Нечто

— Для меня это не провод, — пояснило существо. Оно чуть сползло с места, выдвинувшись из угла, и Константин наконец смог рассмотреть его форму. Что-то вроде внушительных размеров косматого шара. Судя по интонации, непонятливость собеседника изрядно его раздражала. — Точнее не для меня, а моего мира… обиталища… что вокруг того, что оно... — Пространство? — попытался подсказать собеседник, у которого от самого факта общения с этим странным… созданием шарики за ролики заезжали. — Что-то вроде, — существо сердито засопело. — Короче, не трогай провод. Он нужен у тебя дома. Создание сингулярности необходимо. Этот предмет — константа. — А. Понятно, — рассеянно сказал Константин Николаевич, хотя ничерта не понял. — Ну и дурак, — тут же отозвалось существо, заставив его поежиться. И уползло в обратно тень в углу. — В среду будь на даче. И мобильник дома оставь, — донеслось его бухтение уже из густого ночного мрака. Константин Николаевич тяжко вздохнул. На даче его ничего хорошего не ждало. Запущенный участок, покосившийся домик. А еще на среду назначен важный семинар, который совсем никак нельзя было пропустить. Он вздохнул еще раз и закутавшись в одеяло и было решил уже, наконец-то, заснуть, как обнаружил черный меховой ком прямо в ногах своей постели. Пружинный матрац ощутимо прогнулся, неоспоримо доказывая, что этот сгусток тьмы не только весьма материален, но еще и тяжел, как откормленный котище. — Что еще?.. — уже несколько сердито поинтересовался Константин Николаевич, приподнявшись на локтях. — Не смей, — злобно сказало существо и наползло на ногу, придавив ее как камнем. Профессор тихо охнул и попытался выпростать прижатую конечность. — Что именно?.. — Идиот. Не смей, говорю. На даче ты нужнее намного. Вот и езжай. И просто исчезло, словно растворилось. И ощущение тяжести исчезло, как и не было. Матрац, к слову, не выпрямился, потому что не прогибался на самом деле. Некоторое послевкусие двойственности ощущений заставили Константина Николаевича сомневаться в реальности произошедшего, однако этот лохматый комок, сотканный из теней, изрядно его впечатлил. А потому остаток ночи профессор провел на кухне за кофейником, размышляя о случившемся.

***

Наутро невыспавшийся Константин Николаевич обнаружил, что на стуле, где он вчера оставил рабочую одежду, произошли некоторые изменения. А именно, рубашка с белой была заменена на шерстяную полосатую, которую, откровенно говоря, он недолюбливал за мышино-серый цвет и то, что в ней всегда потели подмышки. Подозревая, что это проделки его ночного знакомца, профессор, подумав, все же надел «предложенное». Как оказалось, не зря. День выдался на редкость холодным. А в аудиториях университета было едва натоплено. Студенты откровенно мерзли. Вечером, вполне довольный, хоть и снова немного усталый, Константин Николаевич вернулся домой. Провод возлежал на прежнем месте, следов деятельности «полтергейста» более не наблюдалось. Подавив искушение запихнуть надоевший кабель на антресоли, Константин Николаевич прошел на кухню. Совершенно обыденная картина от потертых полов до трещинок на потолке. Константин Николаевич привычно подумал о ремонте, заваривая себе чашечку кофе. Надо бы, да. И тут увидел его снова. И снова продрало ледяным испугом по спине. Черный комок непроницаемой, словно провал в бездну, тьмы вольготно расположился над верхними полками старенького кухонного гарнитура. Растворяющиеся в пространстве «шерстинки» его «волосяного покрова» лениво шевелились, словно миллион исчезающе-крошечных щупалец. Сидел неподвижно и молчал, излучая в пространство тонну смертного ужаса. До отвращения обыденное тикание китайского будильника на столе рвало тишину на ровные кусочки. Константин Николаевич сглотнул холодную слюну и понял, что уже почти минуту не дышит. — Отмер? — ядовито поинтересовался шипящий голос над антресолями. — А... ага… — еле выговорил заплетающимся языком профессор. — Я с вами таким образом инфаркт схвачу, любезный. Прекратите так пугать. — Ну уж, извини, защитные пологи, — комок зашевелил космами активнее, а потом внезапно втянул их разом, превратившись в почти идеальный шар мрака. Резко стало легче. — Не понимаю, зачем ты таскаешь на себе этот мешок с мясом. Вроде бы разумное существо, а туда же… — Как вас по имени величать, любезный? — несколько старомодно выразился ученый, подавляя желание расползтись по столу как комок сырого теста. Страх заставил перенапрячься все мышцы и теперь человека колотило мелкой дрожью. — Да как хочешь, — равнодушно отозвался шар. Он уже как-то незаметно очутился посреди потолка и теперь Константину Николаевичу приходилось неудобно задирать голову, чтобы посмотреть на собеседника. — Тогда… буду звать вас… Черныш. Не возражаете? Шар звучно гупнулся на стол, заставив его скрипнуть ножками. И снова распустил космы. На этот раз без внушающих эмоции эффектов. — Нормально, — изрек он с четко удовлетворительной интонацией. — Константа не пострадала. — А… нормально, что я с вами вообще разговариваю? — Профессор подавил желание потрогать шевелящиеся космы руками. — Соответствует, — важно изрек шар. — И хватит думать, что я галлюцинация. Это обидно, профессор. Так и быть, можешь потрогать… Повторять приглашение не было надобности. Константин Николаевич с некоторой опаской и огромнейшим любопытством поднес руку к колыхающимся «волоскам». — Вы и мысли читаете?.. — Нет, блин, они у тебя на лбу прописаны, — с некоторым раздражением отозвался Черныш. Профессор отдернул руку. — Да трогай уже, не жмись, как первокурсница, — с отчетливой озлобленностью проговорил полтергейст, распушая «шерсть» еще больше. — Не кусаюсь я. И руку не оторвет. И не затянет. Форма материи такая, дубина. Определенно, собеседник из Черныша был не самый приятный. И Константин Николаевич прикоснулся к этому «нечто». Наощупь оно напоминало что-то похожее на невесомейший пух, ускользающий из-под пальцев при малейшем движении. Если же двинуть ладонь чуть более в глубину, то начинало отталкивать, словно его рука и поверхность «тела» полтергейста были одноименно заряженными сторонами разных магнитов. Чем ближе, тем сильнее отталкивало. Черныш терпеливо ожидал, пока человек закончит свои исследования. — Ну что, нащупался? — поинтересовался он мрачно, когда Константин убрал грабли. — Да-а… благодарю, — профессор невольно потер ладони друг о друга. Они оказались сухими и холодными, словно он подобрался слишком близко к порталу в открытый космос. — И, это… спасибо за рубашку. — За рубашку не благодари, — серьезно сказал шар. — Воспаление легких предотвращено, еще пару десяточков протянет твой паразит. — Какой паразит? — не понял Константин Николаевич. — Которым ты меня только что трогал, дебила кусок! — разьярился внезапно Черныш. — Ну какого фрага ты настолько тупым бываешь?! Вроде же общались нормально! Какого рожна тупишь опять?! До профессора дошло, что его сознание и его тело этот непонятный гость воспринимает отдельно. — Вообще-то, этот паразит я и есть, — сказал он строгим голосом. — Херню несете, хоть и пофессор, — с непередаваемым сарказмом отозвался комок тьмы и вольготно расползся на столе. Повеяло лютым холодом, по клеенке на столе начал неторопливо распространяться иней. — Если бы не ключи констант причинно-следственных связей в этой точке материи-времени, я бы хрен с вами общался. Вроде разумный-разумный, а потом как ляпнешь — зла не хватает. Константин Николаевич немного отодвинулся и отозвался, стараясь не впасть в эмоции, как его несдержанный собеседник. — Это потому, уважаемый Черныш, что я себя отдельно от этого тела не воспринимаю. Нужно оно мне. Дорого. Уж извини. Черныш аж округлился от удивления и севшим голосом переспросил: — Это как так? Только из этих… глаз видишь? Только из ушей слышишь? — Ну да… — осторожно ответил профессор. — Вот же наказание, а… — расстроенно проговорил комок. — Аж тебя жалко стало, инвалида. Словно бы ты наказан за что-то. Мож вытряхнуть тебя оттуда? — Не-не-не! Не стоит! — Константин вдруг испугался, что ведомый желанием спасти его, этот полтергейст его и убить может. — Ну как знаешь, — разочарованно отозвался Черныш. Под его почти расплющившимся «телом» клеенка на столешнице пошла веером складок. О температуре внутри существа стоило только догадываться. Константин Николаевич с любопытством предположил, что примерно как в жидком азоте. Клеенку было не жалко. Она давным давно облезла и уже стоило бы ее обновить. — Через две недели, — важно изрек Черныш, чем-то крайне довольный. — Что, через две недели? — недоуменно переспросил профессор. — На столе покрытие сменишь. Возьми с красным узором поквадратнее. Это упорядочит. Что именно упорядочит красная клетка на клеенчатой скатерти, Черныш не уточнил. Но Константин Николаевич услышал достаточно, чтобы сделать вывод, что полтергейст знает, что говорит и делает. Разговор завязывался крайне странный. И дело было даже не в том, кем именно являлся собеседник. Стоило Чернышу прекратить проецировать эмоции и обзавестись именем, как он стал… более понятным, что ли? Профессор понимал, что это просто вывихи его сознания, которому требовалось хотя бы за что-то зацепиться, чтобы не тонуть в хаосе неопределенности. Дело было в самом предмете разговора. Черныш крайне терпеливо, подавляя то и дело прорывавшееся в голосе раздражение, объяснял ученому на примере отрывочных фактов одну трудновообразимую вещь: расположение и взаимодействие материальных объектов в их мире непосредственно влияет на причинно-следственные связи в мире этого «мехового» комка. И он, как исследователь и ученый своего мира, пытается научиться этими связями управлять. Со стороны нормального обывателя их разговор мог бы сойти за бред двух сумасшедших. Черныш не говорил, на что именно должен повлиять телефонный провод через коридор, скатерть с узором «поквадратнее» или требование убрать паутину на балконе, что болталась там еще с июня. Но, определенно, это было нечто, крайне для него важное. Константин Николаевич в итоге согласился на то, чтобы выполнять действия, нужные для Чернышовых экспериментов с событиями, но в обмен выдвинул условия, как-то: на глаза другим людям не попадаться, совсем уж нелепые вещи делать не заставлять и не оскорблять обидными словами. На таинственную константу наличие или отсутствие оскорблений не влияло, а вот Константин Николаевич, как «ассистент», мог обидеться и отказаться сотрудничать. Черныш подумал, еще поморозил скатерть и согласился. На том и расстались уже далеко за полночь. Полтергейст, не мудрствуя лукаво, попросту растворился в пространстве, прямо где сидел, оставив после себя деформированную клеенку и плотненький слой инея, а Константин Николаевич заварил себе чаю с ромашкой и отправился в спальню читать рассказы Азимова. Фантастику он нежно любил с детства.