Нечто

В тот день Константин Николаевич Орешко, заместитель заведующего кафедрой физической электроники, научный деятель в области физики, кандидат наук по физико-нейронным исследованиям, вернулся с работы крайне усталый. Квартира привычно встретила его темнотой, тишиной и холодными скрипучими полами. Жил Константин Николаевич в старом, еще дореволюционном доме неподалеку от небезызвестных Патриарших прудов. Отопление в доме барахлило, а потому его иногда отключали. Но чаще просто включали вполсилы. Он разулся, педантично поставив выходные туфли в специальную сушилку для обуви, и снял мокрую от налипшего снежка старомодную шляпу пирожком. На улице хоть и был октябрь, но зима решила напомнить о себе несколько раньше положенного. Товарищ Орешко и к этой погоде отнесся индифферентно, но отметил, что уши застыли. А потому назавтра стоило бы приготовить теплый шарф. Константин Николаевич не мог похвастаться богатой обстановкой в своей квартире, хорошей машиной или привлекательной внешностью. Это был абсолютно серенький с виду человечек, среднего роста и с небольшим брюшком. Ему уже было сильно за сорок, и на макушке насмешливым блюдцем проглядывала ненавистная лысинка. Наверное, это был единственный элемент внешности, который у товарища Орешко вызывал хоть какие-то эмоции. На остальное он обращал внимание ровно так, чтобы не выглядеть посмешищем в глазах коллег. Научный деятель, все-таки. А севшие шерстяные старые брюки от испорченного когда-то в стиральной машине костюма-тройки, которые обнажают щиколотки с натянутыми на них разными носками, — это немного не то, что ожидают от зама главы кафедры. Поэтому и был у него всегда в платяном шкафу строгий порядок. А сорочки свои Константин Николаевич регулярно носил в прачечную. Жена от него ушла шесть лет назад по причине хронического невнимания со стороны мужа. С напутствием «Уж и женился бы на своей работе, дорогой». С тех пор она даже не позвонила ни разу. Константин Николаевич изредка сожалел об этом своем упущении, но на жену не сердился. Всякой женщине требуется внимание, а он его предоставить столько, сколько Зинаиде Георгиевне требовалось, попросту не мог — работа была его всем. Вот чему он отдавался со всей страстью и нерастраченной энергией. Именно погружаясь в бесконечный поток теорий, формул и измерений, он из траченного жизнью старика превращался в «юношу со взором горящим» и даже внешне немного молодел, как замечали коллеги. За его спиной были десятки небольших открытий, пара блестяще доказанных теорем и несколько объемистых научных трудов, посвященных квантовой механике и ее применению в измерительных и вычислительных приборах. Но все это в масштабе одного лишь университета, стены которого Константин Николаевич покидал крайне редко. И все бы и продолжало ехать по накатанной годами колее, если бы Константин Николаевич не запнулся в темном коридоре собственной квартиры о какой-то провод. — Что такое? — недоуменно проговорил он, потирая ушибленные пальцы о щиколотку другой ноги, и потянулся включить свет. Провод напоминал жирную блестящую анаконду. Черный и лоснящийся, в диаметре не меньше пяти сантиметров, он нагло разлегся вдоль всего коридора и исчезал под дверью в спальню. Константин Николаевич задумчиво хмыкнул, припоминая, не заказывал ли он электроработы на дому, но ничего такого на ум не всплыло. Приглашал кого-либо в квартиру он крайне редко, а уж технический персонал и вовсе никогда, так как не считал себя безруким и все технические неприятности в квартире устранял самостоятельно. Чем втайне, кстати, весьма гордился. Значит, провод этот протянули без его ведома. Константин Николаевич являлся единственным владельцем данной квартиры, а потому такая самодеятельность ему крайне не понравилась. Мучительно гадая, что, возможно, Зинаида Георгиевна (а у той все еще на руках оставался ключ от этой квартиры), что-то затеяла в качестве сюрприза для бывшего мужа, он открыл спальню и малость подвис: провод заканчивался разлохмаченным огрызком прямо посередине комнаты и никуда более не вел. Проследовав к другому концу, ученый обнаружил, что начинается он на кухне, аккуратным срезом уложенный прямиком под обеденный стол. — Что за чертовщина? — сам себя спросил Константин. После тяжелого дня, обильно сдобренного стрессом из-за скандала с деканом, он не то, что не желал разбираться в этой проблеме, а вовсе хотел лишь одного — скушать свой скудный ужин и поскорее лечь спать. Так и не решив, что делать с непонятным проводом, он решил пока просто его смотать в кольцо и запихнуть куда-нибудь на антресоли. Авось и сгодится на что-нибудь. Или у соседки надо будет спросить. Хотя откуда ключ от его квартиры у соседки, Константин Николаевич даже не представлял. Возможно, бывшая жена подсуетилась. И стоило ему только с кряхтением нагнуться, чтобы вытащить кабель из-под стола, как позади него раздался тихий, удивительно злобный шелестящий голос. — Не трожь провод! Константин Николевич от неожиданности так сильно вздрогнул, что уронил поднятый было конец и резко обернулся. Позади никого не было. «Показалось, наверное», — горестно вздохнув, Константин покачал головой. Решив (на всякий случай!) все-таки не трогать злополучную резиновую «анаконду» до следующего дня, он налил себе чаю, сделал бутерброд и без особого аппетита употребил, размышляя о хронической усталости и недавней слуховой галлюцинации. После чего вернулся в спальню, переоделся в теплую махровую пижаму с синими дурацкими слонами, которую ему на юбилей годовщины свадьбы преподнесла жена, выключил свет и лег в кровать. Сон не шел. Константин Николаевич мысленно крутил в голове формулу вычисления силы фотонной волны по ее длине и никак не мог понять одной вещи. — И все-таки, почему нельзя трогать провод? — вопросил он вслух, скорее самого себя. И никак не ожидал получить ответ. — Потому что это не провод вовсе, тупая ты башка! Ученый распахнул глаза в темноту. За окном проехала машина, отражением фар осветив потолок с трещинами старой побелки. В углу напротив кровати, под самым потолком затаилось нечто. Оно было пугающе бездонно-черным, как самый страшный ужас человеческой жизни. У него не было глаз, но Константин Николаевич мгновенно ощутил, до холодной испарины вдоль спины, что ОНО СМОТРИТ ПРЯМО НА НЕГО. Если бы злоба и ненависть имели материальное воплощение, то это определенно было бы оно. Чернота на потолке прямо-таки сочилось этими эмоциями прямо ученому в мозг. Но он не был бы физиком, изучавшим законы света и квантов, если бы просто отдался на растерзание подобными эмоциями. Он просто лежал, влипнув мокрой спиной в матрас, и таращился на черное нечто. От нереальности происходящего зазвенело в голове. — Итак, — просипел он, — Вы утверждаете, что это не провод. Но у него наличествуют множественные жилы из металла, называемого медь и пластиковая изоляция. Это определенно выглядит, как провод, который используется в прокладке телефонных линий. Я уже сталкивался с такими. Существо промолчало. Однако Константин Николаевич остро ощутил, что вдруг попустило. Страх прошел так же внезапно, как и нахлынул. У него даже мелькнула мысль, что это… создание… каким-то образом может направленно проецировать собственные эмоции. Он чуть ли не усилием воли расслабил сведенные судорогой мышцы и смог облегченно выдохнуть. — Благодарю вас. — Себя поблагодари, — грубо буркнул собеседник с потолка. — Тупое животное. Теперь настал черед промолчать Константину Николаевичу. Его настолько давно не оскорбляли, что он попросту проигнорировал в первое мгновение слова чернильного хамла на потолке. А потом было уже поздно. Поэтому он только приподнял бровь, вглядываясь в тьму комнаты. Словно разговаривал со студентом-недоучкой, пришедшим купить диплом. — Так провод или не провод?