Loveless

Агацума Соби - студент факультета японской живописи - мог назвать десятки оттенков серого, которые создавали полотно неба над его головой. Чистый серый. Французский серый. Свинцовый. Угольный. Кварцевый. Маренго. Да хоть лягушки в обмороке. Агацума Соби не видел других цветов уже очень-очень долго. Соби стоял и курил. Дым тоже был серый, но слишком быстро развеивался под порывами ветра, чтобы он мог назвать точный оттенок. Небо над головой было статичное, оно не собиралось меняться примерно всю его оставшуюся жизнь. Возможно, не очень долгую, учитывая выкуренное за утро количество сигарет. Но оно было. Выдохнув, Агацума поднял голову вверх. Когда-то оно было голубого цвета. Цвета паруса. Цвета прозрачной воды. Цвета тишины. Арабского голубого цвета. Он поднял ладонь и перечеркнул голубые оттенки серым. Вылил аспидный на холст неба, добавил несколько капель кварцевого и получил то, что получил. Присыпал сверху пепельным и убедил себя в том, что все сделал правильно. Соби сжал в руках телефон. В списках контактов - один номер, который добавлен в черный список входящих и исходящих вызовов, в галерее - несколько фотографий черного кота с прелестными желтыми глазами. Такие коты помогают ведьмам творить колдовство в мультфильмах и фильмах. В сообщениях - белый экран. В журнале звонков - тысяча пропущенных. Агацума искренне верил, что поступил правильно. Точнее, он искренне пытался себя в этом убедить. Сначала получалось плохо, хотелось сорваться и вернуться. К солнечному теплу, к прозрачной балконной двери, к мягкому пледу леможского синего. Он чувствовал себя наркоманом в ломке. Но наркомана можно запереть на 48 часов с едой и водой, а его невозможно запереть нигде. Поэтому он сам запер дверь изнутри и старался что-то делать. Рисовать работы к зачету. Готовить ужин. Убирать сотни раз убранную квартиру. Перебирать книги на полке. А потом прошло. Руки больше не тянулись распахнуть дверь, руки больше не поднимались. Ноги не несли знакомыми путями к школьной ограде. Они не хотели двигаться. Агацума убедил себя в том, что поступил правильно, оставив Жертву Loveless. Нет, не жертву. Мальчика 13-лет. Аояги Рицку. Каждый день, просыпаясь с утра, Соби смотрел в зеркало и говорил: "У него есть Боец Loveless. Они найдут друг друга. Обязательно должны найти". Каждый день, готовясь ко сну, Соби смотрел в зеркало, пытаясь улыбнуться, и говорил: "Возможно, сегодня родилась истинная пара Loveless". Агацума возвращался из магазина рисовальных принадлежностей. Ему нужен был тюбик яркого шартреза. Перед ним шла пара молодых людей, которые о чем-то негромко переговаривались. На девушке была куртка цвета светлой глины, а на парне - пальто цвета молотого перца. - Яей, ты взял фотографии? - Агацума разглядывал волосы девушки цвета миндального масла, которые были собраны в два хвостика по бокам. - Милая, ты знаешь, что они не помогут... - Ты взял?! - Да, Юико, да, взял, - выдохнул парень, прижав девушку к себе, и Соби неожиданно обратил внимание. Оттенки розового. Два хвостика. Длинные темные волосы парня. Агацума шел позади школьных друзей Рицки. Хотелось спросить, куда они идут. Зачем они идут туда, в сторону улицы, с которой только два поворота - в сторону его дома и в сторону психиатрической больницы. У Юико дрожали руки, сжимавшие сумочку. Яей прижимал девушку к себе, изредка целуя в висок. Они не повернули в сторону его дома. Они повернули в сторону больницы. Тюбики краски в пакете вдруг показались такой мелочью. Несущественной. Несуществующей. Бесполезной в его сером небе. Шаг за шагом он ступал за ними призрачной тенью. Магия пропустила его через блок-пост больницы. Магия пропустила его на этаж. Магия, которая была ему не нужна. Если бы кто-нибудь забрал ее, Соби не возразил бы. Но никому не нужна была бесцветная магия Чистого Бойца. Юико старательно сдерживала слезы, подходя к сидящему в кресле цвета тигровой лилии черноволосому юноше. - Привет, Рицка-кун, - Агацума остановился за ее спиной, глядя сверху вниз на Аояги Рицку. Рицка сидел, подтянув колени к подбородку и смотрел пустым взглядом вперед. Прямая спина и сжатые замком руки. Девушка присела в кресло перед юношей, сжав руку Яея на своем плече. - Шинономе-сенсей ушла в декретный отпуск. У нее будет чудесная дочка. Мы принесли фотографии, - утерев слезу, девушка протянула Рицке несколько снимков. Расцепив руки, он стиснул пальцами уголок фото, но его взгляд все еще оставался направленным в стену. Соби готов был застыть там. Остаться под этим взглядом навсегда, потому что казалось, что он может заморозить все. Даже ужас в его груди, разливающийся графитом. - А еще, мы с Яёем поступили в педагогический. Он сдал экзамены на отлично, в отличие от меня, я такая дурочка, - прошептала Юико, попытавшись улыбнуться. Яёй нервно теребил в руках пуговицу халата. Они ходили к Рицке каждый месяц уже почти три года. Юико сидела и рассказывала, а он стоял за ее спиной. Соби не двигался. Не мог. Все, что он выстраивал в своей голове, рушилось. Опадало антрацитовым пеплом. - До встречи, Рицка-кун, - девушка помахала рукой и поднялась, поддерживаемая Яёем. Агацума видел, что она едва поднимала ноги. С трудом заставляла себя уйти, закрыть дверь, позволить врачам провести все необходимые процедуры. Агацума смотрел. Смотрел до тех пор, пока их не оставили одних, в палате с кроватью и решетчатыми окнами. - Пришел-таки? - неожиданно произнес Рицка, переводя пустой взгляд на Соби. - Рицка... - прошептал он, присаживаясь на колени перед юношей. Перед живым памятником собственного идиотизма. Разрушаемым изнутри идолом безоговорочной веры. - Поздновато явился. Он тебя ждал, - губы цвета штукатурки скривились в презрительной усмешке. Каждый изгиб казался слишком острым, словно стальные лезвия. - Ты... не Рицка, - выдохнул Агацума страшную правду, которую не хотелось признавать. Он ушел, оставив юное нежное создание, которому было грустно и весело. Он пришел к пеплу. - Я Loveless. Рицка там. Внутри, - ответил юноша, крепче стиснув руки вокруг коленей и вновь уставившись на стену. - Ты... Дашь мне с ним поговорить? - что-то скрипело внутри, разваливаясь на части. Ржавый механизм его жизни распадался, прогнившие шестеренки отламывались, ломались на части. - Нет, - совершенно спокойно произнес Рицка, вновь переведя взгляд в голубые глаза. Рицка очень любил их. Когда еще мог любить. - Почему? - сухие губы совсем не слушались, не хотели звуки складываться в слова. - Я его защищаю. Рицка создал меня, когда запутался в сетях лжи и правды. Они опутали его связями и нитями, правилами и уступками. И когда ты ушел, - Соби показалось, что время замерло на долгие годы, прежде чем слова вновь полились рекой, - он решил утонуть в ней. Во лжи, - Рицка поднялся и подошел к стене цвета белой цапли, проводя по ней ладонью. - Он счастлив. Я создал ему "Агацуму Соби" в мире его фантазий, - довольно усмехнувшись, Рицка обернулся к все еще стоящему на коленях Соби, - тебя он почти не вспоминает. - Я лишь хотел... чтобы все было правильно... Хотел защитить... - прошептал Агацума, чувствуя, как начинает задыхаться. Воздух стал густым, как желе, с трудом проталкивался в легкие. И вытолкнуть его было столь же тяжело. Рицка следил за ним без особого интереса. - Ты защитил. Он под надежной защитой. И никогда больше не очнется, - из глаз потекли слезы, Соби чувствовал, как тело начинает умирать от недостатка кислорода, но продолжал жадно слушать, - а я под защитой больницы. Должен же я был защитить Рицку от его матери. Странная женщина... Слава Ками, Рицка больше о ней не вспоминает, - проведя кончиками пальцев по светлым волосам Агацумы, юноша с неожиданной силой схватил его за горло, придавливая к полу. Инстинкт самосохранения заставлял Соби двигаться, пытаться избавиться от удушающей хватки, но Рицка удерживал его с силой двух взрослых мужчин гладя прямо в глаза. - Не смей больше тут появляться. Не смей рушить его счастье, - прохрипел подросток почти что в губы задыхающемуся мужчине, который пытался заглянуть в пустые аметистовые глаза, чувствуя, как сознание заволакивает пелена беспросветного черного. - Если попытаешься... На моем счету будет целых три жертвы. А, нет... Четыре.