Слепой

Чимин сидел у подоконника и пил кофе, разбавляя ложкой кофейную пенку. С крыши дома капал растаявший снег, образовывая лужу на асфальте. Мать давным-давно ушла на работу, поэтому Чимин решил позвонить Юнги — после их поцелуя прошло три дня. Они ещё долго сидели и пили чай в тишине, иногда разбавляя её вопросами о жизни и делах. Мин не всё рассказывал о себе, как и Чимин. Всё же они были не на том уровне, чтобы раскрывать все свои секреты. После того, как Чимин приехал домой, мама увидела переписку с его интернет-другом, которому он всегда всё рассказывал, ибо тот тоже был геем. Пак ярко выражал свою любовь к Юнги и говорил о поцелуе с ним. После этого мать в истерике набросилась на Чимина, оставляя на разбитой губе рану, и много царапин на спине и руках. — Если ещё раз такое произойдёт, твоей ноги здесь не будет! Ты под арестом, и только попробуй уйти куда-то, пока я на работе! Дверь громко хлопнулась и Пак, замазав раны спиртом, сел у окна, заварив себе кофе. Держа телефон в руке, он слушал монотонные гудки, и ждал, пока Юнги всё-таки ответит. — Алло? — Привет, — ответил он, вставая с подоконника. — Это Чимин. — Привет. Как ты? — Ам, нормально. Можно к тебе? — Ты хочешь приехать? — Да. А ты занят? — Нет. Я буду только рад. В прокуреном голосе послышались весёлые нотки, и Чимин улыбнулся. — Может, давай встретимся на площади? Тебе снова придётся далеко переться до моего дома, — предложил Юнги. — Хорошо, я не против. До встречи. В телефоне раздались гудки. Поставив чашку на стол, Пак принялся одеваться, улыбаясь самому себе. Он знал, что мама придёт через час, и не застанет его дома, но ему было конкретно плевать. Он не будет ни о чём жалеть, ибо он сам ждёт того момента, когда наконец покинет этот дом, и станет свободным от матери. А сейчас он спокойно пойдёт на встречу с Юнги, от которого у него в животе взрываются миллион бабочек, ходящих табуном… Выходя из метро, он быстрым шагом идёт к центру города, останавливаясь на площади. Снега и в помине нет, лишь пустая голая земля и тёплое солнце, что немного греет. Он утыкается носом в пушистый чёрный шарф, и вдыхает запах Юнги, который остался после того, как спортсмен прижимал юношу к себе. Закрыв глаза, он стал вспоминать всё по частям, усердно разбирая у себя в голове каждое действие Мина. Сначала обхватил руками талию, потом, не отрывая взгляда, посмотрел на губы. От таких чётких подробностей в животе Чимина всё скрутилось в узел, и он задрожал то ли от продувного ветра, то ли от собственных эмоций. В толпе замаячила знакомая тёмная макушка и Пак улыбнулся, пряча улыбку за шарфом. На лице Юнги играла усмешка, но не такая заметная, если не всматриваться. Подойдя к Чимину, он обнял юношу, удивив — для него баскетболист всегда был холоднокровным и раздражённым, он бы никогда не подумал, что тот будет так себя вести. И не просто с кем-то, а с НИМ. Кто бы мог подумать… — Я рад тебя видеть, — тихо сказал Пак, и посмотрел в глаза Юнги. — Ты не хочешь роллы? — Хочу. Шагая по аллейке, парни вдыхали запах молотого кофе с кафешек, запах печенья из кондитерских, что в предвесеннем свежем воздухе разбавляли аппетит. Всё же, это было прекрасное время. *** Заявившись дома лишь к семи часам вечера, Пак громко сглотнул, предвкушая шоу. Услышав звук открываемой двери, мать Чимина тут же появилась в коридоре, со злостью смотря на одетого и красного от холодного ветра сына. — Я не поняла?! — крикнула она, подходя к нему с мокрой тряпкой. Кажется, кому-то достанется по лицу. — Что ты не поняла? — смотря прямо в глаза спросил Чимин. Подняв в удивлении брови, женщина крикнула: — Ты где был, сучёныш? В гей-клубе или дома у педиков своих? Сжав зубы, Чимин процедил: — Закрой свой рот. Сука тут ты. Мой парень не педик, а гей, и не твоё дело, чем я занимался. Чимин сам удивился, что назвал Юнги своим парнем, ведь, по сути, они не были такой уж и парой… Уж такого мать точно не ожидала услышать от своего правильного сына. Ему тут же заехали по лицу мокрой тряпкой, больно попав по разбитой губе. — Ах ты тварь…ах ты тварь, — шёпотом стала говорить женщина, всхлыпывая. — Я же тебя растила, я же тебя родила… — И ты же меня выгоняешь из дома из-за моей ориентации. — Да потому что ты педик! Не выдерживая, она замахивается на Чимина и, вымешивая всю злость и обиду на нём, бьёт кулаками по спине и затылку, царапая острыми ногтями кожу. Хватая руки матери, он сбрасывает их, понимая, что ещё немного, и он сам побьет её от злости. Но она снова залепляет пощёчину, оставляя на щеке красный след. Закрывая глаза, Пак чувствует как накатываются слёзы, и резко толкает женщину. Та пошатывается, громко рыдая, и Чимин заливисто смеётся от нервов. — Ну ты и тварь, сумашедшая тварь. Ты хотела, чтобы я ушёл? Я ухожу. Хватая рюкзак, с которым он был на встрече с Юнги, он быстро уходит, хлопая дверью. Чимин так быстро спускается по ступенькам, и выбегает на улицу, что только на остановке, снова звоня Юнги замечает, что его лицо полностью исцарапано, губа кровоточит, а со лба течёт струйка крови от ногтей женщины. Тело горит от ударов, голова болит, но он продолжает названивать Юнги, глотая осевший комок в горле, сдерживая себя, чтобы не заплакать. Мин отвечает с третьего раза, и Чимин дрожащим голосом спрашивает: — Можно к тебе? У меня больше нет дома.