***
Вот уже неделю Гермиона Снейп находилась под пристальным контролем Волан-де-Морта. И за это время он так и не смог понять, что не так с этой девушкой. А именно — почему он — могущественный тёмный маг и талантливейший легилимент в седьмом поколении — не мог перенять эмоции жалкой соплячки. Даже если этой соплячкой была ведьма из рода Принц. Все попытки Тёмного Лорда проникнуть в сознание девчонки были тщетными. Даже в то время, когда она спала, и её сознание было теоретически куда более уязвимым, обойти непонятное препятствие не получалось. Не срабатывали даже проклятые иллюзии, которыми он обычно одурачивал и куда более могущественных волшебников. И это злило. — Что не так с этой дрянью? Вопрос был риторическим, и Долохов, сидящий рядом, понимал это. Тем не менее, выдержав небольшую паузу, Антонин заметил: — По крайней мере, вам удалось напугать её, мой Лорд, — в голосе волшебника едва различимо струилась ирония. — Думаю, теперь девчонка не осмелится появляться там, где не следует. Иронию Волан-де-Морт уловил. Смерив своего слугу яростным взглядом, он поинтересовался: — Ты считаешь, что мне нечем заняться, кроме как пугать всяких соплячек? Или я, по-твоему, похож на страшилку, которая только и годится на то, чтобы пугать детей? — Не похожи. Лёгкий мимолётный укол круциатуса, и с лица Долохова сползла широченная ухмылка. Будь на его месте кто-то другой, бедолага уже был бы мёртв… Но он был Антонином Долоховым, и его убивать было нельзя. Его ненависти с лихвой хватало на всю армию Волан-де-Морта, и этим он и был ценен — бесстрашный, выносливый, жадный до крови. Его презирали, его ненавидели, его боялись… И не зря, потому что он был по-настоящему опасен. Один из немногих, кому можно было доверять. Один из немногих, чьё могущество заставляло уважать. — Единственное препятствие, с которым я столкнулся при попытке проникнуть в её сознание — её ментальный блок, — продолжил Долохов, не осмеливаясь, однако, больше зубоскалить. — Он у девчонки потрясающий — надо отдать должное её папаше… — Эйвери и Розье сказали то же, — нетерпеливо оборвал его Волан-де-Морт. — Есть что-то, что не даёт именно мне забраться в её голову. И это отвратительно! — в углу комнаты в тон рыку Тёмного Лорда взвилась и рассерженно зашипела Нагайна. Долохов невольно поёжился. Каждый раз, когда он видел эту гадину, перед глазами одно за другим мелькали дрянные воспоминания. — Что может быть сильнее? Что за сила это может быть? — продолжил Волан-де-Морт, шипя ничуть не хуже своей питомицы. Ответ был. И он был до безобразия прост. Но озвучивать его Долохов не собирался… Слишком уж дорога была ему собственная жизнь. Дверь в покои Тёмного Лорда захлопнулась за его спиной. Повелитель был недоволен… И впервые за полтора десятка лет Антонин позволил себе вновь вспомнить все события того проклятого вечера, с которого всё и началось.***
Старые иссохшиеся половицы поскрипывали под ногами молодого мужчины, который вот уже около получаса нервно выхаживал по своей комнате в старом отцовском поместье. То, что ему было поручено сделать, пугало. Но с другой стороны… В случае, если он справится, ему было обеспечено блестящее будущее в рядах сторонников Тёмного Лорда. О, он долго стремился к тому, чтобы его — единственного сына разорившегося дворянина — заметили. И вот теперь, когда ему это удалось, от заветной мечты его отделяло только одно заклинание… Одно непростительное смертоносное заклинание, решиться на которое у Антонина всё не получалось. Если бы ему предложили выбрать, он бы предпочёл, чтобы это был кто-то из магглов — одного из них он бы убил, не раздумывая, но вот убить собственного отца… К этому он готов не был. Даже несмотря на то, что Александра Долохова он ненавидел самой чистой и искренней ненавистью, которая только может быть. Антонин вышел в коридор. Он был одет в лёгкую рубашку, но, несмотря на это, холода он не чувствовал, даже проходя мимо старых окон, за которыми издевательски завывала вьюга. Зима в этом году была по-настоящему лютой — окрестности Лондона, где располагался старый замок, замело снегом, а потому на содержание поместья стало уходить намного больше денег. И таких денег у его отца, который и до этого-то с трудом сводил концы с концами, не было. Александр Долохов был воистину проклятьем этого древнего и когда-то даже уважаемого рода, потому что именно он сумел за четверть столетия пустить по ветру то огромное состояние, которое перешло к нему после смерти его деда. И этот факт, определённо, был первым в списке причин, по которым Антонин ненавидел своего отца. В своей бурной молодости, ещё до рождения Антонина, Александр умудрился перейти дорогу лорду Блэку. Дело тогда спустили на тормозах, скандал замяли и, спустя некоторое время, о данном конфликте никто уже и не помнил. Но только не злопамятный Поллукс Блэк — тот-то, конечно, ничего не забыл… И сумел очень вовремя подставить Александра, которого сначала лишили места в палате Лордов, потом выгнали из членов попечительского совета и почётных меценатов Хогвартса, а потом и вовсе обанкротили, лишив его бизнес даже малейшей поддержки, в том числе — и международной. — Войдите! — послышался хриплый голос из-за двери личного кабинета Александра. Шумно выдохнув напоследок, Антонин прошёл в кабинет отца. В глаза тут же ударил яркий свет — Александр не терпел полумрака. Сам лорд Долохов сидел за своим столом и с мрачным видом просматривал какие-то бумаги. Судя по всему, то, что он в них видел, оптимизма не вселяло. — А, это ты, — Александр лишь на мгновение оторвался от изучения документации, коротко взглянув на сына. — Проходи, — и он неопределённо махнул рукой в сторону кресла для посетителей, вновь углубляясь в бумаги. Вопреки этому щедрому предложению, Антонин так и остался стоять на месте: в изрядно помятой рубашке, с растрёпанными волосами, горящими щеками и палочкой в руках. Только идиот не заподозрил бы здесь что-то неладное, а Александр Долохов, несмотря ни на что, идиотом отнюдь не был. Вновь оторвавшись от документов, он посмотрел на сына — на этот раз несколько более осознанно. В его глазах без труда читались недовольство и раздражение. — Что случилось? — поинтересовался он, снимая очки. — Должен сразу заметить, что если ты что-то натворил или влез в долги, то… — Мерлина ради, — раздражённо перебил отца Антонин, — единственный человек в нашей семье, который мог влезть в долги, сейчас сидит передо мной! — с этими словами молодой мужчина наконец сел в предложенное ему ранее кресло. — Выключи этот нравоучительный тон, отец. Я пришёл сюда не за этим. — И зачем же ты пришёл? — поджав губы, спросил мужчина. — Ты не появлялся дома несколько месяцев, а два дня назад вдруг заявился, как ни в чём не бывало. Что-то случилось? Антонин медленно кивнул. Он внимательно вглядывался в лицо отца, пытаясь найти в нём что-то… Что-то, что заставило бы его передумать, что-то, что могло бы отговорить его от шага, на который молодой мужчина решался несколько дней. Но всё было тщетно. Перед ним сидел абсолютно чужой ему мужчина, который не вызывал даже жалости… Только холодное равнодушие, с которым хитро переплеталась ненависть. Странные, до ужаса противоречивые эмоции туманили разум, не заставляя сомневаться — то, что он собрался сделать, было единственным верным решением. — Уж не хочешь ли ты сказать, что твой хозяин вышвырнул тебя, и потому ты пришёл сюда? — красиво очерченные губы — такие же, как и у самого Антонина — искривились в саркастичной усмешке. — Или нет, — лорд Долохов сделал вид, что задумался, — он приказал тебе прийти сюда и убить меня, а ты, разумеется, послушался… — Александр не боялся его — это было очевидно. И это злило. Антонин вскочил на ноги, направляя на отца свою палочку, но тот даже не шелохнулся — в его глазах не было и тени страха. Он с вежливым любопытством взирал на сына, словно бы тот не держал его на прицеле своей палочки. — Ты думаешь, я не сделаю этого? — прорычал молодой мужчина, чувствуя, как его с головой накрывает ярость. — Думаешь, я не смогу? — Надеюсь, что сможешь, потому что в противном случае я буду очень в тебе разочарован, — отозвался мужчина, и вдруг расхохотался: — Только не забывай о том, что за любой поступок нужно платить. И за то, что ты собираешься сделать, ты заплатишь очень дорого… — Авада кедавра! — громкий, почти нечеловеческий рык… Словно в замедленной съёмке Антонин наблюдал за тем, как с его палочки сорвался смертоносный зелёный луч и спустя всего одно мгновение врезался в грудь лорда Долохова. А тот, будто издеваясь над ним, так и продолжил сидеть в своём кресле с открытыми глазами и изогнутыми в издевательской усмешке губами. В первую секунду Антонин даже подумал, что проклятье почему-то не сработало… А в следующий момент произошло то, чего молодой мужчина никак не мог предугадать — его тело пронзила адская боль, не сравнимая даже с круциатусом — тело будто обдали раскалённой сталью, а затем с силой скрутили каждую его косточку. Грудную клетку — ту её часть, где должно располагаться сердце, с силой скрутило. С губ Антонина сорвался оглушающий вопль. Плохо соображая, что вообще делает, руками он принялся с остервенением царапать свою грудь, пытаясь хоть на секунду уменьшить ту адскую боль, которую сейчас испытывал. Разорванная в клочья рубашка мгновенно пропиталась кровью. И вдруг… Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Антонин безвольной куклой свалился на пол, давясь воздухом и собственным хрипом. Сил подняться не было, тело не слушалось — из него будто разом удалили абсолютно все кости. Сколько он пролежал так — минуту, час — этого мужчина не знал. Но в один момент, пересилив себя, Антонин поднялся на ноги. Взгляд его впился в книжный стеллаж, в стеклянной двери которого он смутно видел своё отражение. На исцарапанной в клочья груди отчётливо проступала метка — огромная руна, перевода которой Антонин не знал.***
О том, как переводится данная руна, Антонин узнал много позже. И только тогда — спустя почти год после своего деяния, он осознал, что именно теперь его ждёт. О древнем проклятье, наложенном на род Долоховых, не было принято распространяться — это была старая легенда, почти сказка. Но, как оказалось, это была сказка без счастливого конца. Ещё в середине шестнадцатого столетия кто-то хитросделанный, дабы обезопасить себя и свой титул, наложил на свой род, от которого позднее и пошёл род Долоховых, страшное проклятье: «Отныне всяк, кто посягнёт на жизнь и здоровье лорда, будет наречён «Отцеубийцей». И будет проклят он до конца своих дней, и будет он до конца своих дней нести на себе бремя последней воли лорда, иначе суждено ему умереть в страшных муках!». Узнать, что же именно было последней волей Александра Долохова, было ещё сложнее, чем узнать о самом проклятье — отец, безусловно, постарался максимально усложнить ему жизнь. Когда же Антонин узнал, что именно было последним желанием лорда Долохова, он вынужден был признать, что его жизнь теперь обещала стать куда более отвратительной, чем даже при жизни Александра. Право, теперь он понимал, почему же отец так искренне веселился в последние минуты своей жизни — он знал, что даже в случае своей смерти сможет отравить сыну жизнь. А последним желанием Александра Долохова была безопасность его племянницы — Миранды Ингрем Бофорт, имевшей глупость попасть в ряды соратников Тёмного Лорда. И так уж получилось, что в тот момент, когда старый механизм фамильной магии запустил в ход проклятье рода Долоховых, Миранда была беременна. И это означало, что от самого сильного тёмного мага последних столетий Антонин был вынужден оберегать не только свою кузину, но ещё и её ребёнка.