Слепой

Мальчик, собирая синий, недавно купленный мамой портфель, быстро выбежал из дома, радостный от предстоящей встречи с папой. Тот обещал заехать за ним после школы, отчего серый и скучный день заполнился разноцветными красками. Друзей у него почему-то не было, хотя ребёнок не входил в список грубиянов или забияк, которые были нелюдимы ко всем. Он даже не был мишенью для избиений и оскорблений в свой адрес, но, почему-то, с ним никто не имел желание общаться и заводить дружеские отношения. Иногда ребёнку казалось, что на нём висит клише одиночки, и сколько он себя помнил, ему всегда хотелось спросить у мамы, не проклинали ли её или его. Возможно, причина была в том, что все они были незнакомыми друг для друга, ведь класс младшеньких набрался лишь два месяца назад, но почему же тогда все уже общались, а он как всегда был в окружении лишь самого себя? Этого он не мог понять. Не всегда школьные дни заставляли ребёнка грустить. Шагая маленькими ножками к ступенькам школы, тёмная макушка головы почему-то развернулась в сторону школьных ворот. Тогда-то ребенок и увидел прекрасного мальчишку, фантазия которого заставила увидеть  летающих бабочек вокруг незнакомого мальчика, который с первой же секунды почему-то запал в область маленького сердца. Серое небо вдруг растянулось, и, как показалось ребёнку с фантазией или так действительно и было, луч света упал на незнакомого школьника, освещая только его. Словно он был избранный небом, его тёмные волосы были окрашенны золотистыми изгибами осенних лучей, которые ещё не утратили силу нести тепло, а фарфоровое, бледное, словно у куклы лицо заблестело, отчего мальчик, полностью очарованный, открыл рот. Незнакомый школьник неуверенно осмотрелся по сторонам, и, потерев тонкие, как у девушки руки, пошёл по направлению ко входу в школу. Словно пробитый насквозь страхом, мальчишка быстро развернулся и побежал внутрь, скрываясь в толпе учеников. Уроки летели быстро, ведь голова ребёнка была забита встречей с отцом и тем непонятным мальчиком, которого он видел впервые. Кусая ногти, он, махая ногами, думал о том, что тот мальчик видимо новенький и, скорее всего, был переведён в параллельный класс. Почему-то от таких мыслей настроение мальчишки ухудшилось, и он рассмотрел своих одноклассников. Все сидели парочками, тихо перешёптываясь,  пока учитель что-то писал на доске, объясняя пятиклассникам как подписывать контрольные работы. Только он сидел сзади, совершенно один, отчего ему хотелось как можно быстрее сбежать из этого класса, этой школы к маме и папе, наконец помирить их, и пойти вместе с ними на аттракционы, запавшие в душу ребёнка с самого детства. Первый серый тон в его жизни появился в четвёртом классе, когда он увидел папу с другой женщиной в парке. То, как он целовал её, долго засело в его памяти, отчего всё представление о счастливой семье дало трещину. Его догадки, что мама всё знает, подтвердились. Стоя около её комнаты, в которой отец не ночевал пятый день, он прислушивался к её всхлипам и скомканным рыданиям, которые она пыталась заглушить рукой. От этого ему становилось так противно на душе, отчего хотелось повернуть время вспять и не родиться. Это странно и, можно сказать, неправильно винить себя в рождении, но он почему-то  так и делал. Просто однажды до ушей ребёнка дошла ссора родителей, где отец крикнул, что если бы не живот мамы, у них было всё намного лучше и судьба сложилась так, как хотели бы этого они. Побежав в свою комнату, мальчик долго обдумывал эти слова, скрутившись на кровати калачиком. Что-то в его сознании щёлкнуло и он вдруг стал думать о том, что когда станет постарше и наберётся смелости, то убьёт себя, чтобы родителям стало легче и они снова были счастливы. Это был тёмно-серый тон, который вдруг поменял взгляд на мир ребёнка. Словно очнувшись от грёз, мальчик вздрогнул от звонка с последнего урока. Выйдя со школы, он тут же вдалеке заметил отца, стоящего возле машины у школьных ворот. Рассматривая его лицо, он не мог не заметить усталость в его глазах, смешанную с равнодушием и холодностью. Иногда мальчишке казалось, что папе не приносит никакого удовольствия видеться с ним, словно это лишь для галочки в пункте «Хороший отец», но он старался не думать об этом, чтобы полностью не утерять интерес к жизни. Прижавшись к мужскому телу, ребёнок обвил руками шею папы и поцеловал того в щеку, ощутив губами колючую щетину. В нос ударил приятный запах одеколона, вызвав в голове миллион ассоциаций и воспоминаний. Начинался дождь. Сев в машину, он посмотрел в окно, в надежде увидеть незнакомого мальчика, но этого не произошло, а машина тронулась с места. Ехали они долго, в молчании, что приводило в неловкость и грусть ребёнка. Ему казалось, что отцу не о чем с ним разговаривать, словно его не существует рядом с ним, но всё-таки мужчина должен был с ним заговорить и, как понял мальчик, на особенную тему. Звук дождя приятно убаюкивал его, словно пытался успокоить перед чем-то болючим и неприятным. Он любил дождь, ведь тот всегда умел заглушить ненужные мысли и утолить щемящую боль в груди. Иногда ему казалось, что дождь является чем-то родным для него — такой же вечно плачущий, такой же не любимый многими и совершенно одинокий.   — Нам нужно поговорить, — раздался в тёплом салоне машины знакомый голос. Он был наполнен серьёзностью, что сильно удивило мальчика — отец с ним никогда так не говорил. Посмотрев на мужчину, школьник ничего не увидел кроме отречения на его лице, словно они были сейчас незнакомыми людьми.   — Ты знаешь, что мы с твоей мамой не в лучших отношениях, — не дав ответить сыну, продолжил он. — Ты взрослый, ты должен это понимать. Смотря на то,  как маленькие капли дождя бьются об стекло, ребёнку вдруг захотелось стать такой же каплей — неприметной, маленькой, плывущей куда-то и исчезающей в непонятном направлении, не прожив и пяти минут.   — Мы расстаёмся. Я уезжаю в Англию. Ты должен это понять, Чонгук. Слова больно въелись в сознание, убив и поломав с крахом все надежды ребёнка. Всё, что он помнил, так это как в молчании они доехали до дома и как отец его высадил у ворот дома, даже не удосужившись довести до дверей, чтобы спрятать сына под пиджаком от дождя. Смотря на его машину, что постепенно исчезала из виду вдалеке, мальчик закрыл глаза, наконец дав волю слезам, что смешивались с холодным осенним дождём. Потом всё было как в тумане, облик которого разбавляла фигура новичка из параллели. Чонгук долго любил смотреть на его родинки на лице, особенно ту, которая на носу и улыбаться, когда школьник чихал, делая это громко, на весь коридор, словно наплевав на рамки приличия. Услышав однажды как девчонки обсуждают его маленький шрам на правой стороне около губ, ему вдруг захотелось долго и сильно дёргать их за волосы, чтобы те кричали от боли и больше не смели обижать словами красивого мальчишку. А потом появился новый папа в его серой жизни. Наблюдая, как светятся глаза мамы, он готов был стерпеть противоречищие чувства, что заполняли его с каждым днём. Ведь новый папа пил. А мама терпела. Два года пролетели быстро, словно перевернутые страницы в учебнике, и ставший любимым за два года новичок исчез. Кто-то говорил, что он уехал по личным обстоятельствам, отчего Чонгуку хотелось кричать от печали. Чистые листы тетрадей и блокнотов были заполнены лицом уехавшего школьника, имя которого он так и не узнал, за что сильно корил себя. Причиной этого были проблемы в семье, пьянки отчима и долгие депрессии, которые часто возвращались к воспоминаниям об отце, не интересующимся об их семье уже два года подряд. А потом, спустя три года, когда маленький мальчик вырос в красивого парня с печалью и отречением в глазах, незнакомец снова приехал, но Чону уже было не до него… *** — Что ты творишь?! Громкий крик женщины раздался на первом этаже, отчего тело Чонгука намертво онемело. Похолодев, он ощутил как ком сдавливает трахею, заставляя желудок скручиватся наизнанку и еле сдерживать себя, чтобы не вырвать прямо на пожелтевший линолеум. Поднявшись на дрожащих ногах, парень быстро подошёл к двери — вспорхнул, словно маленькая птичка, подлетевшая к закрытой дверце клетки, в ужасе прислушиваясь к звукам внизу. Раздался звон битого стекла. — Тварь! Громкий крик, переходящий в писк женщины, донёсся до ушей парня и тот, ощутив как внутри него словно всё покрывается корой льда, моментально распахнул дверь, подбежав к ступенькам. Карим напуганым глазам вмиг предстала картина из полуразрушеного коридора, на полу которого валялась перекинутая тумбочка с вещами, разбросанной обувью и разбитым зеркалом, осколки которого отсвечивали свет на кухне, ослепляя яркими кусками лучей глаза юноши. — Перестань! Послышалась возня, сопровождающаяся ударами твёрдых предметов об стены кухни и пола, звон осколков и передвижения ножек стола по холодной плитке. В один миг из кухни вылетела женщина, словно от толчка, не удержав равновесие и ударившись об стену, задев картину, подаренную семье Чонов на Юбилей со дня свадьбы с его отцом. Повернув голову в сторону Чонгука, она тёмными, ничего не видящими глазами окинула взглядом сына и вытерла кровь, сочившуюся из носа. — Не подходи! — раздался её крик, как только она увидела бежащего сына по ступенькам. Её глаза тут же наполнились ужасом, словно её побои не были страшнее того, что может сейчас произойти с её ребёнком. Увидев приближающегося пьяного мужа, она без раздумий побежала в сторону Чонгука, который уже не соображал, что творил. Сердце Чонгука словно остановилось, подлетело к горлу и запульсировало, не давая дышать. Сжав руки в кулаки, он с полной ненавистью посмотрел на огромного мужчину, возвышавшегося над ними обоими с красными, словно наполнеными кровью глазами. От него несло перегаром, смешанным с водкой и потом, отчего парень в отвращении поморщился, сжав челюсть и еле сдерживая себя, чтобы не перерезать горло отчиму лежащим на полу осколком. — Что ты себе позволяешь, тварь?! — громко крикнул Чон, оттолкнув мать от себя и направившись к пьяному мужчине. Не сообразив, что произошло, по лицу Чонгука пронёсся сильный удар кулаком, отчего тот упал на ступеньки, ударившись головой об их острые углы. Где-то в сознании раздался крик мамы, отчего ярость вспыхнула словно огонь с новой силой и, резко подорвавшись с пола, подросток налетел на отчима, врезав ему кулаком в морду и опрокинув того на стол.   — Чонгук! Остановись!!! — рядом крикнула женщина, пытаясь отащить сына от мужа. Оттолкнув маму, Чонгук стал наносить удары по лицу пьяницы, не контролируя себя и в ярости сжимая челюсть до боли в дёснах.   — Чонгук!!! — громко закричала женщина, заревев около окна кухни.   Вмиг похолодев, парень остановился, повернув голову в сторону матери, и посмотрев на неё с полными щемящей обиды и боли глазами. Зрение расплылось от слёз, а несгасаемую злость заменила обида. Зачем она терпела это? Почему не бросила этого подонка сразу же, после первой пьянки? Зачем мучила себя, глупо надеясь на вечную и счастливую любовь? Этого никогда не мог понять ребёнок и сейчас, достаточно повзрослев, до сих пор не может. Сознание резко затуманилось, как только резкая и непередаваемая боль в области головы от чего-то стекляного дикими спазмами прошлась по всему телу, смешиваясь со странным писком в мозгу и более громким криком мамы. Увидев, как собственная кровь вместе с осколками стекла фарфоровой посудины брызнула в разные стороны, окрашивая потолок, стены, пол и, что самое ужасное, его мать, парень упал на линолеум, вздрагивая от резкого контраста горячего тела и холодной поверхности. Пытаясь понять, что происходит, парень приподнялся, моргая глазами и чувствуя, как что-то тёплое, стекающее с адски болящей головы накрывает ресницы, попадая в глаза. Всё стало каким-то красным и, протерев глаза, Чон похолодел, увидев везде кровь. Свою кровь.   — Сука! — услышал он голос мужчины, ощутив, как крепкая рука хватает его за волосы и тянет вверх, с силой сжимая пряди окровавленных волос. Закричав от боли, так громко, как никогда, Чонгук, надрывая собственное горло, крик которого смешивался с криком мамы, видел затуманеным взглядом приближающуюся женщину.  Знакомые нежные руки, ставшие холодными словно у мертвеца, крепко держали запястья сына, пытаясь оттащить его от отчима. Один удар по её голове заставил маму отшатнуться и, потеряв равновесие, упасть.   — Сейчас ты у меня получишь, неблагодарная сука, — прошипел пьяница, нанося удары по горлу и груди школьника, заставляя того дёргаться под мёртвой хваткой отчима, который крепко держал Чона за волосы и не отпускал. Пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха, парень, заглатывая и захлёбываясь кровью с выбитых задних зубов, пытался прохрипеть «хватит», но сильный удар по виску на несколько секунд отключил его. Как только мощные удары прекратились, окровавленный парень медленно развернулся на живот, в ужасе распахнув глаза и пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха. Чувствуя, как уже десять секунд он не может вдохнуть, его полностью заполнила паника, смешаная с ужасом. То открывая, то закрывая рот словно рыба на суше, Чон корчился в судорогах, когда наконец к горящим в агонии лёгким и горлу подкатила капля воздуха. Резкий разворот чей-то руки на спину заставил сознание парня затуманиться разноцветными огоньками, и наконец увидеть, как рука, крепко держащая  пустую бутылку, замахивается на него. Дикая боль полностью отключает сознание, и Чонгук проваливается в темноту, желая утонуть в ней навечно.