Все идет по плану

ДОКТОР ГОРИН. Это твои коллеги? ХОЛЬЦМАН. Да. (показывает рукой на Эрин) А с ней мы встречаемся. (ЭББИ молча кивает) ЭРИН. Нет. Я встречаюсь с парнем на ресепшне. ЭББИ (мотает головой). Нет. Нет. ЭРИН. Да. Он вон там, видите? ХОЛЬЦМАН. Упс. Э… Надо вернуться к планированию. © вырезанные и альтернативные сцены.

1. Хольцман изобретает машину времени Как только они распрощались с доктором Горин и дверь за ней закрылась, Эбби схватила Эрин за рукав и потянула в сторону лестницы. — Эрин Моника Гилберт, — сказала она, грозно сверкнув очками. — Не заставляй меня краснеть из-за тебя. Внутреннее чутье Эрин никогда не отличалось высокой точностью, но в этот раз безошибочно определило, о чем пойдет речь. Более того — Эрин уже предчувствовала, что грядет отповедь. — А что мне было делать? Она сказала, что мы встречаемся! А это неправда. — Что делать? Я тебе скажу, что в следующий раз делать! Подыграть ей, вот что. Можно подумать, тебя так сильно волнует правда. Эбби выразительно кивнула в сторону Кевина, который водрузил телефонную трубку на ногу и пытался сдвинуть ее с места силой взгляда. Весь романтический ореол австралийского акцента и атлетического сложения меркли перед фактом: этим парнем на ресепшне нельзя было похвастаться. И не потому, что он тоже не встречался с Эрин. И даже не потому, что он был нелеп, недалек и похож на большого ребенка, случайно позабытого родителями в магазине игрушек. При взгляде на его безуспешные попытки телекинеза или разговоры с животными все существо Эрин говорило: нет. Он хорош, очень хорош, но — нет. Раньше ей нравились хотя бы профессора в строгих костюмах, со стальным блеском знания в глазах. Казалось — они полубоги кафедр, и им ведомы особенные тайны. Потом она сама приступила к преподаванию и поняла, что никаких тайн, ни в институтских аудиториях, ни за их пределами, нет. Эрин еще несколько мгновений заново переживала недоумение, гнев, панику и отвратительную неловкость, которые охватили ее, как только Хольц высказала всю эту нелепицу — мы встречаемся. Что это было, издевательство? Хольцман умела быть смешной и забавной, но некоторые ее шутки ставили Эрин в тупик. Поначалу у нее не мелькнуло и тени сомнения в том, что Хольцман развлекается. Да она попросту не могла сказать ничего подобного всерьез! Но вид у Эбби был такой грозный, что тень все-таки появилась и на глазах вырастала в осознание собственной вины. — Почему никто не хочет подыграть мне? — обиженно выдавила она, все еще злясь, то ли на Хольц, то ли на себя, то ли на всех сразу. — Может, потому что не к тебе приехал научный руководитель, на которого ты чуть ли не молишься? — Эбби бросила на нее один из самых строгих своих взглядов, но внезапно смягчилась. — Мальчики не хотели встречаться с нами в школе. В школе, Эрин! Это было вечность назад. Не надо демонстрировать, что ты стала большой популярной девочкой и водить за собой двухметровое доказательство. Вот скажи мне, что ты будешь с ним делать? Пошлешь по почте родителям в Мичиган? Лестница, по которой они спускались, казалось, не закончится никогда, как и персональное наказание Эрин — выслушивать упреки, мысленно сопротивляться, но в конце концов соглашаться, поникнув головой. — Эбби, вот сейчас это было жестоко! — Нет, Эрин. Жестоко было обидеть Хольц. Да ты унизила ее. — Мне очень стыдно, что я могла задеть ее… ее… эммм… чувства? Но это так странно, я не могу поверить… В общем, мне очень стыдно, Эбби, но, пожалуйста, не начинай. — Я даже и не думала начинать, — на ходу отозвалась Эбби. — Я сразу перейду к делу. Просто попроси у нее прощения. — Ну и как ты это себе представляешь? «Хольц, мне очень жаль, что я сказала, что мы не встречаемся. Но я это сказала потому, что мы — не встречаемся»? — Мне тоже очень жаль, — произнесла Хольц над их головами, перегнувшись через ограждение лестничной площадки и делая ситуацию еще более неловкой. Кулон на ее шее печально позвякивал о перила, но в глазах светился безумный огонек свеженародившейся идеи. Эрин застонала и ударила себя ладонью по лбу. Ей захотелось прямо сейчас провалиться сквозь оставшийся этаж, уйти винтом в землю и в ближайшие сто лет никому не показываться на глаза. Когда Эрин отняла ладонь от лица, Хольц ухмылялась как ни в чем не бывало и смотрела прямо на нее — пристально и с хитрецой. Представить, что она может хоть пару слов произнести не хохмы ради, было совершенно невозможно, но Эрин искренне попыталась. Пожалуй, впервые, стоя пролетом ниже, она смотрела на Хольц снизу вверх и все мысли возвращались к непредсказуемости, скрывающейся за этим взглядом. Против света, сочившегося из двери лаборатории, голубые глаза Хольцман казались насыщенно-синими, похожими на чернила. «Наверно, поэтому она носит желтые очки», — невпопад подумала Эрин. В голову лезли на редкость глупые мысли. — Свистать всех наверх! — громко крикнула Хольцман. — Пэтти! Бросай инструкцию от хранилища и беги к нам. Я вам щас такое покажу! И ведь было на что посмотреть. На столе в лаборатории, между смятыми банками колы и кусками проволоки высилась старая межкомнатная дверь. Провода, протянутые к косяку, слегка искрили. От двери шел жар, и через замочную скважину лился мягкий серебристый свет. Рядом с этим сюрреалистическим сооружением примостился обыкновенный кинопроектор времен 80-х, точно такой же, на каком во время уроков литературы в доцифровую эпоху демонстрировали «Гамлета» и «Рождественскую песнь». Эрин украдкой смахнула банки в мусорное ведро, глядя, как Пэтти берет под мышку огнетушитель. — Совсем как в «Корпорации монстров», —- ткнув в дверь пальцем, резюмировал Кевин, и сам в этот момент был похож на крошку Бу, взирающую на большого мехового Салли. — А что эта штука делает? Хольц расплылась в довольной улыбке. — Девчули…и Кев… согласитесь, вам нравится задавать мне этот вопрос. Это — инверсионно-темпоральная система. С натуралистичной визуализацией и эффектом присутствия. — Ого, — сказала Пэтти, обходя стол с дверью по периметру. Она делала это с опаской и уважением, как обычно, когда речь заходила о новом изобретении. Иногда Пэтти давала штуковинам Хольц имена, в основном, исторических деятелей, и отшучивалась, что они такие сложные, словно живые. — Но это… — начала говорить Эрин. Слово «Невозможно» она проглотила. — Шутишь! Ты изобрела машину времени? — разнесся по лаборатории изумленный голос Эбби. — И ничего нам не сказала? — Вот. Говорю. — Хольц потерла руки в предвкушении демонстрации. — К тому же это экспериментальная модель. Симулятор. Перенос материальных объектов еще в разработке, но зато моя малышка показывает прошлое и прогнозирует будущее. — Так что, мы можем проверить, была ли Клеопатра черной? — Пэтти выглядела ошеломленной. — Или как на самом деле происходило подписание Декларации независимости? Мы же можем разрешить кучу исторических сомнений! Выявить убийцу Кеннеди, сохранить яйца птицы Додо… Эбби восхищенно хлопнула Хольц по плечу, затем — одобряюще — по ладони. Ей наверняка не терпелось взглянуть на схемы и расчеты, да и сама Эрин была не против на них посмотреть, но для того, чтобы разобраться в завалах смятых бумаг и исчерканных блокнотов, которые теснились на столе, требовался настоящий путеводитель. — Ты меня пугаешь, Хольци, — покачала головой Пэтти. — Я тебе уже говорила, что ты меня пугаешь? — Да каждый день говоришь, — Хольц подкрутила гайку у дверной ручки, словно смахивала последнюю пылинку с плеча, и сделала приглашающий жест. — Эрин… Эрин вздрогнула. — Ой, нет, — пробормотала она, делая шаг назад, а затем еще один. — Это все невероятно, потрясающе, и меня жутко занимает, как ты обошла пространственно-временные законы… но я не уверена, что хочу быть твоим первым подопытным кроликом. В очередной раз. Хольц по-хозяйски оперлась о стол и только покачала головой. Иногда Эрин казалось, что она понимает ее с полуслова, а иногда — что для самой простой мысли Хольц сначала настраивает внутренний переводчик. — Я имею в виду, выбирай временную точку для эксперимента. Эрин успела допятиться до противоположного конца стола и остановилась. — Почему я? — тихо спросила она. — Потому что ты малость заморачиваешься на переменах, — ответила Хольц. Это звучало как вызов. Разделенные столом, они смотрели друг на друга будто из разных концов коридора, и, казалось, Хольц вовсе не собиралась шутить. В этот вечер она была убийственно серьезна. — Ладно, — сказала Эрин. — Ладно. Так и быть. Я боюсь перемен. Они могут быть неожиданными и опасными. — И прикольными, — Хольц выразительно поиграла бровями. — Если бы ты чаще говорила да, чем говоришь нет… — Если бы люди тоже шли мне навстречу, я, может быть, чаще говорила бы да. Эбби и Пэтти обменялись безмолвными взглядами, выражающими общее непонимание. — Детка, — ласково сказала Пэтти, — эта штуковина ничего тебе не сделает… Ведь, правда, Хольци?! Не сделает? — Конечно. Это как телик посмотреть, — Хольц воодушевленно закивала. — Только ты слегка управляешь событиями. Вот тут есть пара кнопочек и строка ввода. Вводи дату, место и что хочешь поменять. Произвольным текстом. Эрин скрестила руки на груди. Предложение было заманчивым, но ее останавливало одно весомое сомнение. — А как твоя штуковина догадается, что я имею в виду? Это же моя личная жизнь, которую знаю только я. — Нуууу, — протянула Хольц, носком армейского ботинка ковыряя стыки плитки в полу. — Помимо того, что в нее вкачана большая историческая база… Я попросила у Эбби кое-какие материалы. И у Пэтти — ее фотки. И, Кев, твоя мама выслала мне электронной почтой целое досье. Кое-что я ввела от себя. А остальное — гугл. — Ладно, — еще раз повторила Эрин. — Ладно. Она подошла поближе и зажмурилась. Она спиной чувствовала, что Хольц провожает ее взглядом. Перед глазами пронеслись все годы унижений — школьных, институтских, университетских. Все попытки и пытки, старания и страдания. — Я выбрала, — наконец произнесла Эрин и напечатала: «Лансинг, штат Мичиган. Дом Гилбертов. Родители поверили, что я видела привидение». Секундой позже дверь раскрылась перед ними с драматичным скрипом, и Хольц поспешила подпереть ее какой-то железкой, смутно напоминающей разобранный капкан. — Эта функция еще не готова, — извинилась она и поспешила запустить проектор. По стене пробежал яркий луч, и Хольц погасила освещение. Они словно очутились в зрительном зале кинотеатра. — А тут мило, — нарушил общее молчание Кевин, глядя на постеры звезд 70-х, которые — вспомнила Эрин — прикрывали дырку на обоях. Пэтти отвесила ему легкий подзатыльник. — Тсс. Рот на замок, я понял. — Я уже видела эту вселенную, — Хольц взяла на себя роль комментатора, пока остальные во все глаза рассматривали детскую комнату Эрин и саму Эрин, еще спящую, над которой склонилась тень сумасшедшей старухи. Было слышно, как Пэтти шепотом пытается определить класс призрака, стараясь бормотать как можно тише. — Вот тут и должен быть источник всех бед, — загробным голосом провозгласила Хольцман. Эрин почувствовала, как Эбби вздрогнула, когда из проектора раздался крик, в комнату ворвались мистер и миссис Гилберт и заслонили дочь от нависшего привидения. — Тут вы долго разговариваете, я промотаю… — продолжал голос Хольц, от мрачных интонаций переходя к деловым. Вселенная вокруг них стала вращаться чуть быстрее, показывая выборочно только ключевые события. — У тебя, Эрин, все будет хорошо. Вы уедете из Мичигана, тебя покажут в ТВ-шоу, потом в еще одном, и еще одном, — карусель видеообразов рассыпала перед ними газетные заголовки: «Девочка, видевшая призрака», «Привидения желают говорить с Эрин». — Потом интерес поугаснет. Но ты станешь звездой. У тебя будет свой салон для общения с потусторонними чудиками и своя телепрограмма. Куча автографов. А ты, Эбби, напишешь пару убойных статей в своем блоге о том, что Эрин Гилберт — шарлатанка. Будешь тысячницей. Но с наукой у вас обеих не сложится, а я буду прозябать в Массачусетсе. Пэтти, а ты унаследуешь дядину фирму. Станешь большой похоронной мамочкой, половина бизнеса в городе будет твоей. «Катафалки Толанов — мы отвезем вас прямо в рай». Кев, а ты будешь рекламировать нижнее белье. — Ужасно, — сказал Кевин, когда демонстрация зашла на финальный виток. — Я никогда не сделаю хорошую карьеру. — Бедняжечка, — равнодушно прокомментировала Эбби, едва успев отдышаться после показа. — А это что? — А, это самый смачный момент. — Хольц приблизила картинку. — Обратите внимание, Роуэн разрушает Нью-Йорк. Он тут как Годзилла. Ой, это был мой любимый небоскреб. Прости, Пэтти, центральная библиотека тоже… того… — Стоп. Эрин перехватила руку Хольц, щелкающую компактным пультом. — Стоп. Мы же не встретились с Эбби. Не подружились. Не написали книгу. А Роуэн ее не прочитал. — Эммм, — Хольцман выглядела смущенной, но недолго, всего каких-то пару секунд. Она аккуратно убрала руку Эрин и нажала кнопку обратной перемотки. — Ммммда. Неувязочка… Казалось бы. Но! Но какой-то умник создал сыворотку увеличения в размерах, а Роуэнам разве многого надо? — Пожалуй, показ на сегодня стоит окончить, — Эбби вырубила электричество в лаборатории под возмущенные крики Хольц. — Я хочу переварить этот эффект бабочки, потому что знаю, что у тебя в запасе есть еще сотня-другая. Медленно, в раздумьях, они гуськом спустились по лестнице и попрощались у порога. На улице крупными хлопьями шел мокрый, липкий снег, сквозь который трудно было разобрать выражения лиц. Эрин пыталась поймать взгляд Эбби, но та лишь плотнее натянула капюшон, погрузившись в собственные мысли. Даже Пэтти притихла, не найдя ни одного подходящего восклицания, словно кто-то внутри нее прикрутил регулятор громкости. Такси быстро подхватило их, Кевин бездумно скрылся в метели на мотоцикле, а Эрин последней осталась у дверей. …последней? Она посмотрела наверх, где обычно горели бессонные окна лаборатории, когда Хольц копалась допоздна в своих механизмах. Окна горели. А на фоне подсвеченных жалюзи силуэт Хольц скорбно потягивал колу из силуэта стакана. Эрин на цыпочках вернулась и приоткрыла дверь лаборатории. Хольцман сидела на подоконнике, скрестив ноги, и листала кадры альтернативной истории о себе самой. Перед глазами Эрин закрутилась пестрая карусель образов. Какие-то девушки угощали Хольц выпивкой, какие-то клубы сверкали ночными огнями, на полках ее лабораторий теснились награды от научных сообществ. Эрин никогда бы не подумала, что за пределами всепоглощающей работы для Хольц возможна такая яркая и противоречивая жизнь. Эрин видела ее лишь окруженной деталями, машинным маслом, среди бурлящих реактивов или наблюдающей за ядерным процессом. Часами Хольцман могла медитативно ковырять отверткой в механизме, похожем на оторванное сопло ракеты, а потом собрать из него радиоуправляемый эктоплазмосос. — Должно быть, в Массачусетсе тебя ждала популярность. Хольц мгновение смотрела на нее, не отрываясь, удивленно и даже беззащитно, а потом по лицу ее поползла знакомая хулиганская ухмылка. — Массачусетс — отстой, — глубокомысленно изрекла Хольц, похлопав ладонью по свободной части подоконника. Эрин приняла это приглашение и молчаливо устроилась рядом. — Там у меня не было вас. — Ты же подтасовала этот кадр с Роуэном. — Ага, — сказала Хольц, выключая проектор, и лаборатория наконец погрузилась в темноту. — Но мой мир без вас все равно — отстой. Во мраке, который изредка прорезал свет фар, Эрин захотелось обнять ее за плечи. Так они и сидели, ничего не говоря. И никаких обид не было. Машина времени тихонько фырчала, постепенно отключаясь, а руки у Эрин дрожали — наверно, из окна потянуло сквозняком. Плечо Хольц было горячим, оно казалось обжигающим, а завиток волос щекотал шею, случайно заползая Эрин под воротник рубашки. Она обернулась, чтобы убрать его, понимая, что делать это придется на ощупь. В этот момент, тянувшийся целую вечность, силуэт Хольцман наклонился к ней, и Эрин ощутила едва уловимое касание теплых губ к своим губам. Поцелуй был похож на вопрос, заданный между прочим, нерешительный и нащупывающий себе путь во мраке. Все еще дрожа, Эрин приоткрыла губы, позволяя ему прозвучать. — Тсс, — прошептала Хольц, расстегнув на Эрин толстовку, словно снимала лишний слой, и отшвырнув ее на спинку ближайшего стула. — Все хорошо. Эрин подалась вперед, перенимая инициативу, желая дать поцелуй-ответ…