Порнофильм в конце свадьбы

Два года назад Полторы недели прошли, будто их и не было. - Точно будет удобно, если я переночую у тебя? - спросил Отабек уже раз в третий. Лилия будет, конечно, не в восторге, но не отправлять же Отабека в отель. После перелета он выглядел усталым. - Да хватит спрашивать, - ответил Юра. - Не просто удобно. Еще удобнее, чем обычно. Я, знаешь, люблю, когда мне постель греют, перед тем, как лягу. Но Лилия кошку отобрала, теперь на тебя вся надежда. Кровать в комнате Юры действительно была царская, с пыльноватым балдахином. Еще там были комод и трюмо с ящиками, полными баночек с гримом, подводками, блестками, кремами и лаками. Главное место занимала бадья с чем-то вроде желатина. Юра поостерегся спрашивать, не оставила ли ему Лилия с барского плеча свой будуар и придется ли ему теперь не только танцевать, как приме, но и краситься, как приме, - вдруг подаст идею. В шкафу пылились старые тряпки, внутри - зеркало в полный рост, а на задней стенке, вместо входа в Нарнию, висела балетная пачка, будто в назидание: знай свое место. - Отобрала кошку? Отабек всегда замечал самое важное. - Теперь она спит в корзинке с лентами. Играет с бахромой. Ну, у Лилии в комнате такие гобелены висят. И с зайчиками. - Юра открыл дверь подъезда и пропустил Отабека вперед. В полумраке кариатиды, немного обшарпанные, но молодящиеся, смотрели пустыми белыми глазами. О том, что голые бабы, подпирающие стены у входа, называются кариатидами, Юра знал, конечно, от Лилии. По вечерам они были особенно жуткими. - На часах зеркальные стрелки. - Девчонки, - посочувствовал Отабек, и Юра фыркнул в кулак. Пока Отабек отсыпался, Юра успел сходить на утреннюю тренировку. На вечернюю он бы Отабека позвал с собой, но Яков мог переполошиться: иностранные шпионы выведывают секреты партии, - поэтому договорились просто встретиться после. Отабек сказал, что знает, куда отвести Юру, но подробностей не рассказывал. Лилия появилась ближе к полудню, увидела незнакомый чемодан и сообщила: - При всем моем хорошем отношении к Отабеку, такие вещи нужно обговаривать заранее, Юрий. Как будто она водит к себе мужиков или ходит по дому голая, разозлился Юра. Как будто она вообще этого Отабека увидит, пока он тут, если сам Юра, переселившись, запомнил дорогу от входной до комнаты Лилии только раз на третий. Они вообще не собираются торчать дома. Разве что Лилия сама решит до них докопаться. - Я предупреждал, - напомнил Юра. - Неделю назад еще. - Не помню, - нахмурилась Лилия. - Не помню такого, Юрий. - Вечером. На кухне. Вы еще "Ведомости" читали. Я сказал вам, что Отабек приедет, и что он у нас ночует. И вы сказали: "Вероятно". - И ты принял это за согласие? - искренне удивилась Лилия. - Ты думаешь, я вообще твой вопрос слышала? - Если люди отвечают, обычно это значит, что слышали, - заметил Юра. - Молодой человек, я устала ждать, пока вы наберетесь ума, - вздохнула Лилия. - Вы говорите, это были "Ведомости". Если бы это был "Татлер", я еще поняла бы. "Вероятно" - это слишком размытый ответ. Впредь уточняйте. И махнула рукой: свободен. От ответов в духе "А я ебал помнить, что вас больше увлекает, "Татлер" или "Ведомости"?" Юра отучился еще с полгода назад. Выходя из кухни, Юра услышал, как Лилия совсем тихо, себе под нос излагает что-то про воспитание беспородных животных, и передернул плечами. Он бы сказал что-нибудь, но сейчас, когда с программами не ладилось, перечить ей было бы опасно вдвойне. Когда Юра растягивался с утра, он вяло размышлял над тем, что делать с программой. Думать во время упражнений - дело неблагодарное, но, даже замирая в стойке, лежа на полу во время перерывов, в голове Юра не находил ничего, кроме глухой пустоты. В конце концов он наклонился, коснувшись пола руками, положил перед собой телефон, задрал ногу вверх, отыскал в закладках галерею некого Малявина и попытался определить - чувствует он что-то или нет. Чувствовал он в основном, как ноет внутренняя мышца бедра и жопа. Красные бабы на картинах походили на отфотошопленные пятна разлитой краски. Больше всего хотелось простых прыжков, оставить программу в покое хотя бы на пару дней и заняться чем-нибудь понятным. И домой уже. "Это что за ощипанная цапля? - спросил Яков, подойдя. - Корпус подними". "Я думаю, - заявил Юра. - Так кровь к голове приливает". "Ну-ну. Подумать тебе и правда не повредит". Яков отошел к кому-то из своих новых юнцов, Юра поменял ногу и постоял так еще, но в голову вместе с кровью ничего толкового так и не пришло. - Ты здесь не был раньше? - спросил Отабек. - Ну, может мимо проходил как-то. Музей был в самом центре, в двух шагах от Невского, у Московского вокзала. - А, погоди, - вспомнил Юра. - Лилия как-то раз решила меня культурно просветить. Открыла передо мной карту с галереями и спросила, куда хочу пойти. Я ткнул пальцем сюда. Просто так. Отабек ободряюще улыбнулся. - А она говорит, - тут Юра попытался изобразить крайнюю степень негодования: - "Среди всех мест в Петербурге, молодой челоек, вы, конечно же, выбрали самое московское". И, короче, в итоге мы пошли в Эрмитаж. Ходили шесть часов, я чуть не сдох. В окнах здания было уже темно. Отабек подошел к воротам и постучался, даже звонка здесь не было. - Не, я не имею ничего против Эрмитажа, - поспешил оправдаться Юра. - Но не шесть часов подряд же. И есть еще нужно иногда. - Я понимаю, - улыбнулся Отабек. Он положил руку Юре на плечо, и Юра замер. Послышался скрип двери, шаги. Из темноты арки вынырнул заспанный обросший - или просто художественно бородатый - парень. Полосатая бабочка на застегнутой под горло рубашке покосилась. - Здравствуй, мой узкоглазый брат, - сказал Отабек с каменным лицом. Парень и вправду был каким-то азиатом. Но на дружескую шутку это походило мало. - Сам узкоглазый, - буркнул парень в ответ и поправил бабочку, как будто это что-то меняло. - Я от Адинай. - А, - уже дружелюбнее откликнулся тот, - вижу почерк. Хотите зайти? Сейчас. Он ненадолго исчез, а вернулся уже со связкой ключей, повозился, ворота громыхнули замком и мягко подались внутрь. - Кафешку не открою, - сказал парень. - Могу в залы пустить и в хранилище. Ну и на крышу, там открыто, если что. Экспонаты не лапать и не облизывать. Ну и не красть, конечно. Но что-то я не думаю, что они вам нужны. - Он пропустил их внутрь и запер дверь. Искоса оглядел сначала Отабека, а потом и Юру. - Я бы за любой и полтинника не дал. - Свет мы можем включать? - обстоятельно уточнил Отабек. - Ну не телефоном же подсвечивать. В зале на третьем, там, где инсталляция, так вообще со страху обосраться можно. Включай, конечно. Когда они наконец-то остались одни в полутемном коридоре, Юра сказал: - Ну и друзья у тебя. - Это знакомые сестры, - объяснил Отабек. - Она дома примерно вот таким же занимается. Поддерживает связи. - Сторожит музеи по ночам? - ляпнул Юра, и Отабек тихо рассмеялся. - Нет, организует. Вспыхнул свет. Несколько секуд Юра щурился, привыкая, а потом огляделся. Музей начинался прямо во входном коридоре. На кирпичных, грубо побеленных стенах тут и там висели фотографии. Или рисунки. Или все же фотографии. Натюрморты из пивных банок, недостроеные здания, домики из окурков, кладбища мух, чьи-то руки за работой. Юра шел за Отабеком, вертя головой и затормозил уже почти в самом конце коридора: на рисунке - этот совершенно точно был рисунком - делали растяжку маленькие гимнастки. Сначала Юра оценил угол, гораздо больше его обязательных ста восьмидесяти, потом заметил часы на стене зала - минутной стрелки на них не было. Он присмотрелся внимательнее: здесь не было ни одного радостного или хотя бы спокойного лица, на каждом была написана усталость, или отвращение, или брезгливость, или злость. Спроси у такой девочки - почему ты занимаешься? - и она ответит: родители захотели. Это не про меня, отстраненно подумал Юра, при чем здесь я вообще? Он быстро отвернулся и почти врезался в Отабека, стоящего за плечом. - Прямо как я у Якова Борисовича, - сказал Отабек. - Готов поспорить, ты такие рожи не корчил. Отабек не смутился. - Тут и ты есть. - Он указал на мелкую хмурую девчонку, которая, кажется, всех вокруг ненавидела, а скакалку, которой придерживала поднятую ногу, - так вообще больше всего на свете. - А это я. Девочка-Отабек старательно изображала косую ласточку, глядя в пол. - Не могу на это смотреть без боли, - пожаловался Юра. Объяснять про вдруг настигшее его ощущение бессмысленности и тяжести происходящего он не хотел. - Давай дальше. Он зашагал к лестнице почти демонстративно, оглянулся позвать Отабека - тот все еще стоял у рисунка, склонив голову набок - и только теперь заметил: на досчатый пол зала, на стену под часами падала прямая, узкая тень преподавателя. Когда они дошли до третьего этажа - пройдя сквозь залы с малопонятной хренью, которая безуспешно притворялась полотнами и статуями, и даже слишком понятными сценами из жизни Барби, - Юра попросил: - Подожди, не включай. Он ткнул в фонарик на телефоне, и круг света выхватил обрывки бурой ткани, свисающей с сиденья. Юра приблизился - перед ним была табуретка. Обычная, советская, неубиваемая. У дедушки на кухне до сих пор такие стояли. В тряпке угадывалось нечто, когда-то бывшее платьем. Большая гладкая пуговица блеснула на свету. Под тканью проступали очертания небрежно завернутого предмета. Юра повел телефоном. В круге света по очереди появились разношенные ботинки огромного размера, узкая туфля с отломанным каблуком, стопка журналов "Вопросы философии" за восемьдесят третий год, металлический подсвечник, яйцерезка, зонт с торчащей вбок спицей. Тут и там валялись вещи, старые, негодные. Весь этот хлам, покрывающий пол, был совковый, столетней давности. Сейчас такое встретишь разве что на дачных чердаках: тяжелый хрусталь, допотопный ручной миксер, конь-качалка, радиоприемник в деревянном корпусе с круглыми ручками и широкой шкалой частот, жестяные банки, осколки пластинок, черная телефонная трубка с проводом-спиралью... Юра пробрался вперед по свободной тропинке - впереди оказалась приоткрытая дверь. Он взялся за ручку и потянул на себя. В проеме неподвижно стоял кто-то. - Блядь! - Юра шарахнулся, снося с мест какие-то коробки. Направил телефон экраном перед собой, судорожно зажал боковые кнопки, чтобы свет, не дай бог, не погас невовремя. Перед ним стоял манекен, босоногий, безлицый, с головой замотанный в полиэтилен. - Юра? - спросил Отабек за спиной. Послышались его шаги, зажегся свет. Теперь манекен выглядел явно неживым, но не стал от этого менее жутким. Он стоял в какой-то напряженной позе, готовый вот-вот вывалиться из двери. От падения его - по крайней мере так казалось - удерживал огромный чемодан, ручку которого он сжимал в руке. Чемодан тоже был покрыт обрывками пленки. - Вот тварь, - сказал Юра с чувством. Он огляделся. Помещение отдаленно напоминало квартиру: здесь умещались куски кухни, гостиной, спальни, к одной стене была приставлена ветхая детская кровать с выцветшими от времени игрушками. Повсюду царил бардак - кто-то разворотил шкафы, собираясь в спешке. Юра осторожно заглянул манекену за плечо - там тоже была комната, с голыми стенами, подранными блеклыми обоями, грудой белья на полу. Книги - на столе, под столом, на полу, - лежали то аккуратными стопками, то вразброс, некоторые - открытые, с выдранными страницами. Особенно жестоко издевались над школьным дневником, порванным и местами обгорелым. Уже в следующем зале, полном дурацкой странной мебели, Юра плюхнулся на первое приглянувшееся кресло. Только потом он сообразил, что это, наверное, тоже экспонат. Но Отабек, даже если не одобрил, вида не подал и сел в другое - напротив. - И что это было, как думаешь? - спросил Юра. - Я прочитал описание, - признался Отабек. - Там на стене у входа была табличка. Целое сочинение. Это история про бегство. Мне кажется, логично. - Чувак там явно не один жил, - заметил Юра, - а валит, похоже, один. - Или последний. - Все равно один, получается. Ну ладно, допустим, ясно: прощай, милый дом, или там - прощай, совок, привет, девяностые. Но почему он в полиэтилене? - Собирательный образ? - предположил Отабек. - Отчуждение, обезличенность. - Детские травмы, - подхватил Юра. - С дневником вон что сделал. - Отказ от прошлого, отказ от себя. А называется при этом "Консервация". - Странно. - Да. Я сначала подумал: да кто сюда захочет возвращаться? А потом: а вдруг это не про то, что он - или они - побросал все и бежит? А про то, что бежать он может куда угодно, но дом, жизнь, он сам - все равно останутся. - В пленке как раз хорошо сохранится. Отабек покивал. - Херово, - заключил Юра. - Даже как-то жутко. - Пожалуй. Хотя я бы не сказал, что это страшно. Просто деваться некуда, жизнь такая. Несколько залов и даже целый этаж они пропустили. Поглядели от двери в пустые комнаты с неработающими фонтанами и прожекторами. - Попробуем включить? - предложил Отабек. - Да ну. - Юра подавил отчаянный приступ зевоты. - Радугу я и в небе увижу. Но до крыши - по узкой лесенке, где под потолком висели длинные бумажные драконы, - они добрались все равно уже за полночь. Юра вдохнул теплый, густой от влаги воздух. Где-то внизу, в переулке мерцали окна клуба. Музыка не было, до слуха доносились только глухие, громоздкие удары, редкие, как сердцебиение. Отабек устроился на краю, свесил руки сквозь решетку ограждения. Юра сел рядом, привалился, прижался лбом к холодному металлу. Усталость накатила тяжелой волной, двигаться не хотелось; Отабек не тревожил его, и они долго просто сидели молча, вслушиваясь в ритм и тихое гудение улицы. - А ты сам - часто здесь бываешь? - спросил Юра. - Ну, когда приезжаешь. - Не очень. Обычно нет времени, а приходить ночью лучше всего. Я рад, что тебе показал. - Отабек кивнул на подсвеченные красным окна. - Там место тоже очень неплохое, если тебе интересно сходить будет. И аппаратура нормальная, и люди. Если дальше пройти, там можно поесть. Только смузи и хот-доги из сои, правда, но хоть что-то. Днем тут еще магазинчики работают. И библиотека. Там чердак крутой. Когда книги списывают, им жалко на макулатуру сдавать, а чердак вроде как никому не нужен, складывают туда. И курить еще ходят, поставили стул и кадку с пальмой. В ответ на удивленный взгляд Юры Отабек объяснил: - Туда можно с крыши спуститься, а на их крышу попасть с соседней. Если хочешь, я договорюсь, возьму ключи. - Юра кивнул. Отабек указал на темный дом в глубине двора: - А там бомжи живут. Точнее, очень-очень бедные люди. В комнатах без окон иногда. - Ты и там был? - спросил Юра. - Там - не был. Рассказывали. - Друзья? Друзья сестры? Отабек неопределенно пожал плечами. - Чем больше тебя узнаю, тем... - Юра замялся. - Странно в общем. По виду и не скажешь, что у тебя друзья друзей, друзья друзей друзей. Клубы, крыши, бомжатники. Что еще? Пил, нюхал, кололся? Пирсинг? Разряд по стрельбе? Телки на байках? Мастер спорта по варкрафту? Хотя нет, слишком задротски. - Я из дома сбегал раза три, - сказал Отабек. - Если тебе такое подойдет. Отец был против фигурки и против музыки, но против музыки особенно. А потом, уже в Америке и в Канаде денег особенно не было. То есть ты тренеру платишь, хореографу платишь, за каток платишь, коньки себе сам покупаешь, форму. Я не сразу что-то выигрывать начал. Автостопом ездил, в общаге жил у друзей. В забегаловках подрабатывал, если совсем с ног не валился. В бомжатниках таких ночевал пару раз. Начинаешь ценить знакомства. А здесь, когда ездили в Питер вместе с Адой, она показывала. Просто любопытно. У них есть приличные отели, в соседнем здании, с коворкингами, хипстерами, преферансом, но там больше денег надо, чем двести рублей за ночь. А тут это. - Понятно, - пробормотал Юра, хоть и было совершенно не понятно. Он попробовал представить себе, как жил бы, оказавшись вдруг сам по себе, без дедушки, без тренеров, без денег. Жизнь всегда казалась ему очень определенной штукой: да, могло быть трудно, но всегда была цель, без которой он себя не мыслил. А Отабек мог выбирать. Не просто мог - ему предлагали выбрать другое. Всегда мог сказать: пап, я передумал, пойду в айкидо. В математическую школу. В бизнес. Останусь в Америке и выучусь на дизайнера, как сестра. Отабек занимался вещами, о существовании которых Юра раньше даже не задумывался, - и все равно сидит сейчас здесь, а через пару месяцев они встретятся на ГП, а еще через пару, может быть, будут стоять на одном пьедестале. Словно в ответ на его мысли в кармане завибрировал телефон. - Молодой человек, - сказала Лилия, - половина первого. Будьте добры. Юра покосился на Отабека, но тот в его сторону не глядел. - Мне не двенадцать, - сказал Юра. - Центр города. Такси. - Иногда мне кажется, вам даже меньше. Меня волнует не ваша безопасность, - вздохнула Лилия. - Вы портите себе режим.