Бесчестье: Затронутые Бездной

      ― А вот и мы, зайки. Встречайте гостей радушно! ― Выпрыгнув из душного вагона, Беркутова улыбнулась зимним холодам, защипавшим бока под подлетевшим от воздуха пиджаком, и приземлилась в лужу, расплескав хрупкий хрусталь грязной полузамерзшей воды по сторонам.       Но, видимо, мрачность старого Уиннидона, отягощенного фабричными испарениями, значительно влияла и на его поселенцев – ее игривый настрой никто не оценил. И если бы Мария только знала, что встретить взгляд столичных морлийцев окажется так трудно, она бы молчала в тряпочку, уступив представление и ведение встречи другим. Но нет же, потянул Чужой за язык! Будь оно все неладно!       Следуя неудачному примеру главаря, свою крутость, почти что наплевательское отношение к собственной жизни, а также репутации решили продемонстрировать и другие Бродяги: следом за Марией из вагона почти так же артистично, но более неуклюже вывалился целый десяток внушительных бугаев и грозных девиц, вооруженных до зубов, готовых убивать, грабить и сжигать все на своем пути. Тех же, кто все-таки решил остаться в поезде, собрать вещи и дождаться дозволения сойти на твердую земли, все же было больше, и Беркутова мысленно поблагодарила их за то, что они не вывалились всей оравой.       Такая маленькая и нарочито дурашливая демонстрация не внушила ни к кому из гостей уважения, а при виде встречающей стороны некоторые из бандитов и вовсе нервозно прокашлялись и немного отступили назад.       В отряде Наместника уиннидонских смотрителей были парни и покруче, и побольше – каждый из них глядел на Бродяг так, будто одной своей волей мог перерезать бандитам глотки.       От их вида у Марии по коже поползли мурашки и рыжие волосы на затылке встали дыбом.       Обычно она не боялась смотрителей, но эти были другими. Да и сам наставник Ордена создавал вокруг себя нечто вроде ауры из благоговейного величия, приправленного искренним восхищением и почитанием со стороны его приспешников. Их готовность к подчинению и страстное желание угодить командующему, истребив всю недостойную прощения чернь, устрашали. Будто само присутствие бандитов рядом с Наместником могло оскорбить его величественную фигуру. И действительно, даже Беркутовой захотелось упасть перед ним на колени, пусть и желание это не просуществовало достаточно долго, чтобы она успела его исполнить. Он был словно самим воплощением священного духа: светлый, статный мужчина с чистым лицом. Словно ожившая мраморная фигура, бесстыдно сбежавшая из-под руки талантливого скульптора. Безгрешный, неупрекаемый. И это было плохо, потому что с людьми, в которых ты не видишь никаких недостатков, сложнее ужиться, ведь сами они всегда достаточно проницательны, чтобы заметить их в тебе.       «Его ведь даже задеть будет нечем, если дело обернется плохо, ― подумала про себя глава Бродяг, ― а значит, прежде всего придется хвататься за оружие, а не языком молоть, надеясь на мирный исход возможного конфликта. Беда». Что ни говори, не любила Мария таких сюрпризов, пусть даже их блестящая обертка радовала глаз.       Беркутова быстро стушевалась, позволила двум другим спутникам встать по сторонам от себя и сложила руки на груди, приняв угрюмый вид, но вся ее напускная невозмутимость таяла в свете, излучаемом Наместником – словно само его присутствие создавало больше легкости и спокойствия вокруг. Больше света. Наверное, то были особенности внешности, однако главе Бродяг смотритель казался каким-то эфирным.       С виду ему было немногим больше тридцати, но все же имелось в нем что-то такое, отчего точнее угадать возраст не получалось. От всех знакомых Марии он отличался очень приятным лицом, отдельными чертами и мягкими изгибами напоминающим женское, но в то же время смотритель оставался достаточно мужественным и притягательным. Такой образ поэты часто присваивали молодым принцам, когда те в их сказочных поэмах с богатой добычей возвращались с охоты: на своем пути они многим дамам разбивали сердца.       Завидев Марию, он улыбнулся ей своими бледными, мягкими губами, но улыбка эта не дошла до глаз – они так и остались холодными, льдисто-голубыми и украшенными длинными белыми ресницами, словно снежной короной. Он был бледен – настолько, что казалось, будто солнца он не видал годами. Кожа его походила на мрамор с синими и пурпурными прожилками вен и сосудов. Волосы же были серебристо-белыми, шелковистыми и пышными, и Мария уже заметила за Наместником привычку их поправлять и приглаживать, потому что они постоянно пушились и портили аккуратную прическу.       Тивианке казалось, что он похож на сказочного героя, сошедшего со страниц какого-нибудь старого романа, а его природные утонченность и красота навевали ей сравнения с изящным лебедем. Однако были в нем и иные черты – те, от которых у обычных людей порой глаза на лоб лезут от удивления. Наместник Уиннидона был необычайно высок, и даже Аскольд при всем его немаленьком росте мерк на его фоне, едва ли доставая старшему по рангу макушкой до плеча. На Марию Наместник и вовсе смотрел сверху вниз, как на какого-то ребенка, попросившего о конфете: добродушно и снисходительно. Плечи у него были не слишком широкие, а сам мужчина был стройным и подтянутым, спортивного телосложения – насколько это вообще можно рассмотреть под строгой униформой смотрителей.       ― Позвольте представить, ― официально произнес Аскольд, и Мария сразу поняла, что представляют не ей их, а ее им, ― Мария Беркутова, глава банды Бродяг, заключившая с нами что-то вроде мирного соглашения.       ― Что-то «вроде»?.. ― послышались настороженные и даже насмешливые шепотки со стороны смотрителей.       Пол Росс нахмурился и переступил с ноги на ногу. Его цепкий взгляд оценивал обстановку, а поджатые губы выдавали недовольство таким большим скоплением смотрителей в одном месте.       Наместник, не обращая внимание на волнение своих людей, приветственно кивнул головой, в то время как мужчина рядом с ним, не принадлежащий к Аббатству Обывателей, неприязненно фыркнул и подобно тивианке сложил руки на груди, будто закрываясь от всего мира.       Мария это заметила, и ей это не понравилось, ведь с ее стороны данный жест был вполне ожидаем, учитывая, что бандитка на чужой земле и среди всех этих святош и защитников правопорядка она явно лишняя, но отчуждение одного из потенциальных союзников – далеко не самый хороший и обнадеживающий знак.       Однако от дальнейших рассуждений о том, как исправить положение, Марию спас Аскольд, указавший на Наместника и собирающийся его представить.       ― А это... ― но не успел смотритель больше и слова сказать, как Наместник перебил его речь изящным жестом и представился сам:       ― Тристан Арианвэн, ― сказал он мелодичным и сильным голосом, снова улыбнувшись приезжим. На сей раз глаза его сверкнули – будто солнечный свет заискрился на льду, но всего лишь на одно короткое мгновение, однако и его было достаточно, чтобы ослепить. И даже имя у него звучало сказочно, ну Чужой его дери! ― Верховный Наместник Аббатства на Морли, верный служитель короны и смотритель за душами граждан Уиннидона – к вашим услугам.       ― Тут бы больше подошло «надзиратель», ― фыркнул спутник Тристана, закатывая глаза.       Сам мистер Арианвэн сделал вид, что не услышал его вовсе, и остался таким же улыбчивым. Возможно, и правда не услышал, так как разница в росте между ними была колоссальной.       «А какой именно короне вы служите?» — между тем хотела было спросить Мария, но от вопроса разумно удержалась, так как понимала, что нельзя на Морли поднимать подобные темы, если не хочешь нарваться на неприятности. Главное, что влияния этого человека достаточно, чтобы им помочь, а остальное не имеет значения.       ― А это... Коннетабль Морли? ― почесав затылок, неуверенно произнес Пол Росс, знакомя Марию с вредным и чем-то недовольным пеньком, на которого от смотрителя падала длинная, но тусклая тень, в виду чего его противная рожица становилась еще мрачнее.       Дождавшись кивка, подтверждающего правдивость его догадки, альбский офицер неуверенно продолжил:        ― Аластер Дойл. ― Пол Росс нахмурился еще пуще, глаза его потемнели. ― Прошу меня простить, я не совсем понимаю, как к вам обращаться, учитывая, что...       ― Ну же, говорите. ― Лицо Аластера Дойла покраснело, щеки раздулись, сделав его голову округлой, как мяч, и карие глаза потемнели от гнева, став почти черными.       Мария удивленно вскинула бровь. Коннетабль показался ей полной противоположностью смотрителя. Приземистый, раздутый в плечах настолько, что кажется, будто одежда вот-вот с треском разойдется, и жилистый, словно цирковой силач, выступающий в трико и с намасленным рельефом мышц. Лицом же он так же отличался от Тристана не в лучшую сторону: у него оно было не таким выразительным, отличалось маленькими, немного скошенными уголками вверх глазами. Нос был длинный, с небольшой горбинкой посередине, которая, скорее всего, появилась там после перелома, и розовой бородавкой на вздернутом мясистом кончике. Верным указателем на то, что мужчине уже точно за сорок, являлись морщины, рассекшие лоб несколькими глубокими полосами, а также светлая и кустистая борода, в которой виднелись серебряные вкрапления седины. Волосы на голове у мужчины сверкали сальным блеском, были зачесаны набок и выделялись насыщенным морковным цветом.       В целом Аластер Дойл, возможно, и смог бы напугать ее, как следует насупившись. Лет десять назад, а то и двадцать. Сейчас же он создавал впечатление старого вояки, терявшегося рядом с куда более внушительным и необычным Арианвэном.       ― Учитывая, что вашу должность урезали несколько лет назад, а вы отвергли новое звание и со скандалом покинули королевский двор. ― Пол Росс снова неловко переступил с ноги на ногу, но глаза не опустил, выдержав всю ту неприязнь, которую одним своим видом показывал мистер Дойл.       ― Пусть я уже и не главнокомандующий королевской армии и не сижу по правую руку от короля за праздничными банкетами во время встреч с зарубежными дипломатами, но я все еще имею власть. Внушительную власть.       ― Власть внушительную, да, но ограниченную территориями столицы, ― мелодично добавил Тристан, все еще с легкой улыбкой глядя вниз на Марию. Видимо, напыщенность низкорослого задиры его забавляла, но не настолько, чтобы удостоить его своим вниманием.       Аластер Дойл нахмурился, отчего его глаза превратились в две небольшие щелочки. Возможно, Марии показалось, но мужчина воспринял слова Наместника как дерзкий выпад в его сторону. Удар, достойного ответа на который быть не могло, так как мужчины вроде Дойла привыкли сражаться при помощи оружия, а не слов.       ― То был мой выбор, ― будто оправдываясь, сказал он, глядя на блестящие носки своих ботинок. ― К тому же, Его Величество быстро нашел мне замену.       ― Да, однако вы… все еще ему верны. И этим я приятно удивлен, ― мягким голосом признался Верховный Наместник. ― Не каждый может вытерпеть такой позор и не поступиться принципами.       ― И, наверное, поэтому я здесь. ― Дойл бросил на Бродяг неприязненный взгляд. ― Удостоен сомнительной чести нянчиться с бандитами в иллюзорной надежде помочь нашим властям.       Марию кольнуло любопытство, и она быстро перевела вопросительный взгляд с Аскольда на Росса и обратно, но те не обратили на нее и капли внимания. Они, разумеется, знали, что происходит, а вот тивианке совсем не нравилось быть несведущей. Она чувствовала себя не в своей тарелке, но уточнять не хотела: бандитке все равно не ответили бы – не того поля она ягодка, чтобы посвящать ее в такие тонкости.       Услышав шаркающие звуки, Мария заглянула за плечо и увидела Нечисть, лениво плетущуюся к ней. Волкодав зевнул, обнажив острые иглы желтых зубов, а после присел у ее ноги и с интересом посмотрел на двух незнакомцев. Высунув язык, Нечисть с шумом задышала, а после задвигала носом, знакомясь с новыми запахами.       ― Красивый, мощный зверь, ― заметил Тристан, покровительственно глядя на животное с высоты своего немаленького роста. ― Но недоступный для обычных горожан. Кого вы убили за этого волкодава?       Вопрос с подвохом – Мария сразу это поняла. И даже по-прежнему добродушный и снисходительный взгляд не смог скрыть таящейся в глубине этого омута угрозы. Она знала, что от ее ответа зависит его будущее отношение и к ней, и к Бродягам, как знала и то, что он не поверит ей, что бы она ни сказала. В этой игре невозможно было победить, а потому единственным способом сохранить достоинство было не лукавить и надеяться на то, что смотритель будет уважать ее за это хоть чуточку больше.       ― Она была найденышем. ― Беркутова равнодушно пожала плечами. ― А кто ее бросил – интересуйтесь среди Братства. Правда, вынуждена вас расстроить, для этого вам придется связаться с Дабоквой.       ― Прискорбно, что такое великолепие находится не у дел, в чужих руках, ― без всяких эмоции, исключительно из хороших манер, заключил Наместник Арианвэн. ― И как же ее зовут?       Мария Беркутова расползлась в улыбке, почувствовав, как напрягся рядом с ней Аскольд. Он знал, что ответ его духовному наставнику не понравится, и это нравилось уже ей самой.       ― Нечисть.       По бледному лицу Тристана Арианвэна едва заметной перламутровой волной проскользнуло раздражение, но он быстро взял себя в руки и широко улыбнулся, отчего стал выглядеть еще моложе.       ― Как иронично в сложившейся ситуации. ― На сей раз теплота слов коснулась и его глаз, они блеснули, стали яркими, как осеннее небо.       Аластер Дойл громко хмыкнул, снова привлекая к себе все внимание.       ― Господа, не кажется ли вам, что нам стоит удалиться в куда более тихое и защищенное место, дабы обсудить… обстоятельства, благодаря которым мы все здесь собрались? Право, я уже начинаю уставать от пустых разговоров. Да и холодно сегодня. – С этими словами коннетабль Уиннидона достал из внутреннего кармана белый платок, прижал его к раскрасневшемуся носу и недовольно покосился на своего высокого спутника. Тот согласно кивнул головой, причем движение получилось таким плавным и легким, будто Наместник выступал на сцене и старался придать долю изящества каждому своему действию. Он будто пытался их очаровать, и Беркутовой становилось не по себе от мысли, что у него получается. Ей хотелось завороженно наблюдать за ним, не отнимая взгляда. Она также не без скорби отметила то, что будь такие смотрители в ее родном городе, то, возможно, она бы чаще посещала службы и душой была бы куда чище, чем сейчас. Скорее всего, она бы даже не сбежала, если бы вовремя исповедалась в своих переживаниях какому-нибудь смотрителю вроде него. Он создавал впечатление понимающего, строгого, но отходчивого и всепрощающего человека. Таких в жизни Марии не хватало. Даже ее собственный отец никогда не был таковым, и все, что она от него получала, признаваясь в проступках и оплошностях, – это болезненные тумаки.       ― Вы правы, ― согласился с Аластером глава местного подразделения смотрителей, ― что мы за хозяева такие, если держим своих гостей на пороге?       Пол Росс и Аскольд переглянулись друг с другом, совершенно игнорируя Марию, а та нагнулась, опустила руку и потрепала Нечисть по жесткому загривку, услышав, как Бродяги за их спинами начали возбужденно шептаться. Она даже знала, что вызвало в их рядах такой переполох, а потому с любопытством уставилась на приспешников Арианвэна, двое из которых отделились от общего строя и подошли к нему. В руках у одного из них была мраморная маска, которая, однако, сильно отличалась от остальных, ранее увиденных Марией. Скулы и лобные кости выступали на ней острыми углами, прорези для глаз были уже, чем на обычных масках, отчего личина казалась злее любого демона Бездны. В нижней части имелась дополнительная серебряная конструкция, похожая на строгий намордник, и рот за ним был будто насильно растянут в широком оскале. На вид маска была и хрупкой, и довольно тяжелой, а потому пока один из смотрителей закреплял на затылке наставника ремни, другой ее осторожно поддерживал. Еще одним важным отличием от других масок было то, что глаза Арианвэна все еще были видны, и – видит Чужой! – Беркутовой показалось, что из них пропала вся доброжелательность. Она будто улетучилась, выцвела в один момент. И теперь взгляд Верховного Наместника Морли был цепким, недоверчивым и пронзительным.       ― Вам страшно? Маска заставляет вас чувствовать себя некомфортно, мисс Беркутова? ― пытливо поинтересовался Тристан Арианвэн, пальцами в белых перчатках поглаживая угловатую решетку намордника.       ― Миз... ― тихо выдавила из себя она, ошеломленная возникшим контрастом во время его перевоплощения.       Еще минуту назад он казался ей внушительным, но милосердным, однако маска удивительным образом изменила его: он больше не был таким податливым, его взгляд стал острым, словно кинжал, а голос, приглушенный мрамором и металлом, понизился на пару октав и звучал гулко, даже рычаще. Теперь принц-лебедь внушал только страх. Был монстром с белым, искусственным лицом.       Даже Маркелла и Аскольда лицевая атрибутика Аббатства не меняла так сильно, и от этого становилось особенно некомфортно. Мария просто не знала, какому из этих ликов верить, пусть даже опыт общения с Аббатством подсказывал ей, что натура Арианвэна может быть весьма жестока и обманчива.       ― Вы так и не ответили, миз Беркутова, ― напомнил ей смотритель, когда молчание тивианки затянулось.       Мария замялась, поочередно посмотрев сперва на обслуживших Наместника смотрителей, затем на своих спутников. И в очередной раз стушевалась, потому что все слова по-предательски застряли во рту. Она жалела, что не взяла с собой какого-нибудь внушительного оружия вроде биты или ружья – оно всегда давало ей некое чувство уверенности в себе и своих силах. Сейчас же, стоя с одним из самых опасных людей Уиннидона лицом к лицу, она понимала насколько уязвима и ничтожна по сравнению с ним, с его властью. И как сильно он ее обманул, изначально создав о себе ложное впечатление, из-за чего она слишком быстро расслабилась.       Беркутова была чужой здесь. Чужой везде, куда бы ни ступала. Ее сила была в многочисленности ее людей, в их и ее дерзости, но сейчас, глядя на верхушку морлийских смотрителей, она понимала, что число ее последышей его не волнует. В глазах Арианвэна таилось четкое осознание собственного превосходства. Людей у него было не меньше, чем у нее, а власти и влияния во сто крат больше – что уж говорить о превосходном знании города, где он мог подстроить Бродягам любую ловушку, а они об этом даже не узнали бы, пока не стало бы слишком поздно. Никогда раньше Марию не заставляли видеть правду в чьих-то глазах. Никогда раньше ее не волновало, что Бродяги могут кому-то проиграть. Еще никогда она не подлетала к огню так близко, и в этот раз, возможно, подлетела зря. Огонь обжигает, убивает. Мария быть убитой не хотела.       В этой незримой битве он задавил ее своим влиянием, как таракана, а она не смогла найти достойного ответа и чувствовала себя загнанной в угол и окруженной врагами со всех сторон. И самое странное – она даже не поняла, в какой момент он ее обыграл. Это просто случилось.       Даже Пол Росс и Аскольд выглядели так, будто были готовы подхватить ее под локти и толкнуть Арианвэну в руки в качестве ценного заложника. Заложника, который послужит гарантом их доброй воли. В конце концов, Бродяги были на слуху, и их поимка была вполне себе эффективным способом выслужиться перед гристольским двором, в случае если там прознают о том, что именно смотрители упустили Триумвират из виду и десятилетиями позволяли ведьмам вершить беззаконие в тенях влиятельных семейств и наращивать их средствами свою мощь. И пусть история эта началась еще задолго до того, как Арианвэн пришел к власти, как глава Ордена, он все равно нес ответственность за проступки своего предшественника. Не составляло труда догадаться, что ему это сильно не нравилось, но исправляться нужно, и только поэтому он согласился на эту авантюру и стоял здесь, с ними: мелкой сошкой из представительства стражи, послом Братства Альбы и вооруженными грешниками, на чью честность, следуя стереотипам, полагаться не приходилось от слова «совсем».       ― Не считаете ли вы, что ваша нерешительность выдает вас с головой? Вы грешны и растеряны перед ликом Ордена. Бродяги... Бродяжные ноги. ― Тристан Арианвэн сделал шаг по направлению к ней, и бандиты за спиной Беркутовой напряглись и начали выкрикивать хлесткую, нецензурную брань. Винсент хотел было выйти вперед, но Пол Росс удержал его, как только заметил, что смотрители собрались вокруг них плотным полукольцом.       ― Да оставь ты уже эту женщину в покое, выпендрежник. ― Голос мистера Дойла оказался для Марии спасительным кругом, за который она крепко ухватилась, отогнав прочь всякое наваждение.       Сморгнув, Беркутова посмотрела на Тристана Арианвэна еще раз и увидела всего лишь человека в маске – ничего более. После она оглянулась на своих людей, на их растерянные и удивленные лица, и поняла, что должна быть смелой не только для поддержания собственной репутации, но и для их спокойствия.       ― Вы – ребенок, у которого еще молоко на губах не обсохло по сравнению с человеком, который носит на себе метку Чужого и режет ваших братьев направо и налево, ― вмиг разозлившись, рявкнула она, вкладывая в слова всю ту желчь, что накопилась в ней за последние несколько дней. Была у путешествий и обратная сторона монеты – невозможность выплеснуть свой гнев на случайном бедолаге или разграблении какого-нибудь заведения. ― И этот спектакль, что вы мне сейчас столь милостиво продемонстрировали, лучше бы сперва показали ведьмам, оккупировавшим город – глядишь и проблем избежать удалось бы, и гостей вроде меня на своем пороге вы бы не увидели. Или вы отрицаете то, что рост их влияния – ваша вина? Недоглядели или специально отводили свои дивные глазки?       Дойл насмешливо хмыкнул, и уголки его губ поползли вверх, скрывшись под усами. Наместник не ответил, хотя глава Бродяг не без удовольствия представила, как кривится его безупречное лицо под маской. Она все равно что отвесила ему пощечину, ткнула носом в его собственный просчет. И ему это не понравилось, сильно не понравилось.       ― К чему все эти испытания? ― тихо поинтересовался Пол Росс, плотнее придвинувшись к Марии. Возросшее вокруг напряжение его пугало. И в первую очередь потому, что здесь не было стороны, к которой он мог бы примкнуть без последствий для себя. Будешь защищать Бродяг, станешь предателем в глазах общества – и плевать, что они союзники. Встанешь на сторону уиннидонских смотрителей – предашь интересы Альбы, где дом и семья.       Тристан Арианвэн медленно перевел на офицера взгляд, и глаза его вновь заискрились былым добродушием и мягкостью.       ― Хочу понять, насколько благи ваши намерения и можно ли на вас положиться. Просьба, с которой вы приехали, крайне щекотливый предмет для обсуждений. И, как подметил господин Дойл, эту тему уж точно не стоит обсуждать в публичном месте. Порой даже у стен есть уши.       ― Господин Арианвэн. ― Шумно выдохнув, Аскольд выступил вперед и опустился на одно колено, низко склонив голову. ― Если это поможет нашему делу, то я ручаюсь за эту женщину и ее людей, за правдивость наших слов и подлинность всей документации. Ручаюсь собственной жизнью, если захотите. Я понимаю вашу тревожность, понимаю, что вы переживаете за благополучие королевы, и поэтому вверяю вам всего себя в знак преданности королевской семье и вам лично.       ― Вы готовы понести ответсвенность за любые причиненные ими неудобства? Интересно. Даже очень. ― Тристан Арианвэн наградил брата по Запретам долгим, немигающим взглядом. ― На моей практике смотритель впервые поручается за грешника. Ваше отчаяние чувствуется солью на языке. Так же, как и кровь, ― с ироничной усмешкой добавил он.       Мария тем временем переваривала все услышанное, чем нельзя было пренебрегать после того, как быстро он ее обложил и едва не порушил ее репутацию как среди чужих мужчин, так и среди ее собственных людей. Что значит «переживает за благополучие королевы»? Почему не короля? Мария задумчиво нахмурилась, теряя ту тусклую нить понимания происходящего, что некрепко сжимала между пальцами до этого момента.       Она вопросительно посмотрела на Пола Росса, но тот пожал плечами, мол, и сам не понял, почему так. Что ж, Мария решила, что обязательно спросит об этом, когда ситуация с главой Ордена на Морли уладится. Если она уладится.       ― Кровь прольется рекой, если мы не договоримся, ― ответил Аскольд.       ― Она прольется в любом случае, ― поправил его Верховный Наместник. ― Разница лишь в том, чья эта кровь будет.       ― Мы защищаем людей от скверны Чужого, ― немного повысив тон, рявкнул Аскольд, все еще стоя на коленях.       ― Караем грешников и тех, кто вступил в запретный союз с нашими врагами, а также предателей, отвернувшихся от Аббатства и сеющих раздор и смуту от нашего имени, ― моментально осадил его Тристан Арианвэн. Мистеру Россу и Беркутовой с ее людьми оставалось лишь успевать переводить взгляды с одного смотрителя на другого. ― Или вы думали, что я не узнаю о том сумасшедшем, которого покойный Нисбет незаконно выпустил из лечебницы? Кстати, мои сожаления вашей потере. Однако... если ваш глава приумножил наши беды, я имею право спрашивать за это с вас. В конце концов, вы только что вверили мне свою жизнь.       Последние слова прозвучали скорее как плевок в сторону альбских смотрителей, и Аскольду не нашлось, что на это ответить. Он замолк, резко встал и вытянулся стрункой, опустив руки по швам.       ― Обо всем этом лучше спросите мисс Сондору, ― робко вступившись за смотрителя, сказал Пол Росс.       Цепкий взгляд Тристана Арианвэна молнией метнулся в его сторону.       ― Да, и об этом спорном решении доверить ей главенство над альбским подразделением Братства я тоже наслышан. Она наверняка действовала через Верховного Оракула, так как по обычаю за альбскими братьями должен был присматривать я, пока Нисбету не будет найдена достойная замена. Очевидно, что на Круг Властных надавили. И с этим я тоже как-нибудь разберусь. Ведь, так или иначе, новому Наместнику нужно будет и мое одобрение тоже.       ― Уверен, что она поступила так только потому, что не доверяла вам, ― тихо сказал Аскольд, и голос его сочился не вполне ожидаемым ядом презрения, а, скорее, искренним сожалением.       Верховный Наместник Уиннидона хотел было что-то ответить – Беркутова заметила, как сжимаются и разжимаются его кулаки, – но затем он с шумом выдохнул, и воздух засвистел, просачиваясь сквозь мраморный слепок зубов.       ― Я буду ждать вас снаружи, ― закатив глаза, Аластер Дойл развернулся на пятках и, покачиваясь из стороны в сторону, побрел к выходу с перрона.       Не обратив на коннетабля и доли внимания, Тристан Арианвэн протянул Аскольду руку, но их пальцы, так и не встретившись, сомкнулись на предплечьях друг друга. Арианвэн крепко сжал его, однако младший по рангу смотритель очень быстро прекратил этот ритуал и умело выскользнул из хватки.       Между ними воцарилась неловкость, которую не исправили даже следующие слова:       ― Что ж, брат мой, ― мягко проговорил Наместник, и тивианке даже показалось, что в голосе его проскользнули те мягкость и тепло человека, которым она была очарована, едва ступив на твердую землю. ― Я верю твоим суждениям, а потому приношу свои глубочайшие извинения миз Беркутовой за... причиненные неудобства. ― Он повернулся к Марии. ― Я увидел что-то, какой-то запал в ваших глазах, и решил, что имею полное право испытать вас на смелость. В конце концов, кому нужны союзники, что бросят вас посреди сражения и убегут, сверкая пятками? Или и того хуже – предадут, вонзив нож в спину?       ― Никому. ― Бандитка понимающе кивнула, про себя усмехнувшись тому, что на подъезде к городу рассматривала подобную возможность. ― А потому оставьте свои извинения при себе. Вы поступили... правильно. А к грубости я привыкла.       Тристан Арианвэн мелодично рассмеялся и кивнул.       ― Очень жаль, что привыкли. Я предпочитаю, чтобы женщины были привычны к нежности и заботе.       Мария удивленно вскинула бровь, даже не заметив, как улыбка дернула уголки ее собственных губ, а все веснушки на щеках потерялись под розоватым румянцем.       ― Вы... флиртуете со мной или мне кажется? ― осторожно спросила она. ― Не слишком ли это радикальный прием, чтобы сгладить мое отношение к вам после этой вашей «проверки»?       Наместник снова рассмеялся: еще звонче, еще теплее.       ― Я лишь высказал вам свое мнение, и прошу прощения, если оно прозвучало слишком... ― Подбирая слова, он по-музыкальному перебрал пальцами в воздухе, словно играя на клавишах фортепиано. ― Подлизательски.       Аскольд раздраженно пихнул Марию локтем вбок, тихо сказав ей на ухо:       ― Мой духовных наставник придерживается обета безбрачия уже больше десяти лет. Как тебе такое вообще в твою пустую голову взбрело? Что за дерзость?       Мария возмущенно надулась и только собиралась ответить, как мистер Арианвэн опередил ее.       ― Прошу, друг мой, здесь грубость ни к чему. Не она первая и не она последняя, кто думает схожим образом. Но о дамах, политике, грехах и наказании за них поговорим позже. А теперь прошу за мной, а то мистер Дойл там совсем околеет, пока будет нас ждать.       Тристан Арианвэн изящно развернулся и направился в сторону выхода. Вся его церковная свита с удивительной синхронностью и четкостью в движениях потянулась за ним. Никто из них не подал ни слова, ни разу не высказал своего возмущения. Их дисциплина и покорность главе Братства на Морли была изумительной. Возможно, их он тоже очаровал. И если на Марию такой эффект он произвел благодаря своей внешности, то на них он, скорее всего, влиял своими решениями.       Мария огляделась по сторонам, не увидев ни других людей, ни работников вокзала. Она не могла сказать, удивил ли ее тот факт, что локация была полностью оцеплена и закрыта специально для того, чтобы Верховный Наместник и коннетабль острова могли поприветствовать их лично в более-менее приватной обстановке, но, тем не менее, бандитка была благодарна им за это: она терпеть не могла посторонних зевак, вечно сующих длинные носы не в свои дела.       В следующий момент Аскольд пихнул ее плечом, и Беркутова сдвинулась с места, возглавив неровную колонну из Бродяг, что бурчали и харкали себе под ноги у нее за спиной. Она слышала их разговоры, понимала их сомнение по поводу всех этих временных союзов с островными властями, но у нее не было причин отступать. Пока что.       И только шагающая рядом Нечисть была спокойна и, казалось бы, совсем не чувствовала угрозы. Мария отвела от нее взгляд и глубоко выдохнула, чувствуя на щеках нежное касание теплого пара, выпущенного изо рта.       Стоит ли доверять чутью зверя?