998 года ознаменовалось важным днём по многим причинам. Некоторые видели этот день, как день, когда Лорд Волдеморт был, наконец, побежден, день, когда Мальчик, который выжил, победил. Но Уизли видели этот день, как день, когда их большая семья стала ещё больше. Это был день, когда Гермиона Грейнджер, наконец, признала свои чувства к младшему сыну Уизли — Рональду. События в Тайной комнате были закреплены признаниями с поцелуем, который был долгожданным для многих. Год спустя, шестого июня 1999 года, Гермиона Грейнджер, наконец, стала Гермионой Уизли. Это был солнечный день: птички чирикали на деревьях, бабочки порхали с цветка на цветок, шатёр возвышался над Норой, солнце озаряло сад, а место для танцев покрывало почти всю землю возле дома. Красивые красные дорожки вели от дома до шатра десятки гостей, которые толпились вокруг: кто-то разговаривал, некоторые сидели, но глаза всех были устремлены к центру танцплощадки. Пары танцевали под медленную музыку. Парень, высокий и долговязый, с огненно-рыжими волосами, голубыми глазами и веснушками, был одет в аккуратный чёрный костюм, синий галстук, который очень ему шёл, белая роза выглядывала из нагрудного кармана. В руках он сжимал красивую девушку, свою ровесницу, не старше девятнадцати. Её обычно непослушные каштановые волосы были приручены магией в стильную причёску: белая лента перетягивала их, мелкие кудряшки обрамляли её мягкое, бледное лицо. Её темные глаза лучились обожанием, когда она смотрела на мужчину, который держал её; мягкие складки юбки её белого платья веером расходились от лодыжек, когда он закружил её. Кольцо красиво мерцало на пальце, но только лента белого шёлка покрывала чудовищные следы войны, оставшиеся на её коже. Её бледное лицо было юным и почти без макияжа, оно сохраняло её молодость, несмотря на печаль, которую она несла в глазах. Они были счастливы, и это было всё, что имело значение. И очень скоро их счастье будет ещё больше, ведь у Гермионы был свой, особенный свадебный подарок для мужа, который он никогда не смог бы забыть. Вскоре к ним присоединились остальные парочки. Высокий, худой, лысеющий мужчина в залатанном, но аккуратном костюме пригласил в танец низенькую пухлую женщину, одетую в жёлтое платье. Рядом крутилась красивая светловолосая женщина, которая держала за руку обворожительного молодого человека: его рыжие волосы, собранные в короткий хвостик, выдавали в нём Уизли. Они были женаты уже несколько лет и всё ещё очень нежно относились друг к другу. Танцпол вскоре заполнился рыжеволосыми мужчинами и женщинами: некоторые танцевали с родственниками, другие с любимыми. Чарли Уизли был одет в белую рубашку, очаровательный красный галстук и чёрные брюки. Он стоял в стороне от шатра, слегка покачиваясь в ритм, придерживая малыша, который устроился на выступе его бедра. Мальчик был одет в маленький чёрный костюм, который удачно подчеркивал его бирюзовые волосы; он постоянно улыбался, разглядывая ожоги на шее Чарли. Эдвард (или Тедди) был сыном Нимфадоры и Римуса, двух удивительных, отважных героев, которые пали в битве за Хогвартс, оставив своего единственного сына. Тедди был усыновлен Гарри Поттером, своим крёстным отцом, так же, как когда-то Гарри был принят своим крёстным. Гермиона вскоре заметила своих лучших друзей, сидящих в стороне от танцпола и не желающих пока танцевать. Они уютно устроились за столиком почти в центре зала: темноволосый парень её возраста и огненно-рыжая девушка лет семнадцати, оба они в настоящее время мило улыбались, склонив головы над коляской в руках Джинни. Гарри Поттер был безрассудным мальчиком, особенно в школьные годы, он очень часто попадал в опасные истории, не думал об их последствиях, и последнее его приключение было ярким примером. Хотя серебряное кольцо блестело на руке Джинни, это не означало, что Гарри теперь был серьёзнее. Наоборот, Джеймс Сириус Поттер был рождён всего четыре месяца назад: история, о которой Уизли никогда не забудут. Солнце продолжало светить ярко, но день явно шел на убыль. Позже в темноте засияли гирлянды, и в саду снова закипела жизнь. И с этого момента началась новая эра в Грейнджер-Уизли браке, которая должна была стать началом огромной молодой семьи Уизли, которая и так росла всё больше и больше с каждым днём: маленький Джеймс Поттер и ребёнок, который должен был родиться у молодожёнов, но о котором ещё никто не знал. И уже позже, в рассвете нового дня, Уизли знали, что они, наконец, нашли вечный покой. Двадцать девятое января 2000 года стало ещё одним днём, добавленным в календарь Уизли, ибо это был день, когда новая жизнь была принесена в мир. Всё началось в день, который был похож на десятки других таких же. Гарри и Рон уехали рано на работу вместе с отцом семейства — Артуром. В Министерстве эти двое взялись за обучение на авроров. Женщины остались дома. Джинни валялась в постели до обеда, как она часто делала, вставая только для того, чтобы проведать своего малыша Джеймса, который скоро должен был отметить свой первый день рождения, и старшего сына Тедди. Гермиона же была ранней пташкой, и с утра была на ногах. Она проснулась в полседьмого утра и спустилась вниз (проделывать это становилось всё сложнее в её нынешнем положении). Она присоединилась к миссис Уизли на кухне, чтобы помочь приготовить завтрак для всех, кто находился в доме. После завтрака женщины спустились к камину. Джеймс ползал по полу, а Тедди менял свой цвет волос каждый раз, когда он чихал — он слегка простудился. Гермиона кое-как разогнула спину — ходить ей уже давно было неудобно с таким огромным животом — и села рядом с Джинни на диван. Именно там она поняла, что что-то не так. Через пару минут Гермиона изменилась в лице, она чувствовала, как жар расползается по её щекам. Молли, разумеется, тоже это заприметила: она схватила руку невестки и спросила, всё ли в порядке. — Кажется, начинается, — Гермиона дёрнула бровью. — О, Мерлин! Он на подходе! — закричала она. — Мы должны доставить её в больницу Святого Мунго! — крикнула Джинни. Вскочив со стула, она рванула вверх по лестнице. Без сомнений, Гермиона прекрасно подготовилась и приготовила себе больничную сумку: они, в конце концов, планировали этот день последние две недели до истечения срока. Джинни вернулась через несколько секунд, её волосы были взъерошены, когда она схватила пальто с вешалки, и, оборачивая одно вокруг себя, а в другое кутая Джеймса, начала помогать Гермионе, наблюдая, как лицо ведьмы скривилось от боли. — Джинни, мы выдвигаемся первыми. А ты прихвати сумку и мальчиков, — её мать прикрикнула, уже направляясь с задыхающейся Гермионой к камину. Джиневра кивнула, просовывая руки сквозь лямки рюкзака и кутая Тедди в свое оранжевое пальто, прежде чем поднять своего маленького сына с пола. Она придерживала его в одной руке. Джеймс посмотрел на неё своими любопытными карими глазами, засунув большой палец в рот. Миссис Уизли шагнула в камин, сжимая руку Гермионы так крепко, что пальцы побелели, и схватила горсть летучего пороха. — Ой! — крикнула она вдруг. — Отправь Патронуса Рону и Гарри! — сказала она, прежде чем бросить порох в огонь, крича необходимое заклинание. Изумрудное пламя вспыхнуло вокруг двух женщин, поглощая их. Джинни сунула руку в карман, вытащила свою палочку и помахала в воздухе. — Экспекто Патронум! — сказала она, передавая сообщение. Джеймс хихикнул, его пухлые ручки пытались схватить Патронуса, но он вовремя исчез. — Ну же, Тедди, — прикрикнула Джинни, держась свободной рукой за маленького мальчика, который в настоящее время имел волосы такие же оранжевые, как и её пальто. Он встал медленно, цепляясь руками за стулья, пока шёл к Джинни. Мальчишка схватил её свободную руку странно липкими руками. — Пора идти, — с этими словами она вошла в камин и, схватив горсть порошка, продолжила. — Закрой глаза, Тедди, как мы учили, — сказала она, и мальчик повиновался. — Святой Мунго! — крикнула девушка, бросая порох в камин, исчезая в клокочущем водовороте из изумрудного огня и сажи. Она прибыла в Мунго, всё ещё держа обоих мальчиков на руках. Джинни следовала указателям, направляясь туда, где, скорее всего, должна была быть Гермиона, и с облегчением увидела, что Гарри ждёт их уже на месте, он покачивался на стуле в зале ожидания. — Хавви! — Тедди крикнул, что есть силы, вертясь на руках Джинни, из-за которой ему не было видно отца. Гарри тут же встал и встретил свою семью. — Привет, Тедди! — Он перехватил малыша, водружая его на бедро, так же, как Джинни держала Джеймса. — Ты весь в саже, — Гарри засмеялся, взъерошивая чёрные волосы Тедди. Мальчик чихнул, и тут же его волосы стали ярко-розовыми. Джинни почувствовала, как защемило её сердце: нежно-розовый цвет волос всегда был визитной карточкой Тонкс. Очевидно, Гарри чувствовал то же самое, поскольку он посмотрел на Джинни с сожалением, прежде чем подарить ей приветливую улыбку. — Они в седьмой палате, Рон только что зашел, — тихо прошептал Гарри, указывая свободной рукой на белый коридор с дверями по обе стороны. — Ты можешь оставить детей со мной, — сказал он, быстро целуя её в щеку. — Артур и остальные скоро будут здесь, — парень улыбался, а его чёрные волосы падали на его зелёные глаза. — Спасибо, — Джинни торопливо поцеловала Гарри. Она протянула Джеймса мужу, так что теперь в каждой руке он держал по ребёнку. Тедди рассеянно водил пальцем по шраму Гарри. Парень улыбнулся жене в ответ, вспоминая слишком отчетливо, как обезумевшая Гермиона проследовала в палату — это было довольно забавно на самом деле. Джинни поспешила прочь, исчезнув за одной из белых дверей с цифрой семь. Спустя три часа и несколько переломанных пальцев, Джинни появилась из комнаты. Её волосы были стянуты сзади в длинный хвост, лицо слегка зарумянилось, а сама она широко улыбалась. — Можете зайти, она родила девочку, — Джинни оглядела собравшихся. Гарри бросился в палату первый, следом рванула Флёр, с Джеймсом на руках, а Билл проследовал за Тедди, поддерживая мальчика за руку. Далее прошел мистер Уизли, который возбуждённо улыбался, и Перси, выглядевший так аккуратно и серьезно, как никогда ранее. Последними были близнецы, один из которых чуть более трепетно заглядывал вперед, чем его брат. Внутри Гермиона лежала на больничной койке, приподнявшись на трех подушках; Рон стоял рядом с ней, не отнимая руки от её плеча. Волосы Гермионы выпали из причёски, кудри прилипли к её красному лицу, а шея блестела от пота, но она улыбалась. Колдоведьма стояла в дальнем углу комнаты, записывала что-то в своём блокноте, но вскоре она совершенно бесшумно проследовала к семейству, передавая небольшой белый свёрток в руки Гермионы. — Гермиона… — Флёр передала Джеймса его родной матери. Её английский совершенствовался, но акцент всё равно никогда бы не исчез полностью. К тому же, она была слишком горда, чтобы забыть своё наследие. — Она такая красивая, — прошептала девушка, улыбаясь небольшому свёртку в руках ведьмы, рассеянно потирая живот, где рос её собственный ребенок. — Какая замечательная маленькая девочка, — закончила она. — Спасибо, Флёр, — Произнес Рон, явно видя, что Гермиона слишком устала, чтобы реагировать. — Вы уже выбрали ей имя? — спросил Билл, отчаянно сдерживая Тедди, который усердно старался вскарабкаться на кровать Гермионы. Наконец Билл сдался, позволяя мальчику устроиться на самом краешке. Рон поднял его, держа так, чтобы он мог взглянуть на новорождённого. — Тедди, — произнёс Рон: его глаза были красные, рука перевязана, а сам он с нежностью смотрел на ребёнка, как и все остальные. — Это Роза… В комнате, заполненной людьми, раздался хор аханий и вздохов, и Гермиона не увидела ни одного, у кого были бы сухие глаза — даже Перси прослезился. — Роза Джин Уизли. — Рон повторил. — В честь мамы Гермионы, — его слова были одобрены кивками, и все с тоской посмотрели на малышку. — Миссис Уизли, — Гермиона прошептала, глядя на пышную женщину с рыжими волосами, которая стояла рядом с ней, вытирая слезы некогда белым платком. — Подержите внучку? — девушка передала ребёнка матери этой довольно большой семьи. Молли Уизли отскочила вперёд возбуждённо, радуясь тому, что этот мягкий крошечный свёрток одеял из рук Гермионы теперь находился в её ладонях. Вдруг все столпились возле миссис Уизли, каждый отчаянно хотел взглянуть на девочку, которую она прижимала к себе. Малышка открыла глаза и осмотрела каждого в солнечном свете больничной палаты. А Молли улыбнулась от счастья, когда увидела яркие, синие, как сапфиры, глаза Рона, которые унаследовала его дочь. — Рон, — Джордж хмыкнул, посмеиваясь. — У бедняжки твои глаза, — все засмеялись, а Рон, слишком радостный, даже не обиделся. — Но я уверен, у неё мозги матери, — сказал он, целуя Гермиону в лоб, даря ей улыбку. — Можно мне? — Фред, наконец, подал голос, выступая откуда-то из угла. Молли довольно кивнула, разрешая, но сам парень заметил, как удивились его просьбе Джордж и Джинни. Он не сказал ни слова, с того момента, как вошёл в комнату и, по правде говоря, он не хотел приходить сначала, но Джорджу пришлось его уговорить. Молли передала сверток Фреду, который принял малышку так, будто она была самой драгоценной вещью в мире, собравшей в себе всю его любовь и внимание. Он улыбнулся ребёнку, её синие глаза Уизли смотрели на него широко и любопытно. Фред взглянул на малышку ещё раз и заметил, что она была очень похожа на Гермиону, просто глаза её были, как у Рона, и, несмотря на то, что ему причиняло боль видеть Гермиону с кем-то ещё, он не мог не поблагодарить своего чёртова младшего брата за то, что на свет появилась эта потрясающая девочка. — Ты будешь великой, — сказал он, глядя на неё сверху вниз, когда слёзы предательски выступили на его глазах, но это были слёзы счастья. — Роза Уизли… Гермиона закрыла свои уставшие карие глаза, положив голову обратно на подушки, чувствуя, как Рон дарит ей ещё один поцелуй в лоб. Она, конечно, всё слышала и была уверена, что Фред был прав. *** Ухаживать за ребёнком оказалось тяжелее, чем работать. Через неделю, в течение которой миссис Уизли помогала Гермионе и Розе в Норе, пока её организм приспосабливался к изменениям, Гермиона и Рон наконец-то переехали в свой новый дом. Это был маленький, тихий домик в деревне, с белыми стенами и деревянными оконными ставнями, с забором и деревьями в палисаднике. Этот дом был мечтой Гермионы. Нижний этаж занимали кухня, гостиная и аккуратная столовая, которая вела в небольшой, но красивый сад. На верхнем этаже находились три спальни и ванная комната: одна комната для Рона и Гермионы, детская комната для маленькой Розы, и гостевая комната, если кто-либо из Уизли решил бы вдруг остаться на ночь. Прошёл почти год, и всё было прекрасно. Гермиона проводила дни, присматривая за Розой, которой очень скоро должен был исполниться годик — она была не готова вернуться к работе, а при доходе Рона в этом не было необходимости. Он и Гарри были приняты в качестве авроров и получали справедливую оплату, достаточную, чтобы содержать свои семьи. Молли иногда заскакивала в гости, делилась с Гермионой кулинарными советами и помогала ей ухаживать за Розой, красивой маленькой девочкой, которая быстро обзавелась рыжими волосками на своей маленькой головке. Джинни приезжала ещё чаще, с мальчишками вместе, а иногда они все вместе выбирались к Флёр, чтобы проведать её с малышом. Ночью, после того, как её кормили и купали, Роза ложилась в свою кроватку, одеяла накрывали её крошечное тело, и Гермиона читала ей очень старые, сильно потрёпанные книги со сказками, которые Роза несомненно бы полюбила, как только подросла. Каждое воскресенье Рон и Гермиона выбирались в Нору для еженедельного обеда Молли в саду. Джинни и Гарри привозили своих мальчиков: Тедди, которому только что исполнилось три, Джеймса, которому было два, а ещё Джинни была беременна ещё одним мальчиком. Билл и Флёр приводили с собой свою дочь, которая родилась сразу через три месяца после Розы: красивая девочка с мягкими серебристо-светлыми волосами и большими голубыми глазами. Но незадолго до первого дня рождения Розы всё изменилось. Рон стал возвращаться домой позже, чем обычно, так как был завален работой и поисками Пожирателей, потерянными по всему миру. Он тащился через весь дом, требуя чего-нибудь, или просто грубил Гермионе, которая потом ругала его за тон и постоянно напоминала ему, что Роза спит наверху. Ругань начиналась с малого: Рон жаловался на то, как Гермиона управляет домом, требовал определённые блюда, которые должны были быть на столе, когда он возвращался домой. Аргументом Гермионы обычно была фраза «если бы ты когда-нибудь был дома». Закончилось всё тем, что парень стал припоминать жене, что она не имела престижной работы, а просто сидела дома, но и с этой задачей справлялась плохо. Однажды, после нескольких часов криков и ругани, Рон окончательно потерял самообладание. Он выскочил из дома, хлопнув дверью и сбивая стены на своём пути, а после аппарировал у входной двери. Гермиона старалась не жалеть себя, говоря, что все браки имеют плохие времена, это было вполне естественно. Но когда Рон грубо стал отзываться о ней, девушке пришлось признаться остальным, что брак их находится на грани краха. Джинни приехала на следующий день, она успокаивала Гермиону как могла, сказала ей, что это просто стресс на работе, и Гарри тоже устаёт. — Но Гарри тебя не называет такими словами, — Гермиона ответила со слезами на глазах, и Джинни почувствовала себя слишком виноватой, чтобы ответить, ведь Гарри никогда не называл её так, он её слишком сильно любил. Вскоре дошло до того, что кто-нибудь из Уизли постоянно оставался в их доме, когда Рон уходил, чтобы убедиться, что с Гермионой всё в порядке, она справляется с ребёнком и домашними заботами. Чаще всего этим посетителем был Фред. Он был добрее, чем Гермиона его когда-либо помнила; больше, чем просто весельчак. Он был внимательным и сострадательным, намного больше, чем Гермиона могла дать ему взамен. Парень иногда приходил сразу же после того, как Рон уходил на работу: иногда он делал Гермионе завтрак, просто чтобы убедиться, что она ест, он нянчился с Розой, когда она плакала, иногда гулял с ней в саду и играл там на лужайке, а Гермиона в это время восстанавливала свои силы сном. Фред Уизли был её ангелом-хранителем. Это происходило медленно, в течение нескольких месяцев: Рон пристрастился к огневиски, возвращался под утро с криками и руганью, иногда он будил Розу, иногда просыпалась только Гермиона, которая и без того плохо спала после войны. В такие ночи Гермиона больше всего нуждалась во Фреде, иногда она всё же отправляла ему Патронуса поздно ночью, и он появлялся у её двери через полчаса. Парень утешал её, пока она плакала, рассказывал ей, какая чудесная она на самом деле, и как глуп Рон, если он не видит этого. И однажды Гермионе показалось, что это не тот путь, которым она была бы готова идти всю жизнь. И она осознала, что замужем не за тем Уизли… Возможно, это было только её воображение; наверное, она сходила с ума от стресса, от своего брака и недостатка сна, но она была уверена, что Фред Уизли смотрел на неё так, как Рон должен был смотреть. После этого всё встало на свои места и обрело смысл в её сознании. Девушка осознала, что влюбилась в другого парня. Но как она может оставаться в браке с человеком, брата которого любила, и он… Он, кажется, тоже любил её. И вот однажды ночью, в то время, как Рон был снова пьян, Гермиона сидела за туалетным столиком в их общей спальне, где она уже давно спала в одиночестве, и, завернувшись в халат, в свете тусклого Люмоса, она написала письмо. Она начала просто — с приветствия, в своей голове она улыбалась и усмехалась. Она писала о том, что брак её был упущен, он просто напросто сгорел, сама она была почти мертва. Гермиона писала, что Рон уже давно ничего для неё не значит, особенно после того, как он стал грубо обращаться с ней. Гнев её разгорался, а неприятный холод осел в животе. Она писала о Розе, о том, что не может растить свою девочку в этой среде, в которой они с мужем кричат друг на друга, прежде, чем муж, хлопнув дверью, исчезал в ещё одну ночь. Письмо заканчивалось вопросом, простым вопросом, на который она срочно должна была получить ответ, прежде чем действовать. Ты чувствуешь то же, что и я? Она перечитала написанное, довольная собой, подписала письмо, прежде чем сложить его в конверт и подготовить к отправке. Именно тогда она услышала, как в прихожей хлопнула дверь. Испугавшись собственной глупости, Гермиона спрятала письмо в нижнем ящике своего туалетного столика, хлопнула себя по щекам и приняла спокойную позу, которая бы не выдавала её волнение. Несколько мгновений спустя дверь спальни открылась — на пороге был Рон. Его лицо было усталым и виноватым, одну руку он держал за спиной. Его рыжие волосы были неряшливо взъерошены, глаза были уставшие, и в них явно читалось раскаяние. — Гермиона, — сказал он, глядя на неё своими грустными голубыми глазами. — Ты помнишь, когда мы путешествовали, искали крестражи, и я пытался найти тебя… — Гермиона кивнула, скрестив руки на груди. — Как я сидел на холме в холоде весь день и мечтал просто увидеть тебя? — Она снова кивнула. — Я понял, что последнее время я был… Я не был, а я и есть идиот. — Девушка снова кивнула. — Чёртов тупой идиот, который не заслуживает такой жены, как ты. — Рон… — она начала, но парень прервал её. — Нет, Гермиона, — сказал он возбуждённо, подняв брови с любопытством. — Я не хочу, чтобы ты делала мне поблажки. Я люблю тебя уже десять лет, с тех пор, как чуть не потерял из-за этой чёртовой змеи, — она не могла сдержать улыбку, когда он говорил. Она давно не видела того Рона, в которого когда-то влюбилась. — Я не понимал этого тогда, но я знал, что никогда не потеряю тебя снова. Я совершал ошибки, Гермиона, я знаю, что у меня есть недостатки, но я не могу без тебя, я любил тебя, когда мне было двенадцать лет, и я буду любить тебя, пока мне не исполнится сто двенадцать! — воскликнул он смело, но потом неожиданно опустил глаза, глядя на пол, протягивая большой букет цветов Гермионе. Это были розовые и белые розы, цветы, которые были на их свадьбе. — Вот, если ты мне позволишь… — Ах, Рональд, — сказала она, бросаясь на него, обвивая руки вокруг его шеи, отбрасывая цветы на кровать, когда он обнял её, зарывшись лицом в волосы. — Конечно, я тебя тоже люблю! — и, несомненно, это было правдой. Рон был её мужем, и она будет любить его, пока не умрёт. Как она могла думать иначе? Это был момент безумия с её стороны. Их объятие было нарушено криками младенца, Гермиона отпрыгнула, чтобы отойти к своей годовалой малышке. — Я успокою её, — сказал Рон, счастьем светились его глаза, когда он держал жену за плечи, останавливая порыв. — Ты заслужила спокойный ночной сон, — сказал он, быстро целуя её, прежде чем исчез из комнаты. Наполненная надеждой, что её брак был спасен и что она любит Рона, своего мужа, больше, чем она могла полюбить кого-либо ещё, она забралась в постель, ожидая его терпеливо. Письмо же так и осталось лежать на дне ящика, совсем позабытое. И все вновь были счастливы, но совершенство не может длиться бесконечно. Спустя месяц Гермиона возвращалась домой после обеда с Джинни — это была просто встреча в кафе в Косом переулке; Молли присматривала за детьми вместе с Флёр и мистером Уизли. Девушки засиделись до позднего вечера, и небо медленно начало окрашиваться в розовый с наступающим закатом. Когда Гермиона открыла дверь, она позвала Рона, зная, что он должен вернуться с работы пораньше. — Рон! — она позвала мужа. — Я вернулась, — она не получила ответа. — Мы с Джинни немного задержались, ты не обиделся? — спросила она, ожидая ответ. Предполагая, что он не слышал её, она проверила дом. На кухне было пусто, как и в столовой, тогда она поднялась наверх. Все огни были потушены в доме, поэтому Гермиона немного стушевалась на лестнице. Как только она дошла до комнаты, девушка увидела полоску света, выглядывающую из-под двери спальни. Закатив глаза, Гермиона зашла внутрь, предполагая, что Рон просто заснул, что часто с ним бывало. Улыбаясь про себя, девушка открыла дверь. Он сидел у подножия кровати, спиной к ней, напротив камина, плечи его сгорбились. — Извини, я задержалась, — сказала она тихо, снимая свои серьги. — Мы с Джин просто потеряли счёт времени, — сказала она, бросая их на тумбочку. — А потом мы встретили Падму и Парвати, и, ты знаешь, они такие болтушки, — она закатила глаза, скидывая с себя обувь. — Удивительно, годы прошли, а они не изменились, — продолжила она, не заметив, что он не ответил. — И затем мы забрели во «Флориш и Боттс». — Гермиона вспоминала вечер. — А ты знаешь, что я могу там зависнуть надолго, — она тронула его за плечи, разглядывая спину Рона скептически — муж никогда не был тихим. — Ты очень тихий, Рон. — сказала она, вешая пальто на стул, но вдруг почувствовала, как холод обдал её внутренности. Верхний ящик тумбы был открыт, а письмо, которое она так не отправила, о котором она забыла… Оно исчезло. — Это правда? — спросил Рон горько, по-прежнему не глядя на неё. Полагая, что всё ещё можно исправить, Гермиона молча закрыла ящик, повернув к Рону растерянный взгляд. — Что правда? — она надеялась, что её голос не дрожит. — Ты знаешь, что! — он поднялся так резко, что девушке пришлось отскочить. Парень повернулся, пергамент был зажат в его кулаке. — Я хотел попробовать организовать романтический вечер для нас и искал свечи. Я хотел просто посмотреть их в этом ящике, решил, что ты не будешь против, но потом нашел… Какого чёрта? — закричал он, тряся пред ней ладонью с зажатым в ней письмом. — Я не знаю, — произнесла Гермиона, и желудок её сжался, когда она заметила, как лицо Рона потемнело. — Не лги мне, Гермиона! — он кричал. — Есть кто-то ещё, разве нет? Интересно получается, когда мы охотились за крестражами: я, ты и Гарри… О, я испортил тебе удовольствие быть с ним наедине. Кто же знает, чем вы оба занимались, когда я ушёл. Представляю, как вы рады были видеть меня! — он ещё раз крикнул, так что лицо Гермионы приняло страдальческий вид. — Нет, Рон! Нет, это не правда! — она кричала, на глазах наворачивались слёзы. — Это Гарри? Или кто тот другой парень? — Нет другого парня, — зашептала Гермиона, отчаянно стараясь, чтобы её голос оставался спокойным. — Не ври! — он плюнул. — Я прочитал письмо: Рон не понимает… Он не знает, как это тяжело. Он даже не пытается, он не для меня, припоминаешь? — он кричал ей в лицо. Теперь его шея была красной от злости. — Давай, Гермиона. Я знаю, что это ты писала письмо. Это твой почерк! — Да, я это написала, — наконец, сказала она; слёзы соскользнули с её глаз, когда девушка отвернулась от него. — Но нет кого-то ещё, Рон. Больше нет, клянусь! — умоляла она, наблюдая, как его лицо приобретало все характерные признаки, перед тем, как парень должен был взорваться. — Больше нет? — прорычал он гневно. — Нет. Больше! — повторил Рон снова, его гнев достигал критической точки. — Ты всегда выбирала кого-то другого вместо меня. Сначала это был Крам, потом Кормак. Даже Гарри-чёртов-Поттер, мой лучший друг и тот оказывается другим парнем, — он вскинул руки в воздух. — Тебе понравилось, Гермиона? Он был хорош? — он усмехнулся, приближаясь к её лицу так, что девушке пришлось попятиться к двери. Она отчаянно хотела, чтобы та не закрылась сейчас. — всё, как ты ожидала? Он был лучше меня? — Прекрати! — она закричала, отталкивая мужа, заставляя его откинуться назад на несколько футов. Он, кажется, удивился, но всё ещё смотрел с ужасом. — Я же говорю тебе, — слезы всё ещё падали из её глаз. — Я сказала тебе, что я люблю тебя! — Рон усмехнулся. — Я бы не стала жить с тобой, обманывая, — сказала она, глядя в ужасе. — Не смотри на меня, шлюха! У меня есть все доказательства, — крикнул он. — Ты сделала это! Ты и твои развратные мысли! Ну знаешь что, Гермиона, — сказал парень, выталкивая слова сквозь сжатые зубы. — Я устал, я устал жить с тобой в этом доме, с этим ревущим ребёнком! — Она — твоя дочь! — Гермиона почти кричала, не понимая, как Рон мог это сказать. — Откуда мне знать? — он плюнул в сторону, и она замерла. Она не представляла, что Рон не просто обвинит её в измене, но и откажется от собственной дочери. — Она может быть ребёнком Драко Малфоя! И я бы ничего не узнал! — Да как ты смеешь! Оскорбляй меня, если хочешь, обвиняй меня в супружеской неверности, но если ты когда-нибудь ещё раз станешь обвинять меня в том, что это не твоя дочь… Ты гораздо более подлый человек, чем я когда-либо считала возможным, Рональд Уизли! — кричала девушка, тяжело дыша; слёзы больше не лились из её глаз, так она пристально смотрела на мужчину перед ней. Челюсть Рона сжалась, его лицо покраснело пуще прежнего. — Это не мой ребёнок! — Он крикнул. — Ты, наверное, только и вышла за меня, чтобы скрыть факт того, что ты тупая шлюха, которая случайно забеременела от кого-то, кто не был твоим парнем! — кричал он на неё, и Гермиона замерла. — Всё кончено. Мне это надоело, всё это. Ты и твои навязчивые потребности. Ты хочешь знать, где я нахожусь каждую минуту, ты хочешь быть образцовой женой, а я терпел тебя, вместе с твоим долбаным котом! — он указал туда, где Живоглот свернулся на подушке. — Ты шлюха, Гермиона, — он выплюнул эти слова. — Шлюха… И я хочу, чтобы ты покинула этот чертов дом, и можешь забрать с собой ребенка! — он кричал, его голос достигал самого высокого тона. Он замолчал на секунду, тяжело дыша, и посмотрел на Гермиону. Её лицо покраснело, слёзы катились по щекам, а сама она молча плакала. — Рон, пожалуйста, — девушка потянулась к нему, надеясь, что это было сказано сгоряча. Как только её рука оказалась в трёх дюймах от него, он попятился, будто это прикосновение обжигало. — Ты и этот ублюдок, — он сказал с горечью. — Уходите… — и с этими словами он трансгрессировал из спальни, а Гермиона осталась одна. *** Она не теряла времени, девушка сразу же рванула с места, спотыкаясь, как только оказалась в границах Норы. Девушка увидела несколько рыжих голов в саду, их волосы освещались светлячками, и она могла видеть миссис Уизли на кухне. Все казались счастливыми в блаженном неведении. Это был ответ на её первый вопрос: Рона здесь не было. Она побежала к дому, стараясь остановить рыдания, но они душили её горло, когда она вдыхала прохладный вечерний воздух. Девушка продолжала бежать, всё ещё спотыкаясь, несмотря на то, что она могла слышать, как её окликали по имени. Как только Гермиона добралась до двери, она почувствовала две сильные руки, которые слегка потянули её назад, и поняла, что оказалась лицом к лицу с человеком, которого она хотела бы видеть в последнюю очередь в данной ситуации. — Гермиона? Гермиона, что случилось? — Фред обнял её за плечи. В ту же минуту миссис Уизли услышала шум и открыла заднюю дверь, явно находясь в замешательстве, не понимая, почему Гермиона была на пороге её дома в такой час, а не дома с мужем. — Гермиона? — Всё кончено, — она всхлипнула, опуская глаза от подкативших слез, её рыдания эхом разносились в тишине. — Он оставил меня, — каждый, казалось, понимал. Фред опустил руки по бокам, сжав кулаки, всё его тело дрожало так, что Джордж понял, что его эта ситуация бесила. Он схватил брата за плечи и потянул его прочь, прежде чем кто-нибудь ещё мог это заметить. Миссис Уизли набросилась на Гермиону с объятиями. — Гермиона, дорогая, — она обняла её по-матерински. — Что случилось? — Он сказал, что я ему изменила, что у меня есть кто-то другой, что Роза не его дочь… Но это неправда, миссис Уизли, — девушка громко рыдала. — Это неправда! Я никогда не поступила бы так! — Я знаю, дорогая, я знаю, — сказала она чётко, явно сердясь на своего сына, когда один из близнецов вновь появился в комнате. — Что ещё он сказал? — она расспрашивала, усаживая Гермиону за кухонный стол, где в настоящее время мистер Уизли сидел с чашкой чая. — Что я шлюха, и что всё кончено, и что мне нужно убираться с Розой куда подальше. Но я не могу уйти, миссис Уизли, я не могу. Мне некуда идти, — она зарыдала сильнее, прислонив руку ко рту. — Вы можете остаться у нас, — произнес голос из дверного проёма. Гермиона повернулась и увидела Джорджа, который оставил Фреда в прихожей, давая тому время успокоиться. — Ты и Роза можете остаться с нами, пока не найдёте своё место, — он повторил, подходя ближе и опуская руку на плечо Гермионы. — Спасибо, Джордж, — она вытирала нос о свой рукав. — Это очень мило, но я не могу. Я не могу сделать это. Но я благодарна тебе и Фреду. — Девушка постаралась не вздрогнуть, когда она произнесла это имя. Это ведь не вина Фреда: во всём виновата она сама, а парень даже не подозревал о том, что она когда-то чувствовала. — Бред, — рыжий убрал руку. — У нас много места, плюс, мы любим эту маленькую девочку, — сказал он с улыбкой, заставляя Гермиону снова засопеть. — Мой мальчик! — Миссис Уизли вдруг рванула вперед, обернув свои руки вокруг шеи Джорджа. Она потянула его вниз, что было очень непросто, поскольку сама она была, по крайней мере, на две головы ниже, чем он. — И ты тоже! — воскликнула она, хватая Фреда, как только он появился в комнате. — Вы оба так добры, я так горжусь вами! — Значит, договорились, Гермиона? — произнес Джордж с улыбкой. — Роза сейчас с Джинни, так что можешь пока подняться к ним, а мы начнём перемещать твои вещи, — сказал он и трансгрессировал из кухни, прежде чем она смогла возразить. — Увидимся, Миона, — Фред откашлялся, как только его освободили из объятий, и тоже трансгрессировал прочь, оставляя Гермиону с ощущением потери и гораздо более виноватой, чем она была несколько часов назад. Гермиона прибыла в вышеуказанную квартиру Уизли спустя несколько минут, она сжимала Розу в объятиях и обещала поговорить с Джинни, рассказать, что случилось, на следующий день. Забавно, но Гермиона появилась на пороге как раз вовремя: Фред пытался аккуратно извлечь когти Живоглота из колена Джорджа. — Боже, Гермиона! — Фред, наконец-то сумел оттащить кота, который тут же улизнул и спрятался под кухонный шкаф; его жёлтые глаза блестели, а сам он шипел на близнецов. — Этот кот — монстр, — Джордж закончил, взмахнув палочкой над испорченными штанами, чтобы мгновенно их починить. — Вы действительно не должны делать этого, — сказала девушка, крепко прижимая к себе Розу, которая крепко спала на её руках. — Нет никаких проблем, — Джордж махнул рукой. — Мы, тем более, давно выросли из этих кроватей, — он смешно постучал по подбородку. — Вторая спальня, — рыжий указал на дверь. — Но это комната Фреда, — Гермиона вспомнила, как однажды трансгрессировала сюда после ссоры с Роном, чтобы потом постучать в комнату Фреда. — Пока ты здесь — это твоя комната. И прекрати сопротивляться, — сказал он, протягивая руку, чтобы заставить её замолчать. — Тем более, кроватка Розы уже там. А теперь иди и поспи, мы закончим всё остальное, — сказал Фред с улыбкой. Его руки опустились вновь на плечи Гермионы, когда она смотрела на него, онемевшая, не веря, что всё это действительно происходит. Зная, что дарёному коню в зубы не смотрят, Гермиона побрела в комнату Фреда, где опустила Розу в её кроватку и закрыла дверь. — Ты совсем плох, Фредди, — Джордж прошептал, хлопая брата по плечу. — Ты же знаешь, что я собираюсь убить его, да? — Фред зашипел, его глаза всё ещё следили за дверью, за которой скрылась молодая ведьма со своей дочерью. — Я думаю, мы все тебе поможем, приятель, — произнес Джордж и аппарировал обратно в старый дом Гермионы. Фред, однако, стоял как вкопанный, в гостиной, слушая, как надрывные рыдания Гермионы разносились по всей квартире, наполняя сердце Фреда ещё большей ненавистью, чем, он думал, способен выдержать. Конечно, он не собирался убивать Рона; он собирался превратить его жизнь в ад за то, что он с ней сделал. Гермиона не встретилась с Джинни на следующий день. *** Это было слишком много для такой молодой колдуньи, которая ещё не восстановилась за эти годы от жестокой войны. Гермиона знала, что это не её место: она потеряла своего мужа, свой дом; теперь она была уверена, что потеряет друзей, и она не хотела наблюдать за тем, как это произойдет. Ночью, в то время, когда Фред и Джордж оба спали, Гермиона начала собирать всё, что принадлежало ей и Розе, в свою сумку. Она уменьшила мебель для переноски, прежде чем запихнула всё в сумочку, ту самую, которую использовала, когда троица отправилась на охоту за крестражами. Она подняла Розу из кроватки и сжала этот предмет мебели, засунув и его туда же. Завернув дочку в одеяло и устроив сумку на запястье, Гермиона пробралась в гостиную, где теперь спал Фред, распластавшись на диване. Тряхнув палочкой, она призвала пергамент и перо, написала краткую записку и оставила её на захламленном журнальном столике. Она поцеловала Фреда быстро и аккуратно в лоб, достаточно мягко, чтобы он не почувствовал поцелуй, и коснулась его сухой щеки. Гермиона бросила последний взгляд на квартиру и с громким хлопком трансгрессировала. Оба близнеца Уизли так крепко спали, что ни один из них не знал до рассвета, что Гермиона ушла. А утром уже было слишком поздно, чтобы найти её.