Зверю в сердце. Костя

      Комаров на кладбище была тьма. Они жадно вились вокруг и гнусно гудели. Так что, несмотря на жару под тридцать, Тоша напялил ветровку с капюшоном и теперь нещадно потел. И все-таки убираться на могилке ему нравилось. Это умиротворяло, словно прадедушка, которого он и не видел-то ни разу в жизни, ласково благодарил с того света. Да и вообще тихое деревенское кладбище было местом спокойным. Единственный источник беспокойства сидел на лавочке и лениво помахивал прутиком, отгоняя комаров. Тоша всей кожей чувствовал его возбуждение. Не хорошее — пусть взгляд на заднице ощущался весьма отчетливо, — а плохое, насквозь негативное.       — А если комар укусит оборотня, он начнет регенерировать? Ну, станет более мощным и кусачим там? Превратится в царя комаров? — пытаясь ненавязчиво отвлечь, спросил Тоша.       Вместо ответа Костя легонько хлестнул его прутиком.       — Давай все-таки помогу?       Но Тоша не терпел в таких делах помощников и только отрицательно замычал. Он сел на корточки и мельком оглянулся на Костю. Тот, не отрываясь, смотрел в одну точку. Взгляд его словно заледенел. Тоша знал, что там. Он вздохнул и поднялся на ноги, разминаясь. Оставалось совсем немного — клочок земли у могилки был совсем крохотный, и времени здесь они провели всего ничего, но Костя весь извелся. Он никогда, как бы Тоша ни выводил разговор на эту тему, не рассказывал про волчью яму. Даже свое состояние в поселении вкратце описал, хотя пару дней потом ходил как в воду опущенный и не выпускал Тошу из виду. Но эта землянка, спрятанная от посторонних глаз, так и оставалась табу. Тоша разговаривал с Ромкой, конечно, но тот сразу бледнел и не мог рассказать ничего вразумительного. Помнил только кровь, как он говорил — «рекой». Ну и, собственно, все.       Но Тоша прекрасно понимал, что для Кости дело вовсе не в крови — пофиг ему на кровь. А в чем именно дело, узнать было нужно. Необходимо даже. Потому что, несмотря на все Тошины старания, несмотря на постоянное присутствие рядом, вот это вот «я твой», которое Тоша уже набить был готов, хоть на лбу, хоть на заднице, хоть на обоих местах разом, Костя то и дело грузился. И Тоша был почти уверен, что для того, чтобы сдвинуться с мертвой точки, нужно решить проблему с волчьей ямой. Оставить уже прошлое в прошлом.       — Я все! — провозгласил он, выдернув последний пучок травы.       Костя отмер и зашуршал пакетом. Тоша складывал в него охапки травы и отчетливо видел, что Костя плотно ушел в себя. Что ж за дерьмо такое страшное там случилось?!       — Выбросишь, пока я помою тут все?       Но Костя отрицательно помотал головой:       — На обратном пути.       Это было не привычное желание побыть рядом, вместе, а страх. Костя — сильный, смелый и прочее — трусил даже приближаться к землянке в одиночку. Тошу зло разобрало на прошлое, на теперешних тараканов, которых Тоша терпеть не мог и выводил при каждом удобном случае. Косте надо было встретиться со страхами лицом к лицу, а не отворачиваться, не убегать. За руку с Тошей, ясное дело. И лучше сейчас, без лишней нервотрепки с подготовкой и ожиданием — спонтанно.       — Хочу посмотреть яму, — заявил Тоша в лоб, когда они подходили к воротам кладбища.       — У меня ключей нет, — быстро отбрил Костя.       Но Тоша, давя ухмылку, покопался в кармане и вытащил звякнувшую связку. Уже с неделю носил в кармане, выцыганив у Ромки. Хотел сам сходить и все посмотреть, а тут так все сложилось…       — Ебанаврот, — выпалил Костя, отшатываясь.       Он почти не матерился в Тошином присутствии, еще реже — с таким чувством. И Тоше бы обратить на это внимание, но наличие в Костиной черепушке мерзотных таракашек чуток клинило мозги. А еще шараханье это — почти как в момент, когда Тоша сыграл в рокового соблазнителя, — ну очень забавно выглядело. И он прыснул в кулак, потом взглянул на обиженное Костино лицо и засмеялся сильнее — тот был такой милый и потешный, ужас просто!       — Давай вместе. Сколько сможешь. Хотя бы просто откроем дверь. — Тоша прижал одну руку к Костиной щеке, а второй обхватил его пальцы. — Если что — сразу закончим и уйдем. Но тебя ведь это беспокоит…       Костя склонил голову, сильнее прижимаясь к Тошиной ладони, и посмотрел грустно-грустно. Тоша готов уже был отступить, но Костя вдруг кивнул:       — Давай попробуем. Сколько можно бегать?       Он очень хорошо справлялся. Слегка хмурился, пока шел к землянке, но ни разу не попытался повернуть. Может, чуть крепче сжал Тошину руку, когда тот зазвенел ключами, открывая дверь. Но тут же оттеснил его и вошел первым. Тоша видел, как он напряжен, как цепко оглядывается. И как еле слышно выдыхает, расслабляет плечи. Тоша позволил себя обмануть, в очередной раз не всмотрелся пристальнее, уцепился за показное: «Со мной все в порядке». Тем более Костя небрежно поднял жуткую, унизанную шипами перевязь и чуть подкинул ее, звякнув цепью.       — Ну как тебе?       — Что это? — испуганно спросил Тоша, не сводя глаз с перевязи.       Кровь рекой? Теперь охотно верилось.       — Ну… — Костя задумчиво покрутил хитросплетения кожи и цепей, — ошейник типа… Или шлейка. Вот так как-то.       Тоша не успел его остановить. Он был в ступоре, наконец видя, понимая, что же произошло. Костя быстро перекинул все эти хитрые ремни, обмотал ими себя и замер. Перевязь была на волка — на Косте болталась, но выглядела чудовищно! И все это — темная, холодная, душная землянка, шипы и откровенная боль, исходящая из самих стен, пропитанного кровью пола, — было ужасно. Тоша неловко взмахнул руками, дернулся к Косте и выронил ключи. В темноте пнул их к выходу и, не думая, шагнул следом, собираясь поднять.       Сзади резко звякнуло, и Тоша обернулся. Слишком поздно понимая, что же натворил. Костя рванулся к нему и повис на натянувшейся цепи. Глаза у него — больные, бездумные — смотрели на Тошу с пугающим отчаянием, с такой болью, что не описать. Шипы впились в шею, грудь, живот, пропороли кожу. Из ран хлынула кровь.       — Господи, Кость!       Тоша кинулся к нему, бросился в протянутые руки, позволил стиснуть себя до боли. Но только это не помогло. Костя как будто не понимал ничего, хрипел, истекая кровью, и сжимал Тошу, еще глубже вгоняя в себя шипы.       — Кость! Костя!       Но тот не слышал ничего. Скулил жалко-жалко и был не здесь и не сейчас. Тоша попытался чуть отстраниться, заглянуть в глаза, достучаться — но сделал только хуже: Костя дернулся, сжал руки крепче, не выпуская. Кровь была везде. Она заливала их обоих, горячая, липкая, горько-соленая. Тоша, наверное, регенерировал в этих объятиях на годы вперед. Вот только что с этой регенерацией делать, он понятия не имел. Зачем она вообще? Костя…       Слишком яркий солнечный свет затопил облегчением. Тоша со всхлипом вдохнул и осторожно погладил Костю по спине.       — Еб-б-бать, — просипел от двери Саня.       — Отойди, — ровно попросил Дима и просочился мимо Тоши. Костя, казалось, и не видел их.       Тоша заметил резкое движение, а потом Костя обмяк в его руках и тяжело осел на землю. И только сопоставив данные, Тоша изумленно уставился на спокойного Диму:       — Ты вырубил его, что ли? Ди-и-им…       — Это меньшее из зол. Блядь, вы как из фильма ужасов, — он покачал головой и выпутал Костю из ремней. Взвалил на плечо и вышел наружу.       А на Тошу накатило: вина, облегчение, страх, боль — своя и Костина. Все вперемешку, как пот с кровью по всему телу.       — Давай-ка, пойдем к реке, — приобняв его за плечи, ласково проговорил Саня. — Надо отмыться. И не переживай ты за Костяна — не так уж сильно Димас его приложил. Может, и к лучшему — мозги на место встанут, а то устраивает тут всплески, что мы как в жопу укушенные подрываемся, — проворчал он, выводя Тошу на улицу.       — Ты не понимаешь, — всхлипывая, объяснял ему Тоша. — Это я его туда затащил, я к двери дернулся, я винова-а-ат.       — Ну а хули он этот бэдээсэмный маскарад затеял-то? — отмахнулся Саня. — Забей. Все к лучшему.       У Тоши от такого равнодушия к серьезным, вообще-то, вещам даже пропало желание рыдать.       — Сань, это не шутки — такие нервные всплески. Нельзя так. Еще неизвестно, как оно все для Кости обернется.       Ноги и руки были ватными и дрожали. Тоша пытался догнать Диму с Костей на плече, но еле ковылял вслед. Просить у Сани дотащить его на руках было как-то неловко. Так что Тоша собирал всю злость, беспокойство и силу воли, чтобы хоть как-то ускориться.       — Тут такое дело, Тош… Ты ведь Пара. Ты просто не можешь сделать что-то такое, что причинит вред.       Тоша сбился с шага и изумленно вылупился на Саню:       — Ты шутишь сейчас? Вот это все случившееся с Костей дерьмо — не вред?!       — Это дерьмо изрядно выбило из него дерьмо — уж прости за каламбур, конечно. Я люблю Костяна, но он был редкостным мудлом — хрен знает, что вышло бы, если бы не ты и ваши отношения. Вот такие вот!       И тут Тоша понял. Наверное, стоило даже пережить все это в волчьей яме, чтобы понять. Чтобы избавить, наконец, Костю от сомнений.       — Ты гений, Саня, — проникновенно сообщил ему Тоша. — С меня причитается!       — Сделай так, чтобы два дня Костян не выполз на тренировку. Совсем озверел!       Тоша фыркнул: для деда статус женихов был не поводом жить вместе, так что Тоша с Тимуром жил в своем доме, а Костя с Тимом и Саней — в своем. Конечно, Костя таким положением вещей после близости почти двадцать четыре на семь был… раздосадован. И вымещал раздражение на стае — гонял их нещадно. Но на пару дней Тоша вполне мог перетянуть его внимание на себя.       Когда они с Саней дошли до реки, Костя, мокрый, но чистый, сидел на берегу, уронив голову между колен. Он услышал Тошу, попытался поднять голову, но Дима надавил, не позволяя взглянуть. Тоша, видимо, представлял из себя то еще зрелище — не для слабонервных альф.       Ветровка приняла на себя основной удар, а футболка осталась почти чистой. Саня с Димой предупредительно повернулись спинами, и Тоша скинул с себя остатки вещей. Наскоро ополоснувшись, он натянул трусы и футболку, а когда повернулся к Косте, тот уже был один и только пристально вглядывался в него. Ветровку со штанами Тоша даже поднимать не стал — успеется, и рванул к Косте. Прямо с разбега прыгнул на колени и крепко обнял — наконец-то без шипов, не боясь навредить. Костя выдохнул, обмяк и стиснул в ответ. Наконец четко соизмеряя силу, а не пытаясь расплющить.       — Сильно напугал? — глухо спросил он откуда-то из Тошиной шеи.       Тоша чуть мотнул головой.       — Я сам виноват, — он чуть перебирал пальцами, почесывая Костю под лопаткой, и ощущал небывалое умиротворение. — Прости.       Костя замычал что-то отрицательное, и Тоша почувствовал, как он потяжелел, потом вскинулся, встряхнулся — и снова прислонился к плечу. Слишком много крови потерял. Вымотался.       — Тш-ш-ш, — зашептал Тоша, принимаясь мягко поглаживать его по голове. Старый прием всегда оставался действенным. И сейчас сработал безукоризненно — Костя весь обмяк и тепло засопел Тоше в шею.       Периодически приходилось возиться — менять положение, иначе тело затекло бы адово, но Костя не просыпался, хотя обычно реагировал на малейшее движение. От него шло ровное тепло, раны исчезли, и только волосы чуть пахли железом. Ветер был теплый-теплый, типично такой июльский, и вокруг все цвело и благоухало. И хоть был ясный и яркий день, хоть сидели они не на плоту, а на зарослях мать-и-мачехи, на Тошу сильно накатило ощущением дежавю. Только теперь не нужно было так сдерживаться, отказывать себе в возможности потрогать, рассмотреть, понюхать. Тогда Тоша и предположить не мог, что все обернется вот так. Что он настолько легко подпустит к себе альфу, что этот альфа — пусть и со своими тараканами в голове, пусть и со взрывным характером — окажется сказочным принцем. Его личным, Тошиным, принцем. Он стиснул Костю крепче и зарылся носом ему в волосы. Костя глубоко вздохнул и проснулся.       — Я реально дрых? — хрипловато поинтересовался он.       — Угу. Как младенчик.       Костя фыркнул и выпрямился. Тоша видел по глазам, что он начнет сейчас извиняться, загонять выплывшее на поверхность дерьмо обратно вглубь, где оно снова начнет его точить, — и быстро зажал Косте рот.       — Я тут подумал на досуге: а может ли быть так, что настоящая причина, по которой ты меня тогда отпустил, — не этот идиотизм про Москву? А что-то другое. Более серьезное. М?       Костя испуганно таращился на Тошу и очевидно даже не мог придумать убедительную ложь. Так что Тоша кивнул и продолжил:       — Я не буду спрашивать тебя, что это было. Наверняка что-то действительно серьезное — не вся эта обидная фигнища. Оставь себе на долгую память о нашем общем идиотизме. А знаешь, о чем еще я подумал?       — О чем? — чуть расслабляясь, спросил Костя. Но глаза все еще были настороженными.       — О том, что ты редкостный эгоист.       И снова в глазах у Кости начала нарастать паника. Тоша отрицательно мотнул головой и продолжил:       — Не из-за того, о чем ты думаешь. Я много думал об этой теории Пар и все больше видел ее однобокость. Исключительно в вашей трактовке. Вы думаете, что Пара дается вам, под ваши нужды, ваши особенности. Но, Кость, тебе никогда не приходило в голову, что это работает в две стороны? Что не только я был тебе нужен, но и ты мне? Как только ты отпустил меня — тогда, еще во времена вечного срача, — я тут же вляпался в Андрея. Чудом остался жив и потом спасся только потому, что снова встретил тебя.       — Ну откуда ты можешь знать…       — Я уверен. Давай даже не про нас: возьмем Саню с Ромкой. Что бы его ждало здесь? Какой-нибудь пьющий мудак? Хорошо, если не бьющий. Возьми своих родителей. Твой отец нужен был твоему папе, чтобы просто почувствовать себя омегой, расслабиться. Тима вытащил Тимурку со дна: ну что бы его ждало? Прибил бы в лучшем случае кто из наркош. Лешка загнивал в одиночестве, и Питер — не его настоящий дом. Посмотри, как он расцвел с Димой, здесь. Я про каждого тебе могу рассказать. Это не только волчья любовь — еще что-то!       Тоша выдохся и замолчал, пристально глядя на Костю. А тот молчал, так же глядя в ответ — и Тоша никак не мог понять, удалось ли достучаться, удалось ли донести то, что было очевидно всем, кроме глупых, неуверенных в себе волков. Дурашек невозможных!       — Яму не закрыли, — вдруг ровно сказал Костя и поднялся на ноги, утягивая Тошу за собой. — Ключи у тебя?       Тот недоуменно похлопал глазами, но кивнул и протянул связку.       — Пойдем тогда.       И только когда Костя без всякого трепета заглянул внутрь, а потом закрыл дверь и, ухмыляясь, прислонился к ней, Тоша понял, что сработало. Он уже хотел сказать что-нибудь пафосное, когда Костя одним движением подскочил к нему и принялся щекотно кусаться.       — Спас его… — весело приговаривал он, пока Тоша, визжа, пытался вырваться. — Победил ужасную Москву! Вырвал из злобных лап любящих родителей. Какой же я молодец!       — Балда, — все еще всхлипывая от смеха, отмахнулся Тоша, стоило Косте его отпустить. — Ничего не понял, дурила!       Конечно, он лукавил. Оба знали это.       — Как же я люблю тебя, — проговорил Костя, снова притягивая его к себе, теперь уже чтобы обнять.       — И я люблю тебя, Кость. Очень-очень!       Костя кивнул. И теперь Тоша не сомневался — верит.