Во мне

Глава 3. Безумие Мне нужен враг, чтоб обрести покой Чтоб все бессмысленное стало объяснимо (с) Дельфин «Мне нужен враг» Выйдя из клиники, я решаю прогуляться до дома пешком, и с огромным удовольствием ныряю в толпу. После победы я полюбил гулять по маггловскому Лондону. Мне понравилось находиться среди людей, понравилось всматриваться в лица спешащих мимо мужчин и женщин, вслушиваться в их голоса. Мне понравилось думать о том, что у каждого из них - свои радости и печали, свои надежды и тревоги, свои мысли и свои дела. На шумных многолюдных улицах я чувствовал себя не просто Гарри Поттером, а частью толпы, частью чего-то большего. И моя ярость чуть уменьшалась, словно бы растворяясь в этом кипящем котле человеческих мыслей и эмоций. Мне сразу становилось легче дышать. Сегодня я по привычке лавирую среди людей, хотя, на удивление, не чувствую ничего особенного. Я не разделяю надежды Гермионы на то, что улучшение наступит позже. Во-первых, мне банально этого не хочется. Во-вторых, мне кажется, что в случае удачи какие-либо изменения проявились бы сразу же. Это же магия, в конце концов! В себе я не замечаю никаких изменений. Разве что отголосок чужого присутствия, некое тревожное чувство, которое всегда появляется у меня после применения ко мне легиллименции. Впрочем, и оно скоро проходит. По мере приближения к дому, на меня накатывает облегчение. Наконец-то это позади, все позади! Я горжусь собой за то, что не сорвался, не попытался задушить Снейпа прямо в клинике, даже старался помочь! Мерлин знает, как я боялся, что сорвусь в штопор при одном взгляде на этого ненавистного человека. Теперь я ощущаю, что все сделал правильно. Я поступил так, как поступил бы прежний, довоенный Гарри, которого мне так хочется вернуть. Не моя вина, что ничего не вышло. Я сделал все что мог, я перевернул, наконец, эту страницу, и теперь могу спокойно жить дальше без всяких мыслей о Снейпе. Заходя в дом, я думаю, что Гермиона была права, мне действительно стало гораздо легче. По этому поводу я решаю немного выпить и задумываюсь о компании. По правде говоря, выбор у меня не слишком велик - слишком уж многих знакомых отпугнули от меня мои приступы агрессии. Я всегда мог рассчитывать на Рона с Гермионой - всегда, но только не сегодня. С Роном (я морщусь)мы давно уже в ссоре. А дружеская попойка с Гермионой неизбежно превратится в обсуждение проведенного ритуала, муссирование нюансов, построение теорий и предположений - иными словами, в разговоры о Снейпе, а я как раз решил навсегда выкинуть его из головы. Невилл тоже не годится - после того, как Гермиона очутилась в Св. Мунго, он полон отчаянной, даже какой-то болезненной веры в выздоровление родителей. Гермиона ни разу за все школьные годы не подводила Невилла, и он, кажется, считает ее всемогущей. И я бы рад его поддержать, но, увы, я-то прекрасно знаю, что и у Гермионы бывают неудачи. Да и не хочется мне вспоминать Мунго и все, что с клиникой связано. Я вспоминаю о Джордже и моментально ощущаю болезненное чувство вины. Джордж теперь - словно и не Джордж. Больше всего он похож на половину человека. Словно прекрасную разноцветную елочную игрушку разбили на две части и на место одной небрежно приклеили грубую пластмассовую подделку. Если я после Победы жил, словно на вулкане, атакуемый неконтролируемыми приступами гнева, то Джордж, наоборот, будто вымерз изнутри. Не было в нем ни ярости, ни ненависти, в нем, кажется, вообще не было никаких чувств. Как будто все его чувства Фред унес с собой, оставив Джорджу лишь оболочку. При мысли о Джордже и Фреде во мне снова начинает пробуждаться гнев. Сколько раз за последнюю неделю я в ярости спрашивал себя, Вселенную, Мерлина - разве это справедливо? Разве справедливо, что сальноволосый ублюдок, погубивший моих родителей, выжил, а Фред мертв, и Джордж тоже - все равно, что мертв? С какой радостью я бросился бы спасать Фреда, если бы он остался жить! Я бы перелопатил тонны книг, выпил бы литры зелий, выучил тысячи заклинаний - лишь бы Фред вернулся к жизни, вернулся к Джорджу и к нам! Я бы не остановился на одной попытке, я бы пробовал снова и снова, я бы отдал Фреду всю свою магию, всю силу, всю душу - лишь бы он снова мог смеяться и шутить. Но он мертв, мертв навсегда, а этот негодяй какого-то хрена умудрился выжить. Я прерываю себя, потому что мне в голову снова полезли совсем не те мысли, а руки опять затряслись от гнева. Я напоминаю себе, что с этим покончено, эта страница моей жизни перевернута. Да и, в конце концов, разве можно назвать нынешнее состояние Снейпа - жизнью? В последний раз я позволяю себе мстительно подумать, что, возможно, Снейпу в его коме приходится признавать все свои грехи, один за другим, а потом мучительно расплачиваться за каждый. Затем усилием воли гашу в себе остатки гнева и усаживаюсь к окну, прихватив с собой бутылку коньяка. У меня еще целая жизнь впереди для общения с друзьями, а сегодня мне на удивление неплохо и в компании с самим собой. За окном мое любимое время года - осень. Осень всегда означала возвращение в Хогвартс и встречу с друзьями, осень означала, что до следующего свидания с Дурслями еще почти год. И сегодня выдался такой не по октябрьски солнечный и теплый денек... Я потягиваю коньяк, смотрю на солнце, синее небо и золотые листья, и мои мысли текут размеренно и неспешно. Я размышляю ни о чем и обо всем сразу. Как давно я не летал... Как манит к себе небо... Как давно я не занимался ничем по-настоящему приятным. Почему я забросил квиддич? Я бы мог играть профессионально, мог бы посвятить этому всю мою жизнь. Вот Джинни играет и очень довольна... Зачем я расстался с Джинни? Как я мог подумать, что ее испугают или оттолкнут мои приступы агрессии? Джинни сильная и не по-девичьи мудрая, и вместе мы бы справились... а может, еще и не поздно... Как же хорошо просто сидеть у окошка, смотреть на осень и думать о чем-то приятном. Я люблю осень в Лондоне именно такой - солнечной, золотистой и словно бы прозрачной. Как жаль, что она редко такой бывает, очень скоро наползут туманы и польют дожди... Но кто вообще обязал меня вечно оставаться в мрачном доме на Гриммо, в сером пасмурном Лондоне? Я молод, я свободен, у меня хватает денег, и я могу поехать куда угодно. Могу делать все, что угодно. Свобода. По мере того, как бутылка пустеет, я ощущаю невиданный прежде подъем. Как я мог не замечать, что почти на полтора года похоронил себя в этом доме, среди воспоминаний о потерях, бесконечно переигрывая выигранную мною же войну? Война окончена, сказала мне Гермиона, и только сейчас я начинаю понимать, что она права. Меня охватывает жажда деятельности, хочется немедленно изменить что-то в своей жизни, встретиться с друзьями, помириться с Джинни, уехать в путешествие. Я почти готов рвануть к Гермионе, чтобы поделиться с ней своими идеями, но, сползая с подоконника, неуклюже пошатываюсь и почти падаю на пол. Рядом тут же материализуется Кричер и бережно меня поддерживает. Я пьяно ухмыляюсь и решаю перенести воплощение своих наполеоновских планов на завтра. А пока я прихватываю бутылку, в которой на дне плещутся остатки коньяка, и переползаю к камину. Мысленно благодарю Кричера - к вечеру стало довольно прохладно, и огонь в камине весьма кстати. Я подслеповато щурюсь, наблюдая за языками пламени, слушая потрескивание дров и ощущая себя на редкость гармонично. Пусть горит огонь в камине, пламя гнева в моей душе потухло - мне очень хочется верить, что навсегда. *** Утро выдается совсем не таким теплым и солнечным, как прошедший день. Впрочем, мне нет никакого дела до погоды, меня больше волнует состояние моего организма. А оно, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Во рту словно кошки нагадили, голова раскалывается, руки трясутся и при каждом движении на меня накатывают волны тошноты. Я кряхчу и стону, собираюсь позвать Кричера и послать его за антипохмельным, потом вспоминаю, что в доме его нет - все запасы были ликвидированы мной и немногочисленными самыми смелыми друзьями еще пару месяцев назад. От этих воспоминаний мне становится совсем нехорошо. Как раз месяца два назад мне пришлось окончательно признать, что с алкоголем пора завязывать. Если в трезвом состоянии я еще хоть как-то мог контролировать свои приступы агрессии, то, будучи пьяным, я каждый раз словно вновь возвращался на войну. Самое неприятное, что мое сознание при этом отключалось, а подсознание не особо разбирало, кто друг, а кто враг. В конечном итоге я обнаружил себя приставляющим к горлу Симуса кухонный нож и ужаснулся. С дружескими попойками пришлось завязать. К слову, с тех пор ни Симуса ни Дина я ни разу не видел. И вот теперь, пластом лежа на полу перед камином, я очень четко осознаю, что вчера ужасно нажрался. Следом за этим открытием привычно приходит мысль о том, что еще я мог натворить. Меня охватывает ужас. Я пытаюсь вспомнить вчерашний вечер. Я не уверен, что хочу вспоминать. Я помню, как вчера мы с Гермионой были в Мунго и проводили ритуал, пытаясь спасти Снейпа. И, кажется, ничего не получилось. Удивительно, но при мысли о Снейпе меня не охватывает прежняя неконтролируемая ярость. Легкая вспышка гнева, которая почти сразу же гаснет. Меня это удивляет. Впрочем, возможно, все дело в том, что в данный момент у моего организма попросту нет сил злиться. Я решаю подумать об этом потом и сосредотачиваюсь на настоящем моменте. Странное дело, прежде после попоек мне всегда было немного стыдно и очень тревожно. Даже если я совсем ничего не помнил, где-то на задворках сознания всегда жила мысль о том, что накануне я опять вел себя просто ужасно. Сегодня я не ощущаю ничего такого. Мне на удивление спокойно и легко, и совершенно нет ощущения, что я делал вчера что-то плохое. Слегка покряхтывая, я все же встаю на ноги и мутными глазами обвожу гостиную. На полу перед камином сиротливо валяется единственная бутылка. Стулья целы, зеркала не разбиты, да и вообще нигде не видно ни осколков, ни других разрушений. Это весьма примечательно. Не припоминаю, чтобы хоть одна моя пьянка обходилась без швыряния мебелью или посудой. Наконец я вспоминаю, что вчера был один и отмечал свое избавление от гнева. Не знаю пока, как относиться к этой мысли, равно как и к своим вчерашним грандиозным планам. По зрелом размышлении я решаю сначала хоть немного прийти в себя, и только потом принимать важные решения и думать о том, как мне жить дальше. Так что я ползу в кухню, зову Кричера и прошу сделать мне кофе.В ожидании чудодейственного напитка пялюсь в окно, за которым сегодня идет дождь. Так я и знал, что хорошая погода долго не продержится. Внезапно я вздрагиваю, словно кто-то толкнул меня в спину. Мне вдруг делается очень тревожно. Я почти физически ощущаю чужое присутствие, хотя сигнальные чары молчат. Я не успеваю ни подумать о том, что это может значить, ни по-настоящему встревожиться, потому что мгновение спустя слышу давно знакомый, давно забытый, ненавистный голос: - Доброе утро, мистер Поттер. Я почти падаю со стула, на который забрался с ногами, но в последний момент цепляюсь за столешницу. На эту самую столешницу я и пялюсь, боясь обернуться или хотя бы посмотреть вперед. Гнев вновь накатывает удушливой волной. Я боюсь убить обладателя голоса прямо здесь, сейчас. Вот как, значит. Ублюдок опять выкрутился, и я сам приложил к этому руку. Выкрутился и явился сюда, в мой дом! Как его пропустили чары? Мерлин, как?.. Как Гермиона могла? Как его выпустили из Мунго?... Я стараюсь дышать размеренно и глубоко, пытаясь прогнать гнев и вновь обрести способность трезво мыслить. Его не могли отпустить из Мунго. Если он очнулся только вчера или даже сегодня... Ему ни за что бы этого не позволили. К тому же, Гермиона ведь говорила, что его спасение держат в секрете. Ему опасно даже просто считаться живым, а не то, что бродить по улицам и аппарировать куда угодно. Да, Мерлин, не мог он ко мне аппарировать, на моем доме сильнейшие защитные чары, ведь сам Кингсли... А голос! Я внезапно вспоминаю объяснения Гермионы. Я должен был лишь помочь вернуть Снейпа в сознание, но его голос невозможно восстановить, слишком сильные повреждения связок. Он никогда уже не сможет разговаривать. Последняя мысль окончательно приводит меня в себя. Я почти расслабляюсь, но в следующую секунду вновь слышу мерзкий голос: - Замечательно, Поттер. Шестеренки в вашей голове еще крутятся, хотя, клянусь, я отчетливо слышал скрип. Я снова вздрагиваю, выхватываю палочку и под ехидный смех Снейпа мечусь сначала по кухне, а потом и по всему дому. Желание прервать этот смех вызывает почти физическую боль. Я запинаюсь о пороги, почти падаю с лестницы, роняю стулья и мелкие безделушки и, разумеется, бужу портрет миссис Блэк. Все это время он не перестает смеяться. В конце концов, мне приходится признать очевидное. Снейпа нет в доме. Я медленно оседаю на пол. Мерлин! Его смех звучит у меня в голове. *** Некоторое время я неподвижно сижу на полу, а затем начинаю равномерно и сильно биться головой о стену. Его смех немедленно стихает, а затем я вновь слышу ненавистный голос: - Поосторожней, Поттер. Вы рискуете остаться даже без той единственной извилины, которая у вас еще осталась. - Заткнись, - в бешенстве ору я, продолжая свое занятие. Снейп в моей голове... Снейп в моей голове, и я готов пожертвовать даже своим рассудком, чтобы вышвырнуть его оттуда. - Поттер, - в мерзком голосе отчетливо слышно беспокойство. - Не будьте идиотом, немедленно прекратите! Идиотом? Я ударяюсь о стену с особенной силой. В глазах на мгновение темнеет, а ощупав затылок, я чувствую горячую липкую кровь. Это меня несколько отрезвляет. Не стоит Снейп ни моего рассудка, ни моей жизни. - Так-то лучше, - начинает Снейп, но я снова ору «Заткнись!», а затем хватаю со стола нож и приставляю к своему горлу. Угроза действует, он умолкает. Тем лучше, потому что мне необходимо срочно понять, что со мной произошло и что теперь с этим делать. Ритуал! Конечно же, дело в этом гребаном ритуале! Что-то пошло не так, и теперь я слышу Снейпа! Мне нужна Гермиона. Мне срочно нужна гребаная Гермиона, дементор ее поцелуй, и лучше бы ей знать, как избавиться от голоса ублюдка. Я чувствую, как ярость заполняет все мое существо. Она безбрежна, как море, глубока, как Марианская впадина и горяча, как извергающийся вулкан. Я вылетаю из дома и аппарирую в Мунго, проскакиваю мимо привет-ведьмы, не обращая ни малейшего внимания на ее крики, пробегаю коридор, взлетаю по лестнице и через десять секунд рывком распахиваю дверь в ординаторскую. Гермиона там. Заклинанием левитации она раскладывает по полкам какие-то папки. - Твою мать! - ору я вместо приветствия. - Что ты со мной сделала? Что ты сотворила со мной, мать твою?! Гермиона оборачивается, страдальчески морщится и невербально захлопывает за мной дверь. - Что случилось, Гарри? - спрашивает она спокойно и немного устало. Из всех моих друзей Гермиона единственная научилась сносно переносить мои приступы агрессии. Но в этот раз все не так. В этот раз ее спокойствие взвинчивает меня еще больше. - Снейп! - рычу я. - Снейп, мать твою, случился! Она непонимающе смотрит на меня, а я больше не могу сдерживаться. Моей ярости нужен выход, поэтому я подскакиваю к ней, хватаю за воротник лимонного халата и тяжело дышу. Я не могу произнести ни слова, мне кажется, я убью ее, прямо здесь, прямо сейчас. Гермиона выглядит шокированной. Я орал на нее сотни раз, но никогда еще не распускал руки. Кажется, теперь она действительно напугана, но ее голос не дрожит, когда она твердо произносит: - Профессор все в том же состоянии. Ничего не изменилось. Не вижу повода так кричать. Сядь и спокойно объясни, что произошло. На этот раз что-то в ее тоне на меня все же действует. Я все еще ужасно злюсь, но, кажется, могу себя контролировать. Я отпускаю ее воротник и падаю в кресло. Дышу так тяжело, словно только что пробежал стометровку. - Снейп в моей голове, - выдавливаю из себя наконец. Гермиона хмурится, опускаясь в кресло напротив меня. -Извини, но я пока не понимаю, Гарри. Объясни нормально, пожалуйста. Я вздыхаю и принимаюсь за объяснения. Ублюдок пока молчит, и это помогает мне собраться с мыслями. Я рассказываю Гермионе о вчерашнем вечере, моем хорошем настроении, коньяке, затем переключаюсь на сегодняшнее утро и голос в моей голове. Гермиона хмурится. - Значит, ты пил коньяк? Я киваю. - Много? - уточняет она. - Одну бутылку, - я начинаю понимать, к чему она клонит, и мне ох, как это не нравится. Внутри снова начинает клокотать. - А ты не думал, что... - Нет! - взвиваюсь я. - Нет, Гермиона! Это не пьяные глюки и не похмельные глюки! Я не алкоголик! Я сотни раз выпивал вдвое больше! - кажется, я противоречу сам себе, но меня это мало волнует. - Но мне никогда не мерещился Снейп! Она кивает. То ли и правда мне поверила, то ли просто боится спорить дальше. - Ладно. Тогда давай подумаем... что же это может быть? - Твой идиотский ритуал! - выпаливаю я. - Что же еще это может быть? - Но, Гарри, это невозможно, - мягко возражает Гермиона. - "Возвращение Жизни" работает совсем не так. Я просто передала профессору крохотную частичку твоей жизненной энергии, что, кстати, объясняет отсутствие у тебя приступов агрессии вчерашним вечером. И крохотную часть твоей магии. Все это вместе должно было подтолкнуть магию Снейпа, и та начала бы исцелять его сознание. Я же тебе объясняла! - Значит, что-то пошло не так! - реву я. - И тебе лучше бы знать, что именно, и как это исправить! Как вытащить Снейпа из моей головы? Думай! Гермиона с минуту сидит неподвижно, а затем беспомощно смотрит на меня и жалобно произносит: - Я не знаю... Почему-то Гермиона, которая чего-то не знает, бесит меня даже больше Гермионы, которая знает все. Я чувствую, что вот-вот сорвусь окончательно. - А надо бы знать! - ору я. - А если ты не знаешь, то какого черта вообще... Когда ты перестанешь лезть в чужие жизни, Гермиона? Когда перестанешь пытаться переделать мир под себя? Отстань от домовых эльфов! Отстань от Лонгботтомов! Отстань от Снейпа! И самое главное - НАВСЕГДА ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!!! Мне дико хочется ее убить. Взять ее голову в свои ладони и давить, сильно-сильно, пока не выдавлю из нее раз и навсегда ее дурацкие знания и идиотские идеи. Я сдерживаюсь чудовищным усилием воли и вылетаю из ординаторской, громко хлопнув дверью. Пока я бегу вниз по полупустым лестницам, в моей голове панически бьется только одна мысль: я сейчас сорвусь. Ярость буквально разрывает меня изнутри. Я знаю, что убью любого, кто осмелится сейчас со мной заговорить. И при этом мне страшно. Я не хочу быть психом, не хочу становиться маньяком. Я не хочу никого убивать. Я безмолвно молю людей не трогать меня... не смотреть на меня... не заговаривать со мной... *** Мои приступы агрессии начались далеко не сразу после Победы. Первым чувством было даже не опустошение, а какое-то оцепенение. Все было кончено, Волдеморт был мертв, как и многие мои близкие, но у меня не было сил ни радоваться, ни грустить. Кажется, впервые в сознательной жизни мне не нужно было куда-то бежать, кого-то спасать или решать какие-то головоломные ребусы двух интриганов. И я просто не знал, что делать с этой тишиной и пустотой внутри себя. Я ходил на все мероприятия, на которые меня звали, произносил речи и поднимал бокалы, и, в то же время, словно со стороны наблюдал сам за собой и за всем вокруг. Все казалось мне каким-то ненастоящим. Моим настоящим была война, и именно воспоминания о ней меня оживили. Только когда я позволил себе вспомнить обо всем произошедшем, я смог начать что-то чувствовать. Боль от потерь, сожаления и, да, разумеется, гнев. Сначала я злился на Волдеморта и на Снейпа. Но Волдеморт был мертв, и злиться на него уже не имело смысла. К сожалению, одного Снейпа моей ярости было мало, поэтому я распространил ее на всех непойманных (или, чего греха таить, недобитых) Пожирателей. Я засобирался в авроры, но мне сказали, что моя психика еще не оправилась, и состояние мое слишком нестабильно. Они смотрели на меня с сочувствием и пониманием, пока я разрывался от желания разнести Аврорат на части. Тогда я решил заняться поисками Пожирателей самостоятельно и даже пытался подбить друзей на очередное приключение, но они - люди, на которых прежде я всегда мог положиться - они отказались. Рон заявил, что найти и уничтожить крестражи могли только мы, и мы сделали это, а поимка Пожирателей - дело авроров, пусть они этим и занимаются, не маленькие, справятся. Гермиона была поглощена подготовкой к ЖАБА и планированием своего будущего. Она сказала, что у меня «комплекс Героя» - я все время рвусь кого-то спасать и чувствую личную ответственность за весь мир. Война окончена, сказала она. Она все повторяла и повторяла эту фразу как мантру, а Рон обнимал ее за плечи и поддакивал. Они не понимали, что для меня война все еще продолжается. Тогда я так разозлился, что ушел, не сказав ни слова - боялся, что если открою рот, начну кричать и сыпать оскорблениями. Потом я собирался выслеживать Пожирителей в одиночку, но, к сожалению, у меня начались проблемы с магией. То есть, я называл это проблемами с магией, хотя очевидно, что проблемы у меня были с головой. Мне так хотелось выплеснуть на кого-то свой гнев, что я буквально помешался на Пожирателях, но каждый раз, думая о них, именно гнев я и чувствовал, и мне некуда было его деть. Выбросы стихийной магии сводили меня с ума, стены вокруг постоянно тряслись, посуда дребезжала, а пол ходил ходуном - и это в те моменты, когда я бывал более или менее спокоен. Что уж говорить о том, что творилось, когда я был зол. Когда я поделился своей проблемой с Гермионой, она посоветовала мне временное ограничение магии. Я орал на нее добрых минут двадцать, а вернувшись домой, разнес стихийным выбросом половину гостиной на Гриммо. На следующее утро я закинулся успокоительными зельями и маггловским седативным и тайком отправился в малоизвестную частную колдоклинику. Мне предложили ограничение магии сроком на полгода, но вспомнив перекореженную гостиную, я выбрал год. С тех пор мне доступны только простые бытовые и лечебные заклинания и слабенький Экспеллиармус. Проблема со стихийными выбросами была решена, но о новых битвах теперь не могло быть и речи, что не улучшало мое настроение. За неимением других объектов я начал срываться на друзьях. Я был уверен, что никто, никто в целом мире не понимает, через что мне пришлось пройти. Рон с Гермионой уверяли меня, что они понимают или, по крайней мере, могут представить, но я знал, что это не так. Иначе, почему они не злятся? Почему пытаются строить свои новые жизни? Почему не понимают, что ничего еще не кончено? Меня перестало волновать что-либо, кроме моего гнева, который я называл "стремлением к справедливости". Я завел привычку обсуждать с друзьями все ошибки и промахи, допущенные нами за семь лет. Я пытался представить, что могло бы произойти, если бы в определенные моменты мы были бы сообразительнее, или сильнее, или дальновиднее. Возможно, Фред бы не погиб. Или Седрик. Или Ремус. Сириус не погиб бы точно... Тем временем, друзей рядом со мной оставалось все меньше. Я безжалостно изгонял из круга общения тех, кто не хотел бесконечно говорить о войне, предпочитая строить планы на будущее. А иные сами прекращали со мной общаться, опасаясь моих приступов агрессии. Они деликатно называли это "плохим настроением". Стоит заметить, что в хорошем настроении я не бывал в то время никогда. В конце концов, я и сам начал понимать, что со мной что-то не так. Я не помнил, когда в последний раз чувствовал себя расслабленным, веселым или просто спокойным. Все, что я ощущал - это тяжелый, удушающий гнев, который грозил разорвать меня изнутри. Гермиона сказала, что это посттравматический синдром, и тут нечего стыдиться. Она сказала, что я не должен подавлять свои приступы агрессии, что мне нужно разобраться в их причинах и что она советует мне обратиться в Мунго или к маггловскому психологу. Я наорал на нее, наглядно продемонстрировав, что бывает, когда я не подавляю свои приступы, и двинул Рону в челюсть, когда он вступился за свою девушку. Эти случаи - с Роном и Симусом – по-настоящему меня напугали. Я попытался ограничить общение с друзьями и, честно говоря, не думаю, чтобы они были так уж расстроены. Ни к какому психологу я, разумеется, не пошел, зато удвоил дозу успокоительных зелий. В результате большую часть времени я спал и смотрел сны о том, как я пытаю Снейпа (иногда Малфоя, или Беллатрикс, или Сивого). Но и когда я просыпался, раздражение было моим постоянным спутником. Моя ярость никуда не ушла, она словно была заперта в моем теле и грозила разорвать меня изнутри. Порой мне казалось, что я схожу с ума. И в этот момент появилась Гермиона со своей просьбой. *** Хвала Мерлину, я без происшествий добираюсь до приемного отделения. Моего соображения даже хватает на то, чтобы в таком состоянии не пытаться аппарировать, и я лезу в камин. Но как только я вываливаюсь на пол в своей гостиной, с меня слетают остатки сдержанности. Я ненавижу Гермиону. В данный момент я ненавижу ее больше всех, сильнее даже, чем Снейпа - а я не думал, что такое возможно! Я ненавижу ее за ее самоуверенность. За то, что она вечно считает, что знает, как для меня будет лучше. За ее постоянное стремление все исправить и всех спасти - а еще говорила, что это у меня комплекс Героя! И до чего она меня довела? Снейп - у меня в голове! Ярость распирает меня, душит, она заполняет собой все мое существо, полностью, целиком. Я ругаюсь, ору, рычу, швыряю в стену стул, затем тяжелый подсвечник и несколько бокалов, но мне почему-то не становится легче. Я почти физически ощущаю, как моя магия пытается прорваться сквозь блок, но ей это не удается, и мне кажется, что она вот-вот разорвет меня изнутри. Я уже с трудом понимаю, где я, что я делаю, кто я такой. - Довольно, Поттер, немедленно прекратите истерику... Ненавистный голос становится финальным аккордом. Мерлин, это невыносимо, я ничего не могу с ним поделать, я ничего не могу поделать с собой... Я рывком распахиваю дверь, пытаясь убежать - то ли от голоса в своей голове, то ли от себя самого. А затем стрелой мчусь по коридору к лестнице, ведущей вниз, в подвал. - Поттер! - Снейп буквально рычит, но я уже не могу остановиться. Я на мгновение замираю на верхней ступеньке, а затем ныряю головой вниз. И только тогда все заканчивается, и я, наконец, погружаюсь в спокойную милосердную тьму. *** Когда я, наконец, прихожу в себя, мне кажется, что у меня болит все тело. Голова просто раскалывается, видимо, именно на нее пришелся основной удар. Левая рука вывернута под неестественным углом, и я сомневаюсь, что чувствую ноги, зато от гнева не осталось и следа. В моей голове благословенная тишина. Никаких голосов. Несмотря на мое плачевное состояние, я чувствую себя почти счастливым. Кстати, о моем состоянии. Я мимолетно удивляюсь тому, что рядом со мной не хлопочет напуганный Кричер, но почти сразу вспоминаю, что строго-настрого запретил эльфу появляться, если я его не зову. Проблеск прежнего Гарри Поттера. Я не хочу причинить вред Кричеру, и прекрасно понимаю, как легко мне будет сорваться на маленькое преданное существо, которое даже не сможет себя защитить. Я настроен на редкость благодушно. Мне не хочется даже пугать или расстраивать домовика, поэтому я пытаюсь подняться самостоятельно, и с радостью обнаруживаю, что мои ноги по-прежнему функционируют. Я делаю несколько неуверенных шагов и присаживаюсь на нижнюю ступеньку лестницы, опуская гудящую голову на колени. Голова действительно ужасно болит, и я не могу сосредоточиться, а мне это сейчас ох как нужно. Мне необходимо понять, действительно ли Снейп был в моем сознании или же Гермиона права, и все это мне просто померещилось. В данный момент, как я ни стараюсь, я не могу обнаружить никаких признаков чужого присутствия, и это одновременно и радует меня и пугает. Безусловно, я счастлив избавиться от Снейпа, но, в таком случае, что все это может значить? Я глухо стону. Давно пора признаться себе, что со мной не просто "что-то не так". Эти ужасные приступы гнева, во время которых я могу накинуться на любого, даже самого близкого мне, человека... А теперь еще и голос Снейпа... Мне становится страшно. Я определенно схожу с ума, а скорее всего, уже сошел. Мне давно пора было отправиться в Мунго. Чего я жду? Когда собственными руками убью кого-то из друзей, как вчера чуть не убил Гермиону? Ооох... Гермиона. Мой гнев исчез, как всегда после таких сильных приступов, но его место немедленно занимает чувство вины. Как же мне повезло, что я смог остановиться, и не причинил ей боли... по крайней мере, физической. Но, Мерлин, как же сильно я ее обидел! Что плохого в том, что она пытается жить дальше, что нашла себе дело по душе, что пытается все исправить и спасти всех, кого можно спасти? И этот ритуал... Гермиона объясняла, что он редкий и давно не использовался, она предупреждала меня о риске. В конце концов, я же сам на это согласился, она не заставляла меня... Хм... На секунду в моей голове мелькает мысль, что Гермиона, так или иначе, использовала эмоциональный шантаж, и вслед за этой мыслью поднимает голову гнев, но я гашу его в зародыше. Я не хочу больше злиться, да и сил у меня уже нет. В любом случае, теперь я почти уверен, что дело не в ритуале. Я знаю Гермиону и ее дотошность. Я уверен, что она все перепроверила по двадцать раз. Гермиона не совершает таких чудовищных ошибок, когда у нее есть время на подготовку, а в этот раз времени у нее было с лихвой. Значит, дело не в ритуале. Просто я схожу с ума. Я заставляю себя взглянуть правде в глаза. Я давно уже схожу с ума. Я вижу врагов даже в своих друзьях, что уж говорить о Снейпе, на котором, честно говоря, я просто зациклился. В последнюю неделю, в преддверии ритуала, я думал о нем неоправданно много, а потом еще и напился, вот и... Стоп. Напился. Возможно, дело в этом? В моей душе начинает пробуждаться надежда, а в голове появляется план. *** Первым делом я зову Кричера и прошу его помочь мне добраться до спальни. Эльф материализуется моментально и тут же начинает охать и причитать, что, впрочем, не мешает ему молниеносно перенести меня в мою комнату и бережно уложить на кровать. Затем он исчезает, но секунду спустя вновь появляется с несколькими склянками. Скривившись, я глотаю зелья и блаженно откидываюсь на подушки. Пока я жду, когда лекарства подействуют, Кричер по моей просьбе наводит порядок в гостиной. Меня всегда пугал масштаб разрушений после моих приступов, и сейчас я вряд ли осмелился бы взглянуть на то, что натворил. Мне не хочется пугаться, тем самым лишая себя внезапно появившихся крох покоя и надежды. Так что я валяюсь в кровати и внимательно прислушиваюсь к себе. Но если в моем сознании кто-то и есть - он очень умело прячется. Через полчаса и я, и гостиная приведены в порядок. Под действием зелий, покоя и тишины в голове я чувствую себя почти прежним Гарри. Пока ничто не предвещает очередного приступа. Но я научен горьким опытом и все еще нахожусь под слишком сильным впечатлением от случившегося днем. Поэтому я пишу письмо Гермионе. Долго извиняюсь и прошу обязательно заглянуть ко мне завтра и непременно прихватить с собой Рона. Мой здравый смысл подсказывает мне, что нынешнее ощущение покоя - ложное. Я схожу с ума. Кто знает, возможно, дальше будет только хуже, возможно, это мое последнее просветление? Так что я беру другой пергамент, и пишу письмо Гермионе, в котором официально разрешаю (и даже прошу) немедленно отправить меня в Мунго. Затем я зову Кричера и наказываю ему передать письмо Гермионе, если я завтра буду не в себе. А сам отправляю с совой свое первое послание и с тяжелым сердцем возвращаюсь к камину. Я велю себе не раскисать. В конце концов, пока еще не случилось ничего страшного... если не считать страшным поглощающее меня безумие. Но, по крайней мере, теперь я точно решил обратиться за помощью. Думаю, в Мунго мне помогут справиться с моими приступами агрессии. А сейчас нужно сосредоточиться на Снейпе в моей голове. Моя идея проста. Если принять как данность тот факт, что Гермиона не напортачила с ритуалом (а мне очень хочется в это верить, нет ни малейшего желания исправлять последствия воздействия древней неизвестной магии), если она не ошиблась, возможно ли, что мои галлюцинации были вызваны приемом алкоголя или похмельем? Короче говоря, я собираюсь напиться и посмотреть, что из этого выйдет. Да и вообще, после всех этих безумных событий очень хочется выпить, чтобы банально снять стресс. С этими жизнеутверждающими мыслями я, как и вчера, беру бутылку коньяка и отправляюсь к окну. Жаль, что сегодня дождь, рассеянно думаю я, устраиваясь на подоконнике. Он сбивает мне чистоту эксперимента. Впрочем, ладно. Но как только я собираюсь сделать первый глоток, в моей голове снова раздается его голос. - Довольно, Поттер. Это становится невыносимым. Вы либо пьете, либо буйствуете, либо лежите в отключке. Мне необходимо поговорить с вами, и желательно, чтобы вы были вменяемы. Если такое вообще возможно. Вот теперь я ощущаю его. Чужое присутствие. Хитрый ублюдок маскировался под мои собственные страхи и тревоги. Я моментально заметил бы его, если бы был спокоен. Но я уже и не помню, когда в последний раз был спокоен. Невыносимо, ну надо же! Это для него невыносимо! Во мне снова начинает разгораться гнев, и я делаю большой глоток из бутылки, словно пытаясь потушить коньяком начинающийся пожар. Какая глупость. Я же прекрасно знаю, что от алкоголя моя ярость только усиливается. Неважно. Мне нужно выпить. Снейп молчит, но теперь я постоянно ощущаю его присутствие. Что заставляет меня делать выводы, которых я делать не хочу. Он молчит, и, накачиваясь алкоголем, я пытаюсь убедить себя, что мне снова просто померещилось. Я слишком много о нем думаю. Я схожу с ума. А возможно это моя совесть говорит со мной голосом Снейпа? Не злиться. Не биться головой о стены. Не пить. Может, это мой здравый смысл? Но почему бы ему не говорить голосом Гермионы? Хотя, в таком случае я по настоящему возненавидел бы Гермиону, а ненавидеть Снейпа еще больше я уже вряд ли смогу, так что, пожалуй, в этом есть свой резон. - Мерлин, какая чушь, - раздраженно произносит Снейп в моей голове. - Вы опять пьяны. Сделайте одолжение, отправляйтесь спать. Мысль о Снейпе, отправляющем меня в кроватку, внезапно кажется мне дико смешной, и я пьяно хихикаю. Похоже, Снейп ( не Снейп, а мой глюк, напоминаю я себе) прав, и я успел изрядно набраться. Гнева, как ни странно, нет, только какое-то подспудное раздражение, вызванное ощущением чужого присутствия. Но я упорно отказываюсь признать очевидное. Я думаю, что окончательно рехнулся, и эта мысль почему-то тоже кажется мне весьма забавной. - Поттер, - настойчиво повторяет Снейп. - Идите спать. Мерлин! Я совершеннолетний волшебник, я был на войне, я победил Волдеморта, но почему-то до сих пор все вокруг считают себя вправе указывать мне, что делать. Все - начиная от моих друзей и заканчивая моими собственными галлюцинациями! Я сгибаюсь пополам от неудержимого хохота. - Не смей мне указывать, - бормочу я, отсмеявшись. - Ты мне не учитель. Ты даже не Снейп. Настоящий старый ублюдок валяется в Мунго в коме, а ты, старый ублюдок - просто мой глюк. Ясно? - рявкаю я. - Попробуй хоть раз пораскинуть мозгами, сопляк! - рычит он в ответ. - Все твои подвиги ничего не стоят, если у тебя нет мозгов! Невыносимый упрямец! Самовлюбленный, самонадеянный, наглый, как твой отец! И при этом настолько трусливый, что... Ну все, с меня довольно. - Я не трус! - ору я. - Я не побоялся пойти на смерть, чтобы победить Волдеморта! Не побоялся вернуться из спокойного посмертия! Я не побоялся... - О да, это все так... драматично, - ненавистный голос сочится сарказмом. - Пойти на смерть, победить абсолютное зло, стать Героем... А то, что Герой не может разобраться с собственным сознанием, потому что боится туда заглядывать - это, право, мелочи... Мерлин, как я хочу его убить! Я бы с радостью убил его прямо сейчас, голыми руками. Но как это сделать, если он надежно спрятался внутри меня? - Убирайся из моей головы! - кричу я. - Я не знаю как, но я что-нибудь придумаю и выкину тебя из своей головы! - Вы не поверите, Поттер, - мрачно произносит Снейп. - Я и сам с радостью покинул бы ваше растрепанное сознание. Осталось только понять, как это сделать.