Игра на уничтожение

Даня всегда противостоял мнению, что утро понедельника — наихудшее. Но сегодня он был полностью с этим согласен. Трель будильника, разрывающая барабанные перепонки, раздавалась над самым ухом почти не спавшего парня и вызывала у него желание умереть. Прямо сейчас. Но он все ещё жив. Он не мог открыть глаза: его веки словно пропитали суперклеем, что окончательно отменяло все желание подниматься, даже через «надо» это не работало. — Выруби уже эту хрень! Ваня едва успел буркнуть это и потянуться через спящего брата к источнику раздражающего шума, но, так как Даня спал на самом краю кровати, едва Иван наклонил его чуть вперёд, нарушая идеальный баланс, спящий полетел на пол. Таким образом Ваня лишился точки опоры, плюс факт того, что они были запутаны в одно одеяло, он также шмякнулся на пол, задев рукой будильник. Если один Иванов приземлился на ещё не отошедшего от падения другого Иванова (мягкая посадочка, ничего не скажешь), то устройство с грохотом разбилось о пол, обнажая всю свою начинку. Этот пазл Ване никогда не собрать заново. — Мальчики, у вас все в порядке? — голос Полины прозвучал прямо за дверью. Удивительно, как быстро она прибежала из зала. — Все хорошо, мам, — немного хриплым, каким обычно бывает голос по утрам, произнёс Иван, лишь немного приподняв голову, это и так был максимум его физических нагрузок на данный момент. Странно, что женщина не решилась проверить достоверность слов сына, а лишь сообщила, что завтрак будет готов через сорок пять минут, и что им надерут уши, если они опоздают. Ваня что-то промычал ей в ответ, а потом, как только послышался удаляющийся стук каблуков, опустил голову в мягкую ткань. Иванов очень быстро забыл, что все ещё лежит на брате, находящимся в горе одеял. Это совсем не то пробуждение, которого ожидал Данила, но зато очень эффективное. Удар о пол был неприятен, но привел в чувство, а ясность мыслей добавил свалившийся сверху Ваня. Если последний в виду своего все ещё сонного состояния не понял, что прижал своим телом однофамильца, позднее уткнувшись носом в одеяло, совсем недалеко от шеи парня, охреневшего от происходящего, явно намереваясь продолжить свой сон в таком положении. Вот только Дане это совсем не нравилось. И ещё одной причиной, помимо неудобства позы, стала странная тяжесть во всем теле, словно внутри все кости стали тяжелее. Данила мгновенно скинул почти вновь заснувшего Ваню с себя, и поспешно удалился в их общую ванную, уходя под звуки стонов брата, готового спать хоть на полу, лишь бы спать. Сегодня утром Даня проигнорировал и второй свой принцип жизни. Он выкрутил оба крана, позволяя тёплой воде биться из душа о стены ванны, лишь бы создавалось как можно больше успевающего шума, и плевал Иванов на свою излюбленное «надо экономить воду из экологических соображений». Измученный сегодняшней ночью Данила решил, что вода, температура которой всего на пять градусов ниже его собственной, слишком высокая, поэтому он едва ли не перекрыл горячий поток, оставаясь торчать под ледяными струями. Он чувствовал себя отвратительно: хотелось спать, лежать, вообще ничего не делать, а такое бывает у него настолько редко, что ни разу не замечал у себя такого состояния. Команды «надо» и «обязан» всегда перебивали лень, но сегодня и эти сволочи были бессильны. Даня бы простоял под бодрящим (нет) душем ещё несколько часов, но Ваня уже начал усиленно колотить дверь, мол светловолосый и так там засиделся, хотя по замечанию будущего программиста, его вечная заноза в заднице торчит в ванной намного дольше, и причиной он считает мытье волос, которые обрабатываются всеми возможными шампунями, бальзамами, кондиционерами и прочими средствами. — Ты сколько раз себя помыть успел, ботаник подвида водяной? Десять? Двадцать? Или ты там дрочил? Пока Данила, сегодня соображающий ещё медленнее обычного, пытался понять смысл слов стоящего напротив нервного брата, Ваня скользнул взглядом по мокрому телу тормознутого, начиная от коротких ресниц, на которых поблескивали маленькие капельки, до самого края стального цвета полотенца. Иван резко, почти грубо, не дожидаясь, пока брат уйдёт с дороги, отодвинул его с прохода, вцепившись во влажные плечи, и захлопнул дверь в ванную, по классике не поворачивая щеколду. Данила уселся на кровать и будто в каком-то трансе уставился куда-то перед собой. Он давно замечал идиотскую привычку братца не закрывать двери, и однажды, по мнению первого, это сыграет с ним злую шутку. Хотя, кажется, уже. Все ещё мокрый мальчишка как от огня вскочил с кровати, припоминая ни один раз рассказанный папой-Антоном случай с репетитором по английскому. Почему-то ему стало странно тяжело, будто его легкие запутались в липкой, вязкой субстанции, не позволяющей нормально дышать, от осознания, что он тоже разделял с Ваней эту же самую постель. В сознании Иванова так внезапно и бурно начали всплывать воспоминания про сегодняшнюю ночь, а именно ту её часть, где обкуренная проблема буквально вжимался в данилину спину. Даня, сам не зная зачем, начал осматривать собственное, по прежнему бледное, усыпанное родинками тело, боясь, что на нем остались следы, ожоги от сегодняшних прикосновений Вани. В особенности горели руки, точнее плечи, за которые минут пять назад схватился парень, не знающий понятия «личное пространство». Иванов несколько раз потёр эти места, убеждая себя, что рук дитя хаоса там уже давно нет. «Мне не нравится это ощущение», — про себя произнёс светловолосый. — «Так, нужно успокоиться и спуститься к родителям на завтрак.» Данила быстро оделся в школьную форму, наспех причесался, схватил ещё вечером собранный рюкзак и выбежал из комнаты, нахождение в которой считал опасным для жизни. Но примерно на половине пути вниз, решил вернуться. Ваня все ещё мылся, что было на руку Дане. Он забыл вчера из-за всей этой канители с приемом, а потом и со сгоревшим диваном, записать в дневник отчёт о прошедшем дне, а сейчас, пока горе-брат в душе, был идеальный момент. Иванов открыл нижний ящик стола, доставая книжку, и уже собирался усесться за стол, когда дверь ванной внезапно открылась. Он прогадал в своих расчетах, видимо воспроизведение из своей памяти случая с репетитором по английскому заняло больше времени, чем он предполагал, раз Ваня, проводящий в душе больше времени, чем за уроками, успел помыться. Мальчик, заторможенный сегодня больше обычного, не сразу успел спрятать дневник в рюкзак, в итоге рассыпав все его содержимое на пол. Сказав тихое «блин», растяпа опустился на пол, чтобы вернуть содержимое сумки на место, пока его брат недоумевающе наблюдал за происходящим. — Ты че, ботан, такой обдолбанный сегодня? — зевая, спросил Ваня, вытирая голову полотенцем. Данила хотел было ответить какой-нибудь подколкой, издевкой, как он обычно делает, но его мозги в этот понедельник и впрямь необычно себя вели. Он смотрел на Ивана снизу вверх, пока подбирал у себя в голове нужные комбинации из слов, дабы создать достойный ответ, но со стороны это выглядело так, будто он не мог произнести ни единого звука, продолжая пялиться на полуголого Ваню, сидя на полу. Было бы сознание Дани не занято генерированием острот, он бы изучал смуглые изгибы тела, родинки, хаотично рассыпанные по коже, про себя называл бы каждую мышцу, проглядывавшуюся на торсе, руках, груди и всех участках, не закрытых полотенцем, но Иванов был сосредоточен на своём сарказме, и не видел картины, располагающийся буквально перед его носом. — Ты любуешься или зависаешь? — ухмыльнулся шатен, не собиравшийся выводить отличника из его странного транса, но зачем-то ляпнувшего столь глупую фразу. — Все, отстань от меня, — в итоге выпалил Даня, запихнув все в рюкзак, и окончательно вышел из комнаты. — Как спалось, Данечка? — спросила Полина, когда мальчишка завершил ритуальный обход родных, то есть поцеловав мам в щеки, пожелав отцам «доброго утра» и подвинув к деду икру. — А нас вы спросить не хотите? — возмущённо пробубнил Алексей, видимо, все ещё обиженный на семью. — Хватать ныть, как баба, ей-богу, — приструнила мужа Лида. — Ну ясно, ты же вчера веселилась! Отправили меня в сон, а если бы дозу недорассчитали? Дед бы умереть мог, у него же сердце слабое! — Во истину, довольно тебе жаловаться, все прошло превосходно, — так же постарался успокоить Лешу Антон, только подлив масла в огонь. — Ах, жаловаться значит мне закатит! Знаешь, что… За вновь воцарившимися пререканиями Ивановы не заметили, как появился их другой сын. — И вам утра доброго, дорогие родители, — с сарказмом сказал Ваня, присаживаясь за стол, где только через пару минут его заметили. То есть завтрак прошёл как обычно. За исключением напоминания мальчикам мамы-Полины про день рождения Ариэль Гамлетовны [1] о котором оба, естественно, отлично помнят. Даня и вовсе упаковал свой подарок и готовился подарить Эле в школе, а не на праздновании самого дня рождения. Через пару минут Ивановы-младшие уже ехали в школу на заднем сиденье чёрного лендровера. Даня возненавидел этот день ещё с самого утра, когда кубарём свалился с постели, утянув за собой ещё и Ваню, так и по приезде в школу. Данила заснул по дороге, чем не мог не воспользоваться его брат. Иван аккуратно написал на его щеке «тормоз», зачем-то дорисовав сбоку сердечко. Такой шикарный грим жертва приколов заметил только тогда, когда вручил Эле подарок, а она поцеловала его в левую щёку (о, этот момент определенно находится в списке лучших за всю данину жизнь), объяснив это тем, что не хочет смазать столь прекрасное граффити. — Ты умудрился и это испортить, — про себя ругался Данила, оттирая щеку от чернил, злобно смотря на брата, так же решившего утром подарить Эле хрупкую, изящную, расписную фарфоровую чашку, сделанную в Санкт-Петербурге. Любой бы догадался, что без женского совета, он бы не смог подобрать столь утонченный подарок, но Ариэль же не менее пылко обняла и поцеловала в щеку Иванова, оставляя и на его коже легкий след от персикового цвета помады. — Выпендрежник. — Как дела, лодыри? — поприветствовал класс Павел Алексеевич, улыбаясь во все тридцать два. Обычно после такого он сообщал о внеочередной проверочной по физике, поэтому ученики знатно так напряглись. — Не бойтесь, просто проверка. Продолжим тему динамики. Дане казалось, что понедельник, летящий коту под хвост с самого начала, не может быть ещё хуже. Может. Он заснул. На физике. По середине, если не в начале урока. Он просто на секундочку опустил голову на раскрытую тетрадь и пропал в мире грёз. Не повезло ему отключиться на уроке физике, преподаватель которой обладал фантастически-идиотским, почти на уровне Вани, чувством юмора. Заметив, что Данила пускает слюни на свой конспект, Павел Алексеевич приостановил объяснение задачи, не надеясь, что спящий отреагирует на внезапную тишину, потом велел всем молчать, подошёл к Даня, присел рядом с ним на корточки и достаточно громко, чтобы слышала половина класса, произнёс ему на ухо: «просыпайся, сладкий» голосом, похожим на смесь голосов героев мелодрам и порно-фильмов. Даня вздрогнул, резко поднимая голову, и свалился бы со стула на учителя, если бы Иван не вцепился в синий джемпер брата, удержав того от падения. Весь класс загоготал, по крайней мере, так казалось Даниле. Он смог лишь быстро взглянуть на Элю, сдержано и мило улыбавшуюся ему, затем вновь опустить взгляд на парту, чувствуя как от смущения горят уши. Он не видел так же скрывающих свой смех, сидящих на последней парте Беллу и Соню, и также не обратил внимания на злой, агрессивный взгляд Вани, метавшего молнии в физика. Это далеко не первое, что ускользнет из поля зрения Дани за этот понедельник, но пока он лишь продолжал краснеть, записывая условие задачи и стараясь больше ни на кого не смотреть. Когда прозвенел звонок, он первый выскочил из класса, не желая задерживаться на месте своего фиаско ещё хоть мгновение. Спустя пару шагов его догоняют Соня и Белла, подхватив его под обе руки. — Что с тобой? — действительно обеспокоено спросила Софья. — Да ничего, устал просто, — постарался отмахнуться Даня. — Папа рассказал, что у тебя дома вчера приём был. И что ты там даже блистательно починил проектор, — приободрила друга Белла. — От славы устал? — Нет, просто, шум, приготовление к подобному требовали много моих физических и моральных сил, пока настраивал оборудование, пока находился там и так далее. — Как хорошо, что я избавлена от подобной движухи, — облегченно вздохнула Соня — Вот черт! — внезапно выпалила брюнетка, тормозя всю компанию. — Чувака же сегодня нет. Надо журнал с физики забрать! Я скоро. С этими словами девушка понеслась назад к кабинету. Даня искренне завидовал её вечному запасу энергии, ему бы сейчас и пяти процентов от неё хватило, чтобы не свалиться по середине коридора. — У тебя точно все в порядке? — чуть позднее на всякий случай уточнила любимица учительницы русского и литературы. — Можешь рассказать, ни я, ни Белла не будем стебаться, как, например, Ваня. — Ваня, — протянул имя брата Данила, будто его звучания он никогда не слышал. — Нет, все правда в пределах нормы. Из-за шума всю ночь плохо спал, но я выдержу. — Хорошо, но если будет совсем тяжело, то валил бы ты домой. Даня лишь тихо усмехнулся, продолжая свой путь в кабинет математики. Почти у самых дверей класса его и Софью догнала Белла. — Ух, надеюсь эта мегера не будет проверять домашку. Хорошо, если я половину номеров сделала, — затараторила черноволосая, проходя к своей парте. — А журнал где? — уточнила её подруга. — Журнал? — Белла зависла на несколько секунд. — Ах, да. Его уже забрали. И снова Данила не заметил ничего необычного в этом. Даже тогда, когда учительница по математике начала повышать голос на класс, потому что они, разгильдяи, не удосужились принести ей чертов журнал, и Яне так и пришлось возвращаться в кабинет физики для этого. — Ты почему его не принесла? — шепотом спросила Соня растерянную подругу. — Потом-потом, — нежно похлопала по руке недоумевающей девчонке Белла и постаралась временно прикрыть тему, но на мгновенье задержала взгляд на спине Вани и не успела отвернуться, чтобы не заметила подруга. — Сказала же, потом объясню. Два урока математики для всех тянулись невероятно долго. Даня то и дело клевал носом, пока сзади сидящая Белла или располагавшийся по правую руку Иван не пинали парня, дабы привести в чувство. По окончанию урока Ваня куда-то смылся, пожелав остальным неудачникам на «отлично» написать диктант по русскому. Он даже не удосужился брату, хоть и названному, сообщить, куда собирается, зато Эле в красках пообещал, что прибудет к ней на вписку с охуенной прической и новом шмоте, но, судя по припаркованной машине мамы-Полины, он явно не в спа-салон собирался. «Позднее выясню», — решил Данила, устраиваясь около «черной» лестницы на верхнем этаже школы, где находился кабинет русского. Так как была большая перемена, основная масса людей были в столовой, да и вообще на верхнем этаже всегда меньше народу. Внезапно, Даня вспомнил про дневник, в котором все ещё отсутствовал отчёт о вчерашнем дне. Светловолосый осмотрелся вокруг, отмечая, что на этаже, кроме него, всего две девочки-семиклассницы, сидящие на дальней скамейке, один парень и учительница литературы, находившееся в классе. Короче, не было ни Вани, который уехал хрен знает куда, ни Беллы с Соней, иногда пропадающих на переменах, то есть никого, кто бы мог помешать заполнению дневника. Дата: 22 октября. Тема:прием Сегодня 23 октября. Сделать ранее запись не мог по причине по влиянию некоторых проблем. Приём прошёл хорошо. Познакомился с новыми людьми, но имена почти не помню. Предполагаю, что моя память отсортировала большинство как «ненужные». Про сам приём Даня не мог ничего сказать. Это был максимум, что он помнил. Пил виски. Его вкус показался мне омерзительным. Повторять не намерен. Парень снова тяжело вздохнул, лишний раз поозирался по сторонам, будто кому-то было дело до того, что он там пишет, и приступил к той части воскресенья, которая занимала, интересовала, не давала покоя, засела в его голове. Ваня — имбецил. Он курил в нашей комнате. И по вине его безалаберности, сгорел М О Й диван. Пришлось спать с ним в одной кровати. Даня снова осмотрелся, чувствуя, как загораются щеки по неведомой ему причине. Ваня поджег мой диван. Не специально, но сам факт! Кажется, я стараюсь избегать темы, писать о которой очень странно. Я имею в виду, что длительное время спал в одной кровати с дедом, в 7 классе во время похода ночевал в тесно набитой пацанами палатке, между нами молекулам воздуха было сложно пролететь. Пытаюсь вывести свою мысль к тому, что я бывал в более странном положении и мог себе позволить сон. Но вчера. Не имею ни малейшего представления о том, что было вчера. Было похоже на то, что меня выжигали. Изнутри. Это очень неприятно. Даня отвел взгляд от записей, нервно скрестив руки на груди, словно пытаясь свернуться калачиком. Он ещё более неспокойно потер предплечья, которых несколько часов назад касался Ваня, точнее, вцепился. Беспокойный парень старался сформулировать собственный ощущения хотя бы в пару слов, но выходило лишь лихорадочное зачеркивание. Не могу избавиться от ощущения, что Ваня всё ещё касается меня. Подобное было лишь один раз, когда я зацепился краем футболки за гвоздь, с которого за день до этого упала фоторамка, и Ваня помогал мне выпутаться (см. запись от 05.10.17). Заключение: нельзя больше спать с Ваней. Дата: 23 октября. Тема: Ваня. День ещё не подошёл к концу, напротив, он в самом разгаре. Но меня по-настоящему беспокоит факт того, что более 70% процентов моих мыслей сегодня занимает мой брат. Я старательно пытаюсь сосредоточиться на обучении, но ввиду недосыпа, это даётся с трудом. Попытаюсь это исправить. Данила закрыл дневник и убрал его в рюкзак. За время написания отчета коридор наполнился учениками, что сообщало о скором начале урока. Иванов поднялся с лестницы и направился к кабинету, но у входа его остановили Белла и Соня. — Мы можем поговорить? — спросила девушка с фиолетовыми волосами. — Конечно, но давайте пройдём в класс. Даня едва успел пройти в комнату, когда Софья его остановила с восклицанием:  — Нет, там нельзя! — Почему? — С дороги, ботаники, — растолкал стоящую в проходе компанию Петров. Данила пришлось вжаться в косяк двери, чтобы дать ему пройти. Через мгновение после этого послышалось довольно громкое «Ай!», сопровождаемое глухим ударом пластмассовой двери по пальцам Иванова. Когда Петров вошёл в кабинет, он толкнул дверь так, чтобы она закрылась за ним, но на ее пути так неудачно появились пальцы Дани, то есть все вышло так, как и задумал хулиган. — Ой, прости, тебе больно? — захохотал парень, удаляясь к своему месту. — Еблан, — сказала Белла после того, как ударила его в место под коленкой, из-за чего ученик повалился на пол. Петров тут же вскочил, собираясь как-то ответить девчонке, но его остановил голос учительницы русского. — Что тут происходит? — подошла к ребятам Анастасия Николаевна. — Всё нормально, — попытался соврать Данила, игнорируя жгучую боль в нескольких пальцах левой руки, которые осматривала Соня. — Мы только отведём его в медпункт и вернёмся. Понимаю, что сейчас будет звонок, но мы правда быстро вернёмся, — произнесла девушка, сразу получая одобрение от учительницы. Даня попытался запротестовать, но Софья буквально вытолкнула его из класса, не намереваясь слушать его отговорки. Белла последовала за друзьями, но её окликнули. — Лидель, ты-то куда собралась? — возмущённо спросила Анастасия Николаевна. — С ними, — озвучила очевидную вещь брюнетка. — Но ведь ты урок пропустишь! — Только пару минут. — Вот знаю, что следующем году ЕГЭ на сорок баллов сдашь, как и Иванов с таким-то отношением. Занизишь рейтинг школы с такими результатами. Соня и Даня стояли достаточно недалёко от Беллы, чтобы заметить, как она сдвинула свои идеальные брови и поджала нижнюю губу. Уже через секунду она сорвалась с места, обгоняя друзей. — Чего встали? Пошли уже, — она грубо поторопила одноклассников, спускаясь по лестнице. Даже Иванов с его скудным представлением о психологии человека понял, что девушке было обидно и из-за этого она злилась. Белла шла впереди него, явно не намереваясь разговаривать с кем-либо в ближайшее время. Насколько Даня знал, она очень агрессивно реагирует на замечания на её неуспехи в учебе, поэтому старался её не раздражать в те дни, когда она получала низкую оценку: ему жизнь ещё дорога. — Подождите, — попросила остановиться компанию Эля. — Девочки, вы можете идти, я схожу с Даней к врачу. — Ты просто можешь пойти с нами, — предложила Соня, все ещё державшая Иванова за руку. — Сонь, ты же видела, как отреагировала Анастасия Николаевна. Идите. Эля посмотрела на одноклассницу взглядом а-ля «ты разве не понимаешь?». Софья сначала кивнула и собралась отпустить Даню, но затем передумала, посмотрев на скрестившую руки на груди Беллу. — Знаешь, я не хочу туда возвращаться. Наверняка, Анастасия Николаевна проведёт какой-нибудь мини-диктант. Эля глубоко вздохнула, но ничего не сказала, а просто взяла Даню под другую руку. Пока Иванов находился в легком шоке от происходящего, Белла уже дошла до медпункта и в собственной традиции сначала открыла дверь, потом постучалась и, уже оказавшись в комнате, спросила: «можно ли войти?». Данилу усадили на кушетку, Эля уселась рядом с ним, и врач стала осматривать его посиневшие и немного распухшие пальцы. — Хорошо тебе их прижали, — женщина цокнула языком, отходя от пострадавшего. — Перелома нет. Сейчас компресс сделаем. Ты левша? — И той, и другой писать могу, — после паузы ответил парень. Данила повременил с ответом, потому что отвлёкся от врача, от боли в пальцах, обратив внимание на разговаривающих около самого выхода Беллу и Соню. Последняя что-то говорила подруге, держа ту за руки, смотря ей в глаза, при этом улыбаясь. Даня лишь отдаленно слышал слова «не обращай внимания», «справишься» и «ты же такая умная». Пока Софья утешала расстроенную олимпиадницу, та смотрела так, словно важнее стоящей перед ней девчонки нет никого на свете, улыбаясь самой милой и тёплой улыбкой, которую Данила когда-либо видел. Пока врач накладывала бинты на пульсирующие пальцы, а Эля сжимала другую руку, Даня старался бороться со странным приступом осознания собственного одиночества. Он никогда не страдал от этого, более того всегда стремился к нему, но от мысли, что на него ТАК никто и никогда не смотрел, ему стало не по себе. Родителей он не считал, ибо этот взгляд казался другим, наполненным чем-то глубоким, нежным, что было значимее, даже самых изощрённых благодарностей. А так как Даня все же необычайно слепой мальчик: он не замечал, как похожим взглядом на него смотрела Эля.