3.
2 декабря 2017 г. в 23:46
— Но почему же не сказали мне? — взволнованно прошептал Николай Васильевич, теребя край своей незамысловатой ночной одежды.
— Это могло бы выдать наши замыслы. Сами понимаете, в нашем деле не стоило бы совершать ошибок. И да, после моего ухода мы, думаю, еще довольно долгое время не увидимся. А вы уж постарайтесь изобразить на людях, что видеть меня не видывали и всё ещё опечалены утратой.
Гоголь смотрел в глаза Якова Петровича и, кажется, мог поклясться, что где-то за маской холодной сосредоточенности на работе заперты грусть и сожаление.
— Так может Вам....не уходить вовсе?
Николаю снова хотелось плакать. Казалось, сейчас он просто разрыдается как маленький избалованный мальчишка, лишившийся сладости. Вот только он чувствовал лишь разочарование и опустошенность. Его рука нервно вцепилась в кисть Гуро, боясь отпустить, светлые глаза заволокло слезами.
— Тише, тише, Коля... — несмотря на попытки ошарашенного Гуро успокоить его, молодой человек лишь продолжал повторять "не уходить" и даже не пытался перебороть чувства, давая им волю. Якову ничего не оставалось, как обнять несчастного писателя, который, к легкому удивлению следователя, дрожащими руками обнял его в ответ, и чутка дрогнувшим из-за минутного замешательства голосом произнести: "Я всё ещё здесь, я с тобой, и всегда буду, ты это отлично знаешь. А теперь успокойся, тебе нужно выспаться, особенно после сегодняшнего."
Как ни странно, это сработало. Гоголь, хоть и с трудом, постепенно пришёл в себя и лёг на кровать, всё же печально думая о том, что лучше бы эта ночь никогда не кончалась.
— А теперь сон. И это приказ — Гуро, почувствовав, что писатель сейчас готов выполнить любую его просьбу, накрыл его одеялом и, встав с края кровати, бесшумно отошёл к стене.
Гоголь, уже пребывая где-то на границе сна и яви, почувствовал лишь почти невесомый поцелуй в лоб, и словно кто-то провёл по его щеке холодными пальцами, убирая непослушные волосы. А может, это вновь было лишь наваждение.
"Реальность не может быть так прекрасна"
Проснувшись утром, Николай Васильевич обнаружил, что его комната абсолютно пуста. В ней нет ни намёка ни присутствие кого-то, кроме одинокого писаря. И лишь на столе рядом с рисунками по делу лежали странные очки с ярко-голубыми стёклами и записка, где ровным крупным почерком было выведено "
Думаю, они и тебе пойдойдут, будь с ними аккуратен. Храни наш разговор в строжайшем секрете. Удачи."
И чуть ниже, совсем маленькими буквами "
Всегда".
In my dark there's a light
It might've been just a dream
In these dark days and nights
I'll be more than what you see