«Багдад - Лондон: Совершенно секретно»

Единственным, что Драко Малфой мог делать в этот треклятый день, была ненависть к Гарри Поттеру. Он давно не был так бессильно и всеобъемлюще зол, как сейчас. Вернулась та детская незамутненная ненависть, полная зависти и бессилия что-либо изменить, которая преследовала его в школе. Та, которая в конечном счете испортила им всякие возможные отношения. Та, которая испортила ему характер окончательно. Разум подсказывал, что злиться непродуктивно. Попросту незачем, когда Поттер уже исправляет последствия, как может. Но правда была в сердце: Гарри Поттер всегда оставался собой, а изменились у него только методы, да подточилось гриффиндорское правдолюбие. И то, что Драко строил много лет, кропотливо убивая в себе подчинение инстинктам, с чем боролся, чертов Герой сломал буквально за неделю. Сломал просто так, из чистого любопытства, из упрямства, из привычки получать все. Лучше бы было навсегда запереться в своем коконе, и черт с ним, с тем, что каждое утро этой недели Малфой чувствовал уют и защищенность. Ничто не стоило того. В отделе он всегда ощущал себя лучше, более по-рабочему, всегда был занят и мог проявить и подтвердить свою власть, если ему того хотелось - он не думал ни о чем, кроме работы и карьеры. Он мыслил нужными категориями. И теперь Драко не мог усидеть на месте, бросился курировать сразу все подотделы: сходил к дипломатам, похвалил, отчитал, скорректировал речи и планы, посмотрел на свою канцелярию, понял, что в этом царстве цифр и сухих отчетов живет порядок, и это его, Малфоя, заслуга. Каждый считал своим долгом быть серьезным и приветствовать главу ОВС сдержанным наклоном головы, так уж было заведено. Это был его настоящий мир. Мир политических решений, поисков окольных путей и выгод. Не тот, в котором жил Поттер: шумный прокуренный Аврорат, верность и лидерство, альфы и беты. Забыть о том, что он омега. Омега - статус для постели, для личной жизни. У него нет и не может быть личной жизни. Он Драко Малфой. И он допустил ошибку. Являться к Кингсли до поры до времени не стоило. Рваться на допросы - тоже. Следовало выждать, пока проклятый Поттер уладит ситуацию, а Шеклболт вызовет его с целью поторопить процесс. Возможно, американская сторона откажет в парочке контрактов, и все же даже достигнутого будет много. Они нащупали связь террористов с аз-Заркави, и Малфой не будет Малфоем, если не вцепится в эту ниточку и не вытянет ее вместе со своей жизнью из кокона неприятностей. Когда он понял, что больше не может, было еще только пять. Стрессы и лекарства почему-то действовали совсем не так, как должны были, и Драко ужасно хотелось спать, даже еда в горло не лезла и непривычно мутило. А когда голова сделала круг, Малфой сквозь зубы поручил Уилкису нанять толковую секретаршу вместо Рэмси и отправился домой, до хруста стиснув челюсти и стараясь идти прямо. Дорога до общественного камина была для него, как дверь для пьяного. Несколько раз остановившись и проклиная бунтующий невесть отчего организм, Драко, наконец, достиг камина. Почти достиг. Толчок в спину был слишком резким и неожиданным, а объятья неизвестного - слишком крепкими и неделикатными. Драко успел лишь подумать, что это чертовски странно, как запястья обожгло Инкарцеро, а навстречу прыгнул пыльный деревянный пол. Орать, когда он очнулся, уже не имело смысла. Не открывая глаз, Драко осторожно пошевелился. Вроде все пока было целым - это главное. Только вот руки за спиной крепко связывали гладкие магические путы, то же было и с ногами. Пахло старым деревом, сыростью и близким лесом. Он отважился взглянуть на похитителя, а это, несомненно, было похищением. Боком к нему стоял… мальчишка. Крепкий коренастый мальчишка с растрепанными светлыми волосами. На вид ему вряд ли можно было дать больше двадцати. Нелепая челка падала на глаза, и паренек время от времени сдувал ее, сосредоточенно и нервно орудуя тряпицей. Упавший на стол взгляд Малфоя там и остался. От ужаса захотелось выть и дергаться. Ни того, ни другого делать было нельзя, но глаза все равно расширились, а дыхание участилось. Кажется, за ту минуту, что похититель не замечал того, что Драко очнулся, струйки пота на спине успели собраться в полноводную реку. Но минута быстро закончилась. Мальчишка повернул голову и насторожился. Глаза у него были светло-голубые, какие-то невнятно-пустые и даже испуганные. «Не все потеряно, - понял Драко, - Не маньяк». Впрочем, озноб от этого не прекратился. Паренек смерил его этим колючим взглядом, и стало ясно, что в нем зашкаливает неконтролируемая ненависть, чистая и незамутненная. Она постепенно набирала обороты, и это было только началом. - Небыстро вы… ты… проклятый Пожиратель! - неуверенно начав и сбившись, мальчишка сорвался под конец. Драко настороженно смотрел на него, пока не открывая рот. Кажется, похититель и сам был не уверен в обвинении. Может быть, стоит попытаться завязать разговор? Драко набрал воздуха, но мальчишка подскочил и залепил ему звонкую пощечину, такую, что в глазах здорово помутнело. Начало насилию было положено. Глаза паренька зажглись маниакальным блеском. - Не открывай свой паршивый рот! Ты первый лжец в этой стране, достойный наследник Того-Кого-Мы-Уничтожили! - взвизгнул он торжествующе, - Ты обманул всех, всех, даже их! Ты заставил всех отправить моего отца на смерть! - закивал он сам себе, - И всех остальных! - добавил поспешно. Драко снова попытался открыть рот, и ему даже удалось. - Послушай. Это было тяжелое решение для всех нас и… - Да ты даже не знаешь, как меня зовут! Не помнишь, как звали моего отца! Ты мразь, отродье, хладнокровный убийца! - воскликнул мальчишка, - Силенцио! Ты не посмеешь больше ничего сказать, - он как следует ударил Малфоя, на этот раз кулаком и под дых. Драко закашлялся, хватая ртом воздух. Похититель отдышался, довольный своей вспышкой, но движения все еще оставались резкими и судорожными. Драко невольно кинул взгляд на стол, тщательно отскобленный, но все равно следы старой крови остались в складках дерева. На столешнице покоились инструменты, крюки… что-то похожее на инвентарь мясника. Мальчишка улыбнулся зло и довольно. - Меня зовут Джонатан Олдридж, - прошипел он, - И ты меня запомнишь, я заставлю тебя вспомнить и папу. Это наш с ним домик, видишь? Охотничья сторожка, - он с гордостью обвел рукой небольшую комнату, - Это были лучшие дни в моей жизни, а ты! - указательный палец ощутимо трясся от ярости и страха, - Ты отнял их у меня. Зачем? Почему вы не отдали им этих арабов? Почему вы сразу их не убили? Они все были бы живы, все девятеро, - проговорил он сдавленно, - А ты, ты приказал их… их… оставить! Он схватил со стола длинный блестящий предмет с чем-то вроде крючка на конце и ощутимо неуверенно посмотрел на Драко, обдавая ненавистью. Ему явно требовалось раззадорить себя, чтобы применить насилие. - Ты самая скользкая тварь в мире. Как ты заставил Гарри Поттера поверить тебе? Он убивал таких, как ты на войне! Он был Героем! Ты наложил на него заклятье? - ему понравилась эта идея, и он закивал сам себе, - Ну конечно, как я сразу не догадался! Ты и на Министра такое наложил, чтобы никто не мешал! Иначе и не объяснишь, что ты был главой отдела… Неужели ты правда настолько хладнокровен? Да для тебя нет ничего святого! Это был его градус, под аккомпанемент визга острая зудящая боль вошла в плечо, и Драко беззвучно завопил, теряя связь с реальностью. Это было ошибкой. Олдридж раскраснелся и с куда большей уверенностью схватил нож для раздела туш и беспорядочно взрезал обнаженную кожу где попало, с ужасом и одновременно с удовлетворением глядя на искаженное от боли лицо Малфоя. Он бормотал что-то бессвязное, что-то про месть за отца. Кажется, это длилось несколько часов. Точнее Драко сказать не мог, он очнулся, когда на улице уже была глубокая ночь. Тело протыкали мелкие болезненные иглы, и при малейшем движении кровь, будто зачарованная, принималась покидать и без того измученное тело. Он помнил, что Олдридж избивал его -внезапно и резко, находя в этом свой смысл, а после всего, раскрасневшись и ощущая непривычную власть, забывшись в сладостной мести и разговаривая сам с собой, он отважился применить Круциатус. И вот после этой, последней, дикой, несравнимой ни с чем вспышки боли Драко выпал из реальности. А когда очнулся, первым, что он услышал, был отрывок разговора. Олдридж был психом и, как говорил Поттер, наркоманом. Он разговаривал с умершим отцом. -…гордиться мною, папа. Посмотри, кого они пригрели на груди! Боже, я так его ненавижу, я бы убил его, о, как долго я буду убивать его, папа! Потом станет хорошо, спокойно, веришь? Ты вернешься ко мне, правда? Это все из-за него, из-за этой мрази, этой твари… Драко едва сдержался от того, чтобы завыть от безысходности. Они действительно были где-то в лесу - ночью запах усилился, и звуки доносились отчетливо. Его вознамерились убить, отомстив за смерть офицера-отца, и нет никакого шанса убедить мальчишку, что виноват кто-то еще. Он просто не поверит. Он убьет Малфоя сразу, как только ему хватит смелости. Но смелость может долго не появляться, так что мучения Олдридж в состоянии ему обеспечить как минимум еще на сутки… Драко понял, что все. И на секунду, какую-то секунду подумал о том, чтобы спровоцировать на убийство раньше. Потому что никто не будет искать Драко Малфоя. Не в этом мире. Не в этом веке. Этот факт ударил настолько сильно, что защипало в носу. Драко не плакал с седьмого курса, он поклялся себе никогда больше не быть слабым. Ему пришлось стать сильнее. И все же внутренняя омега, чьи инстинкты взяли вверх вместе с основными, была готова разреветься и яростно корила Малфоя за все. Драко вспоминал, пока мог. Вспомнил горящие зеленые глаза Гарри Поттера, вспомнил его сильное тело, вспомнил его железную хватку. Вспомнил вину в его по-альфьи уверенных жестах. И оно пришло. Какая великая ирония! - сказал бы кто-нибудь, но никто не знал этих мыслей, а сам Драко просто не способен был думать сейчас такими категориями. Малфой положил десять лет на то, чтобы загнать самого себя в угол. Во имя своих целей он закрыл себя ото всех, он стал кем-то в обществе, он запретил себе быть на своем месте, но искренне считал, что его место - там, в политике. Больше всего он боялся гневного взгляда не отца, а его портрета, презрения в черных глазах мертвого Северуса… Что это все по сравнению с тем, что было перед ним сейчас? Смерть готовилась постучаться в дом, переждав часы мучений, а ему нечего было вспомнить. Гарри Поттер сломал ему жизнь, привел к этому, вторгся со своим своенравным любопытством и натурой суперальфы, подчинил, взял силой, создал иллюзию мелочного счастья, а в итоге сам же все и порушил. Драко ненавидел его за это… И все же это было единственным, что приходило ему в голову. От жизни ничего не осталось, только эти яркие пятна, недолгие и до сжатых пальцев желанные. Малфой ненавидел Гарри, и все же единственным, кто мог бы его спасти, был именно он, дубинноголовый наглый альфа Поттер. Только он мог хватиться Драко, больше было просто некому. Кто станет слушать вопли домашних эльфов в закрытом на века поместье? Кто поймет, что магия из него уходит с каждым годом? Кто поймет, что за садом больше не ухаживают? В доме больше не было жизни. Нет, вдруг понял Драко, она была. Была, когда он всей душой ненавидел Поттера, когда он всем телом желал его и… и даже тогда, когда совершенно не понимал одной простой вещи. Вспоминая отчаяние в глазах Поттера, его неуклюжие обреченные попытки сказать правду (Мерлин, он ведь мог молчать! Никто бы не узнал даже!), нести заслуженное наказание… Вспоминая все это, Малфой едва не задохнулся. Поттер был влюблен, по-своему, очень тихо и по-альфовски нагло, но влюблен. И сам Драко… был ничуть не лучше. Кажется, он слишком громко вдохнул, потому что бормотание прервалось. Сверху полилась вода из палочки, и Малфой ловил ее ртом, чувствуя, что безумно хочет пить и это, возможно, последняя вода в его жизни. А потом боль вернулась. Драко уже не слышал, что говорил и чем подбадривал себя Олдридж. Мир превратился в кровавые лохмотья, его, кажется, несколько раз вырвало, он выпадал из реальности, а между обмороками вопил от боли - уже вслух, без Силенцио… Кажется, он успел попрощаться со своей жизнью. Жаль, с Поттером не вышло - сам глупо лелеял свою ненависть, и Гарри будет прав, если не хватится его. Таким, как он, природа не дает шанса. Она не терпит отвержения своих даров. И к Моргане все, да и самому скоро туда… Несколько раз между вспышками Драко жалел, что его сердце просто не остановится, там ведь чертов порок, было бы как нельзя кстати. Потому что он смутно видел то отца, то мать, то Северуса… И так вдруг мучительно захотелось еще пожить, в свое удовольствие, плюнув к черту на все эти важности, что все подумают. Мерлин, да было ли в его жизни хоть что-то радостное? И пусть быть омегой - чертово проклятье, хоть ею, но жить, быть… В видения вторглись шум и крики. Драко понял, что вопит Олдридж, вопит, что убьет… Малфой приготовился, то есть просто закрыл глаза и перестал прислушиваться. По крайней мере, это кончится. Но отчего-то не кончалось, а шуму только прибавлялось. Приоткрыв глаза, словно в тумане он увидел лицо Поттера - последнее видение, будто упрек. Понадеялся, что умирать - это не больно. И не было.