ours

На Енджэ колготки в сеточку и очередная пара кожаных шортотрусов в облипку, и по всем законам и канонам жанра он, блять, почему-то вот именно сейчас нагнуться решил, чтобы собравшиеся у колен складочки поправить. "Жопой к верху, еби не хочу" называется эта злоебучая поза, и, конечно же, задницей своей вкуснявой в такт музыке подмахивать эта шлюховатая мразоточка отнюдь не забывает. У Дэхена аж висок долбить начинает и в глазах мутнеет, от злости вены на лбу вздуваются и напряженные руки окальцовывают, опоясывают. - Хватит вести себя так, словно у тебя течка. Ты знаешь, какими могут быть последствия, - предупреждает Чон "взбесившуюся" сучку, которую сегодня выгуливать пришлось ему, и в крепкой хватке тонкое запястье сжимает. Енджэ шипит недовольно, глазеньки кошачьи прищуривает и смотрит. Смотрит, блять, и смотрит. Он страсть как любит с Дэхеном в гляделки играть, хотя и проигрывает из раза в раз. - Мы приехали сюда развлекаться. А ты только и делаешь, что нудишь, - ноет Джэ, быстро переступая с ножки на ножку, как делают детки, когда вредничают и капризничают (он не меняется от слова совсем). И Чон кивком головы ему на пол указывает, мол, хоть туда свое тельце доходяжное пристрой, хоть ложись и верещи на весь клуб, мол, делай, что хочешь, меня твои капризы не проберут. Енджэ предплечья на груди складывает и голову гордо задирает. Ну гляньте-ка, задели котеночка. - Ты не умеешь вести себя подобающе в подобных местах… - начинает Дэхен, и откровенно громкий смех Енджэ заставляет его закрыть рот и гневаться молча. - Это клуб. Сюда приходят бухать, курить травку, жрать таблетки, нюхать кокс и трахаться…и все это под мозгодробильную музыку. Так вот я и веду себя под стать этому местечку, очень даже пристойно и подобающе, - и Джэ смеется еще громче, еще более вызывающе. Чон хмурится. Енджэ успел вкинуться. Эта маленькая дрянь успела укуриться или же унухаться какой-то дичью, пока уходил в туалет. - Кажется, ты путаешь это место с тем дерьмом, которое ты у нас ахуеть как обожаешь посещать вместе с Чжунхоном. А здесь как шлюха себя ведешь только ты, - Дэхен коротко кивает одному из охранников и снова возвращает свое внимание Енджэ, который улыбается так приторно-сладко, аж до тошноты. В глазах у него – полное отсутствие и потеря связи с внешним миром. - Тебе нравится, когда я такой, Чон. Я же знаю, что у тебя встал. Клянусь, я бы и сам себя сейчас выебал, но, увы и ах, совсем уж не сподручно, - и, пожав плечами, эта блядская ахуевшая задница протискивается между людьми, направляясь прямиком к выходу, прекрасно зная, что Чон следует за ним по пятам, не упуская из виду ни на секунду. Он и правда всегда за ним следует. И делает для него слишком многое. Он ради него все позади оставил: семью и возможность на будущее. На то будущее, какого с Енджэ у него не было, нет и не будет никогда. Енджэ простить себе не может их глупость детскую. Енджэ идею идиотскую предложил, а Чон, нихуя не умнее, ее поддержал. - Почему мы все еще вместе? – тлеющая сигарета между тонкими пальцами обволакивает кожу своим отвратительным запахом, от него потом хрен избавишься, а Чон терпеть не может, когда от младшего несет, как от дымохода, а потому он так и не донесенную до рта гадость из рук вырывает и выбрасывает нахер. Енджэ пиздецки замерз и потряхивает его знатненько, но он упрямо молчит об этом, ведь он же не "дамочка в беде", нахуй ему тут принцы сказочные и забота не нужны. И Чон, естественно, не прекрасный принц, он – король преступного мира (подобной чести сам Джэ удостоиться должен был, да вот какой король из него?) И у Чона, как и у остальных его нареченных, блять, суженных-хуюженных, соулмейтов, сука, жизнь вдоль и поперек трупами усыпана. Но вот о своей прекрасной "королеве" заботиться все же надо, как бы он там не выебывался. Потому пиджак чоновский находит свой приют на костлявых плечах, а вот задница эта полуголая теперь пусть уже до тачки терпит, ибо нехуй было в минус пятнадцать по Цельсию так выряжаться. - Не знаю, что там в твоей разъебанной башке с перегоревшими предохранителями творится, и знать не хочу. Любим мы друг друга, вот почему. Хотя и удавить тебя иногда хочется, - Чон поясницу Джэ рукой обвивает, помогая дезориентированному младшему держать свое накачанное наркотой тело на дрожащих ногах. - Любим, - усмехается Енджэ, пытаясь вырваться из нежеланных объятий. – Тошнит меня уже от всего этого. Какого хрена все это со мной происходит? Какого хрена вы меня тогда в эту чертову больницу повезли? Какого хрена ты тогда вообще домой так рано приперся? Ты все испоганил, урод. А теперь и я продолжаю все портить. Я еще тогда откинуться должен был. Ты… - и вот чего Енджэ точно не мог ожидать, так это ахуенно болючего и унизительного шлепка ладони по щеке. – Пощечина? Чего же так слабенько-то? Давай уж, ебашь по-мужски, король! – истерика была у порога, Чон ждал ее, родимую. - Боюсь, что если ударю по-мужски, то тебе мордашку по частям собирать придется, котенок, - ровным тоном, без намека на злость или раздражение, без намека хоть на единую эмоцию, хоть на какое-то проявление. - Было бы здорово! Может, с искореженной рожей я вас уже не стану привлекать, и вы нахуй отъебетесь? – визжит Енджэ…истерика достигла апогея. - Мешок на голову, и заебись. Багажник-то у тебя, что надо. Грех от такого отказываться, - пожимает плечами Дэхен. Он понимает, что ему вроде лучше бы уже заткнуть свою помойку, не выводить из себя итак натянутого в струну Енджэ, у которого, к тому же, и нервы под таким напряжением, что того и гляди порвутся. - Отвези меня домой, - обращается Енджэ к стоящему неподалеку одному из псов Чона. Получив одобрение, мужчина делает, что ему сказано. И когда авто скрывается за поворотом, Дэхен, наконец, может отпустить себя. Может, наконец, дышать нормально, может позволить пальцам немного подрагивать от копившейся ярости, может позволить кулаку встретиться с бетонной стеной. Он не должен был говорить. Чон ведь прекрасно осведомлен о болтливости Енджэ в моменты трипов. Тогда он начинает говорить правду, лишь то, о чем он действительно думает и чего боится. Он не лжет и ничего не скрывает. Не прячется за натянутыми улыбками и отвратительным, отталкивающим поведением. Енджэ, может, и привык к тому, что жизнь его наградила пиздецки неожиданным сюрпризом в виде рекордного количества соулмейтов…но он не привык к тому, что один из них совсем не тот, кем является. И Енджэ уж абсолютно точно не привык к тому, что контролировать себя и свое психическое состояние попросту уже не может. Устал. Дэхену от мыслей этих совсем не по себе становится. Ему невыносимо хочется домой. Извиниться. На колени встать, если придется (это Енджэ, ради него и не на такое пойдешь). В обтянутые тонкой кожей тощие колени лбом уткнуться. Руками бедра обнять, пальцами кружочки/палочки/квадратики рисуя. И шептать о том, какой дурак. Обязательно ладошки узкие в своих волосах почувствовать. И губы чужие на макушке. И в ответ пальчик безымянный на левой руке поцеловать, туда, где чуть побледневшая татуировка "Чон Дэхен". Он из лошадки своей сто пятьдесят в час выжимает, ему надо домой, ему срочно надо, ему так еще никогда не надо было, кажется. Перекинувшись парой фраз с угрюмым Химчаном, встречающим его шипящим "довыебывался, сука", Чон времени больше зря не тратит. Енджэ и бутылка вискаря – зрелище непривычное. Эта разнеженная натура обычно по винищу пробивается. Хлебать вискарь ну просто не его kind of things. - Зачем мы это сделали? Что мы натворили, Дэхен? – тяжко вздыхает Енджэ, и взгляд его расфокусированный на левой ладони Чона сосредотачивается (пытается, по крайней мере). И Дэхен делает то, о чем думал не так давно: приближается к уставшему и сонному, сморенному терпким алкоголем и употребленной ранее травкой младшему, присаживается перед ним на колени (и Джэ тихонько хихикает в кулачок от нелепости), лбом в обнаженные коленные чашечки тычется, словно преданный пес, и молочные бедра ладонями гладит. И почему-то ему уже совсем не хочется говорить. Ему попросту хочется помолчать. Или даже заняться с Енджэ сексом, тем самым, который Химчан называет «извинение», чтоб нежно, чтоб каждый выдох и стон ртом ловить, чтоб глаза в глаза, чтоб чувствовать, как он отдается: плавно, податливо и чувственно, а не живо, страстно и совсем уж по-животному. Но Енджэ подобного не разделяет, кажется. Он снова дрянной жидкостью заливается, отфыркиваясь и отфукиваясь (да за что ж Дэхену этот, черт побери, ребенок?!), и из рук Чона выпутывается, с ногами на постель забираясь. Не говоря ни слова, он тянется к ладони Дэхена, и окольцовывающего тот самый палец «Ю Енджэ» кончиками ледянющих пальцев касается. - Енджэ… - Джэ головой из стороны в сторону покачивает, ему не хочется слушать, он слишком вымотался…сколько можно слушать все эти оправдания своей же глупости?! - Енджэ, прекрати. Хватит. Просто скажи, ты любишь меня? Енджэ сильный. Правда. Невероятно сильный. И это совсем не он сейчас плачет, кивая часто-часто. - Мне нахуй никто не сдался больше. И плевать я хотел на то, что у меня на теле что-то вылезло. Его и не видно вовсе. И искать я этого человека не собирался никогда и не стану. Зачем мне кто-то, если есть ты? А если снова сюда припрется, то либо по-хорошему уйдет, либо по-плохому. С какого ж, блять, хера кто-то будет что-то за меня решать? Это все не гребаная сказка, это – мудачья жизнь. Вот разве ты всегда счастлив с ними? – Дэхен кивает в сторону двери, за которой остальные четверо важных мужчин в жизни Енджэ решили устроить очередную попойку. – Разве ваши отношения чем-то отличаются от наших? Завитульки эти ничего не дают. Ты мог бы и без них прожить, если бы они тебя не разыскали, если б все не пошло так, как пошло. Я знаю, что и ты их любишь, что без них тебе совсем тяжело, - шепот «я и тебя тоже люблю» заставляет Дэхена ласково улыбнуться. - Енджэ, мы без тебя загнемся нахер. Как они, так и я. Даже не знаю, кому из нас хуже будет. - И все же, я испортил тебе жизнь…ты мог бы… - Не мог бы. Ничего не мог бы. А теперь иди сюда, дай мне тебя поцеловать, - и Енджэ в ответ улыбается так тепло и нежно (у Чона сердце грудную клетку выломать стремится) и свою ладонь с ладонью Дэхена переплетает. - Если вдруг они узнают… - выдыхает Джэ. Он всегда боялся. Боялся, что все раскроется, что Енгук, Химчан, Чоноп и Чжунхон узнают о том, что скрывается за тайной "меток" Дэхена и Енджэ, так удачно совпавших. - Не узнают. Я не позволю… Дэхену было семнадцать, Енджэ – пятнадцать. Глупые дети. Подростки. "Чистые". Не меченые. А еще до одури влюбленные друг в друга. - Не хочу представлять тебя с другим человеком, - в тот день говорит Енджэ, нежась в объятьях Дэхена. - Потому я стараюсь о подобном не думать. Не знаю, что сделаю с тем, кто однажды скажет, что ты - его, - голос Чона пропитан сильнейшим ядом, потенциальной угрозой и опасностью. - А давай их всех обманем? Нахер их. Нахер весь этот мир. Мне все это осточертело. Через несколько дней церемония. Станешь главным во всем балагане, что мои недородственнички устраивают. Ох и устроим мы им сюрприз. Только представь их рожи, когда они увидят, что у нас с тобой эта херня типа вылезла, что мы с тобой те самые, предназначенные, - в глазах у Енджэ тогда сумасшествие (как раз таки свойственное ему) плескалось. Тем же вечером они оба, гаденько смеясь, выбегали из тату-салона, с обожанием разглядывая поддельные метки. - Фак зис ворлд! - на ломанном английском проорал Енджэ в воздух, хихикая и задыхаясь. - Блять, мы почти женаты. Как только достаточно подрастешь, так уж и быть, даже на колено встану. С настоящим кольцом. Я тебе такую романтику устрою, - возбужденно вторит ему Чон. Они думали, что пошли против всего мира. Вот только когда пару лет спустя у Енджэ на коже чернильные пятна незнакомых имен распускаться начали, а у Чона прямо на пояснице выползло свое собственное наказание («что за ебанина, блять», - Дэхен знатно взбесился тогда), у обоих появилась уверенность в том, что мир этот знатно поебал их убеждения и ту самую "любовь против законов природы". И знатно отыгрался на Енджэ. Видимо, помнил, что затея с лжеметками была целиком и полностью его. "Выкуси", - говорит судьба, вычерчивая последний иероглиф. "Мун Чоноп", - расцветает на теле Енджэ, и в отместку он чешет до красных пятен, до содранной кожи, пока его не останавливает Дэхен, обнимая крепко-крепко, прижимая спиной к груди. Сквозь боль где-то там, внутри, где вместо сердца – огромная зияющая дыра, сквозь белый шум в ушах и собственный внутренний крик Енджэ слышит: "Все будет хорошо. Правда, будет. Я не приведу сюда того, кто это чертово имя носит. Не оставлю тебя, слышишь? Никого не хочу, только тебя хочу, а других – нет". У Енджэ сил нет соврать, сказать, пообещать то же самое. Енджэ сам искать не станет, но что если его найдут? Что, если… И нашли. И Енджэ сопротивлялся, как мог. Дэхен зубоскалил, но против не шел. Первые месяцы Енджэ не знал, куда девать себя и то, что в груди росло сердечными заплатками. Когда маленькие крошечки-чувства к Бану, Киму, Муну и Чхве стали чуть старше, Енджэ себя возненавидел сильнее, чем когда-либо. Он помнит то самое имя, которое они с Дэхеном сторонились произносить вслух. Он разыскивает соулмейта Чона, и, показывая чудеса невиданной ранее гостеприимности, приглашает на ужин, пока остальные (кроме самого Дэхена) на очередном крупном деле. - Что за спектакль ты устроил?! Что это, блять, было?! - было первое, что сказал Чон, переступив порог комнаты кое-кого слишком уж обнаглевшего, посчитавшего правильным проворачивать за спиной Чона подобные фокусы. - Он твой, Дэхен. Тебе с ним надо быть, - и Енджэ чувствует, что у него от улыбки (от которой ему самому мерзко) сейчас рот по швам разойдется, так сильно уголки губ растягивает. - А ты, значит, в сводники заделался...Я, черт побери, сам за себя решить могу! Не терпится от меня избавиться?! Нахуй больше не нужен?! - Чон Енджэ за плечи хватает, встряхивая хорошенько, и обнимает, до хруста в парочке суставов обнимает, задушил бы, если б мог. И Енджэ ломается, с громким отвратительным хрустом. - Без тебя не могу. И без них тоже скоро не смогу. А я ведь тебе обещал... - судорожно шепчет он, кончиком носа Дэхену в шею утыкаясь. Страшно в глаза смотреть. Вообще шевелиться страшно. - Да забудь ты об этом. Тебе было пятнадцать. О чем ты вообще? Мы оба были слишком глупыми...Ты меня любишь? - вздыхает Чон. Он знает ответ на свой вопрос, так как тот не менялся на протяжении многих лет. - Люблю, - быстро и без колебаний. Правда, любит. Бан Енгука любит. Ким Химчана любит. Мун Чонопа любит. Чхве Чжунхона любит. Чон Дэхена любит. (чуточку больше, наверное. ведь они давно вместе - против всего мира)