Однажды много лет спустя

- И каким же врачом ты хочешь стать? Карен Уиллер удобно расположилась на диване, аристократично держа в руках чашку с чаем. В последнее время она стала все чаще уделять внимание подобным деталям - чай в пять часов, обязательные круасаны на завтрак и прочая дребедень, которой она пыталась подчеркнуть свою принадлежность к высшему обществу. Это началось даже раньше, чем Нэнси исчезла с радаров. И уж точно не добавило общему образу матушки на капли желаемого. Майк раздраженно наблюдал за тем, как Джейн даже не пытается "отстреливаться". Ему страшно хотелось, чтобы жена немного разозлилась и разлила, например, совершенно нечаянно, само собой, этот самый чай на эти самые аристократичные колени. Но она держалась. Черт, да она даже не напрягалась, отвечая на каверзные вопросы свекрови. - Доктор Стабз просит остаться в его клинике и стать травматологом. Я, конечно, соглашусь. Мне нравится там работать... - И что тебе в этом нравится? - миссис Уилер будто была не удовлетворена ответом. - Там же вокруг кровь, сломанные конечности и другие малоприятные вещи! - Я хочу помогать людям... - И зашивать им раны? - И зашивать им раны, - терпеливо согласилась Оди, бросая едва заметный успокаивающий взгляд Майку. - Испытывать боль - страшно. Я смогу им её облегчить. - И что же ты знаешь о боли?.. Это стало последней каплей. Майк резко поднялся из кресла и громко сказал: - Джейн, нас уже заждались. Извини, мама, но нам действительно надо ехать. Оди было засопротивлялась: - Но, Майк... Бесполезно. Бред какой-то! Почему она не видит, как его мать пытается унизить её? Почему она не видит всей этой фальши? Она же умная! Она разгадывает ложь на раз... "Я хочу, чтобы ты был с родителями близок, - говорила Оди всегда. - Они ведь не всегда были такими... странными" - Оди, едем, я прошу, - тихо сквозь зубы проговорил Уиллер и потянул жену к выходу. - До свидания! Они уже было подошли к машине, как их с порога настиг оклик: - Майк! Стой! Это был отец. Вот уж странный он человек: то молчит, читая газетку или перещелкивая пультом каналы, а тут вдруг всполошился. Бесит... - Майк! Джейн! - мистер Уилер даже запыхался, когда пытался догнать сына с невесткой. - Постойте... И вдруг он достал из кармана брюк чек. - Это вам... - Ты серьезно? - Майка будто в живот ударили. - Ты серьезно хочешь всучить нам деньги? Ты серьезно?! - Майк, - Оди легонько потянула его за рукав. Она тоже была поражена столько внезапным, но почему-то особенно странным жестом Тэда. - Майк, не надо... - Ты серьезно? - Уилер подошел к отцу. И ей показалось, что он сейчас ударит... Стало так страшно. - Майк! - окликнула Оди мужа, открывая пассажирскую дверь. - Мистер Уилер, не стоит, прошу... - Джейн, возьмите чек. Это всё, что... - Действительно? И это всё? Майк даже не пытался успокоиться. Он буквально выкрикивал слова, стоя посреди тихой улочки, привлекая внимание всех соседей. Мать Уилера этого просто не переживет! - Я уже почти десять лет зарабатываю на все сам... - Ты воспользовался фондом Уилеров, - неловко напомнил ему отец. - Для поступления в университет! Вот для чего мне понадобился ваш хваленый фонд! И это деньги не твои, а моего деда! Майк долго копил в себе эти слова. И сейчас так неожиданно и не вовремя они просто лились из него рекой. Оди не хотела этой ссоры. Им действительно не стоило приезжать в его дом. - Ты должен понимать, чем нам обязан! - вскинулся было отец. - Мы вырастили тебя! - О, благодарю! Конечно, вы вырастили меня. А еще Нэнси. И Холли. Кстати, где Холли? Опять зажигает со своими друзьями панками? Кого вы вырастили?! - Майк, не перегибай! Если бы ты не... - Не - что? - Майк снова сделал угрожающий шаг к отцу. Если тот скажет хоть слово о Джейн, Уилер ударит. Ей-богу ударит. - Майк, прости... - Тэд выставил руки в примирительном жесте. - Майк, прости. Но все пошло как-то не по плану. - Не по плану у вас пошло еще тогда, когда вы даже не заметили, что творилось в моей жизни. Когда я три раза чуть не погиб. Когда я умирал без Оди! Когда я просил прийти хотя бы на свадьбу! - Майк... - Если бы не она, - Уилер кивнул головой в сторону жены, - я бы больше никогда не переступил порог этого дома. И прощение просить вы должны уж точно не у меня... Он устало поник, глядя отцу прямо в глаза. Слезы... Предательски обжигающие слезы готовы были слететь с ресниц Майка, но он не моргнул. Он не показал своей слабости. И только когда Оди нежно обняла его за плечи, он сделал вдох. - Извините, Тэд, я не думала... - О, Джейн, не надо перед ним извиняться... - протянул Майк, склонив голову. - Извини, папа. Мы поедем... - Майк, возьми, мне, правда, жаль, что так все вышло, - отец выглядел каким-то побитым. И все продолжал тянуть этот чертов чек. Майк лишь взглянул на дурацкую бумажку и тихо заключил: - Я тебе таких теперь могу сто штук выписать. Спасибо. И маме передай. Он быстро сел в машину, и едва Оди устроилась рядом, грустно заглядывая в его лицо, тронулся с места. * * * События восемьдесят четвертого года не прошли бесследно для отчаянных подростков Хоукинса. Полтора года. Каких-то несчастных полтора года они прожили в относительном покое и безопасности. А потом Оди снова пропала. Отчаяние, охватившее тогда Уилера, граничившее с физической болью, просто глушило напрочь все человеческие инстинкты. Пройдя через все кошмары Изнанки, он готов был сто раз сразиться с демогоргоном и его псами, чем снова потерять свою Одиннадцать. Майк взвыл, словно раненый зверь, когда шериф в ужасе сообщил ему, что она исчезла. Исчезла неожиданно и глупо. Он просто попросил сгонять её в магазин на велосипеде, чтобы купить хлеба для тостов. Но ни через пять, ни через двадцать минут она на вернулась. Её велосипед был найден брошенным на дороге, а рядом с ним сиротливо блестел упаковкой голденбрэд. В первую очередь шеф рванул к дому Уилеров. А после, прихватив с собой Майка, который ни в какую не хотел оставаться и ждать, пустился в погоню. Он примерно догадывался, куда могли увезти Оди. Учитывая тот факт, что Бреннер все-таки остался жив, о чем Хоппер знал не понаслышке. Эта история быстрее, чем ожидалось. На помощь мигом подоспел доктор Оуэнс, обещавший Джиму и Джейн спокойную тихую жизнь. Майк нашел способ вызвать на подкрепление друзей. И вместе уже в который раз они справились со злом. Как в какой-то, черт её бери, героической сказке. И, не вдаваясь в подробности, они таки добились того, чтобы Джейн Хоппер, законную дочь шефа полиции Хоукинса, оставили, наконец, в покое. Раз и навсегда. Майк помнил каждый чертов день, проведенный без Одиннадцать. Каждый ненавистный день. И теперь, когда гнев начал таять, вырываясь тяжелым дыханием, он мог попробовать понять родителей. Да, они никогда не были идеальными. Но, мать их! Разве можно, зная, что он любил эту девочку совершенно искренне и так отчаянно, разве можно было запрещать видеться с ней? Как? Как такое вообще могло им прийти в голову? И тогда, в восемьдесят пятом, когда он в очередной раз не пришел ночевать и не придумал достойной легенды для оправдания, мать просто сказала: - Чтоб ноги этой девчонки в этом доме не было. Он был готов прямо тогда уйти из дома. Он бы поселился в сарайчике за домой Хоппера, спал бы на тряпках, грелся бы от костра и ел бы "Эггос". Но все равно оставался бы рядом с ней. Но он не сделал этого просто потому, что и он, и Оди хотели настоящего будущего. И терпели оба, скрываясь у Байерсов. Выезжая на прогулки за Лихолесье. Путь в подвал Уилеров для Оди был закрыт навсегда. Но в очередной раз после ссоры с родителями он решился на отчаянный шаг. Это было летом. И ему едва исполнилось девятнадцать... * * * - Эй, красавчик! Дастин со всей силы сжал ребра худощавого друга, буквально поднимая его с земли. Хендерсон превратился в сильного и большого человека. Недаром таскал видео снаряжение для штаб-квартиры Нэшнл Географик. Став достаточно квалифицированным кинооператором, он теперь колесил по свету с группой документалистов. Набираясь опыта он метил в центральный офис, что весьма похвально, учитывая его интеллект и способность видеть невидимое. - Господи, да вы даже прически не меняете, ребята. Хоть бы что-нибудь придумали за пятнадцать-то лет! - он не унимался, ероша густые черные кудри друга. - Худой, как жердь. Патлатый, как панк. А все туда же - в профессора! Друзья заливисто смеялись. Оди помогала Джойс собирать на стол, а Хоппер тем временем жарил сосиски и бургеры. Был потрясающий летний день, который наполнял их души солнечным теплом и любовью. Было как-то по-семейному радостно, все шутили, обменивались новостями. Хоппер и Джойс обводили взглядом своих детей (а они действительно настолько сблизились, будто породнились!) и улыбались, словно собрали всю семью в одном доме. В доме, наполненном воспоминаниями и печалью. В доме, где приходилось держать оборону и испытывать страх. В доме, который отстраивался буквально заново несколько раз. В доме, где рады каждому, кто хоть немного понимает о том, что такое истинное зло. А Майк, Оди, Уилл, Дастин и Лукас знали это лучше всего. Лукас приехал на барбекю с семьей. Его жена, Вера, сидела в тени, качая на руках малышку Сэнди. Девочка только уснула, поэтому все пытались смеяться тише, что, правда, удавалось с трудом. Хоппер, задумавшись, смотрел на малышку и грустно улыбался. - Мне жаль, что у Джейн так всё случилось... - Да. Точно... Джим был немного растерян. Все близкие знали, что Джейн и Майк не смогут иметь детей, поэтому старались не затрагивать эту тему. Вообще приходилось многое обходить стороной, чтобы не затронуть чьих-либо чувств. Но тут была совсем уж жуткая история. Он знал, что над Одиннадцать ставили опыты. Разного толка опыты, как в концлагерях. И с этим можно было смириться, подарив ей новую жизнь. Но то, что он узнал от схваченного в конце концов Бреннера, до сих приводило Джима в неистовый ужас. Джейн Айвс, одиннадцатого подопытного ребенка, стерилизовали в двухлетнем возрасте. Оди с Майком пытались зачать несколько лет. Ходили по врачам. Сдавали всевозможные, порой, унизительные анализы. Это продолжалось, пока они не нашли доктора Фалкона, бывшего военного врача-гинеколога, работавшего с разведкой. Он в условиях строжайшей конспирации протянул молодым людям папку с какими-то бумагами. А потом, вытащив одну, указал пальцем на одиннадцатую строку... Майк боялся, что Джейн вообще не выйдет из депрессии. Она лежала в кровати третьи сутки, не выходя даже перекусить. Ему было больно. Но он не мог себе даже представить, насколько тяжело его жене. Она ведь даже не знала о стерилизации. Она ведь была слишком маленькой, слишком беззащитной. Господи Иисусе, это же кромешный ад какой-то! Нескончаемый ад... Майк старался сдерживаться, тихо плача в ванной, включая напор воды. Но он знал - Оди все чувствовала. Она эмпат. Она чувствовала его боль, умножая её на свою. И теперь она пыталась это всё вынести в одиночку. Она грустно улыбалась каждый раз, когда он возвращался к ней в комнату и спрашивал, как она. Улыбалась и каждый раз просила у него прощения. А он просто ложился рядом с ней, прижимал к себе крепко-крепко и говорил, как сильно он её любит. И они справились. Стискивая зубы, дыша через раз - но справились. И продолжили жить дальше. И больше никогда не возвращались к этому вопросу. Лишь когда у Лукаса родилась дочь, и он позвонил вечером в квартиру Уилеров, Оди совершенно искренне радуясь за них, просто спросила: - Она ведь в порядке? - Да, - уверенно ответил друг., а потом добавил: - Вы с Майком будете крёстными? Она просто не могла отказаться. Ведь она так любила детей. Хоппер видел, как Одиннадцать подошла к Вере и тихонько взяла Сэнди на руки. - Она такая красивая, - едва слышно прошептала она. И радостно взглянула на новоиспеченную подругу: - На тебя похожа, наша Сэнди. На мамочку... И засветилась так ярко-ярко, словно солнце. Одиннадцать даже не замечала, с какой любовью сейчас смотрел на нее муж. С каким трепетом - Дастин. С благодарностью - Лукас. Она никогда не замечала этого, потому что слепо дарила своим близким заботу и тепло. Она пыталась защитить каждого, обогреть ближнего и дать счастье любимому. Она верила в то, что весь этот огромный мир не стоит на месте. Но её маленький мир, который она сама для себя выстроила уже тогда, когда переступила порог уютного подвала, сводился лишь к кучке странных, но близких её сердцу людей. И она была счастлива. Одиннадцать была по-настоящему счастлива.